— В тысяча восемьсот сорок шестом.
— Ну вот! Вы умерли и не можете со мной разговаривать!..
— Самое интересное, что у меня даже нет могилы, — сообщил Бессель и засмеялся. — Честное слово! Нет, то есть она была, и я даже точно помню где, возле Кёнигсбергской обсерватории, на холме. Прекрасное место, оттуда открывается чудесный вид!.. А потом её потеряли, и в вашей временной точке это всех почему-то волнует. Горожане бегают и кричат, что могила Бесселя утрачена!.. Я сам читал. И видел… такое смешное слово… репортаж по телевизору, вот как!..
Василий Васильевич молчал.
— А у Канта есть могила, — сказал Бессель. — И он этим гордится.
— Н-да, — процедил Василий Васильевич.
Бессель встал, обошёл сгорбившегося в кресле Меркурьева и подбросил в огонь поленьев.
— Вы всегда являетесь, когда вас зовут?
— Нет, разумеется. Всё зависит от того, кто и по какому делу.
— То есть дело, по которому сюда позвали Иммануила Канта — серьёзное?
Бессель подумал немного:
— Довольно серьёзное. Речь идет о жизни людей и… не только людей. Есть такие точки в пространстве, на которые нельзя посягать.
— М-м-м, — сквозь зубы простонал Меркурьев.
— Да что с вами?! Я не говорю ничего сверхъестественного! Вот этот дом — такая точка. На нём многое держится, не только здесь, у вас, но и у нас. А на него посягают. Поэтому когда к Иммануилу обратились, он сразу сюда отправился, а я за ним, это я вам уже говорил и повторяю. Как-никак дом-то мой, я всех тут знаю.
— Кого?
— Обитателей.
— Виктора Захаровича, что ли?!
— Нет, его я как раз не знаю. Я… других знаю.
Меркурьев понял, что дело плохо. Он уже почти поверил, что Фридрих Бессель в джинсах и клетчатой рубахе сидит с ним рядом возле камина. А в это никак нельзя было верить! Одна возможность этого обращала в прах всё, что Меркурьев знал ранее, во что верил и на что полагался.
Есть законы — ясные и понятные физические законы, по которым живёт мир. Согласно этим законам из могилы нельзя восстать, из прошлого нельзя явиться, с покойником нельзя поговорить.
Эти законы объясняют не всё.
По большому счёту они объясняют совсем немногое — только видимую часть мира, — но они существуют, и в них верить легко и просто. Они описывают некую модель мира, гораздо более примитивную, чем реальность, но ведь описывают же худо-бедно!.. Наплевать на эти законы — значит признаться, что о мире неизвестно вообще ничего, ровным счётом ничего!
Василий Васильевич был не готов к этому.
Ему хотелось, чтобы всё это оказалось сном.
Он спит, за окном бушует буря, и ему снится сон — отчетливый, как 3D-фильм, который не может смотреть Мура, потому что у неё не развит мозг!..
Или развит неправильно.
— Хорошо, — громко сказал он. — Пусть так. Кант явился, и вы за ним. Что я должен сделать, чтобы, как вы говорите, эта точка в пространстве не утратилась? Дом продаётся, рано или поздно его кто-нибудь купит и снесёт. Не сейчас, так через год.
— Видите ли, в чём дело, — произнес Бессель вкрадчиво. — Мы не даём никаких заданий. Мы можем дать совет, но никак не задание.
— Хорошо! — рявкнул Василий Васильевич. — Дайте мне совет!
— Найдите изумруд и девушку, — сказал Бессель. — Вот вам мой совет.
— Изумруд украл тот, кто убил Ивана?
— Не знаю, — пожал плечами Бессель. — Не интересуюсь.
— Тогда при чём здесь изумруд?
— Ну-у-у, сами разберётесь.
— А девушка? Куда она делась? Где её искать?
Бессель засмеялся.
— Смотря какая девушка имеется в виду!
— Кристина? — уточнил Василий Васильевич.
Бессель поднялся.
— А вашей подруге передайте, что с её силой нужно быть осторожнее. Она вызывает такое возмущение поля, что его трудно сдерживать. Присмотрите за ней. Она очень сильна, но не слишком умеет с этой силой управляться.
— За Мурой присмотреть?!
— Подложили бы вы еще полено, — посоветовал Бессель. — Смотрите, почти все прогорело.
Василий Васильевич сбросил на кресло одеяло, подкинул полено в камин и пошевелил угли кочергой, чтоб ярче горели.
— Ладно, — сказал он, вешая кочергу на крюк. — Допустим, я вам верю. Допустим, здесь происходит нечто таинственное и непонятное. Но всё же кто вы?…
Он повернулся.
Никого не было в кресле возле круглого столика. И одеяла не было, исчезло вместе с гостем.
— Хороши весной в саду цветочки, — пропел Василий Васильевич задумчиво. — Ещё лучше девушки весной!..
Он вернулся на кровать, лёг и закинул руку за голову.
Да нет, не было здесь никакого Фридриха Бесселя, умершего в тысяча восемьсот сорок шестом году, директора Кёнигсбергской обсерватории!..