"В случае какой-либо нужды или беды -пожара, увечья, падежа скота крестьяне шли к Тухачевским и получали ту или иную помощь. По праздникам у тетки (Софьи Валентиновны. - Б. С.) был амбулаторный прием, усадьба заполнялась всевозможными пациентами, она их сама лечила и давала лекарства. Крестьяне нещадно травили их луга и делали порубки в лесу. Когда брат их за это стыдил, говорили: "Так где же нам и взять, как не у тебя, Николай Николаевич?" - и начинался обычный припев: "Мы ваши, вы наши", тем дело и кончалось. Со своей стороны, крестьяне в случае какого-либо события у Тухачевских: прорыва плотины у мельницы, лесного пожара и прочих - без всякого зова дружно приходили на помощь".
Семья, в которой родился будущий маршал, была большая. Михаил был третьим по счету ребенком, а всего Бог наградил четырьмя сыновьями и пятью дочерьми Николая Николаевича и Мавру Петровну. Последняя, по свидетельству того же Балкашина, "была прекрасной души человеком, скромная, приветливая, хорошая мать и хозяйка. Она пользовалась большим уважением соседей-помещиков и крестьян". Однако домовитость жены не могла компенсировать беспомощность мужа в хозяйственных делах. В 1898 году пришлось за долги продать Александровское, и Тухачевские перебрались в столь же расстроенное, но меньших размеров имение Софьи Валентиновны близ села Вражское в Чембарском уезде Пензенской губернии. Здесь Тухачевские были столь же нерасчетливы в отношениях с крестьянами, как и в Александровском. Но эта непрактичность после октября 1917 года совершенно неожиданно обернулась, можно сказать, нешуточной выгодой.
Сестра Михаила Ольга вспоминала об отце:
"Это был прямой, чистый человек, без всяких условностей и предрассудков. Потому они и разорились и сами остались без всего. Зато после революции, когда крестьяне делили имение, то собрали сход и постановили выдать нам две коровы, две лошади, сельхозинвентарь и сказали, что они помнят, как помогали им отец и бабушка".
Бабушка Михаила была женщиной, замечательной во многих отношениях. Умная, образованная, Софья Валентиновна не раз бывала в Париже, лично знала Тургенева и даже будто бы послужила прототипом героини тургеневского рассказа "Вечер в Сорренто", посещала кружок Полины Виардо. Была неплохой пианисткой, училась у самого Антона Рубинштейна, познакомилась во Франции с великим Шопеном, любила играть его произведения, а также музыку Бетховена, Листа, Моцарта. Софья Валентиновна и Николай Николаевич часто музицировали в четыре руки на рояле, на котором некогда давал концерты Рубинштейн. С ними дружил ученик Танеева и лучший знаток Скрябина Николай Сергеевич Жиляев, позднее подружившийся и с Михаилом Николаевичем, с которым сохранил на всю жизнь самые добрые отношения и разделил трагическую судьбу. Через Жиляева Тухачевский познакомился с первым в своей жизни большевиком-музыковедом Николаем Николаевичем Кулябко, также ставшим его другом и сыгравшим немаловажную роль на начальном этапе военной карьеры "красного Наполеона".
Михаил с ранних лет тянулся к музыке. Много лет спустя, зимой 37-го, наверное, предчувствуя скорый арест, он сказал одной из сестер:
"Как я в детстве просил купить мне скрипку, а папа из-за вечного безденежья не смог сделать этого. Может быть, вышел бы из меня профессиональный скрипач..."
В итоге играл на скрипке Тухачевский лишь на любительском уровне. Зато проявил большой интерес к изготовлению скрипок, став единственным в мире маршалом - скрипичным мастером.
Николай Николаевич привил детям интерес не только к музыке, но и к книгам. Михаил рано научился читать и читал много, запоем. Устраивал и домашние спектакли. Сестры вспоминают:
"Пьесы сочиняли сами, и сами же рисовали смешные афиши. Главными действующими лицами бывали Михаил и Шура. Николай открывал и закрывал занавес, а также исполнял обязанности суфлера. Игорь играл на рояле".
Потом, уже в гимназии, на смену самодеятельным пьесам пришел Чехов. В инсценировке чеховской "Хирургии" Михаил играл роль фельдшера, а в "Канители" - дьячка. В те годы эти и другие чеховские вещи входили в стандартный репертуар домашних театров. Тезка Тухачевского и почти что сверстник Михаил Булгаков в это же самое время за сотни верст от глубоко провинциальной Пензы, в цветущем, благоухающем садами Киеве, "матери городов русских", своим сестрам запомнился блестящим исполнением роли бухгалтера Хирина в другой чеховской постановке - "Юбилее". Булгакову суждено было стать великим писателем и драматургом. Похоже, литературные и артистические способности были и у Тухачевского. Те, кто его знал, отмечали необыкновенное для советских военных умение держать себя в любом обществе, а также то неотразимое, почти, гипнотическое впечатление, которое маршал производил на женщин.
Даже прочно связав свою жизнь с армией, Тухачевский остался не чужд литературному труду, публикуя много статей на военную тему в газетах и журналах. Бывший секретарь газеты Западного округа "Красноармейская правда" Н. В. Краснопольский свидетельствовал:
Тухачевский "не терпел так называемого "заавторства". Неоднократные наши попытки подсунуть ему на подпись статьи, подготовленные сотрудниками редакции, отвергались с порога. Михаил Николаевич имел определенное литературное имя, свой литературный стиль, устойчивую литературную репутацию и очень дорожил этим".
Но не в литературе и искусстве увидел Тухачевский свое предназначение. С детства он мечтал стать офицером и готовил себя к тяготам военной службы. Сестры Елизавета и Ольга вспоминали:
"Еще совсем маленьким Михаил пристрастился к верховой езде, упражнялся с гирями, очень любил бороться. И редко кто из сверстников мог побороть его. Брат Николай удивленно спрашивал:
- Что ты, в цирк готовишься, что ли? Зачем тебе все эти тренировки? Для чего силы копишь?
И Миша отвечал с детской непосредственностью:
- Силы, нужны мне, чтобы не нуждаться в посторонней помощи, если потребуется передвинуть письменный стол или шкаф с книгами. Эта привычка все делать самостоятельно, не прибегать без необходимости к помощи других осталась у него на всю жизнь".
Рано проявился у Михаила интерес к воинской службе. М. Н. Балкашин вспоминал:
"Миша отличался особой живостью характера. С раннего детства у него была любовь к военным, всё равно, будь то солдат, пришедший на вольные работы, заехавший в гости исправник или кто-либо другой, лишь бы он был в военной форме. Меня, когда я приезжал к Тухачевским юнкером, а потом офицером, он буквально обожал, сейчас же завладевал моей шашкой, шпорами и фуражкой. Заставлял меня рассказывать разные героические эпизоды из наших войн, про подвиги наших солдат и офицеров. Десятилетним мальчиком он зачитывался историей покорения Кавказа во времена Ермолова и Паскевича. В юношеском возрасте он увлекался походами и сражениями великих полководцев. Русскую военную историю он знал превосходно, преклонялся перед Петром Великим, Суворовым и Скобелевым".
Лидии Норд сам Тухачевский рассказывал, что военным делом в совсем еще юном возрасте заразился от своего двоюродного деда генерала, вояки до мозга костей:
"Я всегда смотрел на него с восторгом и с уважением, слушая его рассказы о сражениях. Дед это заметил, и раз, посадив меня к себе на колени, мне было тогда лет семь-восемь, он спросил: "Ну, Мишук, а кем ты хочешь быть?" - "Генералом", - не задумываясь, ответил я. "Ишь ты! рассмеялся он. - Да ты у нас прямо Бонапарт - сразу в генералы метишь". И с тех пор дед, когда приезжал к нам, спрашивал: "Ну, Бонапарт, как дела?" С его легкой руки меня дома и прозвали Бонапартом... В Бонапарты я, конечно, не метил, а генералом, сознаюсь, мне очень хотелось стать".
Михаил продолжал заниматься гимнастикой и борьбой, наращивал силу, которая, был уверен, на военной службе очень пригодится. Среди товарищей физическая сила и готовность всегда прийти на помощь слабому придавали ему авторитет. Общался Михаил в основном с детьми из простых семей. Сказывался привитый отцом демократизм. Кроме того, бедность не позволяла мальчику чувствовать себя на равных в компании гимназистов из состоятельных дворянских семей.
Гимназический товарищ Тухачевского В. Студенский вспоминал:
"Наибольший интерес для нас представляла французская борьба. Как раз в эти годы в цирке начались выступления борцов, и мы, гимназисты, подражая им и называя себя именем того или иного борца, устраивали свои чемпионаты по борьбе. Миша выступал под именем Поддубного и равных себе по силе среди нас не имел. Да и ростом он значительно превосходил каждого из нас. Кроме борьбы, мы нередко занимались и поднятием тяжестей. Миша, которому тогда было около 14 лет, легко проделывал упражнения с пудовой гирей. В гимназии, используя силу Миши, мы, его товарищи, часто устраивали такое развлечение: по нескольку человек навешивались на него, и он таскал нас по классу, стараясь не сбросить".
Другой одноклассник, В. Г. Украинский, подтверждает, что Тухачевский выделялся среди товарищей крепким телосложением и большой физической силой, а
"по своему характеру он был тверд в решениях, держался просто, охотно делился со всеми приобретенными знаниями и пользовался среди товарищей авторитетом. Следует, однако, отметить, что он мало общался с гимназистами из аристократического и духовного общества. Ребята из простых семей, близкие к нему, ценили и уважали его... Миша любил гимнастику, был сильным... Он мог одновременно, упираясь в парту, сразу передвинуть несколько парт на некоторое расстояние. Часто боролся, и небезуспешно, с гимназистами из старших классов. Вместе с тем Миша Тухачевский препятствовал тому, чтобы споры между его однокашниками заканчивались дракой или расправой над кем-нибудь. Он всегда заступался за слабых. И эти гуманные качества старался привить другим".
Такой же портрет нашего героя рисует еще один гимназист, С. Островский:
"...Михаил Николаевич... выделялся своей физической силой и выносливостью. Так, например, подставляя спину, он разрешал ударять по ней со всей силой, какой обладал каждый из нас, причем во всё время этого "упражнения" улыбался. Он отличался удивительным хладнокровием и выдержкой, я не видел его рассерженным или взволнованным. По отношению к товарищам... был справедлив, никогда не пользовался превосходством своей физической силы, и слабые находили у него надежную защиту".
То же самое подтверждает и Студенский:
"Характером Миша был весьма общителен, хорошо относился к товарищам, которые ему платили тем же, и даже дружеское прозвище "Бегемот" явилось только выражением товарищеского поощрения, а может быть, и некоторой зависти к его силе".
Бегемот - животное большое, сильное и добродушное, поэтому и наградили Тухачевского таким прозвищем. Оно подчеркивало еще и невероятную устойчивость Тухачевского - его, как и многотонного обитателя Нила, очень трудно было свалить с ног. С. Островский так объяснил происхождение, забавного прозвища:
"Был невероятно сильный, широкоплечий, мы его в шутку называли "бегемотом" - он разрешал себя бить по спине и никогда не падал".
И в жизни Тухачевский был очень стойким, неудачи и неприятности никогда не могли его сломить или даже надолго вывести из душевного равновесия.
Люди знающие, или хотя бы те, кто читал булгаковский роман "Мастер и Маргарита", могут вспомнить, что Бегемотом звали одного из демонов. А ведь гимназиста Мишу Тухачевского много лет спустя назвали "демоном гражданской войны" - в эти слова глава Реввоенсовета Лев Троцкий вкладывал сугубо положительный смысл, подчеркивая его заслуги в разгроме белых армий. Позднее многие публицисты, не ведая о гимназической кличке, называли самого молодого красного маршала демоном уже в традиционном смысле этого слова, особенно припоминая ему жестокость при подавлении Кронштадтского и Тамбовского восстаний. Многие верят, что имя определяет судьбу человека. Не повлияло ли на жизненный путь Тухачевского шуточное прозвище? Впрочем, гимназисты, вероятно, о демоне Бегемоте ничего не знали.
Во Вражском жили только летом, а зимой - в Пензе, где учились дети. По воспоминаниям соседей и друзей, во Вражском Тухачевские уже едва сводили концы с концами, постоянно испытывая острую нехватку денег. Михаил поступил в 1-ю пензенскую гимназию, где пробыл с 1904 по 1909 год. Учился он ни шатко ни валко. В гимназических журналах сохранились нелестные для будущего полководца записи: "Несмотря на свои способности, учился плохо"; "Прилежание - 3"; "Внимание - 2"; "За год пропустил 127 уроков"; "Имел 3 взыскания за разговоры в классах". И так далее, и так далее. Как вспоминал одноклассник Тухачевского Сергей Степанович Островский, по уровню развития Михаил значительно превосходил подавляющее большинство сверстников, и учиться в гимназии ему было просто скучно. Хотя отдельные предметы любил и знал их очень хорошо. Так, по-французски и по-немецки Тухачевский говорил настолько свободно, что впоследствии вызывал удивление у французских и немецких военных и политиков. Увлекался астрономией. Вместе с братом Николаем Михаил оборудовал во Вражском метеостанцию, а вечерами любил смотреть в подзорную трубу на звездное небо. Зато самые серьезные проблемы возникли с законом Божьим.
Николай Николаевич в Бога не верил и детей воспитывал в атеистическом духе. И, как вспоминали сестры,
"самым воинственным безбожником стал Михаил. Он выдумывал всяческие антирелигиозные истории и подчас даже "пересаливал", невольно обижая живущую в нашем доме набожную портниху Полину Дмитриевну. Но если Полина Дмитриевна все прощала своему любимцу, мама иногда пыталась утихомирить антирелигиозный пыл расшалившегося сына. Правда, это ей не всегда удавалось. Однажды после нескольких безуспешных замечаний, рассердившись не на шутку, она вылила на голову Мише чашечку холодного чая. Тот вытерся, весело рассмеялся и продолжал как ни в чем не бывало..."
Вот уж действительно, как с гуся вода (или, может, чай?). Рискну предположить, что крестьянка Мавра, даже став женой помещика-вольнодумца, веры в Бога не утратила и в глубине души тяжело переживала, что сын Михаил растет таким богохульником... Нелюбовь Тухачевского к православию заметили и в гимназии, что грозило стать серьезным препятствием для продолжения образования. На педсовете священник жаловался:
"Тухачевский Михаил не занимается законом Божьим".
По свидетельству В. Г. Украинского, гимназического товарища нашего героя, тот
"не верил в Христа и на уроках закона Божьего допускал некоторые вольности в отношении к преподавателям. За это его несколько раз наказывали и даже удаляли из класса".
Тот же мемуарист утверждает, будто гимназическое начальство только на пятом году выяснило, что Тухачевский ни разу не причащался и не был на исповеди. Отца вызвали в школу, потребовали воздействовать на сына. В результате Михаил все-таки причастился и исповедался, но оставаться в пензенской гимназии ему стало опасно. Из-за сложившейся репутации могли в любой момент исключить. И якобы именно поэтому родители решили перебраться в Москву, где Михаил продолжил учебу в 10-й московской гимназии. Не исключено, что переезд действительно был связан с желанием избежать скандала. Но могла быть и более прозаическая причина. Николай Николаевич не без основания полагал, что гимназии в первопрестольной дают образование куда более высокого уровня, чем в Пензе. Особенно ощутимой разница становилась именно в старших классах, а дети подрастали. К тому же как раз в последнем, 4-м классе в пензенской гимназии Михаил учился особенно плохо. Здесь ему не нравилось. Будущий полководец давно мечтал сменить гимназический мундир на кадетский.
Елизавета и Ольга Тухачевские так объясняют, почему брат не горел желанием грызть гранит гимназической премудрости:
"С малых лет Миша просил отца отдать его в кадетский корпус, но отец был против. Он уступил этим просьбам только после того, как у Миши появились переэкзаменовки и тот дал слово учиться отлично, если ему разрешат стать кадетом. В корпусе Миша учился превосходно, переходил из класса в класс с наградами".
Тут необходимо небольшое отступление. В кадетском корпусе Тухачевский проучился всего год, в выпускном классе, и никак не мог переходить из класса в класс, с наградами или без. Зато в московской гимназии, где пробыл два года, действительно стал учиться лучше и при переходе из класса в класс получил похвальный лист. Можно предположить, что отец поставил сыну условие: сначала доказать перемену отношения к учебе в гимназии и тем самым серьезность своих намерений, и лишь потом поступать в кадетский корпус.
Могла быть и еще одна причина, побудившая наконец Николая Николаевича уступить. Причина вполне материального свойства. Ее доходчиво изложил друг и первый советский биограф Тухачевского генерал Александр Иванович Тодорский, которому посчастливилось вернуться из ГУЛАГа живым:
"Семья с трудом сводила концы с концами... Михаил заканчивал 6-й класс гимназии. До получения аттестата зрелости оставалось два года, а до выхода в люди были еще целые годы университетской учебы. Только минимум через шесть лет он мог стать на ноги... Этот срок можно было сократить наполовину, поступив в военное заведение".
"Надетая на вас форма - это пожизненно".