— Это не то, что ты подумал! — отец нервно схватился за подлокотник дивана. На свою пассию он не смотрел. Она тоже смотрела куда-то в сторону окна, щеки ее быстро заливались краской.
— Неловкий момент, да? — иронично хмыкнув, сказал я. — Давайте так. Я сейчас выйду, займусь всякими своими делами. И сделаю вид, что ничего не заметил.
«У них ничего не было», — подумал я с некоторой долей злорадства. Батя привел дамочку домой, начал охмурять, и у них почти все получилось. Но тут приперся я и все испортил.
Я удалился в ванну, с наслаждением содрал с себя пропахшие холодом, запустением и еще непонятно чем шмотки. Забрался в ванну и откисал там некоторое время.
Обдумывал.
С одной стороны, батя мужик взрослый. И если ему захотелось сходить налево, то не мне, сопляку, ему указания раздавать. С другой…
Фу.
Меня даже передернуло. Как-то это было стремно все. Мать нашу семью обеспечивает всячески, ухитряясь при этом никому не парить мозги. Кроме того, на мой взгляд, она еще и красивее этой плюшевой куклы, которую привел отец. Она не из модельных упругих красоток с ногами от ушей и жемчужными улыбками. Переспать с которой — это даже не супружеская измена, а что-то типа «каждый настоящий мужик должен поставить такую галочку в своем досье». А тут была обычная такая сельская простушка, пухленькая и с прической, ради которой ей пришлось либо спать ночь на бигуди, либо варить их в кастрюльке и накручивать, пока горячие.
Какой смысл?
Еще и домой ее приволок.
Фу еще раз.
Я принялся остервенело намыливаться мочалкой. Нет, ну, блин! Тупая какая-то ситуация. Они так-то вообще чужие для меня люди. Это родители Вовы-Велиала, а не мои. Это он с ними с самого рождения, а я так, пару месяцев только. С какого хрена тогда меня отцовская попытка сходить налево сейчас так парит?
«Наверное потому что я маменькин сынок», — мысленно хохотнул я, выбираясь из ванны.
Сквозь шум воды я слышал, как хлопнула дверь. Оба ушли? Или батя только девушку выпроводил?
На кухню отец пришел сам. Уже переодетый в домашние треники и футболку.
Присел на табуретку.
— Чаек пьешь? — спросил он с подчеркнуто заинтересованным в моей жизни видом. — Надо что ли тоже чайку себе налить. Чайник горячий?
— Только вскипел, — не отводя глаз от книжки ответил я. Книжку оставила мама. «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна. Я ее когда-то разве что не наизусть знал. Открыл где-то в середине и наткнулся глазами на сцену, когда наутилус кашалотов вспарывает.
Отец поднялся, принялся бренчать посудой. Я молча держал паузу. Любопытно даже, как он сейчас выкручиваться будет.
— Послушай, Володя, — сказал он, снова устроившись за столом. В руке — кружка. — Ты же умный парень, и все понимаешь, да?
— А есть, что понимать? — я приподнял бровь и посмотрел на отца.
— Ну… это… — отец занервничал еще больше.
— Давай приведем к общему знаменателю то, о чем мы тут вообще разговариваем, — усмехнулся я. — Ты привел домой какую-то мочалку и пытался ее трахнуть. Но я помешал. И теперь ты переживаешь, как бы я матери не проболтался, так что ли?
— Ты как с отцом разговариваешь? — взвился батя. — И не смей так называть Марину!
— А как мне ее называть? — хмыкнул я.
— Она… хорошая девушка, — замялся отец. — Это просто моя давняя знакомая. Мы… просто разговаривали. Ничего такого, понятно?
— Понятно, — я пожал плечами и снова уткнулся в книгу.
— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! — неприятные такие нотки в голосе отца. Истеричные. Я вздохнул. Поднял голову.
— Бать, ты взрослый мужик, сам ведь разберешься, — сказал я. — Буду ли я тебя за такое уважать? Нет. Или тебя больше волнует вопрос, скажу ли я матери?
— Ты… Ты… — батя вцепился в кружку так, что костяшки пальцев побелели.
— Ну что я, бать? — усмехнулся я. — Я же не психолог, в твоих половых проблемах разбираться. Хотя я все равно не понимаю, чем эта лахудра деревенская лучше мамы.
— Ты не понимаешь, — отец ссутулился. Взгляд его потух. — Маринка хорошая девчонка, правда. И, веришь или нет, у нас ничего не было…
Я проглотил язвительную реплику и продолжал молча слушать. А отца внезапно как прорвало. И он принялся многословно и изобретательно жаловаться на жизнь. Что, мол, как-то резко все поменялось, жизнь его к такому не готовила. Что когда он женился, то был инженером, уважаемым человеком с высшим техническим образованием. А сейчас он в бессрочном неоплачиваемом отпуске, а Валентина, в смысле, моя мама, внезапно круто все поменяла, и он вообще сейчас не понимает, чем и как она живет.
— Ты знаешь, как это унизительно — получать у жены карманные деньги, будто я школьник какой-то? — горько сказал он.
— У тебя чай остыл, — хмыкнул я.
— Володя, когда ты успел стать таким… бесчеловечным? — спросил отец.
— Каким-каким? — фыркнул я. — Так-то я уже минут десять сижу и молча слушаю твое нытье, хотя больше всего мне хочется надавать тебе лещей и отправить работу искать.
— И что, ты предлагаешь мне на рынке торговать? — скривил губы отец. — Я встречался с мужиками с завода, им тоже ни черта не платят, даже тем, кто не в отпуске.
— Да хотя бы и на рынке, — я пожал плечами. — Батя, вот честно, ты ведешь себя, как истеричка сейчас. Ну да, жизнь изменилась, что теперь? Сидеть на жопе ровно и ныть? Потрахивая сельских дурочек, на фоне которых ты все еще настоящий мужик, так что ли? Или даже эта Марина тебе не дала?
— Да как ты смеешь вообще⁈ — отец вскочил и сжал кулаки.
— Смею что? — я тоже поднялся. Я был выше отца примерно на полголовы. И в плечах пошире, спасибо качалке и молодому организму, так быстро отзывающемуся на нагрузку. — Называть вещи своими именами?
— Я тут тебе душу, можно сказать, раскрыл, а ты в нее плюешь, — отец снова вздохнул и устало опустился на табуретку. Отхлебнул остывшего чая.
— Плевал бы я, если бы сделал вид, что мне все равно, — сказал я. — Вот только мне не пофиг, потому что ты мой батя. И мне не нравится видеть, как ты скатываешься в говно. Только я не мозгоправ, чтобы как-то там хитрозамороченно во всем разбираться, так что вот как мы поступим…
Я сделал паузу, сверля глазами лицо отца.
— Мы вместе с тобой пойдем в автошколу, и ты прилежно научишься водить машину, — продолжил я. — Потом мы покумекаем, как превратить твое хобби в прибыльный бизнес. А в свободное время ты будешь помогать матери — возить ее, куда надо, ткани в багажнике перевозить, в ресторан приглашать… ну и все остальное-прочее, чтобы мама была счастлива. Ты же понимаешь, что мы сейчас так хорошо живем только потому, что ей оказалось не все равно? А если бы она тоже села рядом с тобой и нытье развела?
— Бизнес? О чем ты вообще говоришь? — отец нахмурился.
— Это был не предмет для дискуссий, папа, — сказал я. — Если потребуется, буду водить тебя за ручку, раз уж теперь ты у нас школьник, которому деньги на карманные расходы нужно выдавать.
— По больному бьешь, Володя… — взгляд отца стал пронзительным, кажется, что сейчас из глаз слезы хлынут.
— Все будет хорошо, бать, — я подмигнул и обнял отца. — У всех бывают провалы морали и всякое днище. Но ты ведь не один, у тебя есть мы. Так что справимся. Я помогу, чем смогу.
Я сполоснул свою кружку и тарелку, смахнул со стола крошки. Отец продолжал неподвижно сидеть, сжимая кружку с чаем. Я шагнул к выходу из кухни. Потом оглянулся и хлопнул отца по плечу.
— Про Марину твою маме ничего не скажу, — заговорщически сказал я. — Можешь трахнуть ее, если невтерпеж, только шифруйтесь как-то получше что ли.
Разговор с отцом настроил меня на какой-то философский лад. Я заперся в своей комнате, вытянулся на тахте и размышлял о всяком-разном, глядя в потолок. Вроде бы, беспокоиться не о чем, все идет, как идет. Гитара для выступления на отчетнике у нас будет, репетиции идут штатно, ребята работают не то, чтобы на износ, но всяких там творческих кризисов пока на горизонте не маячит. Деньжат было бы неплохо музыкой заработать, чтобы не как в прошлый раз, а нормальный концерт. После которого гонорар можно отметить, и еще потом останется. Надо дать ребятам почувствовать вкус денег, чтобы энтузиазм не угасал. Но, опять же, всему свое время. В общем-то, отчетник — это как раз один из пунктов программы по дороге от подвальной группы для самих себя до звезд шоу-бизнеса. Так что…
Я поморщился, вспомнив про Яна. Я был почти уверен, что все будет нормально. И всякие шепотки по углам, которые он устроил в рок-клубе никак не повлияют на наше в нем членство. Процентов на девяносто был уверен. Я слышал остальных кандидатов, «ангелочки» мои на их фоне вполне выгодно смотрятся. С другой стороны, есть же эти «вечные» кандидаты, которых из месяца в месяц прокатывают… Как там та группа называлась?
«Логарифмическая линейка», точно.
Я сел. Почесал затылок под туго стянутым резинкой хвостом. Пожалуй, мне нужно стороннее экспертное мнение.
— Здорово, Сенсэй, — сказал я, услышав в трубке знакомый голос, растягивающий все гласные сразу. — Это Велиал из Новокиневска, помнишь такого?
— О, демон-совратитель, владыка человеческих пороков! — на той стороне телефонной трубки раздался смех. — Конечно, помню! Рад слышать!
— Есть время поболтать? — спросил я.
— Для хорошего человека всегда есть время, — протянул фронтмен «Папоротника», и на той стороне что-то грохнуло и покатилось. — Сейчас я только удобную позу приму, и давай, вещай!
— Хотел посоветоваться, — сказал я. — По лично-общественному вопросу. Ты же знаешь Яна из группы «Ян и цеппелины»?
— Припоминаю что-то, — уклончиво ответил Сэнсэй.
— В общем, давай я без сложных предисловий, ладно? — продолжил я. — Так получилось, что я увел у него девушку. Он затаил обиду, а нам в скором времени предстоит выступать на судьбоносном концерте, по результатам которого нас примут или не примут в рок-клуб. Ян что-то там интригует, а я пока не очень себе представляю расклад сил. Как думаешь, мне имеет смысл беспокоиться о результатах голосования? И что-то по этому поводу предпринимать?
— Деееевушку? — протянул Сэнсэй. — Это такая английская роза, похожая на училку из порнушки?
— Значит ты меня понимаешь, да? — хохотнул я.
— Из-за такой девушки я бы, не задумываясь, с кем угодно поссорился, — ответил Сэнсэй. — Хотя этот твой Ян вроде в авторитете, да?
— Вроде того, — кивнул я.
— Понимаешь, Велиал, — проговорил Сэнсэй. — Все в этом мире — суета. И если ты начнешь трепыхаться и что-то кому-то доказывать, то количество этой самой суеты только увеличится. А это не есть хорошо.
— Мухи отдельно — котлеты отдельно? — спросил я.
— Увы, друг мой, но такое возможно только в мечтах, — засмеялся Сэнсей. — Котлеты — они на то и котлеты, чтобы в них все смешалось. Понимаешь, о чем я?
— Имеешь в виду, что как бы нам ни хотелось отделить творчество от личной приязни-неприязни, хрен у нас что получится? — заржал я. Я подозревал, что никаких особенно полезных советов мне Сэнсей не выдаст. На самом деле цель звонка была чуть другой. Я воспользовался поводом, чтобы поддержать полезное знакомство. А спросить совета — это в моем положении идеальная зацепка. Тем более, что причина для беспокойства на самом деле есть.
— Приятно разговаривать с умным человеком, — ответил Сэнсэй.
— Значит увеличить количество суеты все-таки имеет смысл? — спросил я.
— Лично я придерживаюсь философии, что нужно быть выше этого, — сказал он. — Делать музыку, и все само собой образуется. А сплетни и всякое прочее разное… это мелочи, не стоящие внимания. Ну, если они не Ева, конечно… Я же правильно понимаю, что ты точно не знаешь, что говорит за твоей спиной наш командир дирижаблей?
— Понятия не имею, — хмыкнул я.
— Как сказал один великий мудрец, если долго сидеть на берегу реки, то в конце концов увидишь, как мимо тебя проплывает труп твоего врага, — философски проговорил Сэнсэй. — Но если не хочешь ждать очень долго, то… Знаешь, Велиал, я вдруг понял, что даже не представляю, что тебе посоветовать. Проигноришь — можешь пропустить удар в спину. Начнешь трепыхаться — сделаешь еще хуже.
— Да я и сам это понимаю, — хмыкнул я. — Просто хотелось поболтать с умным человеком. Кстати, а группа «Папоротник» случайно не собирается приехать в Новокиневск на гастроли или что-то подобное?
— Да пока вроде не… — начал Сэнсей, но оборвал фразу на полуслове. Потом понимающе рассмеялся. — А, я кажется, понимаю, к чему ты клонишь!
«А я, кажется, понимаю, почему вы, ребята, суперзвезды на этом маленьком рок-олимпе», — подумал я. Сэнсэй всем своим видом изображал человека не от мира сего, этакого витающего в облаках запрещенных веществ интеллигента от рок-музыки. На деле же думал он куда быстрее, чем большинство других-прочих.
— Если ударить по цеппелину калибром покрупнее, он сдуется, — усмехнулся я. — На каких условиях ты устраиваешь свои концерты? Есть райдер или еще что-то подобное?
— Райдер… — задумчиво проговорил Сэнсэй. — Хм… А ты уже готов что-то предложить?
— Можно сказать, уже предложил, — сказал я. — Сэнсэй, как ты смотришь на то, чтобы устроить небольшие гастроли в Новокиневске? Что нужно, чтобы группа «Папоротник» взяла и приехала?
— О каких датах речь? — тон едва заметно изменился.
— Середина декабря, — ответил я.
— Хм… — снова задумался Сэнсэй. — Это уже очень скоро. Но, если прикинуть… То время выкроить можно.
— Условия? — спросил я.
— Билеты в оба конца для моих ребят, — начал перечислять он. — Зал, аппарат и прочее — с тебя. Афиши, входные билеты и прочая организационная суета — тоже. Нужно сделать так, чтобы мы приехали, отыграли и уехали. Ты получаешь двадцать процентов от сбора.
— Тридцать, — усмехнулся я.
— Тридцать, — легко согласился Сэнсэй.
— Годится, — сказал я. — Я правильно понял, что размер зала значения не имеет?
— Другому бы я поставил еще пару условий, но для тебя сделаю исключение, — сказал Сэнсэй. — Если ничего не наберем, мы будем считать, что в отпуск съездили. В славный город Новокиневск. Достопримечательности посетим всякие… Ну, ты понимаешь.
— Меня все устраивает, — быстро сказал я.
— Надо же, какой хороший у нас получился разговор, — снова переходя на расслабленный тон, проговорил Сэнсэй. — Удачный у нас с тобой получился поход в сортир, да?
Мужик выглядел карикатурно. Толстенький, короткие пальцы — в золотых печатках, голова похожа на бильярдный шар. Он суетливо топтался рядом с белой девяткой с тонированными стеклами. Поглядывал то на часы, то вдоль улицы. Больше всего он был похож на Весельчака У из мультика про Алису. И еще явно хотел быть похожим на бандита. Но вряд ли им был при этом.
Мы с «Ангелами» и Макс Шутихин с еще тремя смутно знакомыми парнями стояли в сторонке.
— Мы еще кого-то ждем? — спросил я у Макса.
— Нет, все уже на месте, — помотал головой Макс. — Да ты не обращай внимания, Колямба вообще довольно странный перец. Пока все ритуальные танцы не исполнит, разговор не начнет.
Толстячок продолжал свои маневры. Он прошел взад-вперед вдоль машины, потом заглянул ей под брюхо. Потом подозрительно всмотрелся в одну сторону улицы, даже руку приложил ко лбу козырьком. Потом посмотрел в другую сторону.
Будто пытался выяснить, кто из редких прохожих против него злоумышляет. И нет ли вокруг шпионов, которые заснимут на камеру судьбоносную встречу «весельчака У» с командой уборщиков «авгиевых конюшен», на двери которых красовалась полустершаяся надпись «Овощехранилище № 6».
Наконец он замер на несколько секунд. Кивнул какой-то своей важной мысли и вразвалочку покатился к нам.