Командир корабля сделал разворот, штурман произвел расчет бомбометания, и смертоносный груз полетел на врага. Павел Макарович ясно увидел, как бомбы подбили вражеский транспорт и сфотографировал этот момент. Одна из бомб попала в непредвиденную цель - в склады боеприпасов на берегу, и там началась паника...
Боевые действия наших войск развернулись на просторах Европы и недалеко оставалось уже до логова фашизма - Берлина. Но Павлу Макаровичу не суждено было встретить День Победы в боевом строю.
Ранняя осень 1944 года в Прибалтике выдалась теплой и тихой. Над землею простиралось ясное голубое небо. Но вскоре ползущие с севера темные тучи нависли над морем. Стало мрачно и холодно, зарядили нудные дожди.
Войска Ленинградского фронта освободили всю материковую часть Эстонии. Гитлеровцы удерживали лишь острова Хийумаа и Сааремаа. Советское командование готовило крупную наступательную операцию.
У морской авиации Краснознаменного Балтийского флота в те дни дел было невпроворот. Наши самолеты вылетали в море на разведку, топили вражеские корабли.
Утром 29 сентября из штаба ВВС флота поступил приказ произвести разведку в Рижском заливе и Ирбенском проливе. Требовалось получить данные о движении фашистских конвоев, доставлявших подкрепления своим войскам на острова и в Ригу.
Погода стояла отвратительная. Аэродром то и дело заволакивало туманом. Моросящие дожди предельно сокращали видимость.
- Кого пошлем? - спросил командира полка начальник штаба Иванов.
Майор Ситяков задумался, а потом решительно сказал:
- Полечу сам. Со мной, как всегда, пойдет флагштурман Заварин, стрелком-радистом - Черкашин.
На пункте связи дежурила старший матрос Фаина Мошицкая. Она держала связь с самолетом Ситякова до его прихода в заданный район, приняла сообщение об обнаружении вражеских конвоев, вела экипаж и на обратном маршруте.
Внезапно связь оборвалась. А вскоре мы узнали, что больше никто из нас не увидит ни Федора Андреевича Ситякова, ни Григория Антоновича Заварина. Самолет упал в море. Командир полка и флагштурман погибли. Чудом спасся Павел Макарович Черкашин. Он и рассказал о случившемся. Вот как это было:
Шли в облаках. Спустились ниже. Местами землю окутывал сплошной туман. Взяли курс на Ирбенский пролив. Опять появилась сплошная облачность. Пришлось подняться на высоту 4 - 5 тысяч метров. Пробиваться вниз стали уже над проливом. Вышли из облаков на высоте 500 метров, и очень неудачно прямо над вражеским конвоем из четырех транспортов и нескольких кораблей охранения.
Гитлеровцы открыли сильный заградительный огонь. Пришлось отказаться от атаки и уйти снова в облака. Но вот в их разрыве заметили на море еще несколько конвоев, следовавших на большом расстоянии один от другого. Решили атаковать головной конвой. Выбрали крупный транспорт. Сбросили торпеду удачно. Видно было, как вражеский корабль переломился и стал медленно погружаться в воду.
На обратном пути метеорологическая обстановка не улучшилась. Летели вдоль побережья. Но при выходе на сушу встретились со сплошной стеной тумана. Горючего было еще достаточно и, изменив маршрут, пошли на бреющем полете над Финским заливом. Связались с радиостанцией штаба ВВС флота. Оттуда получили приказание совершить посадку на одном из аэродромов возле Ленинграда. Такому приказанию были рады. Черкашин пошутил:
- Давно в театре не бывали. Сегодня сходим.
Хотел еще что-то сказать, но внезапно последовал резкий удар, а затем наступила гнетущая тишина. "Самолет упал в море и тонет, - молнией пронеслось в голове. - Надо спасаться". Черкашин нащупал какую-то дыру, с трудом протиснулся и как пробка выскочил на поверхность. Механически взглянул на наручные часы - было ровно 17.00. Помог спасательный жилет. На него теперь была вся надежда. Он сработал отлично. "А как же другие? подумал старший лейтенант. - Надо искать командира и штурмана".
Начал кричать, но никто не отзывался. Туман глушил голос. Живы ли они? Далеко ли до берега?
Неожиданно он увидел впереди какой-то предмет. Им оказался масляный бак с разбившегося самолета, а рядом какие-то обломки. С их помощью и забрался на бак. Только тогда почувствовал сильную боль в обеих ногах. Взглянул на руки - кожа с них содрана по самые манжеты комбинезона.
Прошло, наверное, около часа. Стали коченеть ноги. Дрожь пронизывала все тело. И не удивительно - в конце сентября на Балтике - не купальный сезон. Неожиданно услышал слабый звук мотора.
- Помогите! - вырвалось из горла. Крикнул еще несколько раз.
В разрывах тумана Черкашин увидел небольшое судно. Не выдержав, соскользнул с бака и поплыл навстречу. К нему приближался рыбацкий мотобот с шаландой на буксире.
В шаланде сидели две женщины и старик. Они и вытащили его из воды, помогли снять спасательный жилет, уложили на сети. Старик снял с себя шубу и накрыл спасенного. При этом задел его ноги. Их пронзила адская боль. Черкашин громко застонал и потерял сознание.
- Разделало тебя, парень, - сказал старик, когда Черкашин очнулся. - С руками, да и с носом плохо у тебя. А с ногами еще хуже. Боюсь, перебиты ноги...
Слова рыбака как обухом ударили по голове. "Останусь без ног и без рук, - пронеслось в сознании. - В 30 лет быть калекой, стать обузой для близких? Нет..." Рука невольно потянулась к кобуре пистолета. Но пистолета не оказалось. Заплакал от обиды. Потом стало легче... и стыдно за себя. Подумал: "Трусы только так поступают". Вспомнил слова любимого писателя Николая Островского, которые знал наизусть: "Шлепнуть себя каждый дурак сумеет... А ты попробовал эту жизнь победить?.. Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной".
Мотобот с шаландой пристал к берегу у рыбацкого поселка. В нем была больница. Сюда и принесли Черкашина. Женщина-врач сразу же ввела противостолбнячную вакцину, наложила лубки на обе ноги, оказала другую помощь. Для согревания дала порцию спирта. Потом сказала:
- Сделала все, что могла. Необходима серьезная операция. Нужно немедленно доставить вас в военный госпиталь.
На помощь пришел весь поселок. Где-то достали старенькую полуторку, но без горючего. Выручил лейтенант с поста связи - дал пару ведер бензина, предназначенного для движка. В кузов накидали сена, осторожно положили носилки с раненым и накрыли тулупом.
Уже в сумерках добрались до какого-то лазарета в 60 километрах от Ораниенбаума. Но здесь Черкашина не приняли - только перенесли носилки в санитарную машину и отправили в военно-морской госпиталь в Малые Ижоры.
Ехали с приключениями: перегорели лампочки в фарах. А стояла глубокая ночь. Пришлось медицинской сестре, сопровождавшей раненого, одетой в белый халат, шагать впереди машины и показывать дорогу. С горем пополам в 5 часов утра добрались до места.
Через час Черкашин уже лежал на операционном столе. Когда очнулся от наркоза, увидел свои ноги в шинах.
Утром нам сообщили о местонахождении Черкашина. Я тотчас же послал в госпиталь капитана Петра Николаевича Сазонова.
- Что слышно о Ситякове и Заварине? - спросил Павел Макарович.
- Ищут, - ответил капитан. - Пока безрезультатно. Да и о тебе только-только узнали...
А Заварин, вернее его труп, находился в это время в том же госпитале. Его подобрали на берегу рыбаки. При вскрытии у штурмана обнаружили перелом позвоночника и ряд других смертельных ран. Тело командира полка так и не нашли.
Для Черкашина потянулись мучительные дни. Процедуры следовали одна за другой: переливание крови, уколы, прием различных лекарств. Сильно болели раны, появилась бессонница. Медицинские сестры Ирина Мишина и Рая Кристинина по очереди постоянно находились около больного, читали ему книги, рассказывали о жизни, происходящей за стенами госпиталя.
О состоянии переломов врачи ничего определенного не говорили. Правда, они показали рентгеновский снимок, где ясно виднелась костная мозоль признак прочного и правильного срастания костей. Но главный хирург был недоволен.
- Не все мне нравится, - сказал он. - Возможно придется ампутировать ноги. Поживем - увидим.
В какой-то степени Павел Макарович свыкся с мыслью о возможной ампутации ног ниже колена. Думалось: "Сделают протезы и я буду иметь возможность продолжать службу, если не на летной, то на штабной или преподавательской работе. Встречал же одного штурмана на протезе, летавшего в составе экипажа. Видел в Новой Ладоге летчика-истребителя Леонида Белоусова на протезах. Он тогда проходил тренировку и все удивлялись его мастерству". (До конца войны Белоусов сбил в воздушных боях несколько вражеских самолетов, а впоследствии стал Героем Советского Союза).
Черкашин очень обрадовался, когда лечащий врач сказал:
- Поздравляю! Все идет хорошо. Месяца через два-три будешь танцевать на собственных ногах.
Однако надежды лечащего врача не оправдались. Началась газовая гангрена. Никакие лекарства и принятые меры результатов не давали. Единственный выход - ампутация ног, но на этот раз - выше колен. Черкашин категорически отказался.
В это время по заданию командования в госпиталь приехал врач полка Тимофей Александрович Лымарь, чтобы навестить Черкашина, вручить ему орден и подарки друзей.
Долго полковой врач уговаривал товарища дать согласие на операцию.
- Это ведь единственный путь к выздоровлению. Придется пожертвовать ногами ради жизни!
- Неужели иначе нельзя? - с тоской спрашивал Черкашин.
Лымарь сочувственно взял его за руку, с болью в голосе произнес:
- Разве не оставили бы, если бы могли... Мы, врачи, не боги... Иного выхода, как ампутация, нет.
После разговора друзья расцеловались, врач Лымарь уехал в полк, а Павел Макарович вызвал начальника отделения госпиталя и дал согласие на ампутацию.