58211.fb2
Кашаг велел нам ничего не брать с собой, так что мы не взяли даже запасов продовольствия. Теперь же мы увидели, что многие прихватили с собой немало своих вещей и продуктов. Я взяла только шерстяное одеяло, хорошо послужившее мне в дороге, и немного цампы.
Мы переходили через речку Цангпо в полночь. От полуночи до девяти часов следующего дня непрерывно скакали на большой скорости. У меня не было ни шарфа, ни очков, а поскольку на мне была короткая мужская одежда, по дороге я очень замерзла. Когда
мы сделали привал в Чицушо, я едва держалась на ногах от холода, усталости и судорог в голенях. Погода стояла ветреная, и мое лицо покрывал толстый слой пыли. Я смогла умыться только через неделю. Кожа начала шелушиться, незащищенная от ветра и пылевых бурь.
Встречавшиеся нам по пути крепостные и крестьяне были очень добры к нам, они приносили нам продукты и все, что могли себе позволить. Это было очень трогательно. Они приносили нам даже обувь и теплую шерстяную одежду, оплакивая печальную судьбу Тибета. Мы продвигались двумя отрядами. Первый отряд уходил вперед, и когда второй догонял его, первый опять трогался в путь.
Нас сопровождало около двухсот вооруженных Кхампа[20]. Если бы не они, мы бы уже много раз свернули не в том направлении. Мы действительно несколько раз сбивались с дороги, и нам приходилось возвращаться, теряя драгоценное время. Однажды заметили вдалеке приближающихся к нам лошадей. Мы были в панике, сразу же подумав, что это китайцы, но, к нашему облегчению, это оказался разыскивавший нас отряд бойцов Кхампа. Им сказали, что Его Святейшество скоро прибудет. Мы опережали его на расстояние одного дня пути.
Прибыв в Цонадзонг, мы услышали рев самолетных двигателей и опять подумали о самом худшем. Все быстро спешились и распростерлись на земле. Дочка крикнула мне, чтобы я легла под лошадь. Самолет пролетел над нами и скрылся вдали. Было около десяти утра, шел снег. Позже мы узнали, что этот самолет был послан индийским правительством, чтобы найти нас.
Его Святейшество задержали на один день люди, желавшие получить аудиенцию. Многие эмигрировали в Индию, подобно Его Святейшеству. Большинство не знали, что мы уходим, так как мы шли по ночам и нас никто не видел. Когда мы достигли Санды, я от холода едва держалась на ногах. Жители деревни приглашали нас к себе, но у нас не было времени.
В Чидишо мы ехали через Рамаку и Санду. Эта местность славилась на весь Тибет своими ручными изделиями из шерсти. Его Святейшество рассмеялся, увидев меня, так как я все еще была в мужской одежде. Он сказал, что мне, должно быть, было нелегко, но все к лучшему и бедствия скоро закончатся. Мы остались там на ночь, а поскольку по-настоящему расположиться было негде, я провела ночь на чердаке над свиньями. Там же я и переоделась.
Когда мы останавливались где-нибудь на ночлег, я всегда пекла хлеб для предстоящего на следующий день перехода. Мы жили исключительно на цампе и тхупе.
В Чидишо мы немного расслабились и передохнули. Китайцы остались далеко позади. Бойцы Кхампа ушли вперед расчистить нам путь, стреляя в любого встречного китайца. В Ярто Такла собралось множество местных предсказателей. Они вошли в транс и сказали, что путь в Индию свободен и нам не грозит никакая опасность.
В Таванге, сразу же по ту сторону границы, нас встретили индийские представители власти, и состоялся большой прием. О нашем отъезде из Лхасы в Индию не знал никто, кроме моего сына Гьяло Тхондупа, который поддерживал связь с бойцами Кхампа. В Таванге индийский чиновник немного говорил по- китайски и неизменно повторял хан-хао (очень хорошо), когда я угощала его хлебом, который испекла сама. Проведя три дня в Таванге, мы отправились в Бомдилу, а оттуда в Тезпур, где нас встречал Гьяло Тхондуп и официальные представители власти, в том числе и Неру. Его Святейшество прочел проповедь. В Сигури нас встретили моя дочь и внуки. Я не могла говорить, только плакала от счастья.
В Массури нам устроили грандиозный прием. Индийская армия и силы безопасности обеспечили охрану, и долгожданное чувство защищенности было для нас большим облегчением. Правительство позаботилось обо всех наших нуждах и проявило к нам большую доброту. Мы наслаждались уединением и покоем; китайцы были далеко, не было больше причин для страха, который в течение последних нескольких лет нашей жизни в Лхасе изматывал наши души. Мы гуляли в садах и смотрели кино. В то время моим любимым напитком стал кофе, которого я никогда не пробовала в Лхасе. Я не любила ездить на рикшах, мне не нравилось, что человек впряжен в повозку. В Массури, где мы прожили один год, было полно тибетцев. Его Святейшество давал пресс-конференции и обсуждал положение в Тибете со множеством людей.
Позже мы переехали в Дхармасалу и жили там в Сваргашраме. Крыша нашего дома изрядно протекала. Когда я была в Китае, мне сделали рентгеноскопию и сказали, что у меня в горле образовалась полость, в которой могут задерживаться частицы пищи. Мне сказали также, что требуется операция, но отказались оперировать по причине моего возраста. Поскольку это образование никогда не причиняло мне никаких неудобств, я не поверила врачам. Уже по возвращении в Лхасу во время обеда для китайцев мне вдруг показалось, будто у меня что-то застряло в горле. В Массури мне оказалось очень трудно есть. В Дхармасале мое состояние ухудшилось.
В конце концов Его Святейшество посоветовал мне поехать лечиться за границу. Я не хотела ехать, потому что боялась умереть во время операции. Тогда мой сын Норбу свозил меня на медицинскую консультацию в Калькутту. Тамошний доктор подтвердил диагноз, поставленный в Китае, и необходимость операции. Английский хирург в Калькутте сказал, что прооперирует меня, если я поеду в Англию. Он утверждал, что у меня редкая болезнь, поражающая одного из десяти тысяч человек. Я вернулась в Дхармасалу попрощаться с Его Святейшеством. По дороге я попала в аварию из-за прокола шины, получила травму и на целый час потеряла сознание.
После аварии я была беспомощна, как ребенок. Без горничной не могла самостоятельно одеться и даже поесть. Через десять дней я отправилась в Англию в сопровождении Норбу и госпожи Таринг, которая была моей переводчицей на время поездки. Меня сразу же отвезли в больницу. В течение первых десяти дней меня лечили от полученных во время автомобильной аварии травм, а затем прооперировали. Через неделю я вышла из больницы. Норбу уехал через десять дней после нашего прибытия в Англию.
В этот период обо мне с большой теплотой заботилась моя давняя знакомая леди Гоулд, чей муж раньше работал в Лхасе в составе британского представительства. Она часто навещала меня и водила осматривать достопримечательности. В течение трех месяцев я жила с госпожой Таринг в отеле на берегу моря. Госпожа Таринг была очень добра ко мне, хотя, я уверена, ей приходилось довольно нелегко. Иногда я вставала по ночам, соскучившись по тибетской пище, и госпожа Таринг стряпала для меня в гостиничной кухне. Сделав несколько забавных ошибок, она быстро научилась неплохо готовить. Меня поразила газовая плита, которой я никогда не видела в Тибете. Персонал гостиницы относился к нам посемейному, и мы нередко стряпали для них. Им очень понравилась наша пища.
Однажды к нам пришла полиция и предупредила, что в окрестностях появились грабители. Госпожа Таринг была так напугана, что начала прятать все наши сумки под кровать. Я сказала ей, что если уж вор проникнет в комнату, то первое, что он увидит, – это сумки под кроватью.
Нам было жаль покидать приморский отель, на три месяца ставший нашим домом. Ко мне приехал Гьяло Тхондуп и взял меня в путешествие по Америке, Японии и Гонконгу. С ним была его жена. Когда мы приехали в Америку, мне сообщили о кончине моей матери.
Мы три недели провели в Нью-Йорке и, прежде чем вернуться в Индию, посетили Вашингтон, Сан-Франциско, Японию и Гонконг. Меня не было дома четыре с половиной месяца.
Вернувшись в Дхармасалу, я застала мою дочь очень больной. Болезнь ее началась за два года до моей поездки в Англию. Ее положили в больницу для тибетских детей в Дхармасале. Она постоянно жаловалась на боли в желудке, но в то время нам и в голову не могло прийти, что у нее рак. Она на два месяца уехала лечиться в Калькутту, и я отправилась с ней. В конце концов ее повезли на лечение в Англию.
Через десять дней по прибытии в Англию она скончалась в больнице. В ночь ее смерти мне приснился странный сон. Я увидела нищих вокруг нашей резиденции в Дхармасале, на них была свободно свисавшая тибетская одежда, не подвязанная поясами. Среди них была моя дочь, она ела с ними. Она была одета в свободно болтавшееся синее платье. «Что она там делает?» – сердито подумала я и, вздрогнув, проснулась. У меня было предчувствие, что она умерла.
Через три часа пришла телеграмма. Когда мой зять вернулся из Англии, я спросила, как была одета дочь в момент смерти. Он ответил, что за несколько минут до смерти он одел ее в свободное и широкое синее парчовое платье. Ее кремировали в Англии, а мы устроили молебен за упокой ее души.
В последние годы своей жизни Дики Церинг продолжала ухаживать за семьей, особенно за своим младшим сыном Тендзином Чогьялом. Она позаботилась о том, чтобы он получил хорошее образование в колледже Святого Иосифа в Дарджилинге. В конце концов он отрекся от монашеского обета, поскольку счел невозможным сочетать свою новую культуру и образ жизни с требованиями монашеского устава. Сейчас он управляет гостиницей в Дхармасале.
В 1969 году Норбу стал преподавать в университете Вашингтона в Сиэтле. Там он принял решение отказаться от обета монашества, чтобы иметь возможность жениться. К настоящему времени он ушел в отставку с должности профессора университета штата Индиана. Он написал две книги: «Моя страна – Тибет» и «Тибет». Лобсанг Самтен тоже женат, до своей смерти в 1985 году он возглавлял Тибетский медицинский центр. Церинг Долма руководила Деревней тибетских детей (приютом для осиротевших и брошенный детей) до самой смерти, после чего ее место заняла Джецун Пема. Пема написала автобиографическую книгу «Тибет, история моей жизни», изданную в 1997 году. Гьяло Тхондуп, активный политический деятель среди тибетских эмигрантов и удачливый предприниматель с международными связями, занимался обеспечением мировой поддержки Тибета, пока не вышел в отставку.
В последние годы жизни здоровье Дики Церинг пошатнулось. В 1980 году ее навестила жившая в Тибете сестра и рассказала о кошмарных событиях и положении в стране. Близко знавшие ее люди утверждали, что она так и не смогла оправиться от надлома, вызванного известием об уничтожении людей и мест, которые она так любила.
Она умерла той зимой в своем особняке Кашмир-коттедж в Дхармасале. С ней были ее сын Лобсанг Самтен и Ринчеи, жена Тендзина Чогьяла. Когда Его Святейшество навестил ее последний раз, он сказал ей, чтобы она не боялась, и она ответила, что не боится. Он посоветовал ей медитировать на священную танку на стене и молиться. В последний момент она захотела сесть и скончалась в медитации. Она сожалела только о том, что при этом не присутствовали остальные ее дети. Оплакать ее собралась вся семья. Дики Церинг кремировали в Дхармасале, и все тибетцы молились за нее.
Можно сказать, что, с одной стороны, жизнь моей бабушки была богатой и яркой, а с другой – очень простой. Одним из ее самых любимых подарков нам была тукпа тъенту (тянутая лапша). Это было обычное блюдо в Амдо, и она часто готовила его для всей семьи. Она научила моего отца готовить ее, тот научил меня, а я – дочку.
Вот как это делается. Нарежьте баранины и варите ее с небольшим количеством перца и соли, пока она не станет достаточно мягкой, чтобы можно было жевать, но не слишком мягкой. Если она будет слишком мягкой, значит, вы приготовили неправильно. У меня были вечные проблемы с этим блюдом. Затем замесите свежее тесто с небольшим количеством растительного масла, изготовьте из него плоскую лапшу и добавьте в кипящий суп. Накройте крышкой и снимите ее, как только суп закипит, иначе тесто разварится. Время здесь очень важно.
Бабушка ввела этот суп в рацион беженцев в Индии, его популярность быстро росла, и теперь это блюдо – самое близкое к тибетской национальной кухне. Его делают все. Мне кажется, бабушка была бы рада тому, что ее любимой едой продолжают ежедневно питаться тысячи тибетцев.
Разумеется, ее величайшим даром не только тибетскому народу, но и всему миру было то, что она дала жизнь трем воплощенным ламам, включая ребенка, ставшего четырнадцатым Далай Ламой. Его мировоззрение и духовное руководство уже пятьдесят лет служат делу укрепления гуманистических идеалов и мира во всем мире.
Когда его мать умерла, Его Святейшество объявил, что она присоединилась к собранию преданных учеников Будды под Деревом Бодхи (место просветления Будды). Он описал ее праведную жизнь и упомянул о том, как часто в последние годы своей жизни она читала мантру «Ом мани падме хум». Он сказал, что не печалится, так как убежден, что у нее будет прекрасное новое воплощение. Я уверен, что она опять с нами, что ее неукротимый дух снова несет утешение всем, кто ее окружает.
Амала – мать.
Амдо – населенная тибетцами территория, которой в то время управляли мусульманские военные от имени правительства гоминьдановского Китая; приграничная область, не имевшая четких границ. Дикая, продуваемая ветрами местность с горами, пастбищами, лесами и солеными озерами. Китай называл эту область «Цинхай», считая своей собственностью. Населена тибетцами, впоследствии с примесью китайцев и китайских мусульман. С восемнадцатого века управлялась царьками и военными князьями, которых нередко поддерживал Китай.
Гадонг – государственный прорицатель.
Ганден – большой монастырь.
Гуаяху (Танантван) – место, где дед купил ферму.
Гьяюм Ченмо – «Великая Мать» – так народ называл Дики Церинг.
Дамару – маленький церемониальный барабан.
Дарджилинг – индийский город в Гималаях; искажение тибетского Дордже.
Дао – помесь яка и коровы, самец.
Дже Ринпоче – Цонкапа (Цзонхава) – основатель секты Гелугпа.
Дики Церинг («Океан Удачи») – имя, которое Такцер Ринпоче дал матери Далай Ламы, когда та выходила замуж.
Домадеси – разновидность пирожных.
Дома Янзом – мать Дики Церинг.
Дрепунг – большой монастырь в Тибете.
Дри – самка яка.
Дзо – мужское потомство от яка и коровы.
Дзомо – женское потомство от яка и коровы.
Калимпонг – традиционный центр торговли между Тибетом и Индией, расположенный на самом севере Бенгалии.
Канг – подогреваемое возвышение, используемое для сидения и сна.