Однажды, в воскресенье, когда Сергеевы пошли в церковь, Алеша поставил самовар и ушел убирать комнаты. Балуясь, хозяйский ребенок вытащил кран из самовара. Вода вытекла, самовар распаялся, и Алеша был избит пучком лучины. Под кожей у него осталось много заноз, спина вспухла, и мальчика пришлось отправить в больницу.
Потом он плавает посудником на пароходе, опять в услужении у Сергеевых, ловит для продажи птиц. Был Алексей и продавцом в иконной лавке, работником в иконописной мастерской.
В иконописной мастерской Алексей впервые почувствовал себя в коллективе - пусть ремесленном, а не рабочем, пролетарском. Он часто читает вслух "богомазам", скрашивая их нудную и скучную, далекую от всякого творчества работу.
Затем Алексей - десятник на строительстве ярмарки, статист в ярмарочном театре.
2
Повар на пароходе "Добрый" Михаил Смурый, в прошлом гвардии унтер-офицер, у которого Алеша был посудником, сумел заставить его на всю жизнь полюбить книгу. Теперь мальчик доставал книги у кого только мог и читал их везде и всегда, как только появлялась для этого малейшая возможность.
Какие же книги читал он тогда?
Как ни враждебно относилось мещанство к знаниям и книге, литература проникала в мещанскую среду - главным образом переведенные с иностранного литературными поденщиками или состряпанные отечественными "писателями" низкопробные книги откровенно развлекательного содержания - о благородных графах, князьях и баронах, их "красивой" жизни, злых негодяях-простолюдинах, искусных сыщиках.
"Завлекательные" названия многих таких книг достаточно ярко характеризовали их содержание: это и "Битва русских с кабардинцами, или прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа", и "Руки полные роз, золота и крови", и "Огненная женщина", "Золотая грязь", "Живая покойница", "Бочонки с золотом" и т.д.
Книги эти были далеки от реальной жизни, уводили читателя в сказочную даль, навевали на него "сон золотой". Но - и это признавал позднее сам Горький - их влияние было не только отрицательным. Они развивали в подростке любовь к чтению, поднимали его над "свинцовыми мерзостями" окружающей жизни.
Влияние мещанского "чтива" отразилось и в первых произведениях писателя, в которых отчетливо видны следы безвкусного и претенциозного стиля обывательской литературы. Так, в первой публикации известного "Челкаша" мы читаем:
"Все эти звуки сливаются в оглушительную симфонию трудового дня..."
"Он... пораженный ужасом, ударившим его, как бич, закрыл глаза и свалился с лавки".
"Лодка помчалась снова, бесшумно и легко лавируя среди судов. Вдруг они выбрались из их лабиринта..."*
______________
* В дальнейшем Горький безжалостно вытравлял подобные красивости из своих произведений. Согласно установленному правилу, произведения писателей публикуются в том виде, как они были напечатаны последний раз при их жизни. Это относится и к горьковским произведениям. Поэтому приведенные выше фразы теперь печатаются так:
"Все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня..."
"Он... пораженный ужасом, ударившим его, как плетью, закрыл глаза и свалился с лавки".
"Лодка помчалась снова, бесшумно и легко вертясь среди судов... Вдруг она вырвалась из толпы..."
При редактировании "Песни о Соколе" Горький устранил такие слова, как "меланхолично", "фантастически".
Мещанская литература о "красивой жизни" дала писателю материал для мастерского воссоздания речи людей, воспитанных на подобной литературе: "Не смей... оскорблять гнусным языком святыню моего сердца!" ("Варенька Олесова").
Но интересы пытливого и любознательного подростка не ограничивались мещанским, обывательским чтивом. Он полюбил и оценил книгу, которая учила и заставляла думать, - произведения Пушкина, Гоголя, Бальзака, Флобера, Золя.
"...Дама вынесла маленький томик в переплете синего сафьяна.
- Это тебе понравится, только не пачкай!
Это были поэмы Пушкина. Я прочитал их все сразу, охваченный тем жадным чувством, которое испытываешь, попадая в невиданное красивое место, - всегда стремишься обежать его сразу. Так бывает после того, когда долго ходишь по моховым кочкам болотистого леса и неожиданно развернется перед тобою сухая поляна, вся в цветах и солнце. Минуту смотришь на нее очарованный, а потом счастливо обежишь всю, и каждое прикосновение ноги к мягким травам плодородной земли тихо радует".
Книги не заслоняли от Алексея жизни, но изменяли ее, делали ярче, значительнее, интереснее. "Книга для меня - чудо", - писал Горький в 1926 году, и этот восторг перед книгой он пронес через всю жизнь - с плавания по Волге со Смурым до последних дней жизни.
3
Мечта учиться все больше овладевала юношей. По совету знакомого гимназиста в 1884 году Алексей едет в Казань - ведь там университет. Но учиться ему не пришлось: жить было не на что. Будущий писатель проходил свой университет на пристанях, в ночлежках, в студенческих нелегальных кружках, где читали Чернышевского и Маркса.
Алексей живет среди босяков и оборванцев, так же, как и он, перебивающихся случайными заработками.
"...Иногда я... - вспоминал Горький, - не находя работы, добывал кусок хлеба, нарушая "священный" принцип мещанства - принцип собственности: выкапывал картофель на полях, овощи в огородах, питался горохом, случалось свернуть голову курице".
Окружающая среда, влияние прочитанных авантюрных романов привели к тому, что юноша, - как признавался позднее Горький, - "чувствовал себя вполне способным на преступление не только против "священного института собственности" (т.е. не только кражу. - И.Н.). Тем более, что из рассказов деда можно было сделать вывод: "если преступление не удалось - тогда это преступление, достойное кары; если же оно ловко скрыто - это удача, достойная хвалы".
Спасли юношу от скользкого преступного пути хорошие книги, которые возбуждали стремление к интересной и содержательной жизни, и хорошие люди, которых он знал.
В числе его знакомых - рабочие казанских заводов и фабрик. "...У меня еще в юности возникло сознание - вернее чувство - органического родства с рабочим классом", - писал он в 1927 году.
Одно время Алексей жил с состоявшим под тайным надзором корректором Гурием Плетневым, скоро арестованным за организацию тайной типографии. Познакомился он и с Н.Е.Федосеевым - "одним из первых, - по словам В.И.Ленина, - начавших провозглашать свою принадлежность к марксистскому направлению... Федосеев пользовался необыкновенной симпатией всех его знавших, как тип революционера старых времен, всецело преданного своему делу..." Но, к сожалению, знакомство Горького с Федосеевым было недолгим и поверхностным.
Горький родился через семь лет после отмены крепостного права, его духовное созревание происходило в эпоху напряженных идейных исканий русского общества, когда уходили в прошлое старые народнические идеи, когда начинало созревать социал-демократическое рабочее движение, когда Россия подходила к усвоению марксизма.
Духовный рост будущего писателя был быстрым. Он прочел Чернышевского, Добролюбова, Писарева, народника Лаврова, Плеханова, "Манифест Коммунистической партии". Сильное впечатление производили на него философские книги.
В личной библиотеке Горького до сих пор хранится купленная им в молодые годы книга немецкого философа Шопенгауэра "Афоризмы и максимы" с многочисленными пометками.
Его внимание привлекли и книги по естествознанию - в частности "Рефлексы головного мозга" И.М.Сеченова. Интересовала история - труды Соловьева, Костомарова, Ключевского, не раз перечитывал он многотомную "Историю упадка и разрушения Римской империи" Э.Гиббона.
В кружках казанской молодежи будущий писатель любил слушать рассказы о вожаках крестьянских восстаний - Т.Мюнцере, Пугачеве, Разине, о замечательных деятелях Великой французской революции - Марате, Дантоне, Робеспьере.
Алексей на этих собраниях впервые увидел "людей, жизненные интересы которых простирались дальше забот о личной сытости, об устройстве личной, спокойной жизни, - людей, которые прекрасно, с полным знанием каторжной жизни трудового народа, говорили о необходимости и верили в возможность изменить эту жизнь".
В то время, когда Алексей Пешков ходил в казанские студенческие кружки, их посещал и студент Казанского университета Владимир Ульянов, но Пешков и Ульянов тогда не встречались.
В Казани Горький прожил около четырех лет, работая садовником, дворником, поденщиком. Осенью 1885 года он нанялся в крендельную Семенова подручным пекаря.
Работать у Семенова приходилось по 14-17 часов в сутки - за три рубля в месяц. Алексея удивляла патриархальная покорность рабочих-крендельщиков, вчерашних крестьян, которые видели в хозяине-кровопийце "своего брата" только более удачливого, чем они. Надо благодарить хозяина за то, что не дает умереть им с голоду, думали рабочие, а то, что эта "забота" продиктована исключительно стремлением нажить капитал, что Семенов обирает их, - было еще неясно. В условиях ремесленного производства работники не дорастали до четкого понимания непримиримости противоречий хозяев и рабочих, до классовой пролетарской солидарности. Эти противоречия быстро осознавались на фабрике, на заводе, именно там возникло чувство пролетарской солидарности, единства всех угнетенных.
Алексей нередко читал рабочим, рассказывал им о виденном и прочитанном, пытался вызвать у них чувство протеста, даже поднять на стачку - но безуспешно.
"Меня марксизму обучали лучше и больше книг казанский булочник Семенов и русская интеллигенция", - писал Горький о роли своих жизненных "университетов".
От Семенова летом 1886 года Алексей перебрался в булочную Деренкова. Доходы от нее шли на пропаганду среди молодежи передовых, неугодных правительству идей. При булочной была нелегальная библиотека из запрещенных книг - произведений революционных демократов 60-х годов и народников. Запрещенными были также "Капитал" Маркса, сочинения Лассаля, "Исторические письма" Лаврова.
У Деренкова часто собирались студенты - обсудить прочитанные газеты и книги, события в городе и университете, поспорить. По сведениям Казанского жандармского управления, деренковская булочная служила "местом подозрительных сборищ учащейся молодежи, занимавшейся там между прочим совместным чтением тенденциозных статей и сочинений для самообразования в противоправительственном духе, в чем участвовал и Алексей Пешков".
Хотя Алексей был у Деренкова "своим человеком", работать ему приходилось много, и заработок был невелик. Беспросветная нужда, изнуряющая работа усугублялись тяжелыми личными переживаниями. Из Нижнего писали, что в феврале 1887 года умерла бабушка*, неудачным было увлечение сестрой Деренкова Марией: она не отвечала взаимностью.
______________