58328.fb2 Мы были суворовцами - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 15

Мы были суворовцами - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 15

Как я уже упоминал, Совайленко вел у нас в роте математический кружок. Какое-то время посещал его и я. Даже сделал одно наглядное пособие из проволоки - пирамиду, вмонтировав в нее шар. Все это требовало навыков в паянии и в обращении с металлом. Все же наглядное пособие я сделал и выкрасил в разные цвета. Василию Климентьевичу понравилось мое изделие, и оно было выставлено в математическом кабинете, где пробыло до самого моего выпуска и, льщу себя мыслью, еще долго послужило следующим поколениям в качестве наглядного пособия. Но я недолго посещал кружок. В течение нескольких занятий я с тихим ужасом наблюдал, какими формулами и понятиями оперируют мои друзья. В их речах то и дело слышались термины в виде различных "паралаксов", "постулатов", и я мысленно сказал себе: "Никола, ты сел не в ту арбу!" и незаметно, по-английски, покинул кружок наших математиков.

Вот как вспоминает о работе этого кружка Коля Шапошников.

"Да, действительно, Совайленко увлек нас своей любовью к математике. Помню, он сказал мне: "Попробуй разделить графически, с помощью линейки и циркуля, угол на три равных части, и ты на пути к открытию!" Уж как мне хотелось совершить открытие! Почти все свободное время я только и чертил углы (порой даже на стенах, так как не хватало бумаги) и делил их на три равных части ... Но, увы! Так и не сделал открытия. Кроме того, мы много читали литературы по математике. И не только читали, но и писали рефераты, содержание которых потом докладывали на заседании кружка. Помню, я много времени уделял изучению творчества нашего соотечественника - известного математика Чебышева Пафнутия Львовича и до сих пор помню отдельные штрихи из его математического наследия.

Вообще-то Совайленко был демократичен, с ним запросто можно было поговорить, поспорить, а то и пошутить. Но на уроках был строг и требователен до пунктуальности.

Помню, как однажды на одном из первых уроков, объясняя очередную теорему с большим куском мела в руке, Василий Климентьевич был очень недоволен. К концу урока он строго приказал, чтобы к следующему его уроку на полочке у доски лежали мелки разной величины, "вплоть до молекулы!". К следующему уроку Отарик Гегешидзе расстарался: на всю длину полочки лежали куски мела величиной со спичечную головку и почти до килограмма весом. Совайленко, увидев эту выставку, довольно улыбнулся. С такой скрупулезностью работал он сам, так он учил работать и нас.

Все формулы по геометрии мы были обязаны зубрить буквально, как было написано в учебнике. Отсебятина не допускалась. Немного не в том порядке докажешь теорему, оценка снижалась. По мнению некоторых педагогов так и нужно было учить геометрию, развивая логику мышления. Где, как не в учебнике написано лучше, точнее и логичнее всего? Так полагали некоторые.

Однажды, сидевший рядом со мною Артур Штаба, правдивый, прямой, но вспыльчивый парень, не выдержав, громко и возмущенно сказал: "Почему мы, как попки, должны зазубривать бесчисленное количество этих теорем? Я могу доказать эту теорему гораздо проще и короче, чем в учебнике! Хотите?"

"Хочу, - осаживая парня спокойствием своего голоса сказал Совайленко, иди и докажи!"

Артур выскочил к доске, нервно схватил мел и действительно доказал теорему гораздо проще и короче, чем в учебнике.

"Садись, Артур! - после долгой паузы сказал Василий Климентьевич. - И все же я рекомендую и тебе, и всем доказывать теоремы так, как трактует ее автор, не отступая от текста".

Нам показалось, что наш математик говорит это с усилием, как бы принуждая себя сказать это ...

Как-то Витя Остапенко изобрел прибор под названием "Носомер"! Смысл его изобретения заключался в том, что, приставив к носу этот прибор, можно было при помощи маленькой стрелки, приделанной к школьному транспортиру, определить точное расстояние до предметов, находящихся на значительном удалении от носа. Совайленко заинтересовался конструкцией прибора, но у него ничего не получалось с определением расстояния, слишком велика была ошибка. Он раскритиковал Витино изобретение, однако, справедливо заметил, что Витин "Носомер", возможно, подходит для среднестатистического носа, но только не для его, патрицианского. Однако, зауважал Остапенко, узнав, что дотошный Витек еще в четвертом классе утер нос известному математику, издавшему книжку под названием "Занимательная математика". Витя Остапенко подверг решительному сомнению заявление этого математика о том, что, начав считать до миллиона с девятилетнего возраста, счет нужно будет вести до девяноста лет! Нашему Виктору удалось проделать этот счет за ... три месяца! Воспользовавшись тем, что автор "Занимательной математики" не оговорил условий счета, Витя рассчитал все свободное время (прихватив, конечно же, и некоторые уроки), составил свои таблицы счета, куда заносил свои тысячи, десятки тысяч и ... считал, считал, пока не добился своего. Таких ребят Василий Климентьевич уважал. Не любил он только лентяев и шпаргальщиков, с которыми вел беспощадную войну.

Четыре года незримо стоял над моей душой Василий Климентьевич, заставляя меня все время быть начеку и не запускать материал. На выпускном экзамене по математике письменную работу я написал на "четыре", сделав к своей великой досаде, несколько грамматических ошибок. Устный экзамен сдал на "пять". Ставя эту оценку в экзаменационный лист, Совайленко буднично произнес себе под нос: "Ну вот, что и требовалось доказать".

Жаль, что мало сейчас таких одержимых педагогов, как Василий Климентьевич Совайленко и его коллеги по Новочеркасскому СВУ!

Полвека своей жизни отдал Василий Климентьевич делу обучения и воспитания детей и молодежи. Он и сейчас трудится в меру своих сил на ниве просвещения. Ныне Василий Климентьевич делится своим огромным, поистине бесценным опытом на страницах областной и центральной прессы. Его книги, учебники по математике для средней школы, прошедшие двойную экспериментальную проверку в школах Академии Педагогических Наук и в школах г. Новочеркасска, рекомендованы к изданию.

Благодаря его энергии и энтузиазму, многие годы суворовцы-новочеркассцы встречаются в юбилей своего училища, съезжаясь со всех концов страны. Поистине из железа сделан этот человек и нет ему износа!

Говорят, что сейчас в наших школах мужчины - "вымирающий вид" учителей и по этой причине их нужно занести в "Красную Книгу" ...

Должен сказать, что в нашем Новочеркасском СВУ было много педагогов, подобных Изюмскому, Совайленко, Павлову или Гамалеевой. Порой удивляюсь, как могло случиться, что в одном учебном заведении подобрался такой большой, поистине талантливый коллектив единомышленников. Целая плеяда великолепных педагогов, высокоэрудированных, увлеченных своим делом, талантов с искрой Божьей! И эти искры в нас, юных, воспламеняли, заставляя гореть ярким пламенем неутолимой жажды познания жизни ...

10. Историк училища Мохнаткин

Ребята всех выпусков с большой любовью и теплотой вспоминают преподавателя литературы Дмитрия Александровича Мохнаткина. Дмитрий Александрович долгие годы собирал материал по истории нашего училища. В 1968 году, чувствуя, что слабеют его силы и нет здоровья, он послал все материалы, объемом около 200 листов, своему ученику, выпускнику 1951 года, Борису Асееву с такими словами: "Дорогой Борис! Высылаю тебе краткий очерк по истории Новочеркасского СВУ ... Тебе, по-моему, эти очерки будут интересны. Сохрани их. Вот когда ты будешь генералом (а я в этом уверен), то ты с удовольствием и сам прочтешь, и другим покажешь ...".

Дмитрий Александрович не ошибся в своем ученике. Борис Евгеньевич Асеев действительно стал генералом, но генералом от науки, став доктором наук, профессором. А рукопись нашего учителя имеют многие суворовцы-новочеркассцы, читают ее своим сыновьям, внукам и друзьям.

В фотоальбоме полковника запаса Аксенова Игоря Владимировича (8-й выпуск 1955 года), кандидата технических наук, мастера спорта, хранится удивительное стихотворение, полное лиризма, щемящей грусти, написанное его учителем, Дмитрием Александровичем Мохнаткиным:

МОИМ ВЫПУСКНИКАМ, ДРУЗЬЯМ-СУВОРОВЦАМ

Вот и конец ... наш путь окончен с вами.

Экзамен сдан, мне поднесли цветы;

И расстаемся с вами мы друзьями,

Храня в душе огонь взаимной теплоты.

Пожмем же с вами руки на прощанье

Вы в жизнь идете вдаль с поднятой головой.

Мне доживать теперь, вам-новые дерзанья,

Пред вами вновь другие испытанья,

Пред вами славный путь, почетный и

большой.

Идите вдаль, идите бодро, смело

На вас с надеждою глядит страна:

Пред вами ширь, пред вами много дела.

Дерзайте! Вам от нас путевка вручена.

Потом, когда и вы состаритесь с годами,

То, может быть припомните и тех,

Кто вас учил, кто занимался с вами,

Кто радовался так за каждый ваш успех.

Друзья! Час близится разлуки,

Счастливого пути. Жму крепко ваши руки.

11. Ротный И. И. Пасечный

... Вместе с такими, как Совайленко, последнюю дурь из нас выбивал и наш ротный - подполковник Иван Иванович Пасечный, назначенный к нам в роту за два года до нашего выпуска. Это был настоящий службист, в хорошем смысле этого слова. Если хотите узнать его облик, откройте "Строевой Устав Советской Армии" любого издания. На многих картинках этого устава вы увидите стройных, подтянутых особ мужского пола. Они стоят, шагают, делают различные движения. Не ищите там ни бород, ни усов, ни улыбающихся физиономий. Носы там не какой-нибудь кавказской лепки или рязанского покроя, а строго уставные, прически - тоже. Вот вам и облик нашего ротного. И в то же время Иван Иванович не был солдафоном. Кому придет в голову считать Александра Васильевича Суворова солдафоном, а ведь его стихотворное поклонение уставу стало известным афоризмом:

О воин, службою живущий!

Читай устав на сон грядущий,

А утром, ото сна восстав,

Читай усиленно устав.

Иван Иванович не совал своего носа в педагогический процесс, ибо знал, какие педагогические асы учат уму разуму его беспокойных подчиненных. Он очень часто посещал наши учебные занятия, брал стул, садился в стороне, чтобы видеть всех и чтобы его было видно всем и слушал преподавателя. При изложении педагогами любого материала, на его лице не проявлялось никаких эмоций, лишь небольшие глазки стального цвета выражали глубокое почтение, как у истового христианина на проповеди. А когда педагог вел опрос, его глазки с интересом перебегали от спрашиваемого к педагогу и обратно.