И хотя я начинал не с нуля, а пришел в довольно прочно стоявшую на ногах фирму, мне было чертовски трудно. С утра и до ночи мотался я по Лондону в автофургоне, часами с приятной улыбкой уговаривал клиентов, произносил страстные речи перед лондонскими лавочниками, которые всегда себе на уме, о том, что для процветания их заведения необходим именно мой начиненный резиновой жвачкой автомат, сам сверлил электродрелью дырки в стенах, давал взятки, сулил золотые горы, кого-то вел в пивную, перед кем-то заискивал, подписывал контракты... И так день за днем.
Только вечером, растянувшись на диване в своей крохотной квартирке и вспоминая весь этот калейдоскоп не очень приятных дел, я с утешением думал о том, что прикрытие, которое создал, стоит этих хлопот.
Полковник Конон Молодый (запись беседы с авторами книги):
— Я думаю, тут, после этой главки, нужно будет сказать и о том, что я входил в курс коммерции не сразу, а постепенно, внимательно наблюдая за методами коллег, конкурентов и клиентов, что я, конечно, им не демонстрировал. Ведь мне приходилось в сжатые сроки усваивать то, что для них было само собой разумеющимся чуть ли не с детства. Большинство моих знакомых бизнесменов, а тем более служащих фирмы не читали книг социологов или специалистов по «деловой эффективности» (у нас это принято называть «организацией и управлением»), но прекрасно знали, что такое четкая организация работы, и как нужно разговаривать с клиентом (в том числе и по телефону), и каким должно быть деловое письмо и тому подобные атрибуты бизнеса. Владельцам фирм было известно, что значит произвести первое впечатление на будущего клиента. И не только «что значит», но и как этого добиться, как представить дела фирмы в самом выгодном свете. Учитывалось все. Тщательно обдумывали интерьер приемной и кабинетов, куда допускаются посторонние (на отделку и содержание помещения тратили непомерную, по нашим понятиям, часть доходов фирмы), заказывали в лучшей типографии деловые бумаги и конверты для переписки, подбирали секретаря с «внешностью», умением расположить к себе посетителей.
Тут исходили из того, что в основе успеха коммерческой деятельности (независимо от ее масштаба) лежит умение приобрести и закрепить постоянных, или, как их называют на Западе, регулярных клиентов. В условиях анархии производства — они основа основ (их даже называют «становым хребтом») любого предприятия. Без них невозможно вести дело даже в самой маленькой парикмахерской (владелец обязан знать, сколько, в какое время у него должно быть мастеров, заранее заказать необходимые запасы и т.п.), не говоря уже о таких гигантах, как «Дженерал моторс». Именно необходимость заводить постоянных клиентов, довольных вашей работой, и выработала то, что принято называть американской деловитостью и что все более становится обычной нормой в коммерческой деятельности подавляющего числа фирм на Западе.
Одна из таких «обычных норм» — абсолютная пунктуальность, ответ на все запросы в тот же или в крайнем случае на следующий день, верность данному слову (зачастую никак не оформленному юридически) и принятому обязательству. Дело здесь не в каких-то этических нормах, свойственных бизнесмену, как это утверждают апологеты частного предпринимательства, а в деловой необходимости. Без этого просто долго не проживешь — клиенты уйдут к другим!
Опять-таки все сказанное отнюдь не означает, что среди западных бизнесменов нет людей не пунктуальных, нарушающих свое слово или свое обязательство, или просто мошенников. Есть, и даже много, очень много. Вот почему бизнесмен так осторожен и недоверчив к рекламе, к неизвестным ему бизнесменам и фирмам. И вот почему так ценятся регулярные клиенты — обе стороны на опыте убедились, что не подведут друг друга.
А раз регулярные клиенты представляют собой такую ценность, то и отношение к ним соответствующее: бизнесмен обязан знать личные особенности своих клиентов, даже их семейное положение. Им делают подарки (иногда очень дорогие, но это носит уже совсем иной характер), поздравляют с праздником и т.д.
Фирма внимательно следит, как поступают заказы от «своих» клиентов. Если обнаружится, что кто-то не сделал своего обычного для этого времени года заказа, то это расценивается как чрезвычайное происшествие. К клиенту мчится представитель фирмы и выясняет, в чем дело. Если окажется, что клиент перешел к конкурирующей компании, то это рассматривается как крупнейший промах ответственного за торговлю с его фирмой лица, что чревато для него самыми серьезными последствиями.
Став партнером Эйрса и шефом лондонского отделения фирмы, я впервые выступал в качестве работодателя и руководителя коммерческого предприятия. До этого я видел мир бизнеса только снаружи как покупатель того или иного товара, теперь я оказался внутри этого мира. Понятно, я стремился не показать своего дилетантства. С самого начала я тщательно обдумывал каждый шаг в фирме, манеру обращения с подчиненными, клиентами. На случай небольшого отступления от принятых в Англии норм у меня был заготовлен предлог, что в США и Канаде действуют несколько иначе, чем в Англии. Правда, мне этим предлогом не приходилось особенно часто пользоваться. Все шло относительно хорошо, и уже через несколько недель я производил впечатление канадца, который сумел быстро адаптироваться к местным условиям.
ГЛАВА XIX
Хемпстед-Хит — большой парк на севере Лондона — был тих, пустынен и нежен, как и полагалось ему в этот первый теплый весенний день. Но ни я, ни Хаутон не были расположены любоваться его красотами. В моем плаще уже лежал небольшой сверток, который бравый моряк незаметно передал мне во время рукопожатия.
Можно было направляться к выходу. Еще несколько слов, и мы увидимся через месяц. Но Хаутон не спешил прощаться.
— Я знаю здесь один паб, сэр, — торопливо заговорил он, шагая по лужам. — Там всегда держат прекрасный «Гиннес»...
— Рад был бы, но сегодня не смогу... Должен идти на доклад. (Чуть-чуть подчеркнуть доверие, которое я выказывал Хаутону, было совсем неплохо).
— А я хотел бы предложить вам кое-что... Мы можем присесть на минутку? Ну вот хотя бы здесь...
Скамейка была холодной и сырой.
— Ничего, — сказал Хаутон, — я быстро. В двух словах... Так вот, там, в этом свертке, есть один документ... оценка морских маневров, которые проводились осенью в рамках НАТО... (Он так и сказал — «в рамках НАТО». Читая потом этот украшенный грифом «Совершенно секретно» документ, я понял, откуда почерпнул это выражение моряк).
— Может быть, он пригодится вам. Если пригодится, такие бумаги может доставать одна моя приятельница. Она — делопроизводитель. Имеет доступ к подобным материалам...
— Если можно, уточните: к каким именно?
— К таким же — всякие обзоры маневров и испытаний в рамках НАТО. Оценка вашего военно-морского флота, которые дают господа из адмиралтейства. Новинки, которые присылают из других стран на портлендский полигон для испытаний...
— Вы давно знаете эту девушку?
— Более чем... «Банти» — так я ее называю. Настоящее же ее имя — Этель. Этель Джи думает, что я со временем буду ее мужем, — хмыкнул Хаутон.
— Значит, близкая приятельница.
— Да вроде того... Вы не беспокойтесь — Банти не подведет. Она с симпатией относится к вам, американцам.
Документ действительно стоил того, чтобы поинтересоваться Банти. Но я не хотел спешить. Всякое бывает.
Мудрые правила подполья учат ограничивать до минимума круг людей, связанных с разведчиком. К тому же нельзя было поручиться, что Хаутона не могла использовать английская разведка, чтобы собирать сведения о мнимом помощнике военно-морского атташе. Как-то Хаутон явно некстати поинтересовался, где живет Алек Джонсон. В другой раз, встретившись со мной в Лондоне, он настоял на том, что проводит меня домой. Я был вынужден потом долго петлять по городу, чтобы убедиться, что за мной нет слежки.
Разведчик не должен рисковать попусту — придерживаюсь этого правила. Точнее, всякий риск должен оправдываться особыми обстоятельствами.
Время шло. Банти Джи просматривала все секретные документы, приходившие в ее учреждение, и по просьбе Хаутона заказывала лишний экземпляр специально для меня, избавляя таким образом «американского атташе» от хлопот по пересъемке. Пожалуй, Банти стоила того, чтобы встретиться с ней.
Где-то в конце осени я сказал Хаутону, что хотел бы познакомиться с его «невестой».
Мы встретились на рынке в Кингстоне. Я стоял чуть в стороне от места встречи, чтобы понаблюдать за подругой Хаутона, а заодно убедиться, не следят ли за ними.
Я увидел Хаутона, который что-то говорил женщине лет сорока, несколько полноватой и не очень красивой. Нет, Банти явно не придавала значения своей внешности: она носила старомодную слишком короткую стрижку, одевалась скромно — серая твидовая юбка и в тон ей «двойка». В руке — большая кожаная сумка. Типичная женщина из мелкой буржуазии, которой кажется, что «солидная» одежда сдержанных тонов, некоторая старомодность и чопорность в поведении придают респектабельный вид и свидетельствуют о ее аристократизме.
Я подошел к моряку.
— Это Этель, — сказал Хаутон, обрадованно заулыбавшись. — Она очень хотела с вами познакомиться. Зовите ее просто Банти.
Я представился.
— Рада встретиться с вами, сэр, — сдержанно сказала Банти, — мне мой друг много о вас говорил...
У Банти был резкий простонародный акцент женщины из средних слоев. Тем не менее она произвела на меня хорошее впечатление. В ней чувствовалась сильная, может быть, даже незаурядная натура. Судя по всему, Банти не сомневалась, что помогает офицеру американского военно-морского флота. Первое впечатление меня не подвело. Банти была гораздо чистоплотнее и лучше своего друга. Она во всем стремилась к той «солидности», которую я сразу подметил в ее манере одеваться, предпочитала размеренный образ жизни. Очевидно, как и многие одинокие женщины, мечтала о семье.
Банти была женщина обеспеченная. Зарплата — не столь уж высока, но вполне прилична. Кроме того, она получила небольшое наследство после смерти тетки. На очереди был богатый дядюшка-полуинвалид, за которым она старательно ухаживала. Дядюшка обещал оставить приличное наследство — именно из-за этого Этель и не выходила замуж.
Она встречалась с Хаутоном обычно в среду: убирала его фургон, проводила с моряком часть уик-энда и оставалась на ночь. Так шли неделя за неделей.
Я не мог не задать себе вопрос: почему она решила помогать «Алеку Джонсону»? Ответ был один: женщина, видимо, боялась потерять Хаутона. Отставной моряк крепко пришелся ей по душе.
Она обычно вела себя очень осторожно, старалась точно выполнять мои наставления, но иногда казалось, что она не понимает, насколько опасно то, чем она согласилась заниматься. В отличие от Хаутона она всегда старалась держаться с достоинством, изредка намекая, что хорошо знает, какой большой человек ее новый знакомый.
Мне была несколько неприятна ее жадность, но в том мире, где я действовал, это свойство не относилось к недостаткам. Скорее наоборот: щедрый, расточительный человек вызвал бы пренебрежение.
Работая с Хаутоном, я пытался хоть в какой-то мере повлиять на него. Обычно Хаутон весьма внимательно выслушивал мои доводы, поддакивал, благодарил за советы и... нередко поступал по-своему. Это было опасно, так как могло привлечь внимание полиции. Дело в том, что Хаутон явно жил не по средствам. Он зарабатывал в неделю около четырнадцати фунтов (вместе с флотской пенсией), а только в соседней винной лавке тратил не меньше двадцати! Джин, бутылка которого стоит около двух фунтов, у него не переводился. Хаутон имел обыкновение не реже двух раз в неделю посещать вместе с Джи «свою» пивную, где регулярно оставлял несколько фунтов. Рано или поздно это обязательно должно было привлечь внимание.
Когда Хаутон попал под подозрение и за ним было установлено наблюдение, полиция обнаружила, что отставной моряк имел привычку время от времени наведываться в Лондон вместе со своими подругами. В столице Британии отставной моряк располагался с удобствами: останавливался в лучших гостиницах, выдавая очередную «подругу» за жену.
Все это вместе составляло то, что разведчики обычно называют «неконспиративностью». Но о похождениях Хаутона я узнал, к сожалению, слишком поздно. Естественно, я подозревал, что Хаутон ведет далеко не целомудренный образ жизни, и не раз пытался повлиять на него. Лучшим методом в данном случае было обращаться к здравому смыслу.
— Дорогой Хаутон, — говорил я, — вы, проживший такую бурную жизнь, должны лучше других понимать, что злоупотребление спиртным может привести к печальным последствиям. Я знаю случай, когда очень способный разведчик провалился из-за того, что хватил лишнего и попал в автомобильную катастрофу. Его машину обыскали и нашли компрометирующие материалы.
Хаутон, соглашаясь, кивал головой:
— Вы, безусловно, правы. Спиртное еще никому не приносило пользы. Но ведь я и не пью. Так, рюмку другую для настроения. Кстати, не зайти ли нам в этот паб? Здесь подают прекрасное баварское пиво...
Я забеспокоился всерьез, когда однажды Хаутон, подвыпив, перепутал условия встречи, и она была сорвана.