Поскольку СССР не стал форсировать выигрыш в соревновании двух систем, Запад получил передышку и разработал новый механизм стимулирования производства и запуска новой технологической волны (которую потом назвали информационной революцией). Из сказанного выше можно легко понять его суть. Действительно, в чем причина ПЭК-кризиса? В невозможности инвестирования из-за накопившихся рисков производителей. В конце 70-х годов, в период третьего ПЭК-кризиса, уже невозможно было использовать для снятия рисков банковскую систему (даже с учетом ее рефинансирования со стороны ФРС), невозможно было расширять рынки, поскольку все свободное пространство занимали СССР и его система разделения труда. И что делать?
Единственный вариант, который приходит в голову: имитировать расширение рынков за счет резкого расширения возможности покупки товаров и услуг со стороны существующих потребителей. Поскольку увеличить их реальные доходы невозможно (воспроизводственный контур достиг предела своих возможностей, периферия тоже исчерпана), нужно увеличивать потребление за счет роста долга. Беда только в том, что если дать человеку кредит на любой срок, то по итогам этого срока его потребление не вырастет, а упадет, поскольку вернуть он должен больше, чем взял, с учетом процентов (банки должны получать прибыль). Что это значит? Что нужно отказаться от концепции возврата кредита!
Вопрос: а как это можно сделать? А вспомним государства!
Они же никогда не возвращают взятые кредиты целиком (отдельные исключения, вроде Румынии 80-х, только подтверждают это правило), они их рефинансируют! Да, для физических лиц система рефинансирования обычно не применяется, но в критической ситуации можно же и изменить концепцию! И вот в конце 70-х годов модель кредитования физических лиц стала принципиально меняться.
Когда я читаю лекции на эту тему, то обычно рассказываю сказку, которую сочинил специально, чтобы иллюстрировать ситуацию. Сказка – потому что это полностью выдуманный пример, однако четко оттеняющий какой-то принципиально важный момент: «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Вполне имеет смысл привести ее здесь.
Итак, некий джентльмен вечером после работы возвращается домой. Это может быть богатый человек, и тогда он на своем «роллс-ройсе» въезжает во двор своего особняка, может – не очень, и тогда он поднимается по лестнице многоквартирного дома и открывает дверь своим ключом. И на пороге его встречает жена.
– Дорогой, у нас катастрофа! – говорит она.
– Что-то случилось с детьми? – пугается наш герой.
– Нет, нет, – говорит жена, – просто у меня проблема!
Дальше есть варианты. Жена богатого героя объясняет, что какой-то идиот на «Жигулях» въехал в ее «феррари», бедного – что сломалась стиральная машина.
– Ну, это все мура, – говорит наш герой, – давай сейчас поужинаем, отдохнем, и завтра я со свежей головой решу твою проблему!
– Нет, ты не понимаешь! Завтра у меня встреча с подружками, и все должно быть безупречно!
– Но послушай, уже вечер, денег у меня в кармане все равно нет, банки вот-вот закроются…
– Ничего не знаю, ты глава семьи, и ты должен быстро решить вопрос. А после этого будет и ужин, и отдых!
В общем, как показывает опыт, в большинстве таких случаев победа на стороне жены и наш герой оказывается на улице… Он смотрит по сторонам, чешет затылок и вдруг видит вывеску «Банк». Он обреченно идет туда, и к нему подбегает клерк, который задает стандартный вопрос:
– Простите, чем мы можем вам помочь?
– Ну, – отвечает наш герой, – мне нужна стиральная машина!
– Отлично! – восклицает клерк. – У нас как раз есть партнерский магазин бытовой техники, сотрудник может выехать к вам уже через пять минут!
А затем он задает вопрос, который в банке, вообще говоря, не услышишь:
– Простите, а сколько вы можете нам платить в год, чтобы это не обременило ваш семейный бюджет?
– Ну… Скажем, тысячу монет!
– Отлично! Стиральная машина стоит пять тысяч монет. Наши владельцы требуют, чтобы с каждой монеты, отданной клиенту, мы вернули обратно на двадцать процентов больше.
Так что мы можем вам дать кредит пять тысяч монет на шесть лет. Первый год вы вернете тысячу монет, это будет процент за кредит. Затем пять лет вы платите по тысяче монет – это будет тело кредита. То есть получается, стоимость кредита три целых семь десятых процента годовых. Вас устраивает?
– Конечно! – восклицает наш герой.
И уже через несколько минут приехавшие мастера ставят в его квартире новую стиральную машину, мир в семье восстановлен.
…Проходит год, и наш герой с 1000 монет, процентами по кредиту в 5000 монет, приходит в банк. У него берут эти деньги и говорят, что владельцы банка изменили свою политику, поскольку в мире экономический бум и они теперь от политики получения максимальной прибыли с каждого клиента переходят к политике увеличения потока клиентов, а потому с каждой выданной в кредитмонеты готовы брать всего 10 %. И по этой причине готовы выдать на тех же условиях (1000 монет в первый год – проценты и по 1000 каждый последующий год – тело кредита) кредит в 10 000 монет.
– Но как же, – восклицает наш герой, – у меня же еще кредит в пять тысяч монет!
– А вы его полностью погасите из этих десяти тысяч! А на оставшиеся пять тысяч купите жене посудомоечную машину!
Устоять невозможно, и наш герой берет новый кредит. Через год он с 1000 монет, процентами по десятитысячному кредиту, приходит в банк. У него забирают тысячу и радостно говорят, что поскольку он идеальный клиент с потрясающей кредитной историей, то ему может быть выделен кредит в 20 000 на тех же условиях (1000 монет в первый год – проценты и по 1000 каждый последующий год – тело кредита). Он берет новый кредит, гасит предыдущий в 10 000 и – гуляй не хочу! И через год, заплатив очередную 1000 монет в качестве процента по двадцатитысячному кредиту, он слышит от банковского клерка: «Вы выиграли внутрибанковскую лотерею, только для вас владельцы готовы на два с половиной процента на каждую монету, сорок тысяч брать будете?»
И что мы имеем в результате? Платит наш герой фиксированную сумму, «которая не обременяет его семейный бюджет», его благосостояние все время растет (1000-5000-10 000-20 000), только вот долг все время нарастает… И все время падает стоимость кредита.
А теперь голая статистика. Средний долг американских домохозяйств вырос с 1981 г., начала «рейганомики» (ну если быть более аккуратным, долг домохозяйств начал расти с 1983 г., первые два года стимулировали только государственные расходы), примерно в два раза по отношению к их годовому доходу (с 6065 % от реально располагаемых доходов до более чем 130 %), учетная ставка ФРС, которая в 1980 г. достигала 19 % (это было в самом пике и очень недолго, к началу «рейганомики» в 1981 она уже упала до 18 %, ФРС боролась с инфляцией), была снижена к декабрю 2008 г. (удивительное совпадение со сроком начала кризиса, не находите?) до нуля. А вот сбережения домохозяйств (на фоне растущих расходов) остались на уровне конца 50-х годов (обесценились в 70-е годы), по покупательной способности, разумеется (рис. 26).
Рис. 26. Графики частного долга, сбережений, учетная ставка и объем частных расходов 1970-2000 гг. (частный долг: https://fred.stlouisfed.org/series/CMDEBT; сбережения: https://fred.stlouisfed.org/series/HNOTSAQ027S; учетная ставка: https://fred.stlouisfed.org/series/INTDSRUSM193N; объем частных расходов: https://fred.stlouisfed.org/series/PCECA)
Или, иначе, уровень учетной ставки (2) и ставки 30-летней ипотеки (1) на отдельном графике (рис. 27).
Рис. 27. Учетная ставка (https://fred.stlouisfed.org/series/INTDSRUSM193N; ставка 30-летней ипотеки: https://fred.stlouisfed.org/series/MORTGAGE30US)
И – в качестве напоминания – графики долгов и реальных доходов населения (рис. 28, 29).
Рис. 28. Рост долгов домохозяйств (потребительский кредит и ипотека)
Рис. 29. Отношение долга американских домохозяйств к реально располагаемым доходам в 1981-2010 гг. (реальные доходы: https://fred.stlouisfed.org/series/DSPI; долги населения: https://fred.stlouisfed.org/series/CMDEBT)
Картина получается абсолютно понятной и прозрачной, и даже некоторое падение долга тут не спасает. Во-первых, долг остается выше 100 % от реально располагаемых доходов, что слишком много. Во-вторых, здесь не учтены некоторые виды долга, в частности, перед государством, например, в виде образовательных кредитов, которые быстро растут. Да, они не настолько обязательны к возврату, как кредиты ипотечные, но свою негативную роль играют. В-третьих, часть частного долга переложена на местные, региональный и федеральный бюджеты.
Во всяком случае, совершенно очевидным становится причина того, что кризис произошел именно к концу 2008 г. – именно в этот период возможность рефинансировать частный долг за счет снижения ставки была исчерпана. По причине снижения реальной ставки до нуля.
Властям США в конце 70-х стало абсолютно ясно, что, для того чтобы не фиксировать поражение в борьбе с СССР и Советской технологической зоной, необходимо совершить новый технологический рывок. Проблема в том, что для этого необходимо не только проплатить НИОКРы и разработать соответствующие технологии, но еще и создать под них рынок. Поскольку в противном случае про эти технологии просто забудут и они уйдут в историю…
Беда была в том, что по итогам кризиса 70-х (который, кстати, еще продолжался в период, когда соответствующие планы разрабатывались) совокупный частный спрос довольно существенно упал, причем, поскольку с конца 60-х прошло не так уж много времени, люди думали не о том, чтобы покупать какие-то новые игрушки (персональные компьютеры), а о том, чтобы восстановить свой не столь уж давний уровень жизни. И в этой ситуации задача организаторов, управленческой элиты США, состояла не только в том, чтобы помочь людям получить новые товары, принадлежащие уже новой, информационной эре, но и насытить обычный потребительский спрос, чтобы на психологическом уровне закрыть проблемы 70-х.
Первая задача была решена более или менее просто – через описанный выше в сказке механизм. Но это еще далеко не все. Еще один очень важный механизм – это вынос производства товаров народного потребления вовне (в Китай в первую очередь). Как работал этот механизм? Представим себе джинсы производства США. Их стоимость (цифры дальше условные, для удобства понимания) 100 долларов, добавленная стоимость (вклад в ВВП) – 4 доллара, все остальные 96 долларов – это, так или иначе, вклад во внутренние инвестиции, зарплату и налоги.
Теперь перенесем их производство в Китай. Себестоимость производства там 4 доллара, продаются они в США оптом за 20 долларов. Добавленная стоимость – 16 долларов (рентабельность 400 %), которая на первом этапе делилась в отношении 1:3 в пользу инвесторов. То есть для китайского производителя рентабельность производства 100 %, а для американского посредника – 300 %. Правда, часть этих денег придется отдать на налоги, зарплаты и другие издержки. Отметим, что эти 12 долларов и в абсолютном выражении больше, чем 4 доллара добавленной стоимости в случае производства этих джинсов в США. И получает их, кстати, в основном торговая система, т. е. тот самый Walmart, о котором говорится выше, в описании доклада компании Маккинзи.
Разумеется, есть и более тонкие моменты, в частности, пропадают 96 долларов, которые шли на внутренние инвестиции, налоги и зарплаты. Поскольку я не большой специалист по налоговой системе США, я не берусь описать, как решалась эта проблема. Кроме того, есть и многие другие моменты, поскольку реальная розничная цена джинсов будет больше, чем 20 долларов (нужно оплачивать инфраструктуру и создавать рабочие места для продавцов), но описанная картина достаточна для того, чтобы понять, что вынос производства в Китай не уменьшал, а увеличивал ВВП США! И при этом у тех, кто сохранил свои рабочие места (т. е. стабильные доходы), появлялись свободные деньги, которые можно было направить на выплату новых потребительский кредитов. При этом простые потребительские товары резко упали в цене!
Неудивительно, что в 80-е годы в США появилось ощущение, что экономический рост возобновился. При этом продукция информационной эры получила колоссальный спрос, что и позволило совершить информационную революцию, победить СССР (который аналогичную палочку-выручалочку найти не сумел) и даже расширить рынки в конце 80-х – начале 90-х за счет захвата рынков бывшего СССР. Кстати, в некоторых отраслях (например, продаже авиационной техники) расширение рынков для западных компаний было очень значительным, не в два раза, но процентов на 60 точно.
Здесь нужно сделать одно важное отступление. Оно носит не столько экономический, сколько проектный характер, но представляется мне крайне важным. В тот момент, когда стало понятно, что Горбачев сдает СССР (скорее всего, это произошло на встрече на Мальте в конце 1989 г.), перед элитой США встал принципиальный вопрос: как продолжать свою политику в отношении СССР? Базовых вариантов было два, и они соответствовали подходам Капиталистического ГП и Западного проекта.
Очень условно их можно было разделить так: либо активами, разграбленными на обломках мировой системы социализма, погасить долги «рейганомики» 80-х годов и начать двигаться с нуля, либо же продолжить модель мультипликации финансовых активов на новой базе – активов СССР. Как понятно, вопрос этот был не экономическим, а элитным: в первом случае роль финансовой элиты резко сокращалась по сравнению с 80-ми годами, во втором она, напротив, продолжала расти. Есть основания считать, что президент США Буш-старший был за первый вариант, но он, как видно из результатов, проиграл, и к власти в США привели Билла Клинтона, начавшего безудержную накачку финансовых активов и отмену тех ограничений на финансовый сектор, которые ввел еще Рузвельт (в том числе и знаменитого закона Гласса – Стиголла).
Отметим, что этот выбор сказался и на России, поскольку в конце 80-х предполагалось, что реформы в нашей стране (а Буш не хотел распада СССР) будет проводить команда Явлинского, который активно взаимодействовал с администрацией Буша. Но поскольку к концу 1991 г. стало понятно, что Бушу, скорее всего, придется уйти, в России появилась альтернативная команда под руководством Гайдара и Чубайса, которая и прославилась (совместно со своими партнерами в США вроде Ларри Саммерса) неудержимой коррупцией и приватизацией.
Эта история очень показательна с точки зрения того, насколько влияет общественная составляющая на принятие стратегических экономических решений. И план Буша-старшего, и тот план, который потом реализовывал Клинтон, не имели никакого априорного объективного преимущества друг перед другом, вопрос был исключительно в том, какие элитные группы станут главными бенефициарами процесса распада мировой системы социализма и каким объемом активов поделятся с новыми элитами на этих территориях. Сегодня кажется, что элиты Западного проекта пожадничали и в результате рискуют полностью разрушить свой проект, однако более или менее точной экономической теории тогда не было, предсказать события, которые произошли через четверть века, тоже было невозможно. Так что вопрос об ошибке становится достаточно абстрактным, история не позволяет рассматривать альтернативные сценарии.
При этом теоретические основания – штука хорошая, но хорошо бы понять, как она работает на практике. По этой причине в следующей главе я повторю тот текст, который был написан по итогам исследования МОБ США в 2001 г. и впервые был представлен на Чаяновских чтениях в РГГУ весной 2002 г. Затем он был повторен в нашей с Андреем Кобяковым книге «Закат империи доллара и „конец Pax Americana“», вышедшей в 2003 г. Как видно из этих результатов, в экономике США в начале 2000-х годов уже сложился очень серьезный структурный перекос, характерный для ПЭК-кризисов. Отмечу, что этот текст писался в 2001 г., и я специально сохранил доводы и стилистику того периода – для того, чтобы показать, что наши взгляды и позиции сформировались уже довольно давно.