Необходимо принять во внимание тот недостаток, что при рассредоточении частей отдельными ротами по всей территории колонии нельзя было практиковаться в боевом применении крупных войсковых соединений и обучить старших офицеров управлять последними. Было ясно, что на войне движение и руководство в бою войсковыми частями силой больше роты должно было натолкнуться на большие затруднения. По моему мнению, перед войсками стояла двоякая задача - быть одинаково готовыми как к бою против внешнего противника, вооруженного по-современному так и к борьбе с туземцами внутри колонии; поэтому и боевая подготовка частей должна была распадаться на два различных вида.
Тактические учения для подготовки к войне с туземцами представляли при этом картину, которая сильно отличалась от наших европейских приемов обучения. В Аруше на таком учении рота двигалась сквозь густой кустарник - "пори" и, по обычаю туземцев, была атакована во время похода. Противника изображали воины племени меру, которые, в полном военном наряде, с копьями и в своих головных украшениях из страусовых перьев, устроили засаду и затем с расстояния в несколько шагов, испуская свой военный клич, напали на походную колонну Сафари. В подобного рода близком бою, - в таком бою в 1891 году погибла Целевская экспедиция у Иринги, - столкновение разыгрывается накоротке и в несколько минут. Часть быстро смыкается вокруг начальника и атакует противника. В соответствии с таким характером боя с туземцами, до сих пор не было необходимости в тщательном и основательном стрелковом обучении аскари в духе современных требований. Поэтому оно находилось на довольно низкой ступени и, что для военного читателя должно быть интересным, при стрельбе стоя с руки на 200 метров по круглой мишени некоторые роты едва достигали круга с отметкой 3 и только очень немногие роты несколько превосходили круг с отметкой 5{5}. Характер боя с туземцами не предъявлял и достаточных требований для основательного обучения пулеметному делу. К счастью, я очень скоро выяснил, что у европейцы части понимают важность этого оружия в современном бою. Несмотря на такую не совсем высокую степень обучения, результаты боевых стрельб на дальние дистанции были удовлетворительными. Аскари тут в значительной степени пригодилось его острое зрение, при помощи которого он наблюдал за местом ударов пуль и, сообразуясь с этим, вносил изменения в точку прицеливания.
Путешествие привело меня затем через миссию Уфиоме, где жил патер Дюр, в Кондоа-Иранги, Килиматинди и назад в Дар-эс-Салам. Впечатления этой первой инспекторской поездки сводились к тому, что еще многое надо было сделать в военном отношении, если мы хотели быть основательно подготовленными на случай войны с Англией. К сожалению, влиятельных должностных лиц убедить в этом удалось не вполне. Царило мнение, что мы находимся в необыкновенно хороших отношениях с Англией и что война, если она вообще и случится, то в далеком будущем. Таким образом, когда через несколько месяцев война действительно грянула, мы оказались к ней неподготовленными.
Для меня, как новичка в Восточной Африке, путешествие имело не только военный интерес. В Бомала-Нгомбе, районе между Неймоши и Арушей, еще при покойном обер-лейтенанте Иогансе была поселена масса старых аскари. Они занимались главным образом торговлей пивом и достигли известного благосостояния. Известие о моем приезде опередило меня, и люди явились в полном составе, чтобы приветствовать мое прибытие. У меня осталось впечатление, что эта преданность не была чисто внешней; люди восторженно рассказывали мне о немцах, под начальством которых они раньше служили, и, кроме того, с началом войны они без приглашения и без малейшего нажима предоставили большую сумму денег для содержания войск. В той же местности я увидел также первых масаи, которые, в противоположность большинству восточно-африканских племен, чистые семиты и живут в особом округе.
Нужно упомянуть, что Меркер, лучший знаток масаи, видит в них первобытных евреев. Они в ярко выраженной форме обладают качествами настоящих степных жителей. Случайно в моих охотничьих поездках меня сопровождал один из этих высоких, стройных и очень проворных людей. Острота их зрения, а также способность разбирать следы, поразительна. Наряду с этим масаи умны и очень лживы, по крайней мере по отношению к чужим. Они живут в закрытых поселках из глиняных хижин и, как все номады, кочуют со своими стадами по степям. На военную службу они поступают редко{6}. Земледелием масаи почти совсем не занимаются, в то время как оно составляет главное занятие у остальных племен и вызывается густотой населения. Так например, банановые области на восточном склоне Килиманджаро кормят туземное население, племени вадшагга, приблизительно в 25.000 человек, и это число может в дальнейшем еще увеличиться. Большое богатство скота в области Аруши, в Массейской степи и у Кондоа-Иранги показало мне, что муха цеце{7}, этот главный враг африканского скотоводства в этих областях, попадается сравнительно редко. Для сравнения можно указать, что число рогатого скота в одном только округе Аруша считается больше, чем во всей юго-западной Африке. В Кондоа-Иранги и в Сингидде люди пришли издалека и выстроились вдоль дороги. Все путешественники, исследовавшие эти области, не могут не сделать вывод, что в плодородном и высоко расположенном центральном районе хватит места для поселения сотен тысяч европейцев.
Я хотел бы здесь упомянуть об одном впечатлении, которое я получил позднее, во время войны. Мы иногда проходили по плодородным областям, совершенно брошенным туземцами, но, как было известно, еще год тому назад густо населенным. Люди просто ушли и поселились в другом пункте обширной никому не принадлежавшей, безлюдной и плодородной местности, где они вновь обработали новые поля. Если бы действительно использовать годную для заселения площадь, то в немецкой Восточной Африке, до сих пор населенной примерно 8 миллионами, можно было бы прокормить население, которое по числу жителей немногим уступало бы Германии{8}. Англичанин, взятый в плен во время войны в Махенге, утверждал, что из Восточной Африки можно сделать вторую Индию, и я убежден, что он был прав. Опыт войны укрепил мое мнение, что существует много экономических возможностей, о которых перед войной мы едва ли имели ясное представление.
Уже несколько дней, как я удачно охотился на буйволов, но мне не удалось подстрелить сильного самца, и я выслеживал такого, насколько мне это позволяло время. Кроме туземца-мальчика, у меня были еще, в качестве следопытов, два лучших аскари Кондоаской роты. Как только я после окончания перехода прибывал в лагерь и сходил с мула, я спрашивал Кадунду, одного из этих аскари, который проделывал этот переход пешком, готов ли он к охоте. Всякий раз он соглашался с величайшей охотой и мы отправлялись дальше по следам сквозь кустарник, который иногда бывал до того густым, что нужно было ползти под ветвями. Подобная охота по следам сквозь густой кустарник и тростник выше человеческого роста, часами под палящим солнцем для еще не привыкшего к африканскому климату европейца крайне тяжела. Подстреленный буйвол считается в Восточной Африке самым опасным диким животным; нередко он с большой решимостью и стремительно бросается на человека.
В Мпонди, несколько времени тому назад, подстреленный буйвол так неожиданно напал на охотника, что тот, хотя и очутился по счастливой случайности верхом на спине животного, но вряд ли спас бы свою жизнь, если бы в критический момент не упала его тропическая шляпа. Чудовище атаковало тогда шляпу, а стрелок воспользовался этим обстоятельством, чтобы всадить ему в лопатку смертельную пулю.
Из этого и подобных рассказов можно судить, как чрезвычайно растет напряжение и обостряются все чувства, когда следы, по которым идешь, становятся все более и более свежими. Однако, хотя я часто в нескольких шагах от себя слышал дыхание буйвола, чаща была настолько густая, что я не мог стрелять. Я уже потерял надежду на исполнение своего желания и пустился со своим караваном в однообразный обратный путь, когда мы, в 7 часов утра, пересекли совершенно свежие следы буйвола. Здесь лес был реже, и проводники выразили желание идти по этим следам. Тогда мы оставили караван, а сами после четырехчасового напряженного преследования увидели буйвола. Когда я хотел прицелиться, находясь в прогалине, шириной около ста метров, Кадунда запротестовал и настоял на том, чтобы мы подкрались к буйволу на 30 шагов, прошедшем мимо нас в очень редком строевом лесу. К счастью, пуля пробила большую сонную артерию, и буйвол сразу упал. Этим были исключены всякого рода дальнейшие неожиданности. Как часто случается, мы и здесь нашли во внутренностях животного застрявшую пулю из туземного ружья - след давней схватки. Остальная охотничья добыча состояла из большого количества антилоп и газелей различных пород. Львов мы слышали, причем часто, но не видели.
Во время этого путешествия сквозь пори я узнал, к своему смущению, тот факт, что бесследно исчезнуть даже в глубине Африки не легко. Я уехал, не оставив указаний, какую выберу дорогу. Вдруг неожиданно во время перехода через пори появился туземец и передал мне заокеанскую почту. Туземцы обмениваются друг с другом точными сведениями обо всем, что творится в их районе. Крики, огневые сигналы, звуки трубы служат для быстрого распространения и обмена новостями. Необъяснимую способность распространения бесчисленных слухов, с которой я впоследствии должен был познакомиться, нужно по большей части отнести к этим приемам передачи.
В марте, после возвращения в Дар-эс-Салам из первой инспекторской поездки, было начато перевооружение трех следующих рот. До сих пор только три роты имели современные винтовки. Оказалось очень важным, что, по крайней мере, эти ружья с соответствующим количеством патронов попали в колонию как раз вовремя, еще до начала войны. При инспекторской поездке в апреле в Линди, где я осматривал третью полевую роту, я при падении на камень повредил себе колено и поэтому мог начать мою следующую большую поездку только в конце мая. Хотя пассажирское движение по Центральной железной дороге{9} могло быть открыто только до Таборы, все же постройка продвинулась так быстро вперед, что я по этой дороге добрался до Кигомы (у озера Танганьики) и таким образом уже тогда получил первое знакомство с этим важным средством сообщения, которое непосредственно связывало наше морское побережье с озером Танганьикой, с прилегающими к нему богатыми областями и дальше с водной системой реки Конго. В Кигоме пароход "Гецен" находился еще в постройке, и я отправился в Бисмаркбург на маленьком пароходе "Гедвиг фон Виссман". В Бодуинвилле, в области Конго, я сделал короткий визит тамошнему епископу Белых отцов{10}, не имея никакого представления о том, что скоро начнется война с этой областью. Обширные роскошные фруктовые сады окружали станцию. Бедствия от львов должны быть там очень велики; миссионеры рассказывали мне, что недавно лев ночью пробрался через стену внутрь двора и убил корову. Нам был оказан очень хороший прием.
Точно так же нас хорошо приняли в миссии Мвази в германской области, где также жили Белые отцы, по большей части бельгийцы. Однако, захваченная во время войны переписка доказала, что французские миссионеры, которые жили также на станциях области Танганьика, не только пеклись о распространении христианства, но также вели определенную агитацию в пользу Франции. Письмо одного миссионера содержит объяснения, в чем заключается разница между "missionaires catholiques" ("миссионерами католическими") и "missionaires francais" ("миссионерами французскими"). Последние обязаны вести наряду с проповедью христианства также и французскую национальную пропаганду. Известно, что от подобной национальной пропаганды немецкие миссионеры в общем держались в стороне.
Дальнейшие путешествия показали мне, что в высшей степени плодородная область расположена около Нейлангенбурга и Сонги, где находится много полей пшеницы и о плотности, населения которой можно судить даже по карте - по многочисленным имеющимся там миссиям. Между тем область эта обеспечивалась только одной единственной ротой, с которой не было даже непосредственной проволочной связи. Если хотели снестись с Нейлангенбургом по телеграфу, то из Дар-эс-Салама это можно было сделать только через Южную Африку по английской линии. Имевшаяся связь по гелиографу{11} от Иринги до Нейлангенбурга благодаря своей ненадежности не могла заменить в полной мере телеграфа. Необходимо отметить, что в этой области не только туземцы вовлекались в культурную работу через миссии и немецкое управление, но что там существует также достойная упоминания старинная туземная промышленность. При почве, богатой железом, там встречаются многочисленные кузницы, меха которых по первобытному образцу сделаны из шкур. Очень хороши также ткацкие работы туземцев, распространено и плетение корзин, которое существует здесь, как почти всюду в колониальной области. Они делаются с большим вкусом и настолько плотными, что туземцы употребляют для питья плетеные кубки.
Я остановился в миссии Мбози, и тамошний миссионер Бахман, многолетний и выдающийся знаток страны и населения, сообщил мне, что бросается в глаза перемена, происходящая в настроений туземцев. Пришлые арабы и суахили{12} появлялись в стране и рассказывали населению, что немцы теперь скоро уйдут и англичане завладеют страной; это было в июне 1914 года.
Дальнейшее путешествие привело меня около Иринги в такие районы, где значительный вождь, по имени Квава, не подчинялся немцам, а около Ругано отдельные люди из многочисленных собравшихся туземцев могли сообщить мне свои личные наблюдения об уничтожении Целевской экспедиции.
Несмотря на мое стремление войти в круг своих восточно-африканских обязанностей, я считался у старых африканцев новичком. Во всяком случае, моя служебная карьера подготовила меня до известной степени к задаче, поставленной мне судьбой.
Вероятно, примерно в то время, когда я, рано оторванный от своей родины (Померании), будучи кадетом, изучал "Галльские войны" Цезаря, Бисмарк подарил Германии ее первые колонии{13}. В 1899-1900 году я изучал в генеральном штабе, наравне со многими иностранными, и наши собственные колонии. Во время китайской смуты (1900-1901){14} я изучил в Восточной Азии все воюющие вместе с нами войсковые иностранные части, особенно англичан, как во время службы, так и при товарищеских сношениях. Восстание гереро и готтентотов в Южной Африке{15} познакомило меня в 1904-1906 году с особенностями войны в кустарнике. Тогда же я, будучи в распоряжении генерала Трота{16}, получил, в качестве самостоятельного командира роты и отряда, богатый личный опыт в отношении не только туземцев, но и буров. Выдающиеся качества нижне-германского племени (голландцев-буров), поселившегося с давних времен в африканской степи, обеспечивали мне уважение. Я не предчувствовал тогда, что позднее бурский народ окажет решающее влияние на переход германской части Африки к англичанам{17}.
В 1906 году я был ранен на юго-западе. Это привело меня в Капштадт, так что я в некоторой степени познакомился и с Капской колонией. На обратном пути я впервые проехал по германской Восточной Африке - арене моей позднейшей деятельности.
Моя последняя должность - командира 2-го морского батальона в Вильгельмсхафене{18}, позволила мне заглянуть во внутреннюю жизнь нашего быстро развивавшегося морского флота, который был так тесно связан с заокеанской деятельностью Германии. Я принимал участие в учениях и морских походах на больших и малых судах, в маневрах и плавании флота в Норвегию, причем всегда узнавал новые стороны как общественной, так и военной жизни. Точно так же и после возвращения в армию переходы из строя в штаб и обратно давали мне много поводов и случаев к сравнению. Таким образом, я по своему образованию был подготовлен к тому, чтобы быстро разобраться в новой обстановке. Однако, как бы я ни был признателен за расширение своего кругозора, за все лучшее я должен благодарить отечественную армию, где под руководством отличных командиров мне посчастливилось ознакомиться с правильно понятым духом военной службы и настоящей дисциплиной.
Глава вторая. Начало войны (Август 1914 года)
Получение известий о мобилизации. Участие в войне или нейтралитет. Численность колониальных войск и потери англичан во время войны. Английский консул и его деятельность. Губернатор колонии, высшая военная власть и оборона морского побережья. Мобилизационная подготовка. Этапная служба (сущность и характер), подвоз и продовольствие. Санитарная служба и малярия
В начале августа 1914 года, по дороге через Кидоди на Килоссу, я получил через срочного курьера телеграмму губернатора, где говорилось, что я должен немедленно вернуться в Дар-эс-Салам, а на следующий день пришло сообщение, что объявлена мобилизация, но что военное положение не распространяется на территорию колонии{19}. Телеграмма статс-секретаря государственного колониального управления призывала колонистов к спокойствию. Наоборот, адмиралтейство - по радио - указывало на Англию, как на вероятного противника.
В Килоссе удалось захватить товарный поезд, и таким образом 3 августа я прибыл в Дар-эс-Салам. Здесь царило большое оживление, Объявление войны непосредственно совпало с приготовлениями к большой выставке, в программу которой должно было также входить и торжественное открытие Танганьикской (т.е. Центральной) железной дороги. В Дар-эс-Салам прибыло в гости большое количество немцев, которые не смогли вернуться на родину. С целью подготовки к выставке туда прибыл и капитан фон-Гаммерштейн, начальник 6 полевой роты в Уджиджи. Было очень кстати, что я смог немедленно же воспользовался для мобилизации этим дельным офицером, с которым меня связывали, кроме общности взглядов, также и сердечные личные отношения.
Сразу же возникал вопрос, останется ли колония нейтральной в предстоящей, по-видимому, мировой войне, в которой, по всей вероятности, примет участие также и Англия. Как выше было уже отмечено, я считал, что нашей военной задачей является сковывание, если это будет возможно, неприятельских, то есть английских, войск. Но это было бы невыполнимо, если бы мы оставались нейтральными. В этом случае, не владея морем, мы вынуждены были бы бездействовать с нашим, правда, в данный момент маленьким, войском, за которым, однако, стояло больше 8 миллионов крепкого, преданного, очень здорового и вполне годного для военной службы населения.
Наоборот, Англии не было никакого расчета использовать против нас в Восточной Африке хотя бы одного человека. Англия могла бы, насколько это до пускалось заботой об английском туземном населении, притянуть даже последнего годного аскари на другие театры военных действий, которые были важнее восточно-африканского. Таким образом, для Англии, несомненно, было выгодно, если какое-либо соглашение принудит нас к нейтралитету. Но этого не случилось. Договора относительно экваториальных областей говорили только о том, что при столкновениях двух из подписавших соглашение держав третья может предложить свои услуги в качестве посредника. Но, насколько мне известно, никто не предлагал такого посредничества. Итак, мы не были обязаны воздерживаться от операций на основании какого-либо договора. С военной точки зрения, являлось выгодным для нас, а не для англичан, чтобы война велась и на восточно-африканской территории. То обстоятельство, что нам не нужно было оставаться нейтральными, дало нам возможность, используя благоприятные условия морского побережья, служить опорным пунктом и убежищем для крейсерской войны в Индийском океане, и, что важнее всего, мы могли со своими несколькими тысячами человек удерживать в продолжение всей войны значительно превосходившие нас неприятельские силы.
Колониальные войска в начале войны состояли из 216 белых (из которых часть считалась ушедшими в отпуск) и 2.540 аскари; затем, в полицейских частях было 45 белых и 2.140 аскари; к этому позднее прибавился личный состав с "Кенигсберга"{20} (который в начале войны ушел в плавание) в 322 человека и парохода "Чайка" - в 102 человека. Наши силы во время войны в общем переоценивались, хотя сообщения, появившиеся непонятным образом в германской печати, давали неприятелю довольно верные сведения. Фактически во время войны наибольшее число войск едва достигало 3.000 европейцев и 11.000 аскари. Приведенные цифры содержат также в себе и всех нестроевых, как, например, полицейскую охрану, санитарный состав, служащих магазинов и т.д. Во сколько миллиардов обошлась противнику попытка сломить наши небольшие военные силы, это, вероятно, будет когда-нибудь изложено в английской печати. Здесь же можно только отметить, что мы были в состоянии, по всей вероятности, продолжать войну еще несколько лет и после 1918 года.
Что касается неприятельских сил, то в моем распоряжении нет точных сведений, и я должен возложить ответственность за правильность приводимых мной цифр на английских офицеров и на сообщения печати. По этим данным, против нас было выставлено 130 генералов и около 300.000 солдат, причем противник потерял 20.000 европейцев и индусов убитыми и 140.000 лошадей и мулов. Эти цифры, особенно число генералов, кажутся мне самому несколько преувеличенными, а потому я могу только повторить, что взяты они из английских источников. Во всяком случае, потери должны были быть очень велики, и, принимая во внимание то обстоятельство, что число убитых и умерших чернокожих солдат не опубликовано, общее число погибших можно считать не ниже 60.000 человек. В журнал военных действий уже сейчас внесено, по крайней мере, около тысячи боев, хотя в нем нет еще сведений от Тафеля и Винтгенса{21}.
Было очень интересно в эти напряженные дни наблюдать поведение английского консула в Дар-эс-Саламе Кинга. Его можно было встретить везде - и в офицерском собрании за игрой в карты, и на почте, куда сдавались наши телеграммы. Захваченные позднее у Танги официальные распоряжения английского экспедиционного корпуса, которые по большей части были основаны на сведениях от Кинга, показали, как был спокоен этот человек накануне войны и как отлично он был осведомлен о внутренних делах нашей колонии. Его оценка обстановки отличалась такой полнотой, что он сравнивал между собой европейцев различных областей в отношении их боевых качеств и отмечал отсутствие у Дар-эс-Саламцев большого стремления к бою. Будучи честным, нужно признать, что, действительно, для большей части тамошних немцев, а также для тамошних правительственных учреждений, потребовалось некоторое время, пока они прониклись воинственным настроением, без которого нельзя было выполнить нашу задачу.
Очень тяжелое положение было в приморских районах, густо населенных европейцами (среди них много женщин и детей), которые каждую минуту могли подвергнуться обстрелу со стороны английских военных судов. Губернатор отстаивал ту точку зрения, что необходимо во что бы то ни стало избежать подобного обстрела. Согласно существующим законам, которые, без сомнения, не предусматривали случая европейской войны, высшая военная власть в колонии находилась в руках губернатора. Вследствие прекращения связи с Германией не было возможности изменить этот порядок, и я должен был считаться с этим очень значительным, с военной точки зрения, затруднением. При точном выполнении указаний губернатора следовало учитывать, что Дар-эс-Салам и Танга, начальные пункты наших железных дорог и готовые опорные пункты для неприятельских операций от побережья вглубь страны, попадут без боя в руки противника.
По моим соображениям, мы лучше всего могли защитить колонию, угрожая неприятелю на его собственной территории. Мы могли очень сильно его связать на чувствительном для англичан пункте - Угандской железной дороге. Густо населенный нашими колонистами район Северной железной дороги (Танга-Неймоши) до известной степени способствовал этому плану. Но губернатор не согласился с предлагаемым мною еще раньше сосредоточением войск на севере, у Килиманджаро. Однако, для того, чтобы вообще иметь возможность действовать, надо было сосредоточить части, разбросанные по всей колонии, и, так как этого нельзя было сделать в желательном для меня районе Килиманджаро, пришлось поневоле сбор войск произвести в одном переходе к западу от Дар-эс-Салама, на высотах Пугу. Здесь Дар-эс-Саламская рота соединилась с ротами, переброшенными частью пешком, частью по железной дороге из Килиманджаро, Таборы, Уджиджи, Узумбуры и Кисенджи. Полиция, которая, после небольших связанных с войной приготовлений, должна была немедленно присоединиться к колониальным войскам, поступила в мое распоряжение, включив в свой состав некоторое количество служивших ранее аскари. Таким образом, сразу было сформировано 4 новых роты, получивших номера с 15 по 18-й.
Немцы, находившиеся в отпуске, были призваны по мере надобности, и каждая рота состояла в среднем из 16 европейцев, 160 аскари и 2 пулеметов.
В некоторых местах призыв европейцев в армию натолкнулся на затруднения. На запросы команд некоторых кораблей восточно-африканской линии, которые стояли в гавани Дар-эс-Салама, комендант станции ошибочно ответил, что для них в войсках места нет. По предложению заместителя губернатора людям этим было предложено дать подписку, по которой они брали на себя обязательство оставаться во время войны нейтральными. Затем им стало ясно, что это является проступком против воинской повинности, и, кроме того, такое обязательство противоречило их здравому чувству долга. С подробным изложением всех обстоятельств они обратились ко мне. К счастью, еще можно было исправить эту ошибку, так как их обязательства о нейтралитете не попали в руки неприятеля.
Число носильщиков в роте колебалось и составляло в среднем примерно около 250 человек. Находившиеся в гавани Дар-эс-Салама запасы оружия, снаряжения и прочие военные припасы были распределены по различным пунктам внутри страны вдоль железной дороги, где были учреждены склады.
Подготовка войск стала производиться в спешном порядке, и уже тогда оправдала себя предложенная одним практичным ротным командиром, капитаном Тафелем, маскировка наших головных уборов травой и листьями. Возникал, конечно, вопрос, способны ли наши аскари воевать против европейских частей. Это оспаривалось многолетними знатоками страны. Однако, по наблюдениям, которые я сделал во время восстания в Южной Африке 1904 - 1907 года, я был убежден, что у восточно-африканских чернокожих , которые ведь принадлежали к той же самой обширной группе племен банту, как и гереро, можно пробудить храбрость и военные способности. Это был известный риск, но у нас не было другого выхода.
Все организационные вопросы, которые обыкновенно тщательно обдумываются и подготавливаются еще в мирное время, в данном случае необходимо было решать немедленно. Сюда относилось чрезвычайно важное задачи снабжения и пополнения. Приходилось в первую очередь обратить внимание на большие дороги, важные в военном отношении.
Прежде всего выяснилось, что между Центральной и Узамбарской железными дорогами не было никакого колесного сообщения. Сообщение между ними в мирное время происходило пароходом, от Дар-эс-Салама до Танги; теперь, в связи с господством на море англичан, эта возможность была исключена. Очевидно, при строительстве дорожной сети не подумали о военных надобностях. Для исправления этого недочета нам пришлось проложить этапную дорогу к Северной железной дороге между Морогоро и Корогве. Вторая дорога проходила западнее Массейских земель от Додомы через Кондоа-Иранги - Уфиоме к Аруше, и третья дорога шла из богатой области Таборы, главного города страны Ваньямвези, к Муанзе у озера Виктории и в область Васукума, которые были населены наиболее значительными из наших племен, что признавалось и консулом Кингом. Эта дорога имела большое значение еще потому, что по ней, кроме скота, нам доставлялся рис от области озера Виктории. Другие линии связывали Килоссу с богатыми областями Махенге, Иринга, и даже Нейлангенбургом, которые покрывали большую часть нашей потребности в пшеничной муке.
После того, как первоначальная организация снабжения была в общем и целом закончена, командование не могло уже в дальнейшем вникать во все мелочи. Нужно было найти человека, который по своей военной подготовке был бы способен руководить службой снабжения не только с точки зрения простого управления, но и учитывая также настойчивые требования боевой обстановки.
Генерал-майор в отставке Вале, который 2 августа случайно прибыл для посещения сына и Дар-эс-Саламской выставки, немедленно предоставил себя в распоряжение армии и по моей просьбе принял руководство этапами. Его задача была особенно трудной, потому что там, где не было железных дорог, могли быть использованы только туземцы-носильщики. Я не располагаю никакими данными о числе носильщиков, потребовавшихся для обслуживания армии, и было бы очень трудно установить эти цифры. В это число необходимо включить также людей, которые только переносили тяжести с одного места на другое, пока их не принимал постоянный носильщик. Однако, можно, пожалуй, без преувеличения сказать, что в общем обслуживанием армии были заняты сотни тысяч носильщиков, которых необходимо было, в свою очередь, снабжать продовольствием и обеспечить в врачебном отношении.
Среди многих других затруднений следует упомянуть еще об одном совершенно особого рода. В мирное время европейцы в тропических колониях из гигиенических соображений привыкали к известным удобствам. Европейских продуктов в Восточной Африке достать нельзя, но только немногие европейцы привыкли жить фруктами, которые доставлялись туземцами или природой. Редко можно найти убежище под крышей. Необходима также защита от москитов. Таким образом, европеец, чиновник или военный, едва ли мог обойтись в дороге менее, чем 11 носильщиками, которые, кроме его палатки, походной кровати и одежды, несли также значительное количество продовольствия. Но такое число носильщиков было неприемлемо для армии, которая должна быть подвижной, а между тем дальнейшие затруднения заключались в том, что почти каждый аскари имел мальчика-слугу. Чрезвычайно трудно бороться с подобными обычаями наивных людей, которые, благодаря исламу, еще более непоколебимо придерживаются своих закоренелых предрассудков и, кроме того, обладают большой гордостью и очень тщеславны{22}.
В тропической войне, которая нам предстояла, обеспеченность в санитарном отношении играла большую роль. Туземец в общем крайне невосприимчив к малярии, и редко случается, чтобы аскари действительно заболел, но некоторые племена, которые живут в высоко лежащих, свободных от малярии областях, как например, вадшагга у Килиманджаро, и у которых поэтому с детства не выработан иммунитет, сильно страдают от этой болезни, как только они спускаются в равнину. Каждому европейцу необходимо строго применять средства механической защиты, вроде москитной сетки, против малярийного комара, начиная с вечерних часов и до утра. Я много месяцев спал на земле, и в этом случае меня также спасала москитная сетка. Конечно, у меня все-таки десятки раз была малярия, так как в поле не всегда имеется возможность применять санитарные меры.
Для нас было большим счастьем, что в Танганьике находилось значительное число санитарных офицеров для изучения и борьбы с сонной болезнью, так как это давало возможность обеспечить почти каждую роту врачом.
Хлопоты, которые принесла с собой вся эта мобилизационная работа, не давали ни днем ни ночью передышки туземцу у телефона в Пугу, и надо было удивляться, с какой ловкостью здесь и в других местах туземец обслуживал свой аппарат. Его большая восприимчивость к технике оказала нам ценные услуги.
Разумеется, было бесчисленное число затруднений и недоразумений. Случалось, что в первые дни скот, который перегонялся из области севернее Таборы в Дар-эс-Салам для снабжения тамошнего гражданского населения, встречался по дороге с другим гуртом скота, шедшим в то же время в обратном направлении для войсковых надобностей. Я еще до сих пор с дрожью во всем теле вспоминаю, как на станции Пугу подобный поезд, нагруженный лучшим скотом для выставки, на всем ходу врезался в другой, около которого я стоял, и едва не причинил чувствительных для нас потерь личному составу, необходимому для проведения мобилизации.
Наш сборный пункт был расположен внутри страны, примерно в 20 километрах от Дар-эс-Салама, у подножия горы Пугу. Лес там чрезвычайно густой, и район покрыт туземными и европейскими плантациями. Несмотря на слегка возвышенное положение, Пугу принадлежит к жаркой береговой полосе, и, хотя август относится еще к прохладному времени года, температура была такой, какую мы определяем выражением "тропическая". Это давящая, слегка влажная жара, которая делает большие переходы очень изнурительными для европейцев.
В то время мы имели еще для европейцев палатки и для каждого походную кровать с неизбежной сеткой от москитов, так что в этом отношении не существовало никаких затруднений. На случай болезни был открыт приемный полевой лазарет в ближайшей плантации Вихман.
Глава третья. Первые бои (Август-сентябрь 1914 года)
Обстрел станции беспроволочного телеграфа в Дар-эс-Саламе. Переговоры гражданских властей о сдаче "Кенигсберга" и "Меве". Взятие Таветы. Переход главных сил к Северной железной дороге. Новые телеграфные линии. Обстрел Багамоджо. Действия против британской Угандской железной дороги. Малая война на севере