Надежда Игоревна Рыженко долго укоризненно смотрела на Антона.
– И что, тебе понадобилось столько времени, чтобы принять такое элементарное решение? Почему до сих пор не отработаны связи обеих Дорожкиных? Я была уверена, что вы это сделали сразу же, по горячим следам, потому и не спрашивала больше о них. А вы… Охламоны, ей-богу!
– Но мы их алиби проверяли, – пытался оправдываться Дзюба. – И показания тоже проверяли. Все же сошлось, тютелька в тютельку, никаких расхождений ни в чем абсолютно. У нас оснований не было…
– Оснований у них не было, – недовольно проговорила она. – Иди и делай. И пока не сделаешь – чтобы духу твоего здесь не было. И ты, Сташис, тоже хорош!
– Нет, Надежда Игоревна, вы не правы, – мужественно вступился за товарища Роман, – Антон тут ни при чем, в первые сутки мы с Геной вдвоем работали, это мы с Геной недосмотрели, а Антон уже потом подключился.
– Мы с Геной, мы с Геной, – передразнила его следователь. – Защитник нашелся. – И вдруг улыбнулась. – Ладно, беги. И моли бога, чтобы не оказалось поздно, если что не так. А ты, Сташис, задержись на пару минут.
Дзюба выскочил из кабинета следователя как ошпаренный, а Антон так и стоял возле стола.
– Да ты сядь, не маячь. Объясни мне, будь любезен, с чего вдруг тебе пришло в голову заподозрить Светлану Дорожкину? Я верю, что у тебя появились основания, но я хочу понимать какие.
Антон подробно рассказал о своих смутных ощущениях, которым сперва не придал никакого значения. Но потом точно такие же ощущения появились у него в отношении Вероники Нитецкой и Дениса Фролова, и, как выяснилось, были они небеспочвенными. Поэтому он вспомнил про младшую Дорожкину и засомневался…
– Н-да, – задумчиво протянула Надежда Игоревна. – Смутно все это, смутно… Но все равно пусть Ромка поработает. А с Фроловым что предлагаешь делать? Задерживать-то его не за что пока.
– Будем искать, – развел руками Антон. – Такая наша работа. – Подумал немного и невесело добавил: – Искать и не находить. Главное, чтобы он не свинтил. Но мы его вроде ничем пока не напугали.
– Но ноги-то приделали? – спросила Рыженко.
– Ну а как же. Первым делом.
– Ладно, иди, – вздохнула она.
Отработка связей Светланы Дорожкиной оказалась делом нетрудным и почти сразу принесла результат: уже вторая из найденных ее подружек совершенно спокойно заявила Дзюбе:
– Светка нормальная, только зря она с этим Маратом связалась. Да она ведь не дура, сама все понимает, поэтому и от матери его прячет. Мать-то такого зятька не потерпит, сразу выгонит, да еще и в полицию настучит.
О как! Через полторы минуты Дзюба записывал в свой блокнот имя: Марат Уманов. А еще через час уже знал, что двадцатидевятилетний Уманов по кличке Доцент имел три судимости, первая из которых пришлась на весьма юный возраст.
– Почему такое погоняло? – поинтересовался Роман у оперативника, который рассказал ему всю подноготную Марата. – Шибко умный, что ли?
– Нет, – рассмеялся тот. – Наоборот. Дурной совсем, без башни. Фильм «Джентльмены удачи» помнишь? Ну вот. В школе Марат учился плохо, и однажды, классе в пятом или шестом, когда надписывал тетрадь, пропустил в своей фамилии букву «а». Вместо Уманов получилось Умнов. Он и не заметил. Зато заметила учительница, которая тут же перед всем классом начала его высмеивать, дескать, ты что о себе возомнил, тоже еще, профессор выискался или академик. И кто-то с места крикнул: «Да нет, он Доцент, как Евгений Леонов из кино». Все заржали, так кликуха и прилепилась, со школы еще. Потом дворовые пацаны ее подхватили, потом на зону потянулась.
– А связи его дашь какие-нибудь? – попросил Роман.
– Дам, если скажешь зачем, – насторожился опер.
– Хочу его алиби на пару дат проверить, но так, чтобы он не знал.
Записав несколько имен и фамилий с адресами, Дзюба отправился искать приятелей Марата Уманова. Вернее, одного-единственного приятеля, которого коллега-опер рекомендовал как вменяемого. Все остальные имена оставались про запас.
Валентин Агуреев по кличке Огурец оказался веселым бесшабашным пацаном, так и не понявшим до конца, что ходит по тонкой границе между свободой и несвободой. Впрочем, тот факт, что его отрекомендовали как вменяемого, мог свидетельствовать и о том, что его прикрывает полиция. Естественно, не за красивые глаза. Потому он и не боится особо.
– Двадцать первого ноября? – Огурец наморщил лоб. – Это что было?
– Это была среда, две с половиной недели назад.
– Ща гляну. – Он вытащил мобильник и принялся нажимать кнопку. – Я ж экономный, трепаться по трубе не люблю, сообщения дешевле выходят. Вот, ща позырим, кто мне чего писал в тот день, может, и вспомню.
Он долго искал нужные сообщения: видно, их было так много, что найти те, которые пришли или были отправлены две с половиной недели назад, оказалось нелегко.
– Не, – он отрицательно помотал головой. – В тот день Марата никто не видел до самого вечера, а вечером он пьяный был в лоскуты.
– Да? А с чего же это он так нажрался?
– Бес его знает, он нам не докладывал. Но это было вечером, точно. А днем его искали, у меня спрашивали, не видел ли я его, но я не видел. Наверное, те, кто искал, тоже не видели, – добавил он ехидно.
– Хорошо. А за два дня до этого, девятнадцатого?
Огурец снова углубился в изучение своего телефона, потом глупо захихикал.
– Это помню, мы должны были собраться, вопросик один перетереть, и Марат должен был подвалить, все пришли, а его нет и нет. Стали ему звонить – он к трубе не подходит. А потом начал эсэмэски слать, мол, занят, когда освобожусь – не знаю.
– Ну и чего тут смешного? – спросил Дзюба строго.
– Да того и смешного, что у бабы своей он завис, это ж коню понятно. И не знает, когда… ну, в общем, ты понял. Это самое.
– Покажи сообщения, – потребовал Роман.
Огурец протянул ему телефон.
– На, смотри, жалко, что ли.
Итак, выходило, что Марат Уманов 19 ноября, в понедельник, прислал своему корешу 4 сообщения. А на звонки в это время не отвечал.
И было это в интервале между 17 и 19 часами.
То есть в то самое время, когда Евгения Панкрашина находилась в квартире своей подруги Татьяны Дорожкиной и общалась с хозяйкой дома и ее дочерью. И не просто общалась, а показывала ожерелье «Рассвет на Эгейском море» и объясняла, какие в нем камни. Правда, называла она его не ожерельем, а колье, но сути это не меняло.
Светлана Дорожкина работала портье в маленькой частной гостиничке на 10 номеров, сдававшихся и посуточно, и на несколько часов. Одним словом, место крайне сомнительное, как показалось Антону, когда он с трудом нашел двухэтажное здание, притаившееся в глубине двора. Вообще-то он планировал приехать сюда вместе с Дзюбой, но Ромка смотрел на него такими несчастными глазами, что стало понятно: он рвется прояснить до конца вопрос с Фроловым и участниками ролевых игр. И Антон великодушно его отпустил.
Светлана сидела за полукруглым столиком, зябко кутаясь в теплую шаль: здесь, в маленьком тесном холле, устроить место для портье можно было только рядом с входной дверью, из которой немилосердно тянуло холодом. Увидев Антона, она обеспокоенно оглянулась, потом почему-то посмотрела на часы. Сташис понял: вероятно, сюда должен через какое-то время прийти Уманов.
– Вы ничего не хотите мне рассказать? – дружелюбно начал он.
Светлана сделала удивленное лицо.
– О чем? Мы с мамой все вам уже рассказали. А вы нашли того, кто убил тетю Женю?
– А вы все сделали, чтобы помочь нам его найти? – парировал Антон. – Светлана, давайте не будем терять время, ладно? Оно и у вас, и у меня рабочее. Я понимаю, что вы скрываете свою связь с Умановым от матери. Но почему от нас-то вы скрыли, что он был у вас дома, когда приходила Евгения Васильевна? Вы не могли признаться в присутствии матери? Понимаю. Но мы вам оставляли свои телефоны. Что вам мешало позвонить, когда мама не слышит, и сказать правду? Почему вы промолчали?
Светлана угрюмо смотрела в журнал регистрации гостей.
– А я вам скажу почему. Потому что вы знаете, кто ее убил. Или подозреваете.
– Неправда, – тихо проговорила она. – Что вы выдумываете?
– Неправда? А давайте я вам расскажу, как все было. Хотите?
Светлана подняла на него глаза, полные слез. Губы ее дрожали.
– Не надо. Я сама расскажу. Что мне за это будет?
– Ничего.
– Хорошо вам говорить. Марат меня убьет.
– Ну, это если он виновен, – пожал плечами Сташис. – А если он ни при чем, то не станет на вас сердиться.
Светлана горько расплакалась. Антон выждал несколько минут, потом подал ей пачку бумажных платков, которую обнаружил у нее же на столе.
– Давайте, Светлана, рассказывайте, не будем терять время. Вы же ждете Марата? А вдруг он сейчас придет? И мне придется задерживать его прямо здесь, у вас на глазах. Поэтому чем быстрее вы мне все расскажете, тем быстрее я уйду.
– Но вы же все равно его арестуете? – прорыдала девушка.
– Конечно, если он виновен. Но если это произойдет здесь, он будет точно знать, что вы все рассказали мне. А если мы задержим его в другом месте, то он, вполне возможно, ни о чем и не догадается.
В тот день, 19 ноября, Татьяна Дорожкина собиралась отсутствовать до позднего вечера, сначала была записана в парикмахерскую на стрижку и краску, потом хотела по каким-то делам съездить и напоследок собиралась навестить заболевшую приятельницу. И Светлана, думая, что мать вернется поздно, привела домой Марата. А мать неожиданно вернулась к 17 часам. У Татьяны в обеих руках были сумки с покупками, и ей проще было нажать кнопку домофона, нежели искать в сумочке связку ключей с прикрепленной к ней «таблеткой», поскольку мать знала, что Светлана дома и откроет ей. Этот сигнал домофона и услышала Светлана около 17 часов, предаваясь любовным утехам с Маратом. Девушка поняла, что мать возвращается раньше времени и что она никак не успеет одеть лежащего в постели любовника и вывести его из квартиры. Единственное, что она успевала, это схватить в прихожей куртку и ботинки Уманова и спрятать у себя в комнате.
Светлана вышла навстречу матери в прихожую.
– Мама, ты чего? Ты же собиралась по делам ехать. Что-то случилось?
– Тетя Женя хочет в гости приехать, – объяснила Татьяна, раздеваясь. – Как меня постригли? Правда, хорошо? И краска удачно легла в этот раз, цвет получился такой, как мне нравится.
Она покрутила головой перед зеркалом.
– А что, у тети Жени что-то случилось? – продолжала допытываться Светлана. – Что за срочность? Ты же и в больницу ехать хотела…
– Ну, дочечка, тетя Женя – моя любимая подруга, ты же знаешь. Она соскучилась, хочет повидаться, очень просила ее принять. Говорит, что в ближайшее время у нее не будет возможности ко мне приехать. Да тебе-то что за забота? Тебе тетя Женя помешает, что ли?
– Нет, – торопливо заговорила Светлана, мечтая только о том, чтобы мама поскорее ушла из прихожей хотя бы в кухню: Татьяна стояла прямо рядом с дверью в комнату девушки. – Конечно, я тоже рада, что тетя Женя придет, я тоже ее люблю, она такая чудесная. А когда она придет?
– Обещала к пяти.
– Ой, так что же мы стоим! – всплеснула руками Светлана. – Давай скорей на кухню, я посуду помою и пол протру, а ты быстренько салатик какой-нибудь сообрази, а то неудобно, гость в доме, а у нас не убрано и накормить нечем.
Мать и дочь принялись хлопотать на кухне, и Светлана молила бога, чтобы у мамы не появилось оснований заглянуть к ней в комнату.
К счастью, Евгения Васильевна пришла в самом начале шестого, и все трое устроились в большой комнате. Панкрашина рассказывала про бутик, в котором можно взять украшения напрокат, и показывала колье, мать и дочь Дорожкины его рассматривали, обсуждали, даже примеряли и крутились перед зеркалом. Евгения Васильевна рассказывала много интересного про это колье: и как оно называется, и какие в нем камни, и какая сложная работа.
– Наверное, дорогущее, – предположила Татьяна.
– Наверное, – согласилась Евгения Васильевна. – Но если напрокат – то совсем недорого. Там же цена зависит от срока, на который берешь изделие. Я взяла на два дня всего, завтра надену на прием, а послезавтра отвезу обратно. За два дня вообще сущие копейки.
Все разговоры в этот день крутились вокруг колье, и только под конец Татьяна завела речь о предстоящем двадцатипятилетии Светланы и о желании удивить гостей фирменным тортом Женечки Панкрашиной. Дамы принялись судить-рядить, прикидывая, когда удобно провести мастер-класс. И договорились, что Евгения Васильевна приедет в среду часов в одиннадцать утра, покажет, как печь торт, а часика в два-три поедет в бутик сдавать колье.
Антон слушал Светлану, мысленно дополняя ее рассказ теми сведениями, которые раздобыл Роман Дзюба.
Марат Уманов, сидящий в комнате Светланы, прекрасно слышит весь разговор и на слух определяет, что речь идет об очень дорогой эксклюзивной вещи. Звук у мобильного телефона он отключает и на звонки не отвечает: если ему отлично слышно, о чем говорят женщины, то и они услышат его голос. Ему шлют эсэмэски с вопросами «когда будешь», он шлет в ответ сообщения, что определится в течение получаса, и внимательно вслушивается в разговор, ведущийся в другой комнате, чтобы понять, когда конец мероприятия и когда уже Светлана сможет его потихоньку вывести из квартиры. Для этого нужно, чтобы гостья, наконец, убралась, и тогда можно будет улучить момент, когда мать Светланы или засядет в комнате смотреть телевизор, или хотя бы в ванную или в туалет пойдет. Разговоры о дорогом колье его взбудоражили, и решение он принял довольно быстро…
– Вам Уманов рассказал о своих намерениях убить Панкрашину и забрать колье? – спросил Антон, когда Светлана замолчала.
Та бросила на него негодующий взгляд.
– Вы что! Конечно же, нет. Но я по его лицу поняла, что он все слышал, и только надеялась, что, может быть, он никаких выводов не сделал. Ну, слышал и слышал, нельзя же в каждом подозревать убийцу. Я гнала от себя эту мысль, уговаривала себя, что мне показалось, что никакого особенного выражения у него на лице не было. Мне очень хотелось верить в это, и я поверила. Но когда тетю Женю убили, я ужасно испугалась, что это все-таки сделал Марат. И все равно уговаривала себя, что это не он, он не мог, он, конечно, связан с бандитами и даже не скрывает этого, но он хороший, добрый и не убийца вовсе. А то, что сидел три раза, так это по глупости, по молодости.
– А вы у него не спрашивали про убийство и про колье?
– Я боялась, – вздохнула Светлана. – Боялась, что он обидится на то, что я его в чем-то подозреваю. Я просто рассказала ему про тетю Женю, но, наверное, он что-то почувствовал, потому что вдруг как вспыхнет, как начнет на меня кричать: «Ты что, меня подозреваешь? Да я тебе клянусь, я ничего не делал. Как ты могла такое про меня подумать? И вообще, я не в курсе ни про какое колье и тетю Женю твою в глаза не видел, я же в комнате сидел, ты что, забыла?» Ну и все в таком роде.
«Ну что ж, эта девушка, как и подавляющее большинство из нас, живет в мире иллюзий, – подумал Антон. – Она видит только то, что хочет видеть. И я такой же. И все остальные. Как там Кузьмич-то говорил? Человеческий глаз лукав? Да уж, что верно – то верно».
Теперь Антон примерно представлял себе общую картину: квартира у Дорожкиных маленькая, тесная, в ней не только со звукоизоляцией беда, но если приоткрыть дверь комнаты Светланы, то отлично можно разглядеть всех, кто находится и в большой комнате, и на кухне. И Уманов наверняка воспользовался этой возможностью, чтобы посмотреть на женщину, которая уже послезавтра явится в этот дом, имея при себе ювелирное изделие немыслимой цены. Он обязательно должен был это сделать, потому что ему надо было знать, кого ждать в среду утром в подъезде этого дома.
И в среду, 21 ноября, Уманов занял свою позицию в подъезде дома Дорожкиных. Когда появилась Евгения Панкрашина, он убил ее ударом ножа, перерыл всю сумку, но колье там уже не было. Пришлось Марату удовольствоваться крохами: кошельком и мобильным телефоном. Больше ничего стоящего у Панкрашиной не нашлось.
Ну что ж, теперь можно давать отмашку ребятам, пасущим Уманова уже несколько часов. Пусть берут его.
– Вы извините, Светлана, – сказал Сташис, – но мне придется побыть тут с вами еще немного.
– Зачем? Что еще вам от меня нужно? – резко спросила она. – Вы и так уже из меня всю душу вынули.
– Не надо грубить, – заметил он. – Я должен быть уверен, что вы не позвоните Уманову и не предупредите его. Поэтому, пока я не получу сигнал о его задержании, я буду сидеть вот на этом стульчике. – Антон ногой пододвинул к себе стоящий неподалеку складной металлический стул, обтянутый дешевым кожзаменителем.
Светлана снова разрыдалась, а Антон смотрел на ее вздрагивающие плечи и понимал, что ему совсем не жалко девушку. Ложишься спать с собаками – готовься проснуться с блохами. Ложишься в постель с бандитом – не жди долгого романтического приключения. Все по-честному.
Он достал телефон, прочитал последние сообщения от дочери Василисы, которую приучил постоянно сообщать отцу обо всех своих перемещениях, и погрузился в глубокую задумчивость. Вот перед ним сидит очень даже хорошенькая девушка, незамужняя и даже с сегодняшнего дня свободная от любовных уз. Можно на ней жениться?
Да боже упаси!
А на ком тогда можно? И на ком нужно? И вообще, нужно ли это делать? Черт, черт, черт! Ну почему, почему эта любовь свалилась на Элю именно сейчас, когда его дети еще такие маленькие?! Почему не на пять-шесть лет позже, когда Васька станет уже достаточно разумной и сможет сама присмотреть за младшим братом!
Зажатый в руке телефон вздрогнул, на дисплее появилась надпись: «ОК». Отправитель: Роман Дзюба.
Антон поднялся, чувствуя, что одна нога немного затекла.
– Вот и все, Света, больше я не буду вас истязать своим присутствием. Спасибо за помощь и за гостеприимство.
Девушка посмотрела на него затравленно.
– Марат… всё, да?
– Да, – спокойно ответил Антон. – Всё. Всего доброго.
К тому моменту, когда он через весь город доехал до отдела, досыта настоявшись в знаменитых столичных «пробках», Уманов уже перестал отпираться. Да, у него хватило ума не браться за рукоять ножа голыми руками, так что отпечатков своих на орудии убийства он не оставил. Но погорел на полной ерунде: не учел, что некоторые магазины выдают покупателям дисконтные карты просто так, а некоторые – только при заполнении анкеты и предъявлении паспорта. Именно такая карта из дорогого продуктового магазина оказалась в кошельке Евгении Панкрашиной. Кошелек-то Уманов, само собой, выбросил, а вот карту прибрал: авось пригодится. Правда, покупок в этом магазине он пока еще не делал, но карта обнаружилась в его кармане вместе с двумя-тремя другими дисконтными картами, которые оказались именными. Все, кроме одной-единственной, выпущенной именно той сетью магазинов, в которой, по словам водителя, жена бизнесмена Панкрашина имела обыкновение делать покупки. И на кассе ближайшего же магазина этой обширной сети Дзюбе сказали, что выпущена она на имя Евгении Васильевны Панкрашиной. Вот, собственно говоря, и вся песня. Объяснить, как карта попала к нему, Уманов не смог, а поскольку никогда не был человеком острого и быстрого ума, то и придумать ничего не сумел.
Ну что ж, по крайней мере с убийством Евгении Панкрашиной наступила ясность. И если Ромка прав, то и с убийством Гены Колосенцева со дня на день можно будет разобраться окончательно.
А вот вопрос о том, кто и почему убил ювелира Леонида Курмышова, так и висит. И если сначала была надежда на то, что убийства Курмышова и Панкрашиной связаны между собой ожерельем «Рассвет на Эгейском море» и что, раскрыв одно, можно будет потянуть ниточку и добраться до разгадки второго, то теперь эта надежда умерла окончательно. К ювелиру Курмышову уголовник Марат Уманов отношения не имел.
Значит, надо было начинать все сначала. Кто увез ювелира оттуда, где его оставил Колосенцев? Сам Геннадий? Зачем? Это глупо и необъяснимо. То есть объяснимо, конечно, но только в одном случае: если Гена решил Курмышова убить. Но это же полный бред! И вообще, там же Фролов… Или все-таки не Фролов? И где конкретно засветился этот самый Денис Фролов: у гаражей или возле общежития рабочих-мигрантов? Не говоря уж о самом главном: а был ли у него мотив на убийство Гены Колосенцева?
Антон решил снова поехать к Карине Горбатовской. В общем-то, у него хватало силы духа признаться самому себе, что для дела это было не особо нужно. Просто Карина ему снилась. Снилась каждую ночь с того самого дня, как он впервые ее увидел. И не выходила у него из головы.
В воскресенье с утра Карина была дома и на заданный по телефону вопрос, можно ли заехать поговорить, ответила согласием. Антон поприкидывал, не купить ли цветы, но потом все-таки решил, что это неприлично. Он же по делу приедет, а не на свидание.
Разговор о Курмышове много времени не занял. Все, что можно было спросить у Карины, уже давно спросили и первый следователь, и сама Рыженко, которая вызывала Карину на повторный допрос, и сам Антон, когда приезжал к ней.
Но беседа текла так плавно, и было Антону так уютно рядом с этой женщиной, что он решился и вкратце рассказал свою историю, а потом спросил:
– Нет ли среди ваших знакомых одинокой женщины, такой, которая смогла бы стать матерью двум моим детям и терпела бы неудобства моей профессии?
Вопрос Карину изрядно озадачил, она даже рассмеялась:
– Вы что же думаете, я сваха? Или сводня?
Антон смутился и принялся извиняться и объяснять, что ничего такого он в виду не имел, просто вот надо же как-то решить проблему, а он не представляет, как к этому подступиться. И вдруг ни с того ни с сего выпалил:
– А вот вы, например, смогли бы выйти за меня замуж?
Карина посмотрела на него внимательно и серьезно, уголки губ чуть дрогнули в намечающейся улыбке.
– Нет, Антон, не смогла бы. Во-первых, я старше вас, а для меня это очень существенный момент. Никогда и ни при каких условиях я не свяжу себя отношениями с мужчиной младше себя. Во-вторых, я не смогу быть хорошей матерью вашим детям. Я вообще не хочу замуж, но детей хочу. При этом хочу родить своих детей и не хочу никакого соперничества в семье и разговоров о том, кто кого любит больше и какие дети родные, а какие нет. Мне все это не нужно.
Антон окончательно смешался. Зачем он задал этот дурацкий вопрос?
– Простите, ради бога, я ничего не хотел… Но может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?
– Если вы действительно собираетесь жениться для того, чтобы решить свою проблему, – ответила она невозмутимо, – то вы должны понимать, Антон, что это должна быть женщина, которая всегда очень хотела детей, но у которой их быть не может. Только такая женщина отдаст вашим деткам все сердце и всю душу, а у вас не будет сомнений в том, кого она любит больше, ваших детей от первого брака или ваших общих детей. Поверьте мне, Антон, сомнения и подозрения – это страшная штука, они разъедают нутро и отравляют даже самые лучшие, самые теплые и добрые отношения. Ищите женщину, с которой у вас не будет ни малейших сомнений, только так вы сможете сохранить ваш брак. Но при этом вы должны отчетливо понимать, что эта женщина крайне маловероятно будет молодой, скорее всего, ей будет около сорока или даже больше.
– Почему? – не понял он.
– Молодые женщины, которые хотят своих детей, будут этого добиваться в браке ли, если дело в отсутствии мужа, или длительным изнурительным лечением, если дело в болезни, но к тридцати годам вряд ли они сдадутся и откажутся от надежд на материнство. Так что ваш удел – жена, которая будет старше вас заведомо.
Ну да, все логично. И почему это раньше не приходило ему в голову? Да и Эля этого ему не сказала. Не так-то просто мужчине с детьми найти жену, с которой его дети и он сам будут счастливы. А те, кто думает иначе, живут в мире непонятно откуда взявшихся иллюзий. Интересно, а что Карина думает по этому поводу?
– Знаете, мне тут недавно посоветовали перестать жить в мире иллюзий, – произнес он с улыбкой. – Люди на самом деле совсем не таковы, какими мы их видим, и надо всегда об этом помнить и не удивляться, что отношения не складываются или складываются как-то не так.
Карина согласно кивнула:
– А знаете, это правда. Вот мой папа, например, страшно переживает из-за того, что я столько лет была с Лёней и не создала своей семьи. Ему кажется, что я влюблена, слепа и глуха и готова была все прощать Лёне. А на самом деле папе даже в голову не приходит, что я не слепа и не глуха, и если не порывала с Лёней, то только потому, что у меня не было на это моральных сил. И никакой семьи я не хочу, мужа не хочу, бытовых забот не хочу, я хочу родить ребенка и заниматься только им и своей работой. Жаль, что я так поздно все это осознала, иначе, может быть, и аборт не сделала бы в свое время. А любовник пусть бы приходил один-два раза в неделю, мне вполне достаточно. Мне не нужен мужчина под боком постоянно. Но разве я могу сказать это папе, для которого семья, дети и внуки – это безусловная и неоспоримая ценность, ради которой можно пойти на любые жертвы! Папа видит во мне одно, а на самом деле я совсем другая.
Надо уходить, пора и честь знать. Антон с уважением воспринял слова Карины о том, что у нее есть жесткое предубеждение по поводу разницы в возрасте. Да, сам он с этим не согласен, но чужие убеждения и принципы – это святое. У него ведь и у самого есть принципы и предубеждения, которые другим кажутся, наверное, смешными и нелепыми. Он тоже не мыслит отношений с женщиной, которая более свободна в деньгах, чем он сам. Если бы это было для него нормальным, он бы лучше попытался поухаживать за Элей, она и красивая, и добрая, и неглупая, и дети ее обожают. И если бы он своевременно проявил настойчивость, то, возможно, она бы согласилась стать его женой. Но для Антона Сташиса женщина богатая просто не существует как женщина, он всегда считал неприличным женитьбу «бедного на богатой», не хотел, чтобы его называли альфонсом, а уж если она хоть чуть-чуть старше, то тогда вообще никто не поверит в искренность чувств. Так что с Элей все равно ничего не получилось бы, даже если бы он захотел. Но он и не хотел. Это всегда удивляло и его самого, и его бывшую одноклассницу, с которой он встречался именно так, как об этом говорила Карина: один-два раза в неделю. Галина тоже никогда не верила, что он может не испытывать к красавице Эльвире никакого мужского интереса, ревновала ужасно, подозревала и постоянно говорила глупости и гадости по этому поводу. Да и Антон нет-нет – и прислушивался к себе. И каждый раз получал совершенно отчетливый ответ: Эля – не его женщина. Его к ней не тянет. Даже несмотря на ее безусловную внешнюю привлекательность и несомненные достоинства душевного склада и характера. Жаль. Жаль, что все так вышло.
Но искать жену намеренно… С целью сделать ее нянькой при своих детях… Это омерзительно. Это недостойно настоящего мужчины. Это противно его натуре.
Ну да, все это – замечательные красивые слова. А делать-то что?
На душе у Антона Сташиса было мерзко и тяжело.
В течение субботы и воскресенья найти всех 16 человек – членов закрытого клуба геймеров – оказалось делом нелегким. Все они работали, крутились, зарабатывали деньги и в выходные дни не имели привычки сидеть по домам. Кто уехал за город, кто проводил время в приятной компании, а кто и вовсе улетел за границу. Из тех, кого удалось найти в Москве, ни один не признался, что рассказывал автору игр о возможном конкуренте-полицейском. Хотя кое-какую новую информацию раздобыть все же удалось. Например, о том, что продвинутые и состоятельные геймеры, играющие на специально созданном сайте, любят сложные сюжеты, и поначалу уровень тех игр, которые составлял для них Денис Фролов, всех более чем устраивал. Обычно его игра отыгрывается примерно за две недели. Но теперь игроки хотят более сложный сюжет, раскрутить который не так-то легко. Денис, конечно, пытается усложнить свои игры, но геймеры – ребята ушлые, сообразительные, быстро доходят до конца. И тогда они заключили с Фроловым соглашение: за одну игру Фролов получает 3000 евро, если она играется две недели. За каждую неделю сверх этого – еще 2000. Фролов был кровно заинтересован в том, чтобы придумать сверхсложный сюжет и запутать всех, но пока у него получается не очень. Совсем, можно сказать, не получается. Во всяком случае, свой двухтысячеевровый бонус ему ни разу не удалось получить.
И снова начались сомнения: может быть, Денис Фролов совсем и не убийца? Да, он участвовал в играх только вместе с Геной Колосенцевым и после его гибели не зашел на сервер ни разу. Это так. Но, возможно, он хотел всего лишь познакомиться с оперативником, чтобы черпать у него информацию о настоящих уголовных делах и запутанных преступлениях?
– Но тогда почему не познакомился? – упрямо возражал Роман Дзюба, когда подполковник Зарубин поделился с ним результатами работы за минувшие два дня. – Возможностей была куча, включая и личный контакт во время соревнований. Однако Фролов почему-то ими не воспользовался. Дайте мне тех, кто остался, Сергей Кузьмич, ну пожалуйста! У меня сегодня выходной, я могу на вас поработать.
– Слушай, ну ты и зануда, – Зарубин изобразил на лице величайший трагизм. – Как тебя вообще окружающие терпят? Ты же пальцем тоннель проковыряешь со своей настырностью. Ладно, вот, держи: список членов клуба, которые еще не опрошены. Только без самодеятельности, понял? Нашел человечка – нам сообщил, дальше мы сами. Уяснил?
Роман схватил листок с именами, адресами и телефонами и убежал совершенно счастливый.
Нет, все-таки грешно жаловаться на судьбу! Любит она Ромчика Дзюбу. Да, не каждый день, не постоянно. Но постоянно ведь и женщины не любят, не говоря уж о мужчинах. Зато сегодня судьба решила побаловать молодого оперативника. Первый из тех, с кем ему удалось встретиться и поговорить, ничего интересного не рассказал, зато второй, по фамилии Щеголько, маленький и кругленький, как мячик, злобно захихикал, едва услышав имя Дениса Фролова. Он подтвердил, что один из игроков вступил в личный контакт с геймером по имени Пума, когда услышал, что он работает в полиции, да не где-нибудь, а в уголовном розыске.
– Он рассказал всей нашей группе, что поговорил с Геннадием, и Геннадий обещал написать пробную игру. Мы одобрили эту инициативу и предложили даже финансово простимулировать оперативника, чтобы он знал, что работает не зря, и старался. Видите ли, Денис Фролов для нас пишет уже давно и, судя по всему, выдохся. У каждой фантазии есть свой потолок. Кроме того, мы отыграли столько придуманных им игр, что ход его мыслей нам стал абсолютно понятен и предсказуем, а прыгнуть выше своей головы и начать мыслить по-другому Денис не может. А тут свежий человек со свежими идеями и новыми подходами! Конечно, мы были кровно заинтересованы в том, чтобы Геннадий стал нашим автором.
– Понятно, – кивнул Дзюба. – А Фролову вы об этом говорили?
– Разумеется! Именно я ему об этом и сказал.
От Дзюбы не укрылась усмешка, исказившая маленький аккуратненький рот его собеседника. Такие усмешки обычно называют гадкими. Или даже гаденькими.
– Не любите Фролова? – Роман постарался сделать тон, которым он произнес эти слова, как можно более доверительным.
– Страшно не люблю! – воскликнул Щеголько и отчего-то развеселился. – Причем даже не знаю почему. Вот ведь загадка! Человек ничего плохого мне не сделал, а я его терпеть не могу. На дух не выношу! И честно вам признаюсь, давно уже ношусь с мыслью найти другого автора игр, чтобы не иметь дела с Денисом. У него больное самолюбие и амбиций выше головы, хотя он ничего особенного собой не представляет. Вот не нравится он мне, и все тут. Поэтому я не мог удержаться от соблазна испортить ему настроение. Конечно, Геннадий только пообещал попробовать, и не факт, что он бы начал пробовать, а если бы начал, то не факт, что у него получилось бы, но я Фролову это преподнес так, что якобы дело уже на мази, есть толковый знающий опер, который умеет писать такие игры, и он сказал, что для него составить игру – раз плюнуть, и через месяц-полтора он сдаст работу. А я, дескать, ему пообещал хорошие деньги. И сумму назвал в три раза больше, чем мы платили Денису. Видели бы вы, как у него рожа перекосилась! – Мячик-Щеголько залился хохотом. – За последний год это были, наверное, самые приятные минуты в моей жизни. Конечно, это был чистый блеф, но сработало, настроение я ему испортил.
Ну вот и мотив обозначился. Пока на горизонте не появился Гена Колосенцев, Фролов был единственным автором у этой группы людей, организовавшей свой маленький закрытый игровой клуб. Если у Пумы получится ролевая игра, то Денис Фролов потеряет свой источник заработка. Так мало того: этому Пуме еще и платить будут в три раза больше, чем Денису! Где справедливость, граждане?!
– Плохо, – сделала вывод следователь Рыженко, выслушав очередной беспомощный лепет оперативников, которые честно работали, и не их вина, что не получается…
А не получалось ничего. Убийства Панкрашиной и Курмышова никак не соединялись. И хуже всего то, что работа по раскрытию убийства ювелира буксовала, как легковушка в песчаных барханах.
– Конечно, то, что ты говоришь, это полный бред, – резко сказала она, глядя на Антона Сташиса. – Но у нас все равно ничего другого не остается. Давайте проверять версию о том, что Курмышова убил Колосенцев, поскольку мы точно установили, что освободил ювелира именно он. Экспертиза подтвердила: на ножовке, которой распилили наручники, и куске арматуры, которой взломали дверь гаража, следы Колосенцева. Хотя бы одно мы знаем наверняка: Гена вступал в контакт с ювелиром. Гена был в этом гаражном комплексе одновременно с Курмышовым. А потом Курмышова оттуда увезли. И машину Колосенцева обнаружили неподалеку от общежития мигрантов. Значит, у него были все возможности вывезти Курмышова. Рома, машину твоего друга эксперты смотрели?
– Кажется, нет, – неуверенно ответил Дзюба, подумал и добавил уже более твердо: – Точно нет. Я с ребятами разговаривал, они сказали, что просто осмотрели машину, искали записи или еще что-то такое, что объяснило бы, зачем он поехал в Восточный округ. А экспертам не отдавали.
– Почему?! – теперь Рыженко уже кричала. – Почему не сделано такое очевидно необходимое действие? Что вообще происходит?
– Не сердитесь, Надежда Игоревна, – попытался успокоить ее Антон. – Там следователь такой… с особенностями. У него ремонт и гастарбайтеры – больная тема. И в рамках его версии в результатах экспертизы по машине ничего важного для следствия быть не может.
– Господи, – простонала она, обхватывая голову руками. – Почему, ну почему мы превратились в страну идиотов? Ладно, всё, концерт окончен. Идите, работайте. А я пойду к руководству. Если вашему следователю машина Колосенцева для раскрытия убийства не нужна, то мне она нужна для следствия по делу ювелира.
Сташис и Дзюба вышли из кабинета Рыженко, стараясь производить как можно меньше шума.
– Что это с ней? – шепотом спросил Роман, когда они отошли от двери на достаточное расстояние. – Я ее такой никогда не видел.
Антон улыбнулся.
– Ничего страшного, Рома. И ничего личного. Ни к тебе, ни ко мне это отношения не имеет.
– А к чему имеет?
– Не к чему, а к кому. К Киргану, адвокату.
– К Виталию Николаевичу? – изумился Дзюба. – А что случилось? Он опять ее дело в процессе развалил?
– Ну, почти, – рассмеялся Сташис. – Он ей вчера предложение сделал. И Надежда Игоревна согласилась. Вчера. А сегодня утром позвонила ему и сказала, что накануне поторопилась и пока не уверена… В общем, из-за этого они поссорились.
– Ни фига себе, – протянул Роман. – А ты откуда знаешь?
– Так мне Кирган сказал, я с ним разговаривал сегодня. Так что наша с тобой Надежда Игоревна просто в расстроенных чувствах. Не бери в голову. И знаешь что, Ромка? Я сейчас поеду делами заниматься, а ты отдыхай сегодня. Все равно больше ничего по ювелиру мы сделать не можем. Всё, источник иссяк. Теперь остается только ждать, пока Рыженко вытребует Генкину машину для экспертизы и пока эксперты все сделают. И в отделе у себя не показывайся, ты же знаешь: дураков работа любит. Расслабься до завтра.
Антон дружески хлопнул Дзюбу по плечу, сел в свою машину и укатил. А Роман задумчиво брел по тротуару, размышляя, то ли поехать домой и завалиться спать, то ли все-таки проявить честность и дисциплинированность и явиться в свой отдел, то ли…
Третий вариант после тщательного обдумывания показался ему самым привлекательным. И Роман Дзюба отправился в ломбард, где работала такая чудесная, такая необыкновенная, такая добрая и искренняя девушка с таким редким именем Евдокия.