Мэр Грозного Леча Дудаев утверждает, что в городе осталось до ста тысяч мирных жителей. Мне кажется, эта цифра сильно завышена.
Штурм города продолжается седьмой день. Сегодня с утра был бой в районе 56-го участка. К одиннадцати утра российский штурм был отбит. В окопах и лесополосе лежат трупы. Снайпер, выстрелы которого стоили жизни двум чеченцам, лежит с перерезанным горлом, из раны вытянут язык.
Пока мы ходили по позициям, начался сильный обстрел. Мы заблудились и случайно наткнулись на мирных людей. В каждом дворе по нескольку человек, в основном русские. Лидия Безрукова — ей 75 лет, в Грозном живет с 1971 года, уезжать никуда не собирается и не боится того, что происходит. Дома, в которых живут люди, стоят в ста пятидесяти метрах от линии фронта.
Сегодня утром чеченцы захватили танк и подбили БМП. Федералы пытаются оттаскивать разбитую боевую технику на буксире, чтобы не оставлять на поле боя приметы штурма.
Вооруженные чеченцы спокойно входят и выходят из Грозного, минуя российские позиции. Мы прошли в пятидесяти метрах от российских бронемашин, но нас не заметили.
Говорят о тяжелых потерях российского десанта, высадившегося неделю назад в пяти километрах от границы с Грузией. Убито до ста человек. На границе оставалось около трехсот чеченских беженцев, что с ними стало — неизвестно.
Интересно, что чеченцы ассоциируют себя с советскими солдатами времен Второй мировой войны, а российских военнослужащих — иногда в шутку, иногда всерьез — с немцами. Ночью мы пробирались мимо российских позиций, и чеченцы передавали: «Тихо, рядом фашисты».
Очень популярна фигура Путина. В подвале главного штаба сопротивления висит полупризывная-полувопросительная надпись: «Путин, где ты?». По Грозному ездит машина, сконструированная каким-то умельцем из бог знает каких деталей, на ветровом стекле — надпись: «Меняю на Путина». Чеченцы изобрели новое ругательство: посылают теперь к путиной матери.
Выходили из Грозного ночью, через большое поле между позициями противников. Слева были российские подразделения, справа — чеченские, и мы шли по тропке прямо посередине во время интенсивной перестрелки. Через каждые пять шагов мы падали и вжимались в землю, укрываясь от осколков.
К счастью, в Алхазурове нашли машину и вернулись в Ингушетию, давая взятки на блокпостах.
В те дни российская пропаганда утверждала, что в Грозном не ведутся боевые действия и все мирные жители покинули город. Сообщалось и о том, что большинство районов Грозного уже перешло под российский контроль. На самом деле они оставались в руках сопротивления.
Маша Эйсмонт сообщала в своих корреспонденциях для «Reuters» о боях в центре города, на площади Минутка, о тысячах мирных жителей. Путину на всех международных конференциях приходилось оправдываться и опровергать эти сообщения.
Я привез из Грозного десять часов видеозаписи. Я снимал убитых российских военных, обстрел города, чеченских ополченцев, мирных жителей… Провозить видеоматериалы открыто было рискованно. Я заплатил летчикам самолета, летевшего в Москву из Владикавказа, они согласились спрятать пакет в кабине и передать его мне в Москве, за пределами зоны контроля. Пленки я отдал телекомпании НТВ, и мой большой сюжет был показан в аналитической программе «Итоги». Шла предвыборная кампания, в передаче участвовали кандидаты в президенты России Сергей Кириенко, Геннадий Зюганов и Григорий Явлинский, которые обсуждали мои съемки.
Этот сюжет вызвал чудовищную реакцию. 27 декабря появилось заявление правительственного Росинформцентра, в котором говорилось, что ремесло репортера я готов сменить на ремесло палача в отрядах Хаттаба и Басаева, а радио «Свобода» вовлечено в войну против российских граждан на стороне бандитов и террористов. Все мои съемки были названы фальшивками.
28 декабря, на следующий день после заявления Росинформцентра, я вылетел в Ингушетию и 29-го с тем же проводником вновь поехал в Чечню. В машине мы спустились в водоканал, объезжая блокпост. Как-то в этот день к вечеру попали в Аргун. Там бросили машину и на следующий день на перекладных и пешком добрались до поселка Старая Сунжа на окраине Грозного.
Мы остановились у чеченского поэта Салмана — автора герба независимой Ичкерии: волк под луной. Нищий, больной и одинокий, Салман жил в маленьком сарайчике. В его «доме» я встретил 2000 год. А 2 января моему проводнику Хамиду удалось подкупить солдат, и я снова вернулся в Грозный.
Мы прошли километров пятнадцать до центра города, и здесь я впервые увидел неподалеку взрыв вакуумной бомбы. Зарево на полнеба, в воронку, казалось, стягивается все вокруг… Странным образом люди выживали даже в таких обстрелах.
Мой проводник, опасавшийся, что меня опознают ваххабиты, старался, чтобы я как можно более походил на чеченца.
Главного штаба уже не было на прежнем месте: чеченские полевые командиры постоянно перемещали его из одного места в другое. После того как они выбирали какой-то подвал, через некоторое время по нему наносились авиаудары. Очевидно, работали российские агенты. В руководстве сопротивления царила шпиономания — все думали, что в подвалы закидывают радиомаяки, по сигналу которых самолет определяет цель.
Как-то раз, ожидая Хамида, я зашел в крошечный почерневший от времени домик, где жила русская семья — пожилые супруги Вениамин и Таисия. Они были до смерти перепуганы: в городе резали русских. В многоквартирном доме, где я прожил два года, за месяц убили семь русских стариков. Всюду хозяйничали мародеры, которых называли индейцами. Были и ваххабитские группы, вырезавшие русских из ненависти.
Самой большой проблемой для стариков была вода. Водопровод уже давно не работал, и за ней нужно было ходить за многие километры. Во дворе у них стояло много ведер — на случай дождя.
Вениамин и Таисия плохо понимали, что происходит. Войну против чеченцев они еще как-то оправдывали, но их возмущало, что бомбы, убивающие чеченцев, точно так же убивали и русских. Они говорили, что русские солдаты хуже фашистов. Действительно, в XX веке мало городов разрушено так, как Грозный. Город часто сравнивали со Сталинградом. Разумеется, все разговоры российских военных о точечных ударах были вымыслом. Взрывалось все подряд, никакой логики в обстрелах не было.
И старики, которых я встретил, дошли уже до последней степени страха, превращающего человека в животное. Они боялись каждого шороха. Таких русских семей в Грозном оставалось очень много. Старики умирали от истощения. Они бродили по опустевшим домам и собирали все, чтобы не умереть от голода.
Люди в подвалах и полуразрушенных зданиях готовятся к Новому году. В мрачных квартирах, лишенных тепла, воды и электричества, даже появляются новогодние елки, которые каждый украшает чем может. Боевики шутят, что в уходящем году они точно не оставят Грозный.
Жители Грозного дошли до последней степени обнищания. Я видел, как ловят и едят голубей.
Тактика сопротивления — очень гибкая. Бойцы отходят там, где считают оборону бессмысленной, и снова заходят туда, где их не ожидают. Гора с телевышкой, господствующая над городом, несколько раз переходила из рук в руки. Отдельные мобильные группы российского спецназа совершают рейды в город, но встречают ожесточенное сопротивление и отходят назад.
В Старопромысловском районе ополчение Гантамирова потеряло несколько десятков человек. Российское командование не считает убитых гантамировцев российскими солдатами, хотя они и носят российскую форму, и не включает погибших ополченцев в сводки потерь: для русских генералов это всего лишь чеченцы.
По телеканалу «Ичкерия» каждый день выступает президент Масхадов. Он говорит, что боевой дух его сторонников высок и у защитников Грозного хватит боеприпасов.
Телевидение работает на передвижных установках и имеет довольно широкий диапазон действия. С хорошими усиливающими антеннами телесигнал принимают даже в Ингушетии.
Чеченские бойцы пытались прорвать блокаду на юго-западе Грозного. Уничтожено два федеральных ремонтных батальона, несколько минометных точек, в плен взяты 60 российских солдат. Действиями чеченского подразделения руководит Шамиль Басаев.
Российская пропаганда утверждает, что в Грозном воюют в основном наемники — из Ливии, Иордании, Турции. На самом деле иностранцев очень мало. Более 90 % защитников Грозного — чеченцы, просто чеченцы из разных районов: горные и равнинные, они различаются по внешнему виду, речи и интонации. Со стороны может сложиться ощущение, что люди, которые собираются в один отряд, представляют разные народы.
Чеченцы отступили лишь на одном участке — в районе Катаямы на Старопромысловском шоссе. Федералы привезли в этот район на бронетранспортерах мирных жителей, и, чтобы не подвергать людей опасности, вооруженные чеченцы отступили. Но это очень небольшой участок, фактически оборона Грозного сохраняется в тех же пределах, что и месяц назад.
Говорят, что объявлено рождественское перемирие. Но в самом центре Грозного, на площади Минутка, из самоходных артиллерийских орудий были обстреляны жилые массивы.
При этом использовался отравляющий газ на бензиновой основе. Все чеченцы были с противогазами, а у меня противогаза не было, я отравился и весь день себя плохо чувствовал. Первое время сложно дышать, перекрывает носоглотку, а под вечер появляется сильная боль в горле.
Российская пропаганда утверждает, что чеченцы сами взрывают какие-то резервуары с хлором. Но зачем им это делать?
Самоходные артиллерийские орудия и минометы в районе 56-го участка каждую ночь обстреливают центр города. Сегодня я пошел заряжать аккумуляторные батареи в подвал, где работает бензиновый двигатель, и попал под такой обстрел. Снаряды взрывались так близко, что меня и моего проводника засыпало осколками.
Чеченские подразделения ведут контрнаступление на других участках фронта, чтобы оттянуть российские силы от Грозного. Это им удается. Очаговые столкновения прошли от Ингушетии до границы с Дагестаном, в Ачхой-Мартане и Гудермесе. Подразделения федералов отходят от столицы и спешат на помощь частям, попавшим в окружение в других районах Чечни. Линия фронта фактически оголена.
Чеченские отряды покинули Шали, забрав с собой раненых. Это больше похоже на временное отступление.
Российские военные не в состоянии привести данные об убитых или взятых в плен чеченцах. Генерал Казанцев требует более тщательной проверки беженцев. По его логике, все, кроме женщин, детей до 10 лет и древних стариков, автоматически подозреваются в участии в сопротивлении.
Российское командование ведет себя на редкость неумно: таким образом все мужчины от 10 до 60 лет действительно станут боевиками — у них просто не останется другого выхода.
Обстрелы Грозного становятся все интенсивнее. Район площади Минутка перепахан полностью.
Я был сегодня под самым сильным обстрелом за все время работы в Чечне — в районе поселка Алды на окраине города. Обстрел ведется с высоты, на которой расположена телевышка. Федералы явно готовятся к решающему штурму, но осада Грозного ослаблена из-за постоянных боев в других районах Чечни. В районах Старой Сунжи и 20-го участка снята вся бронетехника, по чеченским позициям ведут огонь два-три бронетранспортера и БМП.
Вся ситуация соткана из противоречий, из взаимоисключающих эпизодов, которые никак не вяжутся друг с другом. Тут нет никакой нормальной логики. Но, судя по интенсивности артподготовки, решающий штурм города все же планируется на ближайшие дни.
Вооруженные чеченцы не очень страдают от постоянных обстрелов, они научились хорошо прятаться. За последние дни им удалось подбить несколько бронетранспортеров. В основном от обстрелов гибнут мирные жители. Уровень потерь стабильный: от ста до двухсот человек по всему периоду города.
Город перекрывается все плотнее. Последний канал, по которому сюда привозили продукты, — Старая Сунжа — практически полностью заблокирован. Продукты на исходе.
Ситуация напоминает блокадный Ленинград. Сто долларов в городе уже не деньги, на них можно купить 8 бутылок подсолнечного масла. Пачка сигарет «Ява» на рыночках, которые стихийно возникают, исчезают во время обстрелов, а потом снова появляются где-то в другом месте, стоит 30–35 рублей, пачка сигарет «Прима» без фильтра — 20 рублей. И это не предел, цены бывают и выше.
В одном из районов во время вчерашнего обстрела завалило подвал, где находилось несколько десятков мирных жителей. Сколько погибших — неизвестно, завал сейчас разбирается.
Я видел машину, перевозящую трупы. Торчали две пары ног — в кроссовках и сапогах. Машины ездят даже в дневное время, при бомбежках и обстрелах.
У стариков презрение к смерти, но им невыносимо смотреть на мучения близких и друзей. Многие ждут смерти как избавления. Я говорил с русским стариком, которому накануне оторвало ногу осколком. У него ледяное равнодушие к боли. По интонации, голосу, тону разговора невозможно было определить, что он искалечен.