Звучит звонок. Снова слушаем интереснейшую информацию о разработках, которые ведутся в научных учреждениях. Конечно, за время конференции не расскажешь обо всем. До ее участников доводятся лишь общие сведения. Но все чаще слышатся в перерывах фразы: "Нужно будет побывать у них. Кажется, интересная мысль высказана".
Мне думается, что научно-техническая конференция, проходившая в Ленинграде, стала очень важной вехой в развитии отечественной радиолокации.
В 1937 году Управление военных приборов ГАУ было расформировано, и наш отдел зенитного вооружения влился в состав Артиллерийского комитета ГАУ Арткома, как его сокращенно называли. Естественно, что мы продолжали заниматься радиосредствами, имевшими лишь непосредственное отношение к нашему профилю, то есть к зенитной артиллерии.
Сразу же после реорганизации секцию, а затем отдел зенитного вооружения возглавил Вячеслав Иванович Фохт. Затем его сменил Петр Борисович Траубе. И в 1938 году моим непосредственным начальником стал Артур Артурович Гюннер. Все они были исключительно знающими артиллеристами и трудолюбивыми людьми. Мы стремились им всячески подражать и многому научились у них. Фохт, Траубе и Гюннер внесли большой вклад в создание зенитной артиллерии малого и среднего калибров, которая в Великой Отечественной войне зарекомендовала себя по всем тактико-техническим и эксплуатационным показателям с самой лучшей стороны.
К концу 1937 года группа инженеров НИИИС РККА, которую возглавил Д. С. Стогов, создала оригинальную систему для обнаружения самолетов. Она получила условное наименование "Ревень". Связисты предлагали оснастить новыми установками посты ВНОС, расположенные непосредственно у государственных границ.
К разработкам, которые вели связисты, наш отдел никакого отношения не имел. И тем не менее я совершенно неожиданно оказался участником испытаний "Ревеня". А получилось это так.
Однажды, незадолго до конца рабочего дня, меня вызвали к Г. И. Кулику, который в 1937 году сменил Н. А. Ефимова на посту начальника ГАУ, а в 1939 году стал заместителем Наркома обороны. Еще в приемной я увидел начальника Управления связи РККА Ивана Андреевича Найденова. Он тоже явился по вызову к тому же часу. Честно говоря, меня это удивило. Но как только мы вошли в кабинет, все разом прояснилось.
- Что вы, Лобанов, знаете о "Ревене"? - спросил Кулик.
- Знаком лишь в общих чертах.
Заместитель наркома досадливо поморщился.
- А впрочем, это даже хорошо, что не знаете. Со стороны будет виднее, - продолжал Кулик. - Включаю вас в состав комиссии, которая будет испытывать "Ревень".
- Но...
- Никаких "но"! - Кулик не терпел возражений. - Оформляйте документы и отправляйтесь.
Он поднялся из-за стола, давая этим понять, что разговор окончен. Я четко повернулся и вышел. Вскоре появился и Найденов.
- Не огорчайтесь, товарищ Лобанов. Для меня это тоже неожиданность.
- Неожиданности бывают разные. Тут своих дел невпроворот. Скажите хоть, где будут испытания, кто в них участвует?
- Под Киевом. Прочтите вот этот приказ, подписанный Куликом, и все станет ясно.
Через несколько дней я был в Киеве. Чтобы вспомнить прошлое, пошел бродить по улицам и закоулкам. Я узнавал и не узнавал их. Вот она, Лавра... Напротив - старинные здания крепостного штаба. А нашего радиотелеграфного батальона здесь уже нет. Вот Крещатик. Но выглядит он совершенно иначе. Вроде бы шире, просторнее стал. Кругом чистота, образцовый порядок. По асфальтированным мостовым неторопливо, словно огромные жуки, ползут машины-поливалки. Ребятишки шумной ватагой бегут следом, пытаясь ухватить повисшую в водяной пыли веселую радугу. Вот сюда, если мне не изменяет память, мы ходили на лекции. На этом углу назначали свидания. Неужели все это было пятнадцать лет назад?..
В Киеве мне предстояло детально ознакомиться с устройством "Ревеня", до конца попять, в чем его сильные и слабые стороны. Ведь государственные испытания - это либо путевка в жизнь, либо суровый приговор новому образцу, причем чаще всего этот приговор обжалованию не подлежит. Поэтому ответственность на членов государственной комиссии ложится огромная. Ошибаться нельзя. Объективность, помноженная на знания и опыт, - вот что в первую очередь необходимо испытателю.
Система "Ревень" оказалась довольно простой. Она включала в себя несколько передающих и приемных станций, которые располагались на одной линии. С помощью специальных антенн между установками создавалась своеобразная радиозавеса, невидимый барьер из электромагнитной энергии. Если целей в пространстве не было, в приемник попадала лишь волна, излучаемая передатчиком. Стоило в пределах "запретной" зоны появиться самолету, как возникал дополнительный отраженный сигнал, который складывался с основным. Суммарный сигнал преобразовывался в приемнике и поступал на записывающее устройство, где и фиксировался на бумажной ленте. Как ни проста была система, а действовала она достаточно надежно.
Ранним утром члены комиссии разъезжались по точкам, для того чтобы наблюдать за работой аппаратуры и контролировать действия обслуживающего персонала. Точки располагались друг от друга на расстоянии до 35 километров. В неизвестное для всех, кроме членов комиссии, время в воздух поднимались самолеты. Задача расчета заключалась в том, чтобы засечь момент, когда какой-нибудь из них пересечет радиозавесу.
Должен сказать, что в подавляющем большинстве случаев это удавалось сделать. Но установка не давала ответа на вопрос о дальности до цели, высоте ее полета, угловых координатах, скорости. Проблема решалась по принципу "Да" или "Нет". Это, конечно, было очень серьезным недостатком. И тем не менее факт нарушения границы вражеским самолетом мог быть зафиксирован.
Поэтому на заключительном этапе испытаний, когда пришла пора делать окончательные выводы, все члены государственной комиссии высказались за принятие системы "Ревень" на вооружение.
Заключение комиссии было рассмотрено и утверждено в соответствующих инстанциях. Уже в сентябре 1939 года Народный комиссар обороны подписал приказ, которым было определено, что радиоулавливатель самолетов РУС-1 ("Ревень") является штатным вооружением войск противовоздушной обороны. Должен заметить, что зимой того же года система прошла боевую проверку непосредственно во фронтовых условиях на Карельском перешейке. Правда, финская авиация не проявляла особой активности. Наше превосходство в воздухе было очевидным. Однако отдельные самолеты, пытавшиеся проникнуть на нашу территорию, своевременно обнаруживались и уничтожались.
К началу Великой Отечественной войны промышленность успела выпустить 45 комплектов РУС-1, которые успешно использовались в войсках ПВО в Прибалтике, на Дальнем Востоке и в Закавказье.
* * *
Международная обстановка продолжала накаляться. В Европе бушевала война. Японские милитаристы прощупывали прочность наших восточных границ. Красная Армия, выполняя освободительную миссию, вступила на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии.
Партия и правительство делали все возможное для укрепления оборонной мощи страны. Мы, военные люди, чувствовали это особенно хорошо. Новые и новые закалы на вооружение поступали в промышленность через ГАУ. О том, что существует какой-то распорядок дня, начало и конец работы, мы стали постепенно забывать. Порой засиживались далеко за полночь. Выходишь, бывало, на тихие, пустынные улицы где-то во втором или третьем часу ночи и чувствуешь, что пошатывает от усталости. Невольно вспоминаешь те времена, когда нам доставалось от Орлова за малейшую задержку в кабинете после окончания рабочего дня. А теперь... Что поделаешь, иначе нельзя. Сегодня все измеряется другими мерками.
Действительно, в 1934 году были проведены успешные опыты по радиообнаружению самолета. В 1939 году на вооружение принята первая система. Промежуток времени порядка пяти лет. Много это или мало? Практика показывала, что на разработку образцов обычного вооружения, в которых не было ничего принципиально нового, уходили годы. Мы же фактически начинали с нуля. И радиолокатор, пусть еще не идеальный, уже существовал. Когда же появятся следующие?
26 июля 1940 года приказом Народного комиссара обороны на вооружение войск ПВО принимается первая импульсная радиолокационная станция РУС-2. Она способна обнаруживать самолеты на дальности до 150 километров. Это настоящий триумф! Спустя год сотрудникам ЛФТИ Ю. Б. Кобзареву, П. А. Погорслко и Н. Я. Чернецову присуждается Государственная премия. Казалось бы, уж теперь никто не сомневался в успехах радиолокации. И тем не менее нам пришлось выдержать еще один, пожалуй самый трудный, бой. Чтобы ввести читателей в курс дела, я вынужден несколько вернуться назад.
Главное артиллерийское управление постоянно поддерживало тесные контакты с Артиллерийской академией имени Ф. Э. Дзержинского. И это вполне естественно. К мнению ученых прислушивались руководители оборонной промышленности, известные конструкторы. Ни одно совещание в ГАУ или в других заинтересованных организациях не проходило без участия специалистов академии.
Наш отдел особенно тесно контактировал с кафедрами зенитной артиллерии и акустических военных приборов. Испытывая и усовершенствуя звукоулавливатели, мы всегда советовались с сотрудниками соответствующей кафедры, поручали им отдельные исследования и разработки. И нужно сказать, отношения наши складывались наилучшим образом. В частности, коллектив кафедры, возглавляемой профессором Н. Я. Головиным, сконструировал несколько экспериментальных звукоулавливателей, в том числе оригинальный дифференциально-интерференционный пеленгатор ДИП. По мнению авторов, он являлся высшим техническим достижением времени в данной области военной техники. Однако полигонные испытания прибора, в которых мне довелось участвовать, показали несостоятельность этих утверждений. По своим данным ДИП не превосходил обычные звукоулавливатели. После этого ГАУ уже не выдавало академии заданий на разработку акустических средств для обнаружения самолетов. Как ни убеждали мы акустиков, что наиболее перспективны радиотехнические методы, что именно ими и нужно заниматься, они оставались верны себе.
Справедливости ради необходимо отметить, что коллектив кафедры добился заметных успехов в создании звукометрических приборов для засечки орудий и минометов по звуку выстрела. Известно, что такие станции во время Великой Отечественной войны сыграли определенную роль при обнаружении вражеских батарей. Однако акустики считали, что и самолеты могут быть обнаружены только их аппаратурой. Мы были бы очень рады заполучить такие установки для войск противовоздушной обороны. Но практически сделать ничего не удавалось.
В июне 1939 года Артиллерийская академия имени Ф. Э. Дзержинского организовала и провела научную конференцию по оценке состояния и развития артиллерийского вооружения. Одним из докладчиков на конференции был профессор Головин. Он весьма скептически оценил состояние военных акустических приборов.
Далее обсуждалось предложение кафедры о создании в системе Наркомата обороны специального института акустических военных приборов, который взял бы на себя разработку средств обнаружения самолетов.
- Что думают по этому поводу представители ГАУ? - спросил начальник академии комкор А. Н. Сивков.
Поднялся начальник отдела зенитного вооружения Арткома Артур Артурович Гюннер.
- Вреда от этого большого не будет, но и пользы тоже, - спокойно произнес он.
Предложение об организации института отклонили. Но акустики продолжали доказывать свое. Летом 1940 года в Артиллерийской академии собрался расширенный ученый совет, на котором вновь скрестились шпаги. Среди приглашенных были видные ученые академик Н. Д. Папалекси и профессор Н. Н. Андреев, председатель Арткома генерал-полковник артиллерии В. Д. Грендаль, инспектор Комитета Обороны при СНК СССР подполковник А. П. Корнецкий, некоторые инженеры, научные работники, занимавшиеся как акустикой, так и радио.
Истекший год вновь подтвердил правильность наших позиций, а в докладе профессора Головина все те же мотивы: акустика несправедливо забыта, радиообнаружение - фантастика. Когда начались прения, на трибуну первым поднялся Николай Николаевич Андреев.
- Я, как известно, акустик, - начал Николай Николаевич. - И я верю в акустику... Да, верю и горжусь ею! Она много сделала и еще сделает для нужд обороны. Однако радисты добились несомненных успехов. Они обнаруживают самолеты за десятки километров. А что можем предложить Красной Армии мы, акустики? Пока что, к сожалению, ничего конкретного.
Академик Папалекси был еще более краток.
- Целиком и полностью согласен с уважаемым Николаем Николаевичем. НИИ-9 и другие организации, работающие в области радиообнаружения самолетов, находятся на правильном пути. И наши военные инженеры тоже.
В зале воцарилась тишина. Грендаль шепнул мне:
- Берите слово, Лобанов.
Я встал. Говорить было трудно. Стараясь не делать каких-либо выводов, я сопоставил данные акустических и радиотехнических средств обнаружения. Сравнение было, несомненно, в пользу последних. Когда я закончил свое выступление, слово взял начальник академии.
- Товарищи, я прошу извинить меня, но дальнейшее обсуждение затронутого вопроса, вероятно, бессмысленно. Кажется, все ясно, - сказал он и тут же закрыл заседание.
В ГАУ мы возвращались с генерал-полковником Грендалем пешком. Хотелось немного развеяться после совещания. Когда мы проходили по улице Разина, Владимир Давидович обернулся ко мне и с улыбкой сказал:
- Мы одержали сегодня очень важную победу.