— Довольно странно.
— Не так странно, как вы можете думать.
— Вы испытывали угрызения совести за десятки убитых людей?
— Угрызения совести? Я не знаю такого чувства. Я был горд за себя, и до сих пор горд.
— Если бы вы жили в спокойное время, чем бы вы занимались?
Он улыбнулся. Это была широкая и весёлая улыбка.
— Я бы писал поэмы и книги. Вы знаете, в тот самый день когда вы меня видели, после убийства Плеве, я сменил мои шикарные английские одежды на рваньё, переехал в затрапезные номера, и не видел никого два месяца, проводя всё время упражняясь в писательском искусстве. Это было чудесное время, я был счастливейшим человеком.
Он посмотрел на часы.
— Я должен идти. Я должен найти Керенского. Я знаю, где он должен быть. Среди его многочисленных слабостей он ещё и любитель барышень. Прощай.
Он не пожал мою руку и пошёл быстрым шагом.
Скоро я узнал из газет, что Борис Савинков состоял в заговоре со знаменитым генералом Корниловым, героем мировой войны. Они хотели сбросить импотентное правительство Керенского, чтобы спасти Россию от коммунизма. Корнилов был арестован, но Савинкову удалось бежать во Францию. Через семь лет после нашей встречи в Летнем саду я встретил его при любопытных обстоятельствах.
В Монте-Карло я направлялся в Аквариум и проходил через казино. В рассеянности я обозревал рулетку и играющую толпу, когда моё внимание привлёк человек за одним из столов, который много выигрывал. Его спокойствие и индифферентность к удаче удивила меня, он был вроде тут, но его мысли, очевидно, были в другом месте. Я сразу узнал его — это был Савинков.
Я долго стоял, наблюдая игру. Он не видел меня. Его ставки были высоки, и он играл безрассудно, как бы, чтобы специально проиграть. Но удача не покидала его. Он выигрывал снова и снова: на красном, на чёрном, на зеро, против всех шансов, и затем он остановился. Он собрал фишки, повернулся и его глаза встретились с моими. Он улыбнулся, но его улыбка была грустной, почти безнадёжной.
— Нет шансов, я пришёл сюда, чтобы спустить мой вчерашний выигрыш, но у меня не получается. Это плохо.
Я не понимал, что он хочет сказать. А он пригласил меня в бар на террасу, и пока мы пили шерри, он начал говорить.
— Я раздражён….. Я чувствую себя не в своей тарелке.
Его манера говорить была как бы не его, как я запомнил из предыдущих встреч. Он плохо контролировал себя.
— Каждый игрок хочет выиграть.
— Но только не я.
— Но деньги-то вам нужны?
— Дело не в деньгах, это мои предчувствия.
— Что? Я полагал, что вы не верите в предрассудки.
— Это совсем другое: я сделал выбор, если я проигрываю все мои деньги, то я не буду возвращаться в Советскую Россию.
— Вы — самый бескомпромиссный враг коммунизма, почему вам надо ехать или не ехать в Советскую Россию?
— Это непросто….
— Пожалуйста, объясните.
— Мои предчувствия говорят мне, что если я счастлив в игре, то моя поездка в Россию закончиться провалом. Катастрофой.
— Я понимаю.
Но я не был уверен, что понимаю его.
— Вы полагаете, что если вы проиграете все деньги, то ваша поездка будет успешной?
— Правильно. Или, по крайней мере, моё предчувствие так мне говорит.
— Что вы собираетесь делать в Советской России?
— Конечно, я поеду инкогнито. Я организую террористическую ячейку и попытаюсь убить Сталина.
У меня не было слов, чтобы охарактеризовать этот безумный план.
— Вы отдаёте себе отчёт, что Чека работает гораздо более эффективно, чем царская охранка?
— Я знаю, риск есть, я допускаю… но мне всегда сопутствует удача.
— А теперь?
— Я не хочу ехать. Это самоуничтожение, но я должен ехать!
— Должны?
— Да, потому что я сделал выбор.
— Что-то вроде русской рулетки.
— Да… вроде этого.
— Но, что Вас вынуждает принять такое решение, основанное на таких странных предпосылках?
Он немного замялся.
— Наверно, я устал так жить, как я живу сейчас: никакой цели, никакого смысла, просто плывя по течению.
— Или может быть у Вас ностальгия?
— Не знаю, не знаю, — в его голосе было отчаяние.
Я почувствовал в нём такую депрессию, что переменил тему разговора.
— Вы пишите? Ваши стихи?