- Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет!?
Затем Сталин спросил:
- Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?
"Мы - вспоминает Г.К. Жуков, - доложили, что в составе четырех западных приграничных военных округов к 1 июля будет 149 дивизий и одна отдельная стрелковая бригада.
- Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, - сказал Сталин.
Жуков ответил, что по разведывательным сведениям. немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени: каждая насчитывает 14 16 тысяч человек. Наша же дивизия даже 8- тысячного состава практически в два раза слабее немецкой. Сталин заметил: - Не во всем можно верить разведке"{20}.
Вспоминая об этом разговоре уже в послевоенные годы, выступая в Институте истории СССР, Семен Константинович рассказывал:
- Прохаживаясь мимо нас, Сталин бегло просмотрел полученные материалы, а затем небрежно бросил их на стол со словами: "А у меня другие документы", - и показал пачку бумаг, содержащих, как он подчеркнул, иные сведения. Зная мнение Сталина, что в ближайшие месяцы войны не будет, и стремясь угодить ему, начальник разведывательного управления Голиков начисто отметал правдивость и достоверность всех объективных донесений...
Почему же Сталин не доверял разведке? Почему ставил под сомнение почти все другие источники информации? Почему так нерешительно он соглашался на меры по повышению боевой готовности армии? Эти вопросы не раз ставил перед собой Тимошенко. На некоторые из них он находил ответ, на некоторые его не было.
Сложным и разноречивым, по представлению Генсека был вопрос о сроках нападения фашистской Германии. Информации поступало немало, иногда взаимоисключающей одна другую. В результате она не вызывала полного доверия.
Так, 29 декабря 1940 года из Берлина поступили сведения: "Война начнется в марте 1941 года". 4 января военный атташе в Берлине подтвердил их достоверность. Однако наступил март. Из Белграда пришло сообщение: "Немцы выступят в мае этого года". 15 марта источник из Бухареста докладывал: "Войну следует ожидать через три месяца". 10 апреля из Югославии сообщили: "Нападение на Советский Союз запланировано на конец июня". 1Э июня из Берлина пришло уточнение: "Война начнется 22-25 июня"...
Дело усугублялось еще и тем, что Сталин расценивал поступавшие данные как дезинформацию, как попытку спровоцировать вооруженное столкновение Советского государства с Германией. Тимошенко была известна его резолюция на информации военного атташе во Франции
генерала Суслопарова: "Эта информация является английской провокацией". Усиленно "подыгрывал" Сталину и Берия. В одной из докладных он писал: "... Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня "дезой" о якобы готовящемся нападении на СССР... Начальник разведуправления, где еще недавно действовала банда Берзина, генерал-лейтенант Ф.И. Голиков жалуется на Деканозова и своего подполковника Новобранца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе... Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!"{21}
Желание исключить какие-либо провокационные действия прослеживалось во всех аспектах деятельности Сталина весной 1941 года. Об этом свидетельствуют многие документы того времени, ставшие известными спустя годы. Так, на европейском симпозиуме историков в Вене в 1988 году ученый из ФРГ Р. Кремер раскрыл часть воспоминаний генерала армии Н. Г. Лященко о его беседах с покойным маршалом С.К. Тимошенко. Семен Константинович рассказывал ему, что через месяц после своего острого, проникнутого тревогой выступления 5 мая 1941 года на выпуске офицеров Красной Армии в Кремле он вместе с Г.К. Жуковым был приглашен на заседание Политбюро, где Сталин в самой резкой форме отверг возможность начала войны в ближайшее время, приказал прекратить любые передвижения войск в западных районах и не провоцировать немцев{22}. Боязнь самой мысли о возможности начала боевых действий объяснялась, как представлял себе Тимошенко, неуверенностью Сталина в способности Красной Армии противостоять агрессии в трудное время ее технического перевооружения, а также невозможностью промышленности страны выполнить в ближайшее время оборонные заказы...
А война приближалась.
1 июня. Верховное главнокомандование вермахта назначило срок начала агрессии:
"1. Днем "Д" операции "Барбаросса" предлагается считать 22 июня...
"2. 22 июня в 3 часа 30 минут - начало наступления сухопутных войск и перелет авиации через границу..."
Начат вывод немецких войск в выжидательные районы, оборудованные в 7 - 10 километрах от государственной границы СССР.
15 июня. Верховное главнокомандование дало разрешение главному командованию ВМФ применять оружие на Балтийском море "против подводных лодок южнее линии Мемель - южная оконечность острова Эланд."
18 июня. Дивизии первого эшелона вермахта начали занимать исходное положение для наступления.
В составе вермахта насчитывались 182 дивизии и 19 бригад, из них германских - 153 дивизии и 3 бригады, в первом стратегическом эшелоне действовало 3,5 млн. человек, 28 тысяч орудий и минометов, 3,7 тысяч танков и штурмовых- орудий, 3,7 тысячи боевых самолетов. В соответствии с планом "Барбаросса" к агрессии изготовились три ударные группировки: "Север" (на участке Мемель - Гольдап), "Центр" (от Гольдапа до Влодавы), "Юг" (от Люлина до устья Дуная). В резерве верховного главнокомандования находились 24 дивизии.
... О том, что Нарком обороны СССР трезво оценивал военно-политическую обстановку, сложившуюся к лету 1941 года, ее ближайшие перспективы развития, свидетельствуют многие мероприятия, проводимые по его решению. Характерен в этом отношении разговор между С.К.Тимошенко и К.К. Рокоссовским в начале июня 1941 года. На вопрос Рокоссовского, вызванного Семеном Константиновичем в связи с назначением его командиром 9-го механизированного корпуса, не придется ли в ближайшее время драться с Гитлером, маршал ответил:
- Судя по всему, придется... Так что, Константин Константинович, незамедлительно отправляйтесь к новому месту службы и готовьтесь..."{23}.
Остро ощущая приближение войны, нарком 19 июня отдал приказ тщательно замаскировать в приграничных военных округах аэродромы, парки автомашин, базы и склады, рассредоточить самолеты по аэродромам. В тот же день по его указанию начался вывод в основные районы полевых пунктов управления объединений. Устанавливались жесткие сроки готовности радиосредств к работе. Нарком разрешил командующему войсками Киевского Особого военного округа провести частичное развертывание. Как отмечал впоследствии Г.К. Жуков, Берия немедленно доложил об этом Сталину, который позвонил Тимошенко и "дал ему как следует нахлобучку"{24}.
21 июня 1941 года станет последним мирным днем в жизни советских людей.
Нарком обороны, - вспоминал один из его заместителей генерал армии К.А. Мерецков, - находился в особенно напряженном состоянии.
- Возможно, завтра начнется война! Вам, - приказал он, - надо быть в качестве представителя Главного командования в Ленинградском военном округе. Его войска Вы хорошо знаете и сможете при необходимости помочь...{25}
Во второй половине дня генералу Г.К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского Особого военного округа. Он доложил, что от перебежчика получены сведения - завтра фашистские войска перейдут в наступление. Эти данные были немедленно сообщены И.В. Сталину и С.К. Тимошенко. Нарком обороны и начальник Генерального штаба были вызваны к главе Советского государства. В его кабинет почти одновременно вошли все члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их о полученных сведениях и спросил:
- Что будем делать? Все молчали.
- Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных военных округов в полную боевую готовность, - нарушил паузу Тимошенко.
- Читайте, - бросил Сталин.
Жуков прочел проект директивы, подготовленный в Генштабе, в котором подчеркивалась необходимость решительных действий в соответствии с оперативным планом отражения нападения. Сталин перебил начальника Генштаба:
- Такую директиву сейчас давать преждевременно. Может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Когда военные ушли отдавать необходимые распоряжения, Сталин как бы про себя сказал:
- Думаю, что Гитлер нас провоцирует... Неужели он решился на войну?
С поправками, внесенными И.В. Сталиным, директива точнее - приказ НКО No 1 от 22 июня 1941 г. пошла в войска. Она гласила: "1. В течение 22-23.6.41 возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение немцев может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев или их союзников.
3. ПРИКАЗЫВАЮ:
а). В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б). Перед рассветом 22.6.41 рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в). Все части привести в полную боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить"{26} .
...23 часа. У Наркома Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецова зазвонил телефон. Это от Наркома обороны:
- Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне.
"Маршал, - вспоминал Н. Г. Кузнецов, - шагая по комнате, диктовал. Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листков большого блокнота для радиограмм. Видимо, нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго. Семен Константинович заметил нас (Н. Г. Кузнецов прибыл с адмиралом В.А. Алфузовым, заместителем начальника Главного морского штаба, - авт.), остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну!"{27}.
В 00 часов 30 минут в штабы приграничных военных округов была закончена передача директивы, предупреждавшей о возможном нападении фашистов в течение 22 - 23 июня. На важном и чрезвычайно ответственном документе стояли две подписи: маршала Тимошенко и генерала Жукова. Это были люди очень разные внешне, но весьма схожие по своим человеческим качествам, прежде всего по обладанию огромной силой воли и целеустремленностью. 3 часа ночи. Сталин устало смотрел из окна своего бронированного автомобиля на безлюдные улицы. Он еще не знал, что немецкие самолеты уже летят бомбить советские города и аэродромы, что экипажи фашистских танков выводят свои машины на исходные позиции, что гитлеровские генералы все чаще смотрят на циферблаты своих часов. Их стрелки приближались к роковой отметке. Но едва Сталин стал засыпать, разложив постель на диване в своем кабинете на даче, где он и работал, и отдыхал, в дверь осторожно постучали. Стук больно отозвался в сердце: Сталина никогда не будили. Должно быть, произошло самое худшее. Неужели он просчитался? Натянув пижаму, Сталин вышел. Начальник охраны доложил:
- Генерал армии Жуков просит вас, товарищ Сталин, по неотложному делу к телефону! Сталин подошел к аппарату.
- Слушаю...