— Ой, да все вы холостые-неженатые, особенно в отпуске или в командировке!.. Морочите нам голову, а мы потом остаёмся слёзы проливать, хорошо если без довеска! Вон Майка с двумя довесками осталась! Мать моя так всю жизнь маялась. Меня только пилила день и ночь, что я ей жизнь испортила, а чем я виновата? Тем, что родилась, а папаша нас бросил? Так я не виновата, что родилась-то!.. Она у меня совета не спрашивала, рожать или не рожать!..
— Так вернули Коляна? — спросил Василий Васильевич. — Или отпустили на свободу?
Софья махнула рукой и показала на планшет:
— Вот до чего я не люблю, когда в книжках неправду пишут! Прям терпеть ненавижу! Такая там у всех жизнь правильная, любовь до гроба, мужики все как на подбор — и богатые, и красивые, и щедрые! Я бы писателей этих, которые так пишут, всех под суд отдала, чтобы женщинам голову не морочили!.. Читать тошно, одно враньё!
— То есть не вернули Коляна? — уточнил Меркурьев.
— Это в книжках только все возвращаются и живут счастливо, я же говорю! — горько сказала Софья. — А в жизни всё по-другому выходит!
— Так чего с Коляном-то? — продолжал докапываться Меркурьев.
— Вася, — тихо сказала Мура. — Что ты привязался?…
— На Север Колян уехал. — Софья махнула рукой. — Завербовался на прииск и золото моет. Правда Майке деньги шлёт, тут всё по-честному у них. Хоть она и подозревает, что любовнице тоже шлёт! Всё выведать собирается, только не знает как. А писателей всех под суд и на общественные работы!..
Василий Васильевич согласился и предложил всех мужиков-козлов тоже под суд. Софья подумала и сказала, что вот так всех разом, пожалуй, не выйдет. Мура заявила, что пойдёт спать — устала и немного простужена.
Меркурьев догнал её на лестнице.
— Так нечестно!
Он легонько хлопнул её по джинсовой попе. Она повернулась, очень удивлённая, и Василий Васильевич так смутился, что защипало в глазах и шее стало жарко.
— Нет, — пробормотал он, не глядя на Муру, — правда. Ушла, а я остался всё это выслушивать.
Мура посмотрела на него, сказала:
— У тебя уши горят, как фонари.
И стала подниматься.
Меркурьев постоял немного, а потом в два шага опять догнал её. Они прошли свой этаж, поднялись на третий и постучали к Сане.
— Открыто! — отозвались с той стороны, и она вошли.
Саня сидел на полу перед камином. Несуразный пёс лежал рядом, настороженный и словно удивлённый. Время от времени, устав быть бдительным, он клал голову Сане на коленку, глаза у него начинали закрываться, но тут он подскакивал, словно вспомнив что-то, встопорщивал уши и напружинивал спину.
Кристина сидела с другой стороны, тоже на полу, и смотрела на пса, словно никогда в жизни не видела собак.
— Мы не стали его мыть, — сообщила она, когда Меркурьев с Мурой подошли и тоже стали смотреть, — чтобы не нервировать. Я у Нинели взяла котлету, сказала, что хочу в комнате поесть. И кипячёного молока.
У Саниной ноги стояли пустая тарелка и кружка.
— Пёс молоко из кружки пил? — удивился Василий Васильевич.
— Ну да, — кивнула Кристина, — я ему наклонила ее немножко, так он всё до конца вылакал.
— Если вы будете его каждую минуту кормить, он превратится в бегемота Ганса, — предупредил Василий Васильевич. — Это же уличная собака, а вы ей такие разносолы, и котлеты, и молоко!..
— Да надо же человеку поесть как следует! — возразил Саня и почесал пса между ушами. Санина рука была огромной, а собачья голова маленькой. — Он, может, никогда досыта не ел.
Мура присела и тоже стала гладить пса по голове. К Муре он отнёсся настороженно, косился на неё и шевелил ушами.
— Хозяевам не признались, что собаку в дом притащили?
Саня с Кристиной посмотрели друг на друга.
— Не-а, — ответил Саня. — Чего там!.. Они возражать не станут. А станут, так мы в город уедем. Да, Крыска?
— В какой ещё город! — с досадой воскликнул Василий Васильевич. — Изумруд надо искать, а не в город ехать!..
— Ты хороший пёс, — говорила Мура. — Ты молодец, что к Сане прибился, всё правильно сделал.
— А как его назвать, мы ещё не решили, — продолжала Кристина. — Саня говорит, Шарик, а я думаю Аскольд!
И неожиданно они оба захохотали, словно с этим Аскольдом было связано что-то на самом деле смешное и не предназначенное для чужих ушей.
Меркурьев почувствовал себя лишним. Ему и так было неловко, а тут стало окончательно понятно, что пора уходить.
Он за руку вытащил в коридор Муру, которая всё порывалась обратно и сердито говорила, что она вполне может посидеть ещё. Саня с Кристиной и псом на их уход не обратили никакого внимания.
— Ты же сама ей предсказала, — выговорил ей Василий Васильевич на лестнице. — А сама ничего не понимаешь!
— Что предсказала?
— Что она вскоре выйдет замуж по любви и одновременно по расчету.
Мура посмотрела на него.
— Да, да, — подтвердил Меркурьев, — так оно и было. Ты за предсказания сколько дерёшь? По восемь тыщ?
Возле Муриной двери они поцеловались, и он понял, как соскучился по ней за день, когда они ни на минуту не оставались одни!.. Он прижимал её к себе, и в голове у него потихоньку шумело, как будто там начинался прибой: шу-уф, шу-уф!..
Мура всё время закрывала глаза, а ему хотелось, чтобы она непременно на него посмотрела, но попросить её он никак не мог.
— У тебя правда была жена? — спросила Мура, когда им понадобилась пауза, чтобы немного унять дыхание.
Меркурьев некоторое время соображал, о чём она спрашивает, потом понял и кивнул.
— А дети?
— Детей не было, — сказал он нетерпеливо, — и до сих пор нет.
И снова поцеловал. Её губы казались ему немного солёными.