порицательное, а другое хвалительное, - скупость и бережливость, трусость и
осторожность, жестокость и твердость, глупость и невинность, вранье и
поэзия, дряблость и нежность, взбалмошность и страстность, и так далее до
бесконечности. У каждого отдельного человека есть в отношении к нравственным
качествам свой особенный лексикон, который почти никогда не сходится вполне
с лексиконами других людей. Когда вы, например, одного человека называете
благородным энтузиастом, а другого безумным фанатиком, то вы сами, конечно, понимаете вполне, что вы хотите сказать, но другие люди понимают вас только
приблизительно, а иногда могут и совсем не понимать. Есть ведь такие
озорники, для которых коммунист Бабеф был благородным энтузиастом, но зато
есть и такие мудрецы, которые австрийского министра Шмерлинга назовут
безумным фанатиком. И те и другие будут употреблять одни и те же слова, и
теми же самыми словами будут пользоваться все люди бесчисленных
промежуточных оттенков. Как вы тут поступите, чтобы отрыть живое явление
из-под груды набросанных слов, которые на языке каждого отдельного человека
имеют свой особенный смысл? Что такое благородный энтузиазм? Что такое
безумный фанатик? Это пустые звуки, не соответствующие никакому
определенному представлению. Эти звуки выражают отношение говорящего лица к
неизвестному предмету, который остается совершенно неизвестным во все время
разговора и после его окончания. Чтобы узнать, что за человек был коммунист
Бабеф и что за человек Шмерлинг, надо, разумеется, отодвинуть в сторону все
приговоры, произнесенные над этими двумя личностями различными людьми, выражавшими в этом случае свои личные вкусы и свои политические симпатии.
Надо взять сырые факты во всей их сырости, и чем они сырее, чем меньше они
замаскированы хвалительными или порицательными словами, тем больше мы имеем
шансов уловить и понять живое явление, а не бесцветную фразу. Так поступает
мыслящий историк. Если он, располагая обширными сведениями, будет избегать
увлечения фразами, если он к человеку и ко всем отраслям его деятельности
будет относиться не как патриот, не как либерал, не как энтузиаст, не как
эстетик, а просто как натуралист, то он наверное сумеет дать определенные и
объективные ответы на многие вопросы, решавшиеся обыкновенно красивым
волнением возвышенных чувств. Обиды для человеческого достоинства тут не
произойдет никакой, а польза будет большая, потому что вместо ста возов
вранья получится одна горсть настоящего знания. А одна остроумная поговорка
утверждает совершенно справедливо, что лучше получить маленький деревянный
дом, чем большую каменную болезнь.
V
Мыслящий историк трудится и размышляет, конечно, не для того, чтобы
приклеить тот или другой ярлык к тому или другому историческому имени. Стоит
ли в самом деле тратить труд и время для того, чтобы с полным убеждением
назвать Сидора мошенником, а Филимона добродетельным отцом семейства?
Исторические личности любопытны только как крупные образчики нашей породы, очень удобные для изучения и очень способные служить материалами для общих
выводов антропологии. Рассматривая их деятельность, измеряя их влияние на
современников, изучая те обстоятельства, которые помогали или мешали
исполнению их намерений, мы, из множества отдельных и разнообразных фактов, выводим неопровержимые заключения об общих свойствах человеческой природы, о
степени ее изменяемости, о влиянии климатических и бытовых условий, о
различных проявлениях национальных характеров, о зарождении и
распространении идей и верований, и наконец, что всего важнее, мы подходим к
решению того вопроса, который в последнее время блистательным образом
поставил знаменитый Бокль. Вот в чем состоит этот вопрос: какая сила или
какой элемент служит основанием и важнейшим двигателем человеческого