Итак, я решал вопрос - быть или не быть мне личностью во взводе или принимать на себя позорную кличку "слабак"? Через час предстояло снова бросаться в бой. По условиям наших ребячьих поединков, бой должен был быть продолжен до призвания одной из сторон своего поражения или явного преимущества противника. Такие же минорные мысли одолевали и Джонни. Он был сильнее меня, более популярен во взводе, но драки явно не хотел. Впоследствии он признался мне, что хотел ничьей. Но я опередил его и честно признал себя побежденным. Огромные глаза Джонни сияли торжеством, я же был подавлен. Это было первое в моей жизни крупное поражение. Горько и нелегко мальчишке считать себя "слабаком", к которому товарищи и друзья относятся снисходительно, а некоторые и с легким презрением.
Несколько дней ходил понурым, мрачным, забросил интересную книжку, не принимал участия в шумных играх, мальчишеское самолюбие страдало и корчилось в муках. Не знаю, сколько бы я мучился из-за своей неполноценности, но идею реванша подал мне тогдашний мой верный дружок Витюша Распопов, не покинувший меня в моем горьком, печальном одиночестве. Он тенью ходил за мной, успокаивал, пытался развлечь. И однажды сказал: "А знаешь, Коль, ты ведь не слабее Джонни, ты смел, напорист, стоит тебе поднакачать мышцы - и победа над Джонни будет обеспечена".
Тайно от всех в свободное время я удалялся на чердак, подтягивался, взявшись за какую-то арматуру, отжимался от пола, приседал, "качал" мышцы рук, плеч, грудной клетки. И приучал себя к боли - давал себе пощечины, от чего из глаз брызгали слезы, бился головой, плечами, грудью о что-нибудь. Тренировки продолжались и в перерывах между занятиями, в укромных закоулках, подальше от посторонних глаз. Вместо гантелей, о которых мы еще и не знали, в ход шли кирпичи, камни, железный лом. Это было нелегким делом, все мышцы ныли, болели, но я был настойчив и день за днем тренировал себя, мечтая о реванше. Постепенно боли в теле стали проходить, оно стало наливаться упругой силой, про себя я отметил, что мой организм уже ТРЕБУЕТ повышенной физической нагрузки. Не занимаешься день - мышцы начинают "тянуть", ныть. Через месяц другой я так окреп, что, к удивлению своих товарищей, в шутливых потасовках стал побеждать и не таких, как Джонни, а однажды даже расшвырял по сторонам троих своих однокашников.. Меня стали уважать и побаиваться, с моим мнением стали считаться. Желание мстить Джонни за давнее поражение само собой испарилось.
Я так привык к тренировкам, что стал регулярно бегать, прыгать, заниматься специальными упражнениями, короче, вошел во вкус. Я уже не мог обойтись без своих камней, железа, подтягиваний, отжиманий, бега вокруг плаца. Это совпало с бурным развитием спорта в училище, и все же я считаю, что случайная стычка с Джонни явилась толчком к моему долголетнему увлечению спортом. А проявить себя "как личность" я все же сумел. На этот раз бой был с очень серьезным "противником" из соседнего взвода. Мальчик был силен, а главное свиреп, многих он колотил почти ни за что, не боялся чужих кулаков, был смел. Даже наши "гориллы" опасались его, не задирали, обходили стороной.
Случай столкнул нас, и я принял его вызов. Очень хотелось отомстить за разбитые носы, синяки, за тех, кого несправедливо почти ни за что колотил этот злой мальчик. О предстоящем поединке было объявлено во взводе. Друзья стали отговаривать меня от боя, обещая уладить конфликт миром, но я стоял на своем. Предупредил ребят, что поединок будет без "зрителей". Мой "противник" сделал по моему предложению то же самое. Наши взводы выделили лишь "секундантов" для наблюдения за правилами поединка. Бой длился, две перемены в отдаленном, безлюдном вестибюле; оба "раунда" были явно в мою пользу, ибо я несколько раз сбивал его с ног. Наконец, очутившись очередной раз на полу, он встал, сплюнув кровь с губ, признал себя побежденным. Я тут же потребовал от него больше не трогать слабых, драться только на равных. Он молча кивнул головой в знак согласия, приоткрыл окровавленные губы, щелкнул по зубам ногтем большого пальца изнутри рта наружу и провел этим пальцем поперек горла. Это был знаменитый в то время мальчишеский жест, означавший страшную клятву... К чести этого молчаливого, несколько угрюмого хлопца, он и в самом деле больше не трогал слабых. Он вообще больше никого не обижал. Впоследствии он стал отличным гимнастом, гордостью роты, а я, к своему удивлению, стал его тайным поверенным в сердечных делах, которыми он ни с кем больше не делился ...
А в тот день я стал "личностью" в ротном масштабе.
Еще с тех пор я интуитивно полагал, что сила - это не самое главное в человеке, поэтому принимал вызов в крайнем случае, стараясь уладить конфликт миром. А если уж дрался, то наступательно, смело, расчетливо.
5. Испытание храбростью
Верхом доблести в нашем ребячьем коллективе был спуск с 3-го этажа на землю по уступам кирпичей. Окно нашего класса было угловым, и кирпичная кладка выступала небольшим рваным уступом. И мы, сорванцы, слезали с окна нашего класса вниз по уступу, рискуя сломать себе шею, пробуя в этом смертельно опасном номере свои силы, ловкость и смелость. Ведь мы же будущие офицеры, а если на фронте, в будущих боях потребуется ради дела и жизни товарищей совершить такое? И многие из нас рисковали. Тряслись губы, бледнели лица, душа уходила в пятки, но как приятно, спустившись вниз, ощутить радость победы над собою, своей слабостью! Как приятно было поднять оцарапанные, саднящие руки вверх, к раскрытым окнам и увидеть десятки восхищенных, бледных лиц своих товарищей, молча, потрясающих кулаками в знак приветствия очередного героя!
Подняться наверх по тому же пути было намного труднее, и на это решились лишь трое. Толя Пичкура, мой товарищ по взводу, был третьим и чуть не сорвался вниз. Больше никто на это не решался. Именно с Анатолием Пичкурой судьбе было угодно через несколько лет проверить нас на крепость наших мышц, самообладания, и - самое главное - на крепость нашего суворовского братства.
... У многих из нас уже пробивались редкие усы, мы скребла свои невинные щеки и подбородки безопасными бритвами, дабы "овощ телесная" побыстрее росла на наших ланитах. Пристально рассматривали свои физиономии в маленькие карманные зеркальна, ожесточенно борясь с появляющимися угрями и прыщами...
Дело было солнечным маем. В это время года у нас стоит прекрасная весенняя погода. Легкие весенние ветра приносили такие пьянящие ароматы со степи и покрытых цветом многочисленных городских фруктовых садов, что усидеть в помещении изнывающей душе было никак невозможно! А батюшка Тихий Дон так разливался в это время, еще не отягченный Волго-Донским каналом, регулирующим его мощные воды, что затоплял весь наш обширный луг за рекой Тузловкой, образуя как бы огромное море до самого горизонта. На этом теплом, мелком море виднелись многочисленные островки, маня к себе нежно изумрудной зеленью свежей травки.
Паводковая вода подходила к самому железнодорожному полотну, особенно в районе мельницы. Сидеть в классе было уже совсем невтерпеж и мы, воспользовавшись тем, что занятий не было, а командир нашего взвода из-за болезни отсутствовал, почти всем взводом ушли в самоволку. Это было серьезным нарушением воинской дисциплины, называлось "коллективкой" и строго каралось. Но все же мы пошли на риск, уж больно было соблазнительно искупаться до обеда в теплой водичке разлива. А причина отлучки была придумана и детально обсуждена. Вскоре мы были у железнодорожного полотна и, сняв свои летние легкие брючки из х/б и майки, выставив на всякий пожарный случай дозорных, плюхнулись прямо с камней в теплую воду. Побултыхавшись некоторое время в воде, вылезли, понежились на солнышке. И вдруг Толька Пичкура предложил: "А что, робя, может сплаваем, во-о-н к тому ближайшему островку и там поваляемся на травке? Там нас сам черт не сыщет, а то лежим здесь и ждем, когда нас "придавят" наши бдительные воспитатели". Мы с интересам слушали Пичкуру и находили в его словах резон, все же неприятно купаться под дамокловым мечом нагоняя за самоволку. Самый умный и уважаемый среди нас Коля Шапошников привстал на локтях, поднес большой палец к носу, отвел его от себя на расстояние 20 - 30 см и этим способом определил: "Примерно 4 км до острова плюс километр берем на обман водной стихии. Итого 4 - 5 км! Кишка тонка, робя, чистейшая авантюра", - безапелляционно заключил он.
Кто-то присвистнул, к разговору присоединились ребята из других рот, разгорелся оживленный спор. Пришли к общему мнению: расстояние большое, но преодолимое. Да и не везде же большая глубина, вода уже спадала, должны быть мелкие места. Толик Пичкура набычился, его самолюбие было уязвлено. Он презрительно оглядел присутствующих и заявил: "Эх вы, слабаки, вы просто дрейфите! Это мне, лучшему пловцу роты, да не преодолеть это расстояние?!.." Мы не сомневались в способностях Толика, прекрасного пловца. А он все подначивал нас. Потом он обратился ко мне: "А что, Козлик (моя кличка), сплаваем или действительно кишка тонка?". Я не выдержал: "Знаешь, Гофперран (подпольный псевдоним Пичкуры), я не хуже тебя плаваю, а по нырянию дам тебе пять очков форы. Сплаваем!" Мы поднялись. Двое "героев" из соседней роты тоже изъявили желание испробовать свои силы. Они были крепкими ребятами. Но они были не нашими, и мы не знали их так хорошо, как себя и своих товарищей. Нас стали отговаривать, да куда там! Четверо "героев" молча сделали легкую разминку мышц и бросились в воду.
Плыть было легко. Весело резвясь и переговариваясь, мы плыли и плыли, не оглядываясь. Через некоторое время мы стали уставать, а островок, казалось, стоит на месте. Стали оглядываться назад: на оставленном берегу люди были совсем малюсенькими. Что делать? Возвращаться или продолжать заплыв? Ребята забеспокоились, промеривание дна показало, что мелких глубин не попадалось. Мы все же продолжали молча плыть вперед. И вдруг наступила минута настоящего ледянящего душу страха, который сковывал движения, парализовал, волю. Мы волчком завертелись на месте, не зная, куда плыть - вперед или назад?" Кто-то разнюнился: "Все, братцы, хана!.. " - "Мочи больше нет!" - вторил ему другой.
- Молчать! Не скулить, говнюки, а сейчас потоплю, как кутят! захлебываясь водой, взревел Толька. Это возымело действие, хныкающие приутихли. "Козлик!" - скомандовал Толька, - "Ныряем поочередно, а эти кутята пусть держатся на наших руках и отдыхают". Так мы и сделали. Ныряя и становясь на дно, мы поднимали вверх руки, а наши сотоварищи опирались на них и отдыхали. И вновь плыли к коварному островку. Постепенно наши подныривания становились все короче, воздуху в легких не хватало на длительные задержки под водой. Силы покидали нас. Наступил критический момент, когда все стало безразлично, в ушах звенело, в глазах плыли радужные круги. Но мы все же по инерции продолжали плыть вперед, помогая из последних сил товарищам отдыхать на наших, ставших ватными руках. Приближалась неминуемая, страшная развязка.
В самый последний момент мы увидели рыбачью лодку, пересекавшую наш курс. "Ребята, миленькие, - взмолился Толька, - упирайтесь в наши руки повыше, машите руками, орите во все горло, мы с Колькой выдюжим!" И мы выдюжили! На наше счастье, лодочник, заметив нас и изменив направление, подплыл и втащил нас четверых в лодку в полуобморочном состоянии,
- Эх, вы, шибздики, - сказал прокаленный на солнце казак-лодочник. Потом он добавил, что до острова еще верста с гаком будет. Молча подплыли мы к берегу, кое-как выползли из лодки и поплелись к нашим товарищам, с тревогой поджидавшим нас. По нашим осунувшимся лицам и опустошенным глазам они все поняли, всем было не до шуток и подначек. Молча, тайными дворами и закоулками двинулись мы к дому.
Перед самым училищем один из "героев" подошел к Толику и, дотронувшись до его плеча, смущенно произнес: "Прости, брат-кадет, за минутную слабость и спасибо..." "Иди ты со своими телячьими нежностями!" - ответил наш Гофперран и слегка стукнул товарища кулаком по спине.
Мы стеснялись сентиментов, нам было по 10-12 лет...
6. Короли зеленого поля
С наступлением весеннего тепла, к великому сожалению многих педагогов, вся деятельность многочисленных кружков, соперничавших друг с другом в эрудиции, в знаниях, почти прекращалась. И лишь самые преданные науке интеллектуалы корпели в душных кабинетах, давая робкую надежду своим педагогам, что жизнь науки все же будет продолжена в недалеком осеннем будущем.
Все устремлялись на обширный училищный двор, где бурно разворачивалась спортивная деятельность наших молодых и талантливых капитанов от спорта Дорошенко и Лыскина, патриархов наших спортивных успехов и славы, Степаняна Арама Аркашевича, Георгия Фатале, Журавлева Юрия Васильевича и Позднякова, пришедших к нам в училище позже. Это были увлеченные люди, настоящие разносторонние спортсмены. Все перечисленные были отменными футболистами на уровне мастеров спорта. Степанян (по кличке Хачатурыч) - борец и гимнаст, Георгий Фатале - гимнаст и великолепный фехтовальщик, Юрий Васильевич Журавлев - кандидат в мастера спорта по гимнастике и хоккеист (красавец-гигант, тяжело раненный на фронте в грудь, в результате чего он лишился легкого). Поздняков специалист по легкой атлетике, мастер спорта, стратег и тактик бега.
Мы безропотно, даже с удовольствием подчинялись этим молодым, красивым, увлеченным своей профессией людям, их кипучей энергии и деятельности. Под их руководством мы строили свои спортплощадки, обихаживали наш стадион и гаревые дорожки, обустраивали спортзалы. Времени у них было в обрез: надо было заниматься спортивным воспитанием ребят, учить их основам бега, борьбы, гимнастики, бокса и одновременно с этим строить спортивные сооружения, что-бы было где и на чем работать. Вот они и крутились, как белки в колесе, занимаясь одновременно и физподготовкой, и строительством. Они не чурались никакой работы, сами копали ямы, пилили, орудовали слесарным инструментом. Мы постоянно видели их на нашем училищном дворе от подъема и до позднего вечера. По утрам они делали с нами общеучилищную физзарядку, а затем весь день работали на плацу. Обычной формой их одежды были или трусы, или легкое спортивное трико. В таком виде они встречали наши взводы, явившиеся на урок, часто втыкая в землю лопату или лом, принимали рапорт от дежурного по взводу и проводили урок. Крепкие, ладные, загорелые дочерна, они олицетворяли собою молодость, силу, красоту, и мы уважали их за это, старались во всем им подражать и очень часто работали рядом с ними, стараясь не отстать от них в работе.
"Степанян! - слышался иногда с другого конца плаца голос старшого преподавателя физподготовки Анатолия Степановича Лыскина, - Ты куда подевал, едрена вошь, рулетку?" И Степанян, проводивший с нами урок, через весь плац разъяснял, куда он дел эту злосчастную рулетку или подсказывал молодому коллеге Георгию Фатале, как надо спланировать закругление гаревой дорожки.
Запущенный стадион, а вернее, пустырь (на этом место было какое-то строение, потом фундамент и кладка были разобраны, осталась масса строительного хлама и мусора) был очищен нами простым и оригинальным способом и без каких-либо затрат. Утром, после зарядки, все училище выстраивалось на одном конце стадиона в многочисленные шеренги во всю длину стадиона, и Лыскин командовал: "Первая шеренга, вперед! Камни, щебень и весь мусор бросать как можно дальше впереди себя!" Мы шли и бросали перед собою все, что попадалось под руку. Доходили до другого края стадиона, а там наш Хачатурыч командует со стороны в рупор: "Первая шеренги, стой! Направо бегом марш!" - И вся шеренга быстра бежит в сторону. Очередь второй, третьей и т. д. волны. За короткий срок стадион был "вылизан" даже, от мелких камешков. Мы сами возили грунт и рассыпали его по всему полю, а старшие ребята, быстро освоив грейдер, ровняли поле стадиона и гаревые дорожки.
И, конечно же, занимались спортом! После занятий, в послеобеденное время буквально все училище было во дворе, всеобщий спортивный вирус заразил даже самых инертных и ленивых. Быть может, не последнюю роль в этом повальном увлечении спортом сыграл наш коллективизм, желание постоять за честь своего отделения, взвода, роты. К примеру, не хватает в команде игрока, где его взять? Брали непременно со своего же взвода и на ходу учили его играть в футбол, волейбол, прыгать в длину или бросать гранату. В этом важную роль играло мальчишеское самолюбие, желание быть не слабее товарища, не посрамить своей немощью честь своего подразделения. Ведь над слабыми подтрунивали, их не уважали. Подсознательный девиз "быть не хуже других" заставлял многих мальчишек упорно тренировать свое тело физическими упражнениями, а, следовательно, и свою волю, и характер. Конечно, слабаки и у нас были, но их было среди нас немного.
Фаворитом, королем спорта в те времена был у нас конечно же, футбол! Да и у кого он не был в те времена, Его Величеством Футболом во всей необъятной России? Надо памятник поставить британцам за то, что в маленькой Англии умудрились "изобрести" эту удивительную игру! И все же россияне из московского "Динамо" однажды утерли нос славным англичанам на их же территории, победив с общим счетом 19:9!
Вот тогда в нашем Отечестве и произошел колоссальный футбольный взрыв. Все болели футболом, думали, говорили, спорили о футболе. Был футбольный фильм "Центр нападения". Даже личные отношения между влюбленными строились на базе футбола. Легендарные имена футбольных атлантов - Хомича, Радикорского, Бескова, Семичастного и других, защищавших спортивную честь послевоенной Советской страны, всегда помнила и будет помнить благодарная Россия! В каждом населенном пункте России была своя футбольная команда. А мы, суворовцы, рыжие что ли? И у нас была своя сборная, училищная. Да еще какая! Наши мальчишки, смело выходившие на футбольные поединки со взрослыми командами, состязались со всеми семью командами города. Мы даже соперничали на равных с самой сильной командой города - командой политехнического института, не раз побеждая ее.
Вот славные имена наших лучших футболистов первой сборной, которые я помню: Головин Саша - вратарь сборной, Пизунов Володя - нападающий, Лысов Петя - непробиваемый полузащитник, Морозов Саша - защитник, Власов Саша - защитник, разносторонний спортсмен, кроме футбола занимался боксом, спринтом, прыжками в длину и высоту и везде добивался отличных результатов, Егоров Боря нападающий, кроме отличных футбольных, бойцовских качеств, он еще и природный комик, душа команды.
Если не изменяет мне память, в сборной команде играл и Грачик Андресян (будущий генерал-лейтенант). Помнится, в команде был высокий парень, армянин, с которым Володя Пизунов, знавший армянский язык, как свой русский, переговаривался во время игры, отдавая команды, которые соперники не понимали.
Молодежь в команде дополняли опытные игроки, наши преподаватели физподготовки: маленький, быстрый, кривоногий Степанян, стремительный Георгий Фатале, обладавший ювелирной техникой обводки, степенный Лыскин, мощный бомбардир Журавлев. Все они стоили друг друга и отлично вписывались в футбольную команду. (В свое время; учась в Ленинградской военно-медицинской академии, Коля Шапошников, мой добрый товарищ, неожиданно встретился с Георгием Фатале, который работал в академии на кафедре медицинского контроля физподготовки и спорта. Теперь Николай Иванович Шапошников, подполковник запаса - ведущий терапевт одной из поликлиник города Житомира...).
Наши футболисты были общими любимцами. Где появлялся Боря Егоров, там шум и хохот. Боря умел показать свои актерские способности, любил шутку, был остроумен, очень общителен. За Сашей Головиным вечно ходила толпа мальчишек, глядя на него, как на живого бога, и он, застенчивый от природы, не знал куда деться от нашего внимания. к нему.
Петя Лысов, с мягкой улыбкой, был гордостью, нашего училища, первый в учебе из года в год, первый вице-старшина. Это он был награжден часами с надписью "Советскому народу от короля Англии Георга". Петя был всегда внимателен к нам, пацанам, относился к нам с уважением, не упускал случая поговорить с нами об учебе, спорте, жизни. А если ему было недосуг, ограничивался при встрече подкупающей улыбкой и подмигиванием, мол, как дела, брат-кадет, хороши?..
Сорок лет спустя, когда я присутствовал на юбилейной встрече в честь основания нашего училища, я видел генерала Лысова Петра Федоровича, но подойти к нему не решился. Да и невозможно было ко всем подойти, нас было очень много. На скромном банкете в честь нашей встречи оркестр заиграл танго, и многие пошли танцевать. Я стоял в стороне и, блаженно улыбаясь, глядел на танцующих, пытаясь по лицам вспомнить своих дорогих собратьев-кадетов. Мне удавалось это с большим трудом, ведь прошло столько времени. Ко мне приблизился немного грузноватый генерал Лысов, почтительно и осторожно ведя свою даму в танце. Наши взгляды встретились, он, видя меня, улыбающегося, понимающе улыбнулся сам и... подмигнул мне знакомым, петиным, привычным "Ну как, брат, дела? Не правда ли, все прекрасно? Ты извини меня, брат, сейчас видишь, недосуг, а то бы мы с тобой погутарили".
Наши спортивные знаменитости никогда не имели никаких льгот и привилегий. Так же, как и все, учились, получая и колы, и пятерки, подчинялись строгому уставному распорядку дня и воинской дисциплине. Даже калории получали, как и все, в училищной столовой из общего котла. А мы, ребятня, отрывали от себя лакомства в виде пончиков и пирожков и относили нашим любимцам, подкармливая их перед ответственной игрой или выступлением. Лишь одной привилегией пользовались наши футболисты и спортсмены - всеобщей любовью и почитанием. Они никогда не задирали носа, были общительны и просты в повседневной жизни.
А как играли наши футболисты! Стремительно, напористо, ошарашивая соперника своей дерзостью, смело шли в атаку на ворота противника и забивали голы. Особенно запомнилась одна из финальных игр на кубок города. Фантазия руководства городским спортом ничего не могла придумать лучшего, как выставить в виде кубка мельхиоровый подстаканник. Даже по тем бедным, послевоенным временам, такой приз вызывал иронические улыбки и зубоскальство. Но дело не в кубке. Борьба команд за победу - вот что вызывало страсти, горячие и бурные споры. В этой борьбе неожиданно выбыла отличная команда политехнического института, наш постоянный и сильный противник. И вот финал, сборная НчСВУкоманда Дома офицеров. На наше удивление, на поле вышли почти все незнакомые нам дяди! Мы-то хорошо знали состав почти всех команд, в том числе и команду Дома офицеров и не сомневались, что наши ребята победят армейцев. Они были слабее нашей сборной, и мы предвкушали победу, полагая, что подстаканник кубок уже наш, а наши футболисты в этот вечер будут торжественно пить чай из этого "кубка". Но мы жестоко ошиблись. Эти дяди были, чего уж там говорить, сильнее наших ребят. Если наша сборная обладала стремительностью, юношеским энтузиазмом, решимостью во что бы то ни стало забить гол и геройски рвалась к воротам соперника, то армейцы разумно рассчитывали свои силы, тактически были грамотнее, умно локализовали наших наиболее опасных для них игроков, играли на дальних, точных пасах. И часто, гораздо чаще наших игроков, прорывались к воротам Саши Головина. Но наш Санечка творил буквально чудеса, брал такие фантастические мячи, от которых весь стадион ахал и взрывался ликующим свистом, восторженным ревом, а противники удивленно пожимали плечами. Легендарный Хомич, прославленный Яшин гордились бы таким вратарем! Минимум пять верных мячей было бы забито в наши ворота, если бы не Саня Головин!
На последних минутах первого тайма обессиленный Саня пропустил совсем уж легкий мяч. Надо же! Брал такие мячи, а тут... Видимо, нервная энергия небеспредельна, ведь не стальные же канаты у человека, а нервы! Как мы горевали, как переживали вместе с нашими игроками, вместе с нашим героическим Сашуней, сидящим на училищном дворе в перерыве в окружении огромной толпы его братьев-кадетов, искренне сочувствующих его горю. "Какой дурацкий мяч и пропустил!" - почти стонал Головин. Он закрыл лицо мелко дрожащими пальцами и прошептал: "Все, больше не могу, выдохся!" И почти в истерике: "Не могу. Не могу, не могу-у!"
К нему подошел Георгий Фатале, положил свою жилистую руку на плечо и совсем по-нашенски, просто сказал: "Не хандри, Саня, прикроем!" Толпа одобрительно загудела. "Не волнуйся, Саша, сказал всегда вежливый, интеллигентный Анатолий Степанович Лыскин, - мы их к тебе не пропустим". "Костьми лягу",-горячо воскликнул Боря Егоров, сверкая белками своих бесовских глаз. "Глянь, Сашко, какая сила поддерживает, болеет за нас!" - пробасил Петя Лысов, обведя глазами нашу толпу. Благодарный Саня поднял голову, оглядел нас, вздохнул и улыбнулся.
После первого таима игра приняла напряженный, нервный характер. Взбешенные армейцы усилили натиск на ворота суворовцев. Они были явно возмущены нахальствам мальчишек. Ведь, по сути дела, перед ними были 16 - 18-летние юнцы, но физически прекрасно подготовленные, смелые, дерзкие. Кроме трех-четырех человек со взрослыми прическами "а ля бокс", все остальные стрижены под "нулевку". Но как играют, как решительны и смелы! "Ах, так? Ну, мы им сейчас покажем, не битьем, так катаньем",- говорилось стилем их игры. И стали "катать" наших ребят, проявляя явную грубость, не раз сбивая их с ног под возмущенные крики и свист болельщиков. Судья, явно подыгрывающий армейцам, вынужден был наказать их одиннадцатиметровым. При единственном прорыве к воротам армейцев нашего Володю Пизунова беспардонно сбили с ног у самых ворот. Гол четко реализовал самый опытный игрок нашей команды Степанян, наш милый Арам Аркашевич, наш Хачатурыч.
Теперь игра переместилась только на сторону ворот суворовцев. Ребята, буквально ложились под ноги армейцев, мешая точным, прицельным ударам, сковывая их действия. И все же они забили второй гол в ворота суворовцев, но... с другой, правой стороны ворот! Мяч проскочил у самой штанги в щель между сеткой и штангой. И судья засчитал этот гол! Весь стадион возмущенно вопил, толпа болельщиков кинулась на поле к судье, доказывая, что гола не было. Штатский, городской люд, студенты, только что болевшие за армейцев, горячо доказывали явную несправедливость судейского решения. А тот, упрямец, стоял на своем! Армеец, "забивший" гол, сам подошел к судье и также подтвердил, что гола не было. Безрезультатно! Так и продолжалась игра со счетом 2:1 в пользу армейцев до конца матча. Наши ребята обессилели до предела. И армейцы также устали, это чувствовалось, но они явно не хотели больше забивать мячей в ворота суворовцев, хотя забить их им не представляло большого труда.
Игра из интереснейшего, захватывающего поединка превратилась в явную комедию. Армейцы "пуляли" мячи специально мимо наших ворот под одобрительный хохот болельщиков. Благородные люди были эти армейцы!
Прозвучал финальный свисток. Судья рысцой подбежал к столу, на котором стоял кубок-подстаканник, схватил его и бросился наутек со стадиона под веселое улюлюканье и лихой свист болельщиков. Судью никто не собирался догонять. Вот такие взрослые футбольные баталии были в нашем городке Новочеркасске.
А в обычные дни были многочисленные мини-баталии на близлежащих пустырях вокруг училища. Почти каждый взвод, особенно мальцы, гоняли кожаную покрышку, набитую тряпьем, в любую свободную минуту, в любую погоду. В нашей роте одним из лучших, непробиваемых вратарей был все тот же... Юра Бирюков, с его обширной головой! Да еще какой вратарь - смелый, цепкий. Он умудрялся брать мячи прямо с ноги нападавшего. Жаль, что в одной из отчаянных футбольных потасовок Юрику сломали два пальца левой руки, а то бы он стал в будущем украшением сборной училищной команды. Юрик долго ходил мрачный, с гипсом на руке, о чем-то думал, размышлял, а когда кости срослись и был снят гипс, он, к удивлению своих товарищей, переключился на музыку и стал посещать класс фортепиано. Вот такие метаморфозы бывают с людьми...
Нельзя думать, что из всех видов спорта у нас был только футбол и только футболом мы жили. Нет и еще раз нет! На наше великое счастье командование училища, отлично понимавшее значение спорта в деле воспитания ребячьего поколения, будущих советских офицеров, всегда приглашало в наше училище спортсменов, своих ли городских, областных или заезжих, случайно оказавшихся в нашем городе для демонстрации своих спортивных достижений. Результаты этой заботы не замедлили сказаться. У нас вскоре появились большие группы любителей тяжелой атлетики. Мальчишкам импонировали красивые, мощные фигуры, стальные бицепсы взрослых спортсменов-штангистов, гиревиков. Для этого не надо спортплощадок, или особого оборудования. Гири-пудовики и двухпудовики можно было без особого труда достать, штанги тоже. А спортивная борьба? Сколько помню себя, мальцы всегда боролись друг с другом и, кряхтя от усердия, старались повалить своего соперника. А уж с семи-девяти годков борьба как форма проявления силы, ловкости приобретает всеобщий характер у всех мальчишек всех континентов, широт и рас. А как соблазнительно ловкой подсечкой или подножкой повалить соперника крупнее, сильнее тебя на удивление своих товарищей!
Что и говорить, борьба - красивый, захватывающий вид спорта, и он нашел своих поклонников в нашем училище. Стоило несколько раз известным в области спортсменам, мастерам спорта по вольной борьбе (одного я запомнил, его фамилия - Дерич) побывать в нашем Суворовском зале, как, по многочисленным просьбам ребят, в училище сразу же были организованы несколько секций борьбы. Эти секции вел, преподаватель физподготовки Степанян, обучавший ребят основам, тактике, всевозможным приемам спортивной борьбы.
"Ну, а бокс? - Не для того, чтобы скулы сворачивать вбок, а для того, чтобы без штыка и пуль обезвредить вражеский патруль!". Этот стихотворный афоризм замечательного пролетарского поэта очень точно определяет значение этого вида спорта для нас, будущих офицеров, воспитателей своих солдат. В секцию бокса, как ни странно, часто шли самые спокойные на вид, флегматичные ребята. Наши боксеры достигали блестящих результатов, они лидировали не только в городских, но даже в областных соревнованиях. Мой товарищ по роте Анатолий Хирьяков неоднократно выигрывал областные соревнования среди юношей, а впоследствии он завоевал кубок Северо-Кавказского Военного округа среди мужчин в своей весовой категории.
7. Девушки со шпагами
С фехтованием вообще творились чудеса! Единственная в городе секция фехтования была организована в нашем училище. Ее возглавлял преподаватель физподготовки Георгий Фатале, блестящий футболист и талантливый фехтовальщик! В секцию поначалу не хотел никто идти, она не пользовалась у нас популярностью. Предпочтение отдавалось штыковому бою. Мы отлично понимали значимость владения штыком в грядущих боях, к которым с младых ногтей готовили нас. Ведь еще Александр Васильевич Суворов частенько говорил своим солдатам: "Пуля дура, а штык молодец!" Поэтому занятия учебным штыковым боем велись не только в секции Георгия Фатале, но и на занятиях физподготовки в старших ротах. Наш Жора отлично владел этим видом боевого искусства. И все же у него был серьезный соперник в этом деле - командир 2-й роты подполковник Остроумов Григорий Евгеньевич - кадет с дореволюционных времен, воспитанник 2-го Московского кадетского корпуса, отличный вояка, награжденный двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны и многими медалями. Мы с большим интересом смотрели их частые поединки на штыках и шпагах. Старый кадет, все еще сильный и стройный, гораздо чаще побеждал своего молодого партнера Георгия Фатале...