Выспался я, как обычно в этом мире, превосходно. Энергия переполняла меня и требовала выхода. После завтрака, поставил Милошевичу задачу — к полудню собрать всех незадействованных на дежурстве гусар 15-ой роты перед моим, теперь уже, домом, в полной выкладке, с лошадьми.
Познакомлюсь и сразу проведу строевой смотр, чтобы оценить степень боеготовности роты, хотя называть девятнадцать гусар — ротой, это перебор.
Мой скакун уже стоял оседланный у ворот дома, поэтому я, взяв у хозяйки сверток со свежим хлебом для парней, поехал на пастбище.
Добрый, Гном и Архип сидели у костра и пили свежезаваренный травяной чай. Позавтракав, Добрый и Гном оседлали лошадей и мы вместе поехали осматривать дом.
Дом был посолиднее, чем у Милошевича, но, в целом, ничего особенного, можно сказать — типовая застройка. Основное отличие заключалось в буйстве растительности вокруг дома. Давно заметил, что на «заброшках» все растет намного быстрее, чем обычно, словно природа, узнав об уходе человека, скорее хотела отвоевать землю себе.
В целом, неплохо — комнат в доме было штук восемь, в том числе, приличных размеров гостиная, но планировка дома оказалась непривычной, так сказать, «нерусской», что объяснимо, во дворе имелись хозяйственные постройки и колодец, а вокруг дома приличный участок земли — крепкое хозяйство.
После осмотра, оставив Доброго и Гнома чертить схему дома, поехал знакомиться с командиром 16-ой роты ротмистром Войновичем, благо ехать было недалеко, только пересечь площадь. Дом Войновича был близнецом моего, только ухоженный.
Ротмистр Мирослав Войнович оказался небольшого роста, чернявым, с пышными усами и бакенбардами, примерно моим ровесником.
После официальных приветствий и представления меня своей большой, состоящей из жены и пяти детей, семье, мы с ротмистром уединились в его кабинете и отлично пообщались за чашкой чая.
Мирослав оказался из старинного сербского дворянского рода. Род Войновичей, по его словам, происходил от Воина, внука сербского короля Стефана Дечанского, жившего в 14 веке. В 17 веке, спасаясь от османского террора, семья переехала из Герцеговины в Герцег-Нови, который был в 1692 году захвачен Венецианской республикой. Венецианская республика признала их дворянский статус и герб. Часть семьи осталась на службе Венецианской республики, часть эмигрировала Австрию, Венгрию и Россию. Семья Мирослава перешла из Австро-Венгрии в российское подданство пятнадцать лет назад, вместе с полком Райко Прерадовича, отца нынешнего командира полка, который, чтобы подчеркнуть дворянское достоинство, добавил к своей фамилии, на французский манер, частицу «де». Так появился новый вариант фамилии — Депрерадович.
Я рассказал ему свою биографию, да порасспросил его о хозяйственной деятельности. Оказалось, что офицеры, для обработки ранговой дачи, так называли, выделенный офицеру, участок земли, размер которого зависел от его ранга, нанимали вольных людей, приходящих сюда в поисках лучшей жизни из близлежащих областей. Рядовые гусары обрабатывали свои участки сами. Кроме того, разводили лошадей и другую домашнюю скотину.
Командиру полка полагалось 500 десятин[18] земли, штаб-офицеру — 200, командиру роты — 100, прочим офицерам по 50 десятин. Данные цифры мне, конечно, ни о чем не говорили — много это, или мало, без понятия. На местности разберемся.
Вольнонаемные образовывали хутора, заводили семьи, обзаводились хозяйством — так осваивалось Дикое поле, например, у Мирослава было больше 50 наемных работников, которые со 100 десятин могли принести до 300–400 рублей годового дохода.
Хорошей новостью оказалось, что у ротмистра Вранича, земля ему пухом, тоже были наемные работники, человек тридцать, жившие на хуторе километрах в трех от Луганского. Значит земля обрабатывается и жить будет на что. Однако, кроме этих работников, обрабатывающих землю, больше Вранич, в отличии от того же Войновича, никаким хозяйством не занимался, а больше любил воинское дело, лично выезжая на патрулирования, в одном из которых и погиб. У Войновича же, была водяная мельница, имелось 40 лошадей, 50 голов крупного рогатого скота, свиньи и куры.
Кроме этого, ротмистр просветил меня, что мундир можно пошить в Бахмуте или Изюме рублей за 10–15, там же есть оружейная лавка.
Попрощавшись с Мирославом и его супругой Марией, которая пригласила меня завтра на обед к ним, я поехал домой.
На площадке у дома, вставши в небольшой кружок меня дожидались мои гусары. Завидев меня, Милошевич встрепенулся и дал им команду построиться в одну шеренгу. По их движениям сразу видно, что гусары больше поселенцы, чем бойцы. Построились они, как сказал бы мой старшина в училище, как бык пос…ал. Спешившись, я передал поводья вахмистру и поздоровался, — Здравствуйте а…(чуть не ляпнул товарищи) гусары!
— Здравия желаем Вашбродь! — гаркнули бойцы.
Форма Бахмутского гусарского полка была практически полностью синего цвета, с включением пары желтых элементов — воротника и обшлагов доломана и окантовки чепрака[19] и сумки для боеприпасов, надо узнать, как они ее называют. Вооружены гусары были парой пистолетов и саблей.
Я понимал, что яркие мундиры, причем своей расцветки для каждого полка, обусловлены тактикой ведения боевых действий данной эпохи, чтобы командующему по цвету мундиров было понятно какой действует полк, но нам для выполнения, фактически, функций пограничных войск этого не требовалось. Однако, шить себе синий мундир, конечно, придется, нельзя сразу наглеть. Будет, как парадная форма, а для войны будет камуфляж. Поэтому, в первую очередь, нужно придумать упрощённый вариант «мультикама» и переодеть бойцов в полевую форму.
Проведённый мной строевой смотр показал, что форму, лошадей и оружие, большинство гусар, держали в ухоженном состоянии. Это радует, как говориться — «кости есть, мясо нарастет» — а настоящих бойцов из них сделает Добрый. Никто меня, конечно, не поймет — жизнь здесь течет размеренно, банды степняков рассматриваются как досадное недоразумение, с которым приходится мириться, но я то знал, что уже зимой этот привычный мирок рухнет под ударом пятитысячного отряда нуреддина[20], из состава орды хана Крым-Гирея.
После строевого смотра, я представил новых унтер-офицеров роты — вахмистра Емельянова Прохора Петровича и капрала Чернова Николая Федоровича и распустил личный состав, было уже время обеда.
После обеда, нарезал Милошевичу и Архипу задач по приведению дома в порядок и, в сопровождении Доброго и Гнома, поехал на хутор.
Пока обедали, Гном разобрался, что десятина это примерно гектар. Значит мои сто гектар — это кусок земли километр на километр, не много, но на первое время хватит.
По дороге обсудили первые впечатления от нашего нового, в широком смысле этого слова, дома, и сошлись на мнении, что мы, всего за неделю, смогли неплохо устроиться. Легализовались не самыми последними людьми в этом мире, дело есть, крыша над головой тоже, средства к существованию имеются. Времени до начала войны, конечно, маловато, а дел надо сделать много, но это, можно сказать, обычная ситуация для России — она всегда немного не успевает с подготовкой к войнам, то перевооружение не закончит, то укрепления не достроит, а потом раскочегаривается и, почти всегда, отвешивает врагам «кровавых люлей».
Хутор состоял из восьми дворов. Собрав всех жителей хутора на сход, объявил, что я являюсь теперь хозяином этой земли, они могут не беспокоиться и продолжать работать, как работали, условия сохраняются прежние (еще бы мне их узнать), и после распустил народ по домам, оставив только старосту, по имени Савватей, который принес договор с Враничем, где были прописаны условия на которых они работали, ренту за прошлый год, и рассказал мне, в общих чертах структуру хозяйства.
Имеющимися силами, хуторяне обрабатывали только 70 десятин земли, то есть треть земли простаивала, Засевали 20 десятин пшеницы, по 15 ржи и овса и 10 десятин ячменя, и 10 десятин отводили под огороды. Договором предусматривалась годовая рента с хутора — 200 рублей серебром, обеспечение продуктами для стола (много ли одному надо) и содержание табуна ротмистра в 15 голов лошадей. После его смерти все лошади содержались на хуторе.
Учитывая, что я не собирался серьезно заниматься земледелием и скотоводством, а также то, что через полгода здесь начнется война, которая изменит многое в этом мире, такие условия меня полностью устраивали. Забрав у старосты двести рублей, ставшие очень приятной неожиданностью, я сказал старосте поставлять для стола продукты на четырех человек, а также забрать в табун всех лошадей (16 штук), которых мы привели, а вместо них привести четырех лучших из бывшего табуна Вранича и подобрать мне, из хуторских девок, кухарку и горничную в дом, за плату.
Решив вопросы на хуторе, я, вначале, подумал осмотреть шанец, но поняв, что засветло не управимся, решил ехать домой.
К нашему приезду дом практически привели в порядок, лишнюю растительность убрали, в доме прибрали. После смерти ротмистра вся обстановка сохранилась без изменений и нам этого было достаточно, за исключением того, что не хватало кроватей, но Милошевич организовал деревянные не то лавки, не то нары и соломенные тюфяки. Архип организовал во дворе очаг и готовил ужин. Через час подъехали хуторские с лошадьми и продуктами, и забрали трофейных лошадей.
После ужина, сидя за столом в гостиной и попивая травяной чай, начали обсуждение краткосрочных и среднесрочных планов.
Первоочередными задачами были осмотр шанца, контрольные стрельбы и проверка джигитовки гусар, пошив форменных мундиров для нас и камуфляжей для всех.
Главной задачей на перспективу, было повышение боеспособности наших войск, и строительство дополнительных укреплений, но для ее детализации, на данный момент, не хватало фактуры.
Решив не морочить головы себе бессмысленным фантазированием, последовали старинной русской мудрости, что «утро вечера мудренее».
Следующие несколько дней пролетели в делах незаметно.
Шанец прикрывал село с запада, осмотр шанца показал, что об отражении серьезной атаки на этой позиции не следует даже мечтать. Позиция, в целом, была выбрана грамотно, на возвышенности, в виде угла вперед, тыловой границей упирающегося в небольшой лесок, правый фланг был прикрыт рекой, но — артиллерии не было, рва не было, все что было, это вал метр высотой, и несколько стрелковых позиций. Хотя для роты в двадцать гусар и это было прекрасно.
На контрольных стрельбах мы с Добрым показали класс гусарам, которым до нашего уровня было «как до китая ра…ом». Здесь спецподготовка и количество выпущенного свинца решали безальтернативно. Впрочем, как и во всех боевых навыках. Гном, на фоне местных, тоже был неплох.
Наездниками сербы оказались неплохими, не такими, конечно, как степняки, бывшие всегда элитой легкой кавалерии, с саблями гусары управлялись тоже сносно, чего не скажешь о нас.
Объяснение нашей немощи в джигитовке было простым, Добрый и Гном только с гражданки, просто научились стрелять сами, я же служил в драгунах — а это не совсем чистая кавалерия, это если выразиться языком 21 века — «мотопехота». Драгуны могли действовать и как кавалерия и как пехота, в этом случае лошадь служила лишь средством доставки до поля боя. Кроме того, по легенде, имел тяжелые ранения, уж со шрамами у меня проблем не было.
Оценив боеготовность роты и определившись с задачами, мы были готовы к поездке в Бахмут.
Десятина — мера площади равная, примерно, 1 гектару (участок размерами 100 на 100 метров).
Толстое суконное одеяло под седло, для защиты спины лошади.
Нуреддин, или нуреддин-султан, — третья по значимости должность во властной иерархии Крымского ханства, после хана и калги; также занималась одним из представителей дома Гиреев.