- Они или совсем не взрываются, или взрываются раньше времени, или зарываются слишком глубоко в воду. Они сковывают нас - вот что они делают! Сковывают по рукам и ногам. Так больше нельзя! В Японском море есть чем поживиться. Оно кишмя кишит судами, которые ведать не ведают, что кругом идет война. А мы? Возьмите "Уоху". Что мы сделали? За весь поход не потопили ни одного суденышка. Голову даю на отсечение, что когда мы входили в порт без голика на перископе, все наши матросы чувствовали себя так, словно они стояли голышом на виду у всех. Христом богом прошу, дайте мне торпеды, которые взрываются тогда, когда они должны это делать, и немедленно отправьте обратно. Район там - пальчики оближешь!
Этот человек явно был мне по душе. Он не поддакивал, не крутил хвостом, не произносил заученной фразы: "Как вам будет угодно, сэр". В нем чувствовался дух настоящей подводной службы, в котором я сам воспитался и вырос.
- Хорошо, Маш, - сказал я отеческим тоном, который получился как-то сам собой. - Расскажите мне об этом пока в общих чертах, а подробный доклад представите потом. Но помните: чем больше я буду знать, тем большую помощь смогу оказать вам и другим подводникам, действующим в Японском море.
Маш кивнул головой в знак согласия, затянулся дымом сигареты и начал:
- Мы рассчитали свой переход таким образом, чтобы подойти к проливу Лаперуза в сумерки и ночью проскочить его в надводном положении. Тогда мы смогли бы погрузиться, находясь уже далеко в Японском море, например у острова Рэбун.
Слушая Маша, я мысленно представил себе район, о котором он говорил. Пролив Лаперуза - это мрачная, тоскливая полоса воды, проходящая, как сквозь игольное ушко, между скалистыми оконечностями островов Хоккайдо на юге и Сахалин на севере. На расстоянии 25 миль друг от друга, разделенные холодным течением пролива, на голых скалах вдающихся в море мысов Крильон на севере и Соя на юге одиноко высятся маяки. Пройдя две трети расстояния через пролив в северном направлении, можно заметить и третий маяк Нидзо Ган, построенный на небольшом островке, скорее даже рифе. Милях в 40 к западу от входа в пролив, уже в Японском море, находятся еще два острова. Тот, что лежит севернее, и называется Рэбун.
Так как пролив очень узкий и японцы, вероятно, заминировали и хорошо охраняли его, оставив лишь узкий проход для. судов России, которая тогда сохраняла нейтралитет, мне было очень интересно выяснить, как Мортону удалось пройти через него.
- О, нам дважды пришлось поволноваться, - усмехнувшись, ответил он. Один раз нас запросили с берега, а затем с какого-то катера. Мы хотели было потопить катер, но потом решили, что он не стоит торпеды. Пролив проходили в надводном положении, неся отличительные огни. Их мы не выключили и после того, как получили запрос с берега. Мы просто игнорировали его и продолжали идти тем же курсом и скоростью. Шли так, словно наш корабль был японским, и все обошлось благополучно. Что касается катера, то он приблизился к нам на расстояние одной мили. Он мог знать о нашем присутствии в этом районе, потому что днем у нас работал радиолокатор. Конечно, момент был очень напряженный. Но орудийный расчет стоял наготове, а снаряды были поданы к пушке на верхнюю палубу. Если бы японцы опознали нас, мы задали бы им перцу при первых же признаках опасности. Но таких признаков не было.
Затем Мортон стал рассказывать о неудачных атаках, а также о торпедах, которые не взрывались и поэтому не могли пускать ко дну японские корабли и суда. Эта часть рассказа касалась событий, происходивших в ночь с 14 на 15 августа 1943 года. В 22.17 "Уоху" встретила три торговых судна противника, которые шли друг за другом курсом на юг. Два из них были средней величины и одно малое. Маш решил атаковать концевое судно. Он считал, что его можно потопить торпедой раньше, чем оно успеет предупредить об опасности суда, следовавшие впереди на расстоянии около трех миль. В пять минут первого Мортон объявил боевую тревогу.
Надо сказать, что у Мортона на "Уоху" торпедные атаки проводились своеобразно, совсем не так, как на других подводных лодках. Вместо того чтобы самому стоять у перископа, Мортон ставил туда своего старшего помощника, который непрерывно докладывал ему обстановку на поверхности. Мортон руководил торпедной атакой, сопоставляя данные об элементах движения цели, поступавшие от старшего помощника, с пеленгами, которые наносились на специальный планшет. Когда, по его расчетам, наступал нужный момент, он приказывал выпускать торпеды.
Его старший помощник капитан-лейтенант Дик О'Кейн блестяще владел перископом. Вместе они составляли прекрасно сработавшуюся пару. В то утро, когда "Уоху" стояла у пирса № 4 в Пирл-Харборе, я, стремясь чем-нибудь отвлечь Мортона от мрачных мыслей, спросил его, почему он ставит к перископу старшего помощника.
- Видите ли, - произнес Мортон с мягким выговором южанина, - я наблюдаю за прокладкой и автоматом торпедной стрельбы. Это дает мне все, что требуется: дистанцию, пеленг и путь торпеды. Так я произведу торпедный залп своевременно и с нужной дистанции. Если же руководить атакой с мостика или из боевой рубки, то, забыв на мгновение, что цель всегда кажется большей, чем она есть на самом деле, в особенности ночью, можно от азарта или испуга выстрелить преждевременно. При моей системе Дик может хоть умереть от страха, но я не выпущу торпеды, пока не все готово и не наступил подходящий момент.
По составленному им самим боевому расписанию Маш во время атаки находился в крохотном пространстве между перископами и штурманским столом, откуда он мог видеть все сразу. Спиной к рулевым стоял диктор, задача которого состояла в том, чтобы через корабельную трансляцию информировать личный состав каждого отсека о ходе атаки и о других событиях, представляющих интерес для всего экипажа подводной лодки.
Между прочим, во время второй мировой войны, частенько вспоминая о прошлом, я недоумевал, как это мы, воюя на подводных лодках в первую мировую войну, не умерли от одного только любопытства. Ведь в те времена сообщения о происходящем на поверхности моря передавались голосом из отсека в отсек, от человека к человеку, что было чрезвычайно медленной процедурой.
В момент сближения с целью в подводном положении Мортон вертелся из стороны в сторону, подавая необходимые команды. Его верный и внимательный старший помощник вел наблюдение в перископ, а с автомата торпедной стрельбы поступали данные для атаки.
- В пять минут первого мы пошли на погружение, - вспоминал Маш. - Через полчаса, выйдя в точку залпа, мы выпустили свою первую торпеду с дистанции около пяти кабельтовых. Торпеда была установлена на глубину хода три метра. Японское судно шло со скоростью семь узлов. Насколько мне известно, оно и сейчас бороздит моря. Что это? Промах? Не знаю, во всяком случае взрыва не было!
Час спустя мы заметили еще одно большое судно. Око шло прямо на нас. Я отказался от преследования ускользающей добычи, помня доброе правило - лучше синица в руках, чем журавль в небе. Сблизившись с новой целью в надводном положении, я погрузился и начал выходить в атаку с расстояния 11 кабельтовых. Японское судно шло со скоростью 11,5 узла. Мы установили торпеду на глубину хода 1,8 метра и выпустили ее с 1050 метров. Но наши ожидания и на этот раз оказались обманутыми.
Маш сделал недовольную гримасу, пригладил загорелой рукой растрепавшиеся волосы и продолжал:
- Торпеда попала в цель, но не взорвалась. Мы всплыли и начали преследование, чтобы выйти в повторную атаку. В 04.15 мы вновь погрузились для сближения с целью в подводном положении. Нельзя было терять ни минуты. Вероятно, на судне не обнаружили ни нашего приближения, ни удара о борт нашей торпеды, и оно продолжало идти с прежней скоростью и тем же курсом. На небе светила луна, но она уже опускалась к горизонту, а рассвет еще не наступил. Поэтому, не теряя времени, я хотел быстрее сблизиться, чтобы успеть атаковать японское судно до захода луны. Мне хотелось поскорее покончить с этой целью, и я выстрелил двумя торпедами. Обе торпеды были установлены на глубину хода 1,8 метра и выпущены с 640 метров. Эта атака сущие пустяки для такого корабля, как "Уоху". Но...
- Торпеды пошли мимо, - договорил я за него, чтобы как-то разрядить обстановку. Бедняге Мортону было сейчас очень тяжело. - И обе они не взорвались?
- Нет, одна из них взорвалась в конце своего хода, в 04.23, через пять минут после выстрела, - ответил он. - Теперь наши карты были раскрыты. Японцы поняли, что их торпедируют. Тогда я начал разворачиваться, решив пойти прямо на цель. По моим расчетам, к концу поворота подводная лодка должна была вновь выйти на позицию, удобную для точного удара. Циркуляция продолжалась ровно одну минуту. Когда дистанция между мной и японским судном сократилась до 1450 метров, я выстрелил. С секундомерами в руках мы отсчитывали время. Скорость торпеды 46 узлов, следовательно, она должна поразить цель примерно через минуту. Мы ждем взрыва, и он происходит, но... преждевременно.
Маш полез в карман за спичками, вытащил наполовину израсходованную коробку, затем сунул в рот сигарету, прикурил и сделал несколько быстрых затяжек.
- Все пошло прахом! - воскликнул он. - К тому времени уже рассвело. Мы ничего больше не могли поделать, а японское судно, опасаясь новых атак, отчаянно взывало по радио о помощи. Целых четыре часа мы беспрерывно маневрировали, четыре раза выходили в атаку, выпустили несколько торпед, но похвастаться нам нечем. - Последовала короткая, но красноречивая пауза. - К черту такие торпеды! - заключил он.
За столом воцарилось долгое молчание. Мы застыли на своих местах, словно скульптурные изваяния в музее.
- Кто-нибудь напал на ваш след? - спросил, наконец, я.
- Да, - криво усмехнулся Маш. - Безрезультатно израсходовав торпеды, мы погрузились и взяли курс в более глубоководный район. Около 09.30 мы услышали работу гидроакустической станции противника. Какой-то японец разыскивал нас. Оказалось, что это небольшой миноносец типа "Отори", но я ускользнул от него. Судя по докладу гидроакустика, нас обнаружил еще один корабль, но мы не видели его.
Ночью Мортон принял решение попытать счастья на морских сообщениях между островом Хоккайдо и Кореей. Стояла чудесная погода, на небе светила полная луна. Рано утром 17 августа он пытался торпедировать небольшое торговое судно, но промахнулся. Весь день молодой командир провел в подводном положении, размышляя о низкой эффективности своих торпед. Наконец, он решил снизить число оборотов винтов торпеды, надеясь, что она будет лучше удерживать заданную глубину. При этом скорость торпеды уменьшалась с 46 до 30 узлов.
Перед самым рассветом 18 августа он обнаружил в перископ несколько судов и выбрал для атаки большой, тяжело груженный транспорт. С дистанции 770 метров трудно промахнуться, но взрыва снова нет. Опять не сработал взрыватель торпеды!
В 03.00, еще не успокоившись от последней неудачи, Мортон стреляет по цели средней величины, но и на этот раз торпеда не взрывается.
В 03.14 Мортон производит новый выстрел по той же цели. В перископ О'Кейн видит, как торпеда, не дойдя до судна, взрывается через 20 секунд после выхода из аппарата.
В 04.07 Маш Мортон ушел из прибрежного района в море и погрузился, чтобы подвести некоторые итоги. Они были неутешительны. За какие-нибудь четыре дня "Уоху" обнаружила 12 кораблей противника и преследовала девять из них. Подводная лодка выпустила десять торпед, но они либо не взрывались, либо взрывались раньше времени, либо, ударяясь о борт корабля противника, не причиняли ему никакого вреда.
Когда зашло солнце и наступила ночь, подводная лодка всплыла, и Мортон направил мне радиограмму, в которой просил разрешения возвратиться в Пирл-Харбор. Содержание этой радиограммы Дик Воуг и сообщил мне по телефону в ту ночь.
Как не похоже это на Мортона, который на своей подводной лодке в марте за десять дней потопил все девять из атакованных им судов общим тоннажем примерно 20 000 тони.
Мортон, по-видимому, понимал, какие мысли проносились у меня в голове в то августовское утро. Он покачал головой и попробовал улыбнуться, но губы у него сложились в печальную кривую усмешку.
- Да, черт бы побрал эти торпеды!
- Ну что ж, Мортон, - громко начал было я, но тут же осекся. Комок застрял у меня в горле. - Скажите, что вам нужно, и я постараюсь помочь.
- В таком случае, адмирал, я хотел бы получить хорошие торпеды, заправиться топливом и поскорее выйти в море. Завтра, если это возможно.
Это было уж очень скоро. Слишком скоро.
- Одну минуту, Мортон, - сказал я, - позвольте мне объяснить вам положение с торпедами. Мы только что закончили испытания старых торпед марки "14". С самими торпедами все в порядке, а вот их магнитный взрыватель марки "6" и ударник оказались не на высоте. Но я совершенно уверен, что теперь они будут работать исправно. Мы заменили взрыватель, и наши мастерские уже выпускают новые, очень легкие алюминиевые ударники. Вы получите их, как только будет готова первая партия, - через недельку или около этого. Впрочем, если хотите, можете взять новые электрические торпеды марки "18". Они только что получены из Штатов, и на них есть гарантия. Скорость электрических торпед всего 29 узлов, но зато они не оставляют за собой следа. Подумайте хорошенько, Мортон, - продолжал я. - Вам предоставляется выбор: торпеды либо марки "14", либо марки "18", либо и те и другие. И вот что: снимайте-ка команду с корабля и отдохните недельку в Ройял-Гавайен, а когда "Уоху" будет снаряжена и подготовлена, мы вновь направим вас в Японское море с тем же заданием.
Про себя я решил, что незачем спешить с отправкой "Уоху" на новое боевое задание. После такого переплета Мортону и его команде нужно хорошенько отдохнуть.
- Подумайте, - повторил я, - и давайте позавтракаем вместе в полдень у меня в штабе. А пока читайте письма и забудьте обо всем.
Мортон поблагодарил меня и добавил:
- Насчет торпед я могу сказать сразу: мы возьмем электрические торпеды марки "18". Мне нравится, что они не оставляют следов на поверхности.
И его лицо расплылось в широкой улыбке, которая напомнила мне выражение на лицах моих сыновей Энди и Тэда, когда им скажешь, чтобы они отложили учебники и шли купаться. Луч надежды рассеял мрачные тучи, сгустившиеся в кают-компании. С корабля я возвратился к своим бумагам, которым не было ни конца ни края, а Дик Воуг приступил к составлению плана очередного боевого выхода "Уоху".
Значительная часть рассказа о Мортоне и "Уоху" - о последнем плавании славного командира и славного корабля - такова, что я предпочел бы не писать и даже не вспоминать об этом. И не только потому, что эта история имеет печальный конец, а главным образом потому, что в ней многое остается неясным.
9 сентября "Уоху" вышла из Пирл-Харбора с заданием 20 сентября проникнуть в Японское море через пролив Лаперуза. Ей было приказано патрулировать в районе южнее 43 параллели, а подводной лодке "Софиш" севернее. После захода солнца 21 октября "Уоху" должна была покинуть район боевых действий и дать о себе знать по радио 23 октября при проходе через цепь Курильских островов, то есть уже на пути в базу.
Но эту радиограмму нам не суждено было получить. Когда все сроки истекли, распространился слух, что "Уоху" по ошибке была потоплена русским сторожевым кораблем и что многим членам ее экипажа удалось спастись. Мы втайне надеялись, что это правда, но держали дело в секрете, не желая пробуждать ложных надежд у скорбящих жен и семей погибших. Во время войны ходило немало таких слухов о якобы уцелевших подводниках. Отцы, матери и жены нередко присылали мне письма, в которых сообщали, что они узнали от "авторитетного человека в Вашингтоне ", будто такая-то подводная лодка была потоплена у группы островов в мелководном районе и кое-кто из ее экипажа мог спастись. И чего еще только не писали! А на поверку оказывалось, что мелководье, о котором говорилось в письмах, достигало нескольких сот метров глубины и выход из затонувшей на такой глубине подводной лодки был немыслим. Иногда трагедия происходила в ледяной воде у Курильских островов - в ней человек не мог бы продержаться и нескольких минут. При таких обстоятельствах подавать напрасные надежды было бы непростительной жестокостью. Как показывают факты, из затонувших подводных лодок спаслось всего пять процентов личного состава.
Что же случилось с "Уоху"? Трудно сказать. Ее никто не видел после того, как она во второй раз вошла в пролив Лаперуза. И только маленькая заметка о морских операциях против Японии, появившаяся 18 октября 1943 года в журнале "Тайм", проливает некоторый свет на эту печальную историю. В заметке, озаглавленной "Стук в дверь", говорилось: "В бурном Корейском проливе, через который двухпалубные паромы перевозят железнодорожные составы из Японии в Корею и обратно, союзная подводная лодка выпустила торпеду. Как сообщает токийское радио, "паром затонул в несколько секунд, при этом погибло 544 человека".
Как полагают, подводная лодка, "постучавшаяся" в японскую дверь, была американской. Ее прорыв во внутренние воды противника является подвигом, который по своей дерзости стоит в одном ряду с такими событиями второй мировой войны, как прорыв немецкой подводной лодки под командованием Гунтера Приена в Скапа-Флоу, нападение японцев на Пирл-Харбор, налет американцев на Токийскую бухту".