Вл. Гаков
Мудрая ересь фантастики
Предисловие
к сборнику зарубежной научной фантастики
"Другое небо"
Как я сужу,
Сокрытые в грядущем времена,
А в настоящем взор ваш полон смуты.
ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ.
Божественная комедия.
Ад, песнь десятая
Нехорошо начинать с цитирования, но когда цитата уж больно удачная...
Статья "Боги и демоны" в самой на сегодняшний день полной и авторитетной англоязычной "Энциклопедии научной фантастики" (вышедшей в 1979 году под редакцией Питера Никколса) открывается примечательной репликой: "Интерес к религии обнаружился у научной фантастики с самого ее зарождения, однако росту числа фантастических произведений о богах способствовал не он. Причиной была отчасти мания величия. Три основных отличительных качества божества оказались неотвратимо притягательны для писателей-фантастов: всезнание, всемогущество и дар творения жизни. Или даже целых миров. Чем иным, как не последним, пусть только на словах, занимались фантасты все это время?" Впрочем, не только эта, но и многие другие энциклопедии и справочники начинают разговор об интересующем нас сюжете с такого приблизительно пассажа: нет ничего более отдаленного от научной фантастики, нежели религия - но это только на первый взгляд... И далее обычно следует убедительная обойма примеров, долженствующих свидетельствовать как раз об обратном: нет ничего ближе. В чем убедится, хочется думать, и читатель этого сборника. Хотя, может быть, свыкнуться с подобной мыслью будет трудно тем, кто плохо знает современную научную фантастику (о религии-то, наверное, каждый составил собственное мнение - и верующий, и атеист). Но и их скепсис даст трещину, если они еще раз обратят внимание на "мостик", услужливо переброшенный в полуиронической цитате, которой открывается вступительная статья.
Сотворение миров... Каждый истинный художник ощущает себя в потенции Творцом, но тут другое.
Сотворение миров, не похожих на наш единственный, миров своих собственных, сконструированных по известным одному тебе чертежам, с действующими в этих диковинных вселенных законами, которые ты тоже сам придумал. Вот она, потаенная мечта всякого автора, решившего согрешить по части фантастики! Не всем это в конце концов удается, кое-кто быстро отказывается от труднодостижимого идеала, соблазнившись более простыми утилитарными "ценностями" литературной поденщины, но идеал незримо витает над каждым.
Более чем в каком другом виде художественного творчества, в фантастике ощутим дух абсолютной свободы - от обыденной и часто обрыдлой реальности, от пудовых гирь опыта и здравого смысла, от давящего авторитета первооткрывателей законов природы (ибо они - "великие" - открыли раз и навсегда, а последователям остается только эти законы шлифовать и им следовать...).
Разумеется, абсолютность этой свободы иллюзорна. Какие-то законы все же нужно соблюдать и писателю-фантасту. Осознав или даже просто подсознательно ощутив наличие этих ограничений, он уже сделал первый шаг на скользкую дорожку ереси, ибо следующей мыслью придет такая:
а Тот, чьи одежды писатель только что попытался беспардонно примерить,
Он что, в своей деятельности тоже сталкивался с ограничениями?!
Разумеется, подобная проблема встает не перед всяким фантастом, а лишь перед тем, кто претендует на звание научного. Он-то, вероятно, обратил внимание, что божества всех без исключений религий тоже не чувствовали себя абсолютно свободными - ни в поступах, ни даже в намерениях. Иисусу понадобился не один, а семь хлебов, чтобы накормить толпы голодных. А "жизненный цикл" богов индуистского пантеона хотя и исчисляется трудновообразимым числом с внушительным количеством нолей, но все-таки числом конечным... Теологи разработали весьма изощренные теории на сей счет, но сам факт "научного изучения" божьего поведения - не ставит ли под сомнение его, бога, всесилие и непознаваемость?
Авторов научной фантастики боязнь впасть в ересь посещает редко клеймо еретиков, которое они, впрочем, гордо носят как почетную награду, на них поставлено исстари, К тому же их вольная игра с элементами и сущностями мира еретична только на поверхности, ибо в глубине все это зиждется на самой серьезной науке. Только науке, понимаемой не буквально - как следование известным научным данным, а как метод познания. Научная методология, сам стиль и приемы научного мышления пронизывают, оплодотворяют самые на первый взгляд "беспочвенные" фантазии с участием ангелов, потусторонних сил, с картинами преисподней и жизни после смерти - если... Если за дело берется научный фантаст.
И наоборот, закоренелого мистика, сторонника оккультизма легко узнаешь за версту, пусть даже его "научно-фантастическое" произведение буквально нашпиговано научно звучащей терминологией. (Ну и, конечно, примеры элементарной научной безграмотности - вроде "громовых раскатов взрыва в космосе", "человека-невидимки" или "гигантских насекомых" - никак не спасает индульгенция в виде заглавной "Н" рядом с заглавной "Ф".) Итак, научный фантаст вольно или невольно сопрягает свой вымысел с опытными данными науки. Однако его фантазия стремится дальше. Что же говорит наука по поводу трансцендентных "высших сил" космоса, управляющих ходом событий и поступками людей на Земле? А о бессмертии души? А о наличии (или отсутствии) высшего смысла существования человека, созданной им цивилизации, самой Вселенной? Ровным счетом - ничего. Метафизические абстракции не входят в сферу компетенции науки, как не способна она (пока?) описывать физические условия в "досингулярной" Вселенной или особенно темные закутки человеческой психики.
Туда наука пока не забралась. А поскольку у специалистов отсутствуют надежные методы изучения этих заповедных областей (имя им легион!), то чаще всего ученые просто гордо проходят мимо таинственных феноменов и вековечных "проклятых вопросов", хладнокровно игнорируя жгучий интерес к ним со стороны непосвященных. В последнее время стало модно ругать ученых за эту их "оторванность от чаяний масс", но не знаю, может быть, ученые правы? И каждому нужно заниматься тем, к чему он имеет способности и привязанности...
Как бы то ни было, долгое время вся эта загадочная и волнующая "метафизика" существовала как бы вне юрисдикции опытной науки. Эдакий феодальный домен, в котором бесконтрольно правила суд извечная конкурентка науки в претензиях на объяснение мира и человека - религия. Вторгались, конечно, в terra incognita и философы, но их умозрительные пояснения, увы, ничего не давали науке в плане опытной проверки.
Однако с самой древности, сначала, правда, чрезвычайно редко и боязливо, в заповедную область стали совершать набеги те, кто числил себя скорее по ведомству науки, нежели философии или религии.
За проклятую "метафизику" взялись писатели-фантасты. Удалось ли им ответить хоть на один из интригующих вопросов? Вероятнее всего, нет. Но, как часто случалось с этой литературой, отправляясь на поиски индий, фантасты в изобилии открывали "незапланированные" америки.
Не только любопытство гнало их в тревожную неизвестность, но и то "тщеславие", о котором речь шла в начале разговора. Ощутить себя богом - кто ж тут устоит от искушения! Хотя, как заметили позже два видных представителя научной фантастики, трудно быть богом...
Когда же родилась эта противоестественная в глазах верующих и атеистов связь (Станислав Лем в своем фундаментальном труде "Фантастика и футурология" писал о чем-то подобном как о "литературном инцесте") догматического религиозного сознания и вида литературы, не без гордости претендующего на звание самого антидогматичного? Давным-давно. С тех приснопамятных времен, как обе они появились на свет - фантастика и религия.
Конечно, этот вывод можно принять только при достаточно широком толковании и первого и второго.
Ведь что такое комедия Аристофана "Птицы" или "Икароменипп" греческого сатирика Лукиана, как не попытка с помощью фантастики критически пересмотреть раз и навсегда заведенный порядок на мифическом Олимпе? Вот с каких давних пор инакомыслие прибегало к спасительной мимикрии "фантастики" - а жрецы и чиновники до поры до времени "зевали" откровенные выпады святотатцев ("кто ж ее читает - фантастику?..").
Другое поразительно. Среди ранних иконоборцев, грешивших фантастикой, мы встретим немало священнослужителей и знаменитых мистиков! Достаточно вспомнить монаха Джордано Бруно, воздвигшего "здание веры" для всех последующих поколений писателей-фантастов. И развивших его гипотезу (каждый по-своему) Афанасия Кирхера (тоже монаха) и Эммануила Сведенборга (ученого и философа-мистика).
А первые космопроходцы в литературе нового времени - английские епископы Джон Уилкинс и Фрэнсис Годвин, освоившие лунную поверхность задолго до ученых и "светских" писателей!.. Конечно, к фантастике охотно обращались и представители свободомыслия - Сирано де Бержерак, Свифт, Вольтер, Сэмюэл Батлер; с некоторых пор фантастическая литература превратилась в подлинный бастион иконоборцев и богохульников. Но не следует забывать, что на протяжении веков она притягивала и умы мятущиеся, раздираемые противоречиями. От Кеплера и до известных французских фантастов конца прошлого века - Фламмариона и Рони-старшего многие авторы находили в научной фантастике спасительную возможность примирить научную мысль с религиозной верой.
Концом прошлого века ни история фантастики, ни история религиозных исканий, очевидно, не исчерпывается. Но уже с начала нашего столетия обращение научной фантастики к религиозной тематике превратилось в устойчивую тенденцию. Об этом и пойдет речь в дальнейшем.
Если в научно-фантастических литературах европейских стран вторжение писателей в освященные покои религии было делом хотя и нечастым, но и не сказать, чтобы очень-то шокирующим (а если так, то шокировали не более других "выходок" фантастов), то по другую сторону Атлантики свирепствовала самая настоящая редакторская инквизиция.
Парадоксально, но факт. В американских специализированных журнальчиках 30-40-х годов (а из них и произросла практически вся современная фантастика в этой стране) тема религии прочно была занесена в разряд беспрекословных табу. В других вопросах смелые до отчаянности редакторы журналов в данном случае стояли насмерть, оберегая религиозные чувства своих подписчиков. В принципе можно было публиковать любые ереси - политические,, научные, моральные, но всякая "резвость" на темы веры, более того, простое упоминание священного писания всуе, даже образы священнослужителей безжалостно отправлялись под редакторский карандаш-гильотину.
Но потом была взорвана атомная бомба. Как не без основания считали фантасты, в значительной мере ими предсказанная. И мир в один миг оказался куда ближе к Армагеддону, чем это столетиями внушали служители культа. Холодный ветер близкого конца света зашелестел и по страницам американских журналов научной фантастики - и редакторы были вынуждены уступить.
Рушилось под напором стремительно менявшейся действительности само "журнальное гетто" американской фантастики. И вместе с другими пало и религиозное табу. Пало, потому что конец света казался уже близким как никогда. Известный писатель-фантаст и критик Джеймс Блиш отмечал в статье "Соборы в космосе", что "все эти научно-фантастические произведения на темы религии суть не что иное, как свидетельство хилиастического кризиса, причем в масштабах, которых человечество не видывало со времен знаменитой паники 999 года от рождества Христова".
То, что настроения конца света имели место,понятно; они, то затихая, то возобновляясь с новой силой, уже не покидали нас все послевоенные годы (и что-то еще будет в самый канун нового тысячелетия!).
Ясно, что, когда на повестке дня "реализация" Апокалипсиса, древние религиозные сюжеты приобретают некий новый, сокровенный смысл в глазах толпы. Но, очевидно, что-то еще привлекало внимание писателейфантастов в пожелтевших и иссохшихся от времени священных текстах.
Наверное, не в последнюю очередь - заинтересованность профессиональных "прорицателей" в будущем самой религии и церкви. Какими они станут в мире, который в буквальном смысле сорвался с тормозов?
Среди ранних примеров подобной "теофутурологии" критики выделяют роман англичанина Роберта Хью Бенсона "Властелин мира". Автор, ярый ненавистник Уэллса, обрушивается на исповедуемые его великим современником и соотечественником идеи, главным образом - идеи социализма и гуманизма.
В будущем, по Бенсону, идет смертельная схватка римско-католической церкви - последним оплотом нравственности и порядка - с наседавшим на нее воплощением Антихриста. В этой роли выступает социализм. Когда лидер некоего "эсперантистского" государства, построенного на принципах социализма и гуманизма, становится президентом Объединенной Европы, римскому папе ничего не остается, как денно и нощно молиться... за скорейшее наступление конца света!
Я намеренно "забыл" сообщить дату выхода книги: 1907 год. Спустя десять лет, в Англии же, вышел, чуть запоздав, роман Виктора Руссо "Мессия из цилиндра".
На сей раз фантазия автора ниспослала потомкам спасение от ужасов "социал-атеизма" в облике - кого бы вы думали? - "российских христиан"! Это, конечно, редчайший пример того, как научно-фантастическое предвидение было с блеском опровергнуто, пока наборщики в типографии еще трудились над текстом книги...
В 40-е годы два молодых еретика по другую сторону Атлантики рискнули нарушить табу, ошеломив читателей ситуацией прямо противоположной: они изобразили в будущем религиозную тиранию. Этими смельчаками были знаменитые ныне Роберт Хайнлайн и Фриц Лейбер.
Советский читатель знаком с маленькой повестью Хайнлайна "Если так будет продолжаться..." (1943), ставшей своего рода моделью для многих последующих авторов, писавших об опасности теократической диктатуры. Зато вышедший в том же году роман Лейбера "Сойдись, тьма!" ситуацию заметно усложняет (ибо его коллега написал, по сути, "обычную" антиутопию, а любая антиутопия - это одновременно и крайне упрощенная социальная модель). В будущем, "по Лейберу", тиранию осуществляет "государственная наука" (по сути это псевдонаучная религия!), естественно вызывающая появление на свет подпольного Сопротивления. А вот диссидентами в этом миреконцлагере становятся на этот раз... изуверы-сатанисты!
Мракобесие и обскурантизм - в роли "прогрессивной" силы, противодействующей официальному зажиму со стороны науки? Согласимся, достаточно смелая (и не пророческая ли?) для 40-х годов постановка вопроса...
Десятилетие спустя также ныне известный фантаст Филипп Хозе Фармер опубликовал рассказ "Любовники" (в 1961 году он издал его в расширенном виде отдельной книгой). В мире журнальной фантастики это было потрясение основ, ибо автору было мало посягательства на одно табу - религиозное! Он вознамерился одним ударом сокрушить и другое, не менее интригующее...
Этим "вторым" табу для американской фантастики 30-40-х годов была теме сексуальная. А в преамбуле рассказа-романа Фармера описано будущее, в котором весьма "оригинально" решили проблему демографии. А заодно и демократии. После пережитой человечеством ядерной войны некая секта полностью контролирует тела и души своих членов. Настолько, что, к примеру, определяет, сколько раз и в какое время супруги могут (должны!) осуществлять то, что в обстановке даже жесточайшей тирании и тотального контроля оставалось последним прибежищем "свободы для двоих"... И горе тому, кто по каким-либо причинам не сможет исполнить ЭТО! Слабость будет истолкована как грех, который влечет за собой исповедь, покаяние, а то и жестокую епитимью...