заброшенности, отгороженности. ...История - точная наука. Поелику
способна исполь-зовать законы развития общества для практического
применения, притом такого именно, какое сулит лучшее будущее
человечества. Краткий курс. Без сомнения, рукою Сталина. Год
1938-й. Хвала, исполненная лицемерием. Или не хвала вовсе, а наказ,
предупреждение, угроза? Ежели точная (она, история), то могут ли
быть разночтения - и не по пустякам, и не на какой-то разрешенный
отрезок времени? Не в одну ль строку с этим - хранить вечно?
Запасник точности: неровен час, пригодится, извлечем, пустим в ход.
Либо самое ВЕЧНОСТЬ заманила его? Распорядитель вечности - какое
укрытие от совести надежней... Удел же другого - МЕРТВЫЙ ВОЗДУХ.
Пока дышит, он - поверенный тех, кто навсегда онемел. И тех также,
кто нем при жизни. Полюсы. Намертво сцепленные и исключающие друг
друга. Но именно - друг друга. Куда деться от этого единственного
на свете ВМЕСТЕ? А сегодня? Та сцепка вроде не к смерти уже, может,
и полюсы уступчивей? Нет, скорее что-то межеумочное царит, похожее
на сделку между разнесенными в стороны осьмушками правды. Так не в
один присест ведь... Не в один, не в один, но одним, начальным,
себя б до себя дотянуть. Обновив применение практическое, либо его,
прежде всего другого - под откос? Смыслом переболевши. Детским
вопросом: ныне - к чему та история, что пишется, какую учат?
Утешать или заново взбадривать? Человеческие гибели оправдывая
сохранением рода человеческого или в меру сил своих его оберегать
от все более банальных, но не менее зловещих притязаний на
единовластную вечность? На лестнице колючей разговора б!
1988 Из чернового замысла книги В поисках нового КУДА
И мимо трупов в русло Плывут живых ряды На нерест судеб
русских...В. Шаламов
Откуда есть пошла - сюжет летописца. Есть пошла земля русская, Русь. Рука сама тянется дописать (через тире, естественно) - Россия. Так выучены. Раз история, то все, что во времени ДО, в генезисе - ПРЕД. Ход сознания, диктующий и соответственное ему историческое поведение! Но и самообманы, за которыми следует расплата...
Повторы зачинов - череда обрывов. Наше же российское возвращение на круги своя режет глаз. В модных концепциях оттого все просчитано: в какие сроки консерваторам сменяться реформаторами, покою - новой Смутой. Забавно, однако, что и тут та же заданность. Русь-Россия: едина суть. Из удельных княжеств в державную Евразию, из средневековой тесноты во всемирность собственным ходом? Согласно закону истории, но какому?
Второй предрассудок вдогонку первому: провиденциальная Москва-собирательница. А чем взяла? Между завоеванной Казанью и погублением Новгорода - считанные годы. Русь, обернувшаяся Азией, отправляет на тот свет русскую страну. Историк (из лучших) не опускает страшных подробностей: вырезанные ремесла, кровавые волны Волхова, но ищет (как же иначе?) объективно-прогрессивный результат. По сей день Новгород с его берестяными грамотами - всего лишь красочный вариант. Но не альтернатива. (Треклятое если бы... А откинь его, останешься наедине с промыслом-директивой: только так!)
Пропуск в главном - форме вхождения в Мир. Век XVI-й круглит земную разноликость. Америка аборигенов - европейская диаспора. Но не на один манер: из католической экспансии растет латиноамериканский синкретизм, по протестантскому проекту обезлюженный Север строится в Штаты. Конкиста приносит смятение, а затем и упадок Испании, а англосаксы идут в гору. Где же Россия? И там, и тут - сходством и различием. Но больше всего сама с собою наедине. Без этих деталей поймешь ли, почему (и как) в одном, атлантическом случае - протокапитализм, в другом, евразийском, крепостничество. Диковинное рабство - и сроками, и свойствами.
С той поры, считай, нет уже русских в собственном русском Доме, а зачались россияне. Само собой, не в смешении кровей дело, хотя и этого не вычеркнешь. (Вспомнилась давно читанная рукопись А.А. Любищева: критика социал-дарвинизма, решительная, но без отбрасывания самой проблемы; соображение о следствиях чрезмерно далеких скрещиваний, что дает крупно выраженную полярность - средоточия гениев и злодеев, примерами же - Россия и Германия.) Так или не так, но вклад в кровь велик. И в пространстве вклад этот, и в нраве, и в способах жить и сожительствовать. Очень бы к месту непереводимое - ментальность. Два ее лика особенно - бунтующий раб и опричник. Рабство - не как социальный уклад, а как обобщающая динамика. Белые негры плюс имперское рабство, какое втягивает в себя всех - и то, что против, работает на его обновление.
Перестройка! И не только в смене титулов великого князя на царя. Самодержавие не зачислишь в разновидность абсолютизма, оно уникально. Орел - единственность источника власти, решка - перетасовка в опорах и исполнителях, и в верхах они, и в движении снизу вверх (Грозный - боярству: ...Может бо Бог и от камени сего воздвигнути чада Аврааму). Орел закоченелость основного политического института, решка - утилизации им добытого материальной Европой, встраивание буржуазности в крепостничество. Но все это потребно взять в переводе на человека - не единого, но усредняемого, выравниваемого социумом власти. И противящегося этому выравниванию - своею собственной задумкой единства!
Маргиналы в Маргиналии!! Широчайший разброс их: от самозванцев до специально-российского заявочного слоя - интеллигенции. Отчего эпохами, поколениями спотыкаемся на этом слове? Почему столь одинокое оно на белом свете и к другим (народам, коллизиям ума и духа) приходит лишь калькою с русского?
Не исключено - придумали сами себе на пагубу. Придумали Слово, что перешло в человека, сначала единичного, затем - в тираж. И уже загадкою самая множественность: от интеллигента - и н т е л л и г е н ц и я. Слой заявкою на целое. От духоводства к действию, где миллионы. И от миллионов снова к себе, но ведь не получается. Ушиб на ушибе, кровоподтек от сердца до головы или, верней, обратно. Ресурсом гонимых она и резервом гонителей.
Обманное слово? Но нет. Со смыслом, уходящим в века, когда оно еще и не выговаривалось: интеллигенция. А уже зачалось - схваткою пространства с временем. И там Мир, и тут Мир. Не глобус сразу, но планета. По имени (Федора Михайловича вспомним) - европейское человечество. Маргинальность от него производное. Ключевой пункт - симбиоз и стычка опережения и отсталости. Оно легко бы: опережение - Западу, отсталость - себе. Так и тут смешение, перевертыш, оборотничество. От Петра: действие (императоров) брюхатит речь, новорожденную усыновляют едкие вольтерьянцы XVIII века и отгранивают в вечность те, кто был на площади 14-го декабря и кто наследовал им вне каземата. Спор Пушкина с Чаадаевым, внезапный Гоголь (кому пришло бы на ум, кабы не школьная очевидность, что у Тараса Бульбы и у Шинели один и тот же автор)... Не в порядке ущемленного самодовольства: Россия - творец и страж ВСЕЛЕНСКОЙ ОТСТАЛОСТИ. Здесь корень нашего революционализма, его главный движущий мотив. В субъекте Истории страдания миллиардов. Не одной России заслуга, но без нее так ли бы пошло?
Вломиться б с этой стороны в нынешнюю распрю - правомерен ли Октябрь? 1913: спор человека с цифирью - экономический сдвиг в контексте растущей непереносимости данного. И Столыпин, и большевики перерастают первую из революций. Преимущество и роковой недуг Ленина: он планетарнее. Суть его протестантизма - радикальной ломкой наследственной России продвинуть европейски-мировое опережение, им возвратив России самотворящую отсталость. За нового человека (отсталостью бредящего, отсталость отторгающего) расплата людьми, несть им числа. Парадокс ли: совмещение в Сталине всех наших прошлых демиургов? (Не исключение - Столыпин, споткнувшийся на стойкости общины и аграрном перенаселении европейской России. Сталин покончил и с тем, и с другим, вместе с общиной упразднив и хозяев земли, а перенаселение сплавив на лихорадочные стройки и в ГУЛаг...).
Пограничье истории - застрявший перегон от суперэтноса к нации. И здесь потребность в уточнении слов. Что суть нация? Развитый этнос? Высшая фаза его? Нет, даже осложненный знак равенства не подходит. Долго тешились верой в без Россий, без Латвий. Вера сокрушилась. Доказано жизнью: ЭТНОС НЕУНИЧТОЖИМ. Но - ПРЕВОЗМОГАЕМ (и та же вера - не наущение дьявола).
От невозможности - к реалии: к этносу, который открывается Миру. С границами в речении и на земле, но без жесткого предела внутри человека. Там, прежде всего там, - переплав ЧУЖОГО в НЕ-СВОЕ. Нация - дитя Европы, рожденное тройней. Близнецы: нация, гражданское общество, государство. Три угла, лучи из которых, пересекаясь в центре, образуют фокус - личность. Личность как норму.
Либо образуют ее, либо лучи расходятся, либо в самих углах недочет. Томас Манн, год 1945: Считать немцев нацией - заблуждение, пусть даже и сами они, и другие придерживаются такого мнения. Называть их страстную приверженность к отечеству словом национализм - ошибочно. Ибо, полагал Манн, нация исторически совпадает с понятием свобода и, стало быть, зависит от полноты и качества последней.
Что подкупает в его тексте? Мужество самоотрицания, стремление докопаться до глубинных истоков проклятого Миром нацизма? Разумеется. Но это при сохранении достоинства. Великая страна может и не довершиться нацией. Способна - на горе другим и себе - застрять в суперэтносе. И тогда нет иного выхода, как пожертвовать всем тем в нем, что супер. Не наша проблема? Кто возьмется утверждать сие в 1980-х. Нынешняя Германия идет к нации, и сократившись, и объевропеясь. А мы? Наш путь к сокращению и более масштабен, и, видно, более тернист. Но он уже начат - извилистым, но, видно, неостановимым отказом от наваждения сверхдержавы.
Второй шаг вслед первому - войти внутрь себя Миром Всеобщей декларации, Хельсинок и Делийского пакта. Разобраться в себе. Заново найти себя. Найдя, начаться.
1989 От ядерного мира - к миру миров
Что это: еще одна заявка на будущее, которая уже в силу того, что она сродни утопии, не только не осуществима, но и небезопасна, - или, напротив, констатация современного положения вещей, притом отнюдь не вдохновляющая, если иметь в виду и бедствия, и опасности, коренящиеся в несовпадении уровней развития, в оскорбительном разрыве между богатством одних стран и народов и бедностью других, тех, кто составляет большинство жителей Земли?
Нет, МИР МИРОВ, каким он мне видится, - не первое, не второе, а нечто совсем иное, хотя и не постороннее по отношению к названному. И потому несколько слов в пояснение поставленного вопроса. Утопия (социальная) сейчас не в моде. В ней охотно отыскивают источник многих зол - и прежде всего там, где ее удалось так или иначе втеснить в действительность. Я не собираюсь оспаривать этого; я хочу лишь спросить вероятных оппонентов: полагают ли они, что роду человеческому удастся полностью и навсегда освободить себя от наваждений утопии, - и если да, то что получим мы в итоге, представленном человеком же? Не выбросим ли мы вместе с надеждою цель (понимая под последней то, что предстоит не просто осуществить, но сначала изобрести, переводя смутный образ желанного в проект, творящий из невозможности доселе неизвестные людям перспективы)?
Может, и впрямь пришел час расставания с утопией, как пришел в свое время такой час для мифа. Но подобно тому, как миф был и плодом воображения, и способом жить, так и утопия - не сама по себе, а в том смысловом и действенном ряду, где и революция, и новая тварь, и история, и, наконец, единственность всего единого: ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. Конечно, не сразу выстроился этот ряд, но затем все сошлось - в событии, переросшем себя. Дальнейший отсчет - уже от Иисуса и Павла, от духовного переворота и невиданного до тех пор человеческого сообщества, от их союза, взявшего верх над этносом и над сектой, равно как и над Pax Romana (может быть, первым Миром, который не только называл себя так, но действительно был им - в средиземноморских и переднеазиатских пределах). Античному опережению и выравниванию этот союз противопоставил свое выравнивание, не знающее - в замысле - границ ни во времени, ни в пространстве. Границы пришли позже, и позже пришло новое опережение - европейским человечеством всех остальных. Нам ли забыть, что в метрике последнего - утопия, породившая революцию, и история, которая переводила универсальный проект на язык ограниченных, а оттого и осуществимых задач, и тем достигла величайшего из своих благ - обуздания убийства: первородного греха человека, спутника его возвышения над предчеловеческой жизнью. Обуздание, что и говорить, было относительным. Сегодня памятнее кровь и жертвы (собственно европейские и вынесенные в Мир), но потому и запомнились они, переходя от поколения к поколению, что встречали отпор, что результат уже не был загнан в жесткие пределы противостояния своего и чужого, что у этого результата, у и з б и р а т е л ь н о й г и б е л и, было свое развитие. Думалось - бесконечное, пусть с обрывами и возвратами, но неумолимо восходящее, все более сужающее территорию Убийства. Но нет - история же прочертила конечную грань.
Задержимся тут: ведь все это случилось уже при нас и с нами вошло в поговорку. Достаточно назвать Треблинку и Колыму, Гернику и Ковентри, белорусскую Хатынь и тревожащую душу поляков Катынь, побывать на Пискаревском кладбище и в хиросимском мемориале, вспомнить о миллионах безымянных жертв братоубийства, кочующего по Земле, чтобы померкла слава постижений мысли и добытого трудом. Но это все-таки не очевидно - в свете поразительного выживания Homo. Людей становится все больше, как и удобств, как и средств продления жизни, как и путей извлекать даже из руин стимул к совершенствованию, к убыстренному движению вперед. Сдается, что Япония уже в XXI веке, кто следующий? И тем не менее неочевидное не уходит. И даже не в том дело, что кровь по-прежнему льется, и не в том только, что человек уже не согласен приносить себя в жертву любому из идолов прогресса. За этим еще не реализованным, но набирающим силу отказом стоит, быть может, еще не замечаемый финал и с т о р и ч е с к о г о ч е л о в е к а. А стало быть, эпилог человечества. Отказываясь от единства, по отношению к которому различия способны быть лишь версиями или вариантами, мы обнаруживаем вместе с тем неготовность к совместности несовпадающих векторов развития.
И нынешняя оргия убийств - не рецидив, а примета новизны, родственная другому симптому, который можно было бы назвать исторической невменяемостью. Иной раз приходит в голову, что людьми овладела амнезия, притом в парадоксальной форме - они не то, чтобы забывают все подряд, но умудряются многое переставить местами, путая прошлое, опрокидывая временную очередность и одновременность, где эпохи уже не в затылок друг другу, а рядом, и живые добровольно отдаются в управление мертвым. Не исключено, что я чрезмерно обобщаю наш отечественный синдром, наблюдая который некий условный инопланетянин вряд ли смог бы уразуметь: что было раньше крещение Руси или Октябрьская революция, и кто был раньше - Сталин или Иоанн IV, Горбачев или Александр II? Но подозреваю, что синдром этот ныне планетарен, и в основе его - переворачивание, совершаемое самим человеческим бытием, отменяющим диахронию и утверждающим в качестве нормы с и н х р о н и ю. А тем самым предвещающий ВОЗВРАТ ИЗ ИСТОРИИ В ЭВОЛЮЦИЮ.