Шагая из глубин тысячелетия и вплоть до середины XX века так или иначе гибель уравновешивалась рождениями - людей, цивилизаций. Затем - навсегда нарушенное равновесие, БАНКРОТСТВО ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ ГИБЕЛИ. И отсюда проистекающий диктат, беспощаднее выбора. Либо Мир - в останках человечества, либо всеобщность развития без любого за счет...
И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище
Раздвижной и прижизненный дом.
Человек одного поколения с Андреем Дмитриевичем Сахаровым, я вряд ли успею вселиться в этот дом, предсказанный другим замученным гением. Но знаю, кто закладывал фундамент этого дома и какое место в космополитическом братстве строителей занимает сутулый человек с всепонимающими глазами. Наш домашний Невпопад, приговоренный к одиночеству. Не к одинокости (ее не было никогда), а к одиночеству: мысли и поступка, столь радикально отклоняющих позволительный конформизм, сколь и примиряющих с человеческой слабостью.
Мы потеряли Андрея Дмитриевича Сахарова. Как известно, он был последовательным сторонником конвергенции. Стало быть, я оппонирую ему? Это не вполне так. Ибо Андрей Дмитриевич создал собственную версию сближения и породнения людей, притом версию, находившуюся в непрестанном развитии.
Но важно не только это и даже, полагаю, не столько это. Всего важнее - он сам. Человек Сахаров.
Для меня он один - уже воплощенный МИР МИРОВ.
30 января 1993 Вчера или также Завтра?
[Выступление в Театре Талия (Гамбург) на международной акции
антифашистов в день 60-летия прихода Гитлера к власти.]
Уважаемые коллеги, друзья! Дамы и господа! Я позволю себе задать
Вам тот же вопрос, что задаю и себе. Для чего, собственно, мы
собрались? Для чего и ради чего? Не правда ли, странный вопрос.
Разве не достаточно полномочий памяти, возвращающей к тем 11 часам
30 января, отдаленного от нас уже более чем полувеком, к этому
легитимному эпизоду в жизни одной конституционной страны, к тому
событию в мировой истории, которое повергло в пучину страданий,
смерти и попранного достоинства десятки миллионов человек? Разве
одно прикосновение к названной дате не обязывает нас, оторвавшись
от злобы дня, вернуться к ней же, к этой злобной злобе дня
сегодняшнего, чтобы разглядеть в ней нечто, превышающее реестр
разъединенных кровопролитий, от истинного значения которых мы
стыдливо увертываемся посредством эвфемизма горячих точек? Все
будто вновь на круги своя. Власть тьмы, гимны и клики, топот ног,
стоны падающих. Вздыбленный этнос. Войны родословных, сотрясающие
Землю. Однако лишь незрячему дано не заметить, насколько изменился
Мир. Не станем приговаривать - к лучшему или к худшему. Нет ничего
нарочитого и предосудительного ни в утверждении, что худшее и
поныне однояйцевый близнец прогресса, ни в допущении, что именно
то, что сегодня более всего мрачит взор, таит в себе самый
существенный задаток перемен, выводящих нас не только за пределы
досрочно окончившегося века, но и за рубежи по меньшей мере двух
уже исполненных тысячелетий. В качестве человека, у которого
достает трезвости, чтобы измерить отпущенные ему сроки, я все же
рискну поделиться с вами некоторыми соображениями, сжатый смысл
которых может быть выражен словами: Третьего тысячелетия не будет.
Не будет в метафорическом и, тем самым, в доскональном смысле. Это
не заклинание и даже не прогноз. Скорее - реакция на расхожие
высказывания, авторы которых доверяются внешней схожести
происходящего с тем, что уже случалось и в конечном счете как-то
устраивалось, возобновляя человеческое существование на новом
витке. Почему же не повториться этому в 1990-х? А что помехою
переизбыток ли достатка при кричаще неравном доступе к нему? Либо
заново перекрывающее все межчеловеческие перегородки деление на
свое и чужое, при том, что самая чуждость не требует ни
разъяснений, ни доказательств, заявляясь в качестве всеобщей
отправной точки? Или, наконец, помехою - экспансия прошлого,