Варвара взяла со стола длинный и узкий ножик и стала аккуратно чистить яблоко.
— Варечка, вы там закончили?
— В автоклав поставила, да.
— Тогда я приступлю.
Дядька в халате протиснулся мимо них и канул среди реторт и горелок.
Варвара отрезала ломтик и отправила в рот. Дмитрий Иванович молчал.
— Вкусное яблоко! — сказала она, прожевав. — Я люблю осенние.
— Антоновки сейчас уже почти не осталось, — доложил Шаховской. — Яблони живут, конечно, долго, дольше людей, но и они… конечны. Когда-то был сорт, назывался «Добрый крестьянин». А потом его не стало, и никто не вспоминает. Представляете?
— Представляю, — она протянула ему ломтик, он взял.
Следовало еще что-то сказать, чтобы она поняла, как ему важно, чтобы она пошла с ним, а не читать лекции про сорта яблок, но он не знал, как это говорится. Не умел.
Огромная часть жизни, в которой принято назначать девушкам свидания, и приглашать в кафе или на прогулку в парк, и разговаривать о пустяках, страшно важных, никогда не имела к нему никакого отношения!..
— Пойдемте? — спросил он.
— Куда?
— К бабке.
Если б она засмеялась русалочьим смехом или сказала, что «рабочий день еще не кончился», он бы извинился и ушел. Ничего и никогда не вышло бы из проводов до облезлой двери подъезда на Мясницкой, историй про «Детский мир» и музыкальную школу, из хруста ноябрьского льда под ногами, из разговоров про яблоки и тысяча девятьсот шестой год.
Варвара Звонкова поделила оставшееся яблоко пополам и заявила:
— А хоть бы и к бабке!
И стала снимать халат.
— Лев Иосифович, Лев Иосифович! Я ухожу! Автоклав сам выключится, следить не нужно.
— Хорошо, — откликнулись из-за реторт. — В добрый час!
На улице Варвара немного пощурилась на холодное солнце, ни с того ни с сего выглянувшее в узкий просвет между домами, независимо повела носом и взяла Дмитрия Ивановича под руку.
— Ну, куда идти? Где ваша бабка?
Шаховской поцеловал ей руку, и она ему улыбнулась своей дивной улыбкой.
— Вы меня все время сбиваете, — сказал он первое, что пришло в голову. — Мне нужно искать исторические версии и думать о прошлом. А я думаю, как бы нам с вами увидеться!..
— Так бывает, — ответила Варвара совершенно серьезно.
— Редко.
— Редко, но бывает.
— И не со мной.
— Ну, и не со мной точно! — подтвердила Варвара.
Тут его телефон грянул марш. Он грянул так, что на них удивленно оглянулись какие-то прохожие, не ожидавшие ничего подобного.
— Слушайте, зачем он у вас так орет?! — спросила она.
— Я не знаю, что сделать, чтобы не орал! — Шаховской выхватил телефон. — Я его на пол кинул, так он вообще… распоясался. Да!
— Дмитрий Иванович, — сказал в трубке знакомый насмешливый голос. — Вы сию минуту никуда не опаздываете?
— Петр Валерианович?
— Я, я, — отозвался Ворошилов. — Можете сейчас в Думу приехать?
— Наверное, могу.
— Тогда приезжайте. Я переговорил с Александром Бурлаковым, о котором, помните, у нас содержательная беседа была.
«Еще бы не помнить!» — подумал Шаховской.
— Я ему рассказал, что вы… с нашей стороны человек. Не прохиндей какой-нибудь.
«Я не прохиндей», — подумал Шаховской.
— Он готов по мере возможности ответить на ваши вопросы.
— Спасибо вам, — сказал профессор. — А я так понял, что помогать вы мне не собираетесь.
Ворошилов помолчал.
— Когда могу, всегда стараюсь быть полезен, Дмитрий Иванович. И номер мой зафиксируйте, чтоб легче нам было друг друга обрести в случае надобности. Пропуск вам я заказал.
Дмитрий Иванович попросил еще пропуск для Варвары Звонковой, Ворошилов нисколько не удивился или сделал вид, что не удивился, и записал «данные».
В Думе Шаховской вдруг почувствовал себя героем и отчасти «государственным человеком», как выражался полковник Никоненко. Все же Варвара ни разу не была в этом интересном месте, а он здесь — почти старожил. Подумаешь, в коридорах путается и на лифте не туда уезжает!
— А в буфете можно кофе выпить? Или там только депутатам наливают? — спросила она.
— Что вы, ей-богу, Варвара Дмитриевна!
— Страшно любопытно выпить кофе в Думе.