Мой хороший приятель, директор одного крупного предприятия, так описывал мне процедуру вызова на ковер к первому секретарю московской коммунистической партийной организации Гришину.
Тот сидел в самом конце огромного кабинета, напротив входной двери, от которой к его столу тянулась ковровая дорожка. Ножкой от буквы «Т» был приставлен еще один маленький стол. За ним с двух сторон восседали два специальных работника, молодые, красноречивые и по-звериному агрессивные. В кабинете находились только эти три сидячих места – гришинское кресло и два стула для спецов.
Вызванному на ковер сесть не предлагали – да и негде было. Поэтому он, робко войдя и сделав несколько шагов по направлению к столам, останавливался в нерешительности напротив.
Спецы, не отрываясь от бумаг, зачитывали вопрос, по которому надлежало разобраться с жертвой, полную характеристику работы предприятия и детали из жизни с такими подробностями, которые вызванному и не снились, – вплоть до его личных отношений с очередной любовницей.
А дальше начиналась проработка. Отточенными фразами молодые звери превращали человека в дерьмо. Обвинения в том, что он саботажник, преступник, подлец и ему место не в партии, а только на скамье подсудимых, чередовались со множеством риторических вопросов, на которые просто нельзя было ответить, и изложением фактов личной жизни, видимо прослушанных и подсмотренных.
Скорость перекрестного уничтожения была такой, что на ответ времени не давали, поскольку сразу же задавался другой вопрос, третий и так далее.
Если же обложенный дрянью начинал оправдываться, спецы входили в раж и не оставляли от него даже мокрого места. Гришин всегда сидел молча. Внизу под окнами дежурила машина реанимации, так как у вызванных часто случались сердечные приступы, в том числе и со смертельным исходом. Если подопытный выдерживал экзекуцию до конца, Гришин останавливал спецов, поднимал невинный взор и зачитывал уже приготовленное решение по этому вопросу: выгнать из партии, снять с работы, объявить выговор, строго указать… А в приемной ожидали своей очереди другие приглашенные.
Мы думали, что все в нашей стране – и власть, и люди, и собственность – принадлежит организации – Коммунистической партии Советского Союза, что было не совсем правильно. На самом же деле страна находилась в полном распоряжении конкретных людей – членов Политбюро Центрального Комитета (ЦК) компартии. Для особо непослушных, если воздействие партии казалось недостаточным, использовались эффективные карательные аппараты КГБ и милиции. Экономика управлялась соответствующими отделами ЦК КПСС Советов Министров СССР – организацией, которая выполняла все их распоряжения и указания.
Ниже располагались министерства и государственные комитеты: планирования, снабжения, статистики, цен и множество других…
Система работала непрерывно по замкнутому кругу. Вещественным продуктом ее производства являлись миллионы тонн исписанной бумаги. Позже были опубликованы факты, что только четыре процента от всей бумаги, выпущенной и завезенной в СССР, использовалось для печатания книг, журналов и газет, а остальные 96 процентов – для обмена письмами и документами между министерствами и ведомствами, издания прейскурантов, инструкций и бланков статистической отчетности.
Когда говорили, что «СССР самая читающая страна в мире», я всегда понимал это буквально. Вполне можно было бы добавить: и самая пишущая в мире.
Год начинался с составления бумаг, которые должны были определить жизнь всей страны начиная со следующего года.
Огромные аппараты управления на предприятиях и в учреждениях, составлявшие от 25 до 80 процентов от общей численности работавших, писали и заполняли тысячи присланных сверху форм, в которых пытались определить все, что может понадобиться для будущей деятельности: от количества канцелярских скрепок и гвоздей до строительства новых домов и заводов. Этот процесс назывался «заявочной кампанией».
Заполненные формы направлялись выше – в главки и управления, где эти формы сводились в общие таблицы, обрабатывались по тысячам научно обоснованных методик и инструкций и отправлялись в министерства.
Работники министерств сводили формы, полученные из главков и управлений, в общие таблицы, выводили общие показатели, после чего направляли в Государственный комитет материально-технического снабжения – Госснаб СССР.
Госснаб СССР составлял отдельные формы по республикам, регионам, отраслям промышленности и сферам социальной жизни, представлявшие заявленную потребность страны на будущий год.
Интереснее всего было то, что от низа до самого верха каждый, заполнявший эти формы, указывал несуществующие на самом деле потребности, стараясь как можно больше их увеличить, поскольку знал, что ждет эти бумажки впереди.
Если требовалось 100 килограммов какого-то продукта – писали 350. Если нужно было 20 миллионов рублей на реконструкцию цеха – в бумагах указывалось 40 миллионов…
Выполнив историческую миссию по составлению сводной таблицы несуществующих потребностей страны, Госснаб СССР отчитывался перед Советом Министров, а тот, в свою очередь, перед ЦК. После этого полученные данные передавались в Государственный комитет по планированию – Госплан СССР, который проводил не менее историческую по значимости работу.
В Госплан СССР снизу поступали бумаги, обработанные по строго научным методикам бюрократами предприятий и учреждений, главков и управлений, министерств и ведомств, а на последней стадии и Государственным комитетом по статистической отчетности – ЦСУ СССР. (Позднее его переименовали в Госкомстат СССР.)
В этих формах указывались миллионы показателей, отражающих, как работала вся страна в предыдущем году: сколько было произведено мыла и гвоздей, построено предприятий, закуплено и выпущено оборудования, истрачено валюты, создано новых рабочих мест, заявки на все материальные ценности на следующий год.
Каждый, кто заполнял эти формы отчетности, тоже указывал неверные цифры. Ведь надо было обязательно показать, что все запланированное в прошлом году было выполнено – и даже чуть-чуть перевыполнено. Иначе не дадут требуемого количества на следующий год.
Тогда был популярен такой анекдот.
«Идут международные соревнования по выдавливанию сока из стограммового лимона. Выступает японский спортсмен, сжимает лимон в кулаке – и в стакан вытекает 50 граммов лимонного сока. На его майке надпись: „КАРАТЕ“. Выступает американский спортсмен. Лимон в кулаке, Дно» усилие – и вытекло 80 граммов сока. Надпись на его майке: «ЦРУ». Выступает первый советский спортсмен. Лимон в кулаке, сжатие – вытекло 100 граммов сока. Надпись на майке: «КГБ СССР». А последним выступает второй советский спортсмен. Из стограммового лимона выдавлено сто пятьдесят граммов сока! Надпись на майке: «ЦСУ СССР»».
Итак, понимая, что вся поступившая информация абсолютно недостоверна, чиновники в Госплане начинали состыковывать данные между собой. И хотя десятки тысяч сотрудников, которые трудились в поте лица, прекрасно понимали бесполезность своей работы, на самом деле она была очень полезна и нужна. Основанная на полном обмане, эта работа все же давала стране возможность существовать, а плановой экономике хоть как-то работать.
В Госплане ненавидели Госснаб, смеялись и издевались над ним – и поэтому без всякого зазрения совести сокращали представленные потребности сначала вполовину, а затем еще и еще, сколько понадобится. Сколько на ум придет!
Впрочем, были святые потребности, которые не сокращались никогда. Явно завышенные, временами нелепые и просто сумасшедшие, они удовлетворялись в первую очередь. Это были потребности ЦК компартии и военно-промышленного комплекса.
Такие бумаги выделялись из общей массы специальными разноцветными полосами вдоль документа из верхнего угла в нижний.
Все же остальные, порядочно изуродованные, основательно перекроенные, снова возвращались в Госснаб.
Существовал анекдот, явно сочиненный кем-то из Госснаба:
«На военном параде перед правительством по Красной площади проходят вооруженные части, демонстрируя свою мощь. Сначала идут танковые части и бронемашины с артиллерией, потом везут тактические ракеты с ядерными боеголовками, наконец – стратегические межконтинентальные ракеты со множеством ядерных головок. И вдруг, как бы завершая парад, по площади в окружении сотрудников КГБ идет один человек с портфелем в руке. Иностранные наблюдатели спрашивают министра обороны: „В чем дело? Кто этот человек и как он связан с ядерным вооружением?“ „Это представитель Госплана СССР, – отвечает министр. – А Госплан обладает наиболее мощной разрушительной силой в мире!“»
Что мог поделать Госснаб, если Госплан уже рапортовал в Совет Министров и в ЦК КПСС о выполненной работе? Получив бумаги назад, Госснаб приступал к распределению фондов.
Фонды – это было что-то, не существующее в реальности, типа привидений. Однако это «что-то» давало право предприятию рассчитывать на получение определенного количества благ – от кнопок до денег, – на существование в следующем году…
Все министерства и ведомства ненавидели Госснаб и Госплан. Все главки и управления ненавидели свои министерства. А все предприятия ненавидели главки и управления, которые выделяли на эти предприятия фонды, полученные из Госснаба, и навязывали невыполнимые планы производства, навязанные Госпланом.
За годы одиннадцати пятилеток и семилеток в СССР по всем основным показателям планы не были выполнены ни разу. Но система продолжала работать.
Были еще два класса чиновников, выполнявших важнейшую работу. Для облегчения жизни на всех предприятиях, в ведомствах, главках и министерствах содержались специальные люди – снабженцы и плановики.
Снабженцы: армии этих предприимчивых людей осаждали отделы и управления Госснаба и Госплана круглый год, выбивая наиболее приемлемые условия для работы своих предприятий. Многим удавалось в течение года производить корректировки планов и выделенных средств. Эта деятельность так и называлась: выбивание фондов.
Цель у снабженцев была простая – получить как можно больше фондов на все, что требуется и не требуется. Самым главным в их лексиконе было слово «достать».
Плановики: старались уменьшить производственный план, а заодно доказать, что прошлогодний план был выполнен и перевыполнен, поэтому обязательно нужно всех поощрить и премировать. Эта работа называлась: «пробить».
Порой эти люди совершали настоящие чудеса, проявляя поистине выдающиеся организаторские и предпринимательские способности…
Кроме безропотно подчиненного Совета Министров у ЦК было еще несколько органов, позволявших управлять всем и каждым в СССР. Главными были сами отделения коммунистической партии на местах – комитеты КПСС.
На каждом советском предприятии, в каждой общественной организации, в любом городе, районе и в деревне были официальные представительства Коммунистической партии СССР.
Они бесплатно размещались в самых лучших офисах, состояли из миллионов высокооплачиваемых работников, целью которых было осуществление контроля за работавшими людьми и наказание их.
Наместники ЦК в регионах беспрекословно исполняли любые поручения вышестоящих органов коммунистической партии – это называлось «провести идеи партии в жизнь».
И поскольку даже в Конституции СССР была указана ведущая и определяющая роль коммунистической партии во всех сферах жизни людей, то представителям этой партии позволялось делать все, что угодно. Они могли снять с работы большого начальника и назначить нового. Они могли нарушать законодательство. Они могли лишить человека будущего или облагодетельствовать его за счет государства.
Конечно, для себя эти работники получали блага в первую очередь, и чем выше пост занимал чиновник от компартии, тем больше благ он получал. Сами же члены ЦК КПСС, а особенно члены Политбюро ЦК, жили при коммунизме: они не пользовались деньгами. Все им доставалось бесплатно.
Стать членом коммунистической партии было очень трудно. В партию принимали по разнарядкам, выделяемым для предприятий, и в основном брали рабочих, солдат и колхозников.
Для интеллигенции, куда автоматически зачислялись все граждане, окончившие высшие учебные заведения, устанавливалась отдельная квота.
Мне вспоминается одна история, которая произошла с моим товарищем, захотевшим вступить в партию. После окончания Горного института он специально устроился на работу в Метрострой.