Высокая интенсивность полетов в двадцатых числах апреля сказалась и на работе инженерно-технического состава. Она стала еще напряженней - до минимума сократились сроки подготовки самолетов к вылету на задание. И наши инженеры, техники, механики трудились не разгибая спины. Даже питание им доставляли прямо на рабочие места.
Инженер А. А. Лелекин рассказал мне в те дни об истинном трудовом подвиге двух механиков - сержантов В. И. Кузнецова и В. И. Дубровского. На самолете, который они обслуживали, основательно износился мотор: ослабла тяга, увеличился расход масла. Инженеры пришли к выводу, что нужно менять поршневые кольца во всех цилиндрах. Операция трудоемкая, на нее, по самым скупым расчетам, должно было уйти два-три дня. Но Кузнецов и Дубровский возвратили самолет в строй за одну ночь. Даже видавший всякие виды Лелекин не мог скрыть своего удивления и восхищения, когда проверял их работу. Она была выполнена не только в рекордно короткий срок, но и очень добротно.
Среди механиков, мотористов, оружейников у нас было несколько девушек. Они тоже не отставали от других. Особенно круто приходилось оружейницам. Их "хозяйство" - пушки, снаряды, бомбы. Чтобы почистить пушку, надо ее снять, донести до рабочего места. На истребителе Ла-7 пушек три, и каждая весит более сорока килограммов. О весе же бомб и говорить не приходится. А сколько их надо было перенянчить, когда каждый летчик в течение дня вылетал на штурмовку по нескольку раз!
Из наших боевых помощниц особенно запомнились Раиса Шампурова, Мария Пащенко, Татьяна Коровина, Анна Ратникова, Александра Смирнова, Антонина Бардабахина, Валентина Горностаева, Александра Карамышева, Мария Жданова, Александра Рунова. И коль уж зашел разговор о вооруженцах, не могу не отметить, что труд их не только тяжел, а и кропотлив. Для того чтобы набить снарядами ленты, а затем аккуратно уложить их в бортовые ящики, требуется время. Я уже рассказывал, как еще в сорок первом году авиационные умельцы несколько ускорили этот процесс. Тот же метод мы с успехом использовали и в сорок пятом, лишь несколько усовершенствовав его применительно к истребителям Ла-5 и Ла-7. У нас имелось несколько комплектов бортовых ящиков, которые заблаговременно заполнялись снаряженными лентами. Стоило только самолету произвести посадку, как авиаспециалисты уже производили замену ящиков. На это уходило всего несколько минут. Оставалось подвесить бомбы, залить в баки горючее, заправить истребитель сжатым воздухом - и он снова готов к бою.
Но, как всегда, самым главным в нашей службе было, конечно, мужество летчиков. Стремясь приблизить победу над врагом, они не останавливались ни перед чем. Их боевой порыв не могли сдержать ни отчаянное сопротивление противника, ни даже опасность погибнуть перед самым окончанием войны. Буквально каждый из тех дней был отмечен каким-то незабываемым героическим поступком.
23 апреля 1945 года звено истребителей в составе старшего лейтенанта И. С. Скрыпника, лейтенантов М. А. Арефьева, Е. А. Шубина и А. М. Шеварева вылетело на прикрытие наземных войск. На высоте 1200 метров ведущий обнаружил девять "фокке-вульфов", изготовившихся для удара по перекрестку дорог, забитому колоннами наших машин. Летчики бросились в лобовую атаку. Старший лейтенант Скрыпник первой же очередью сбил ведущего "фокке-вульфа" и, не дав опомниться врагу, энергично развернул звено для новой атаки с задней полусферы. На этот раз еще три вражеских самолета, объятые пламенем, врезались в землю. Остальные бросились врассыпную.
24 апреля четверка, возглавляемая командиром эскадрильи 482-го полка майором Ф. М. Лебедевым, патрулировала над линией фронта. С пункта наведения сообщили, что поблизости штурмуют нашу танковую колонну десять "мессершмиттов". Четверка, развив максимальную скорость, направилась в указанный район. Атакованный ею противник пытался вести бой на виражах, но наши навязали ему вертикальный маневр. В результате два "мессершмитта" запылали. Тем временем к месту жестокой схватки подоспели четыре "фокке-вульфа". Обстановка осложнилась, однако и в ней звено Лебедева сумело сбить еще один самолет противника и сорвало штурмовку по нашей танковой колонне.
25 апреля летчики эскадрильи "Монгольский арат" во главе с капитаном И. Т. Кошелевым штурмовали вражеский узел сопротивления. Немцы открыли лихорадочный зенитный огонь. От прямого попадания снаряда загорелся самолет лейтенанта А. Л. Лиховидова. По радио звучали голоса: "Горишь! Выпрыгивай с парашютом!" Но, не желая попасть в лапы фашистов, лейтенант направил свой пылающий Ла-7 на зенитную батарею, одновременно ведя стрельбу из всего бортового оружия. Зенитчики в панике разбежались, огонь по группе Кошелева прекратился. Но Лиховидова мы лишились. Потрясенная его героической гибелью, эскадрилья встала в круг и штурмовала фашистов до последнего снаряда. Светлый образ двадцатидвухлетнего комсомольца Лиховидова, пожертвовавшего своей жизнью в самый канун победы, навечно остался в памяти всех, кто знал его.
26 апреля группа истребителей, возглавляемая Героем Советского Союза майором А. И. Майоровым, при патрулировании над Берлином тоже попала в зону сильного зенитного огня. Самолет Майорова был подбит. До аэродрома летчик дотянуть не мог: остановился мотор. Пришлось садиться на неровном участке местности. Майоров чудом остался жив, однако повредил позвоночник. Тем не менее и после этого он продолжал летать на боевые задания, превозмогая адскую боль и тщательно скрывая свое состояние от врачей.
1 мая две пары истребителей во главе с командиром 482-го полка Героем Советского Союза майором Г. В. Диденко встретили над центром Берлина четырех "фокке-вульфов". Наши летчики с ходу атаковали их. В ожесточенном бою майор Диденко и капитан М. И. Горсков сбили по одному вражескому самолету. Уцелевшие же поспешно ушли из-под нового удара над самыми крышами домов.
Подобных примеров было множество, и они невольно заставляли вспомнить битву за Москву. Мы тогда дрались не на жизнь, а на смерть. А вот когда оказалась поставленной на карту судьба столицы фашистского рейха, его летчики вели себя иначе. Они откровенно трусили. Храбрыми питомцы Геринга становились только в тех случаях, когда имели многократное численное превосходство.
Наблюдая за немецкими самолетами, я чувствовал, что в их кабинах сидят опытные летчики. При той высокой выучке, какой они обладали, можно было драться неплохо. Но в отличие от нас они не видели перед собой возвышенной цели и потому не хотели рисковать жизнью.
Не только в ходе всей Берлинской операции, но и в непосредственном сражении за германскую столицу, где у противника имелась значительная авиационная группировка, мы безраздельно господствовали в воздухе. На нашей стороне было абсолютное преимущество и в количестве, и в качестве самолетов, и в способах их боевого применения. А о преимуществах в морально-боевом отношении и говорить не приходится.
Нашей дивизии особенно пришлось потрудиться при ликвидации группировки вражеских войск, окруженной юго-восточнее Берлина. В котел там попало около двенадцати немецких дивизий. Располагая танками и артиллерией, они пытались прорваться на запад, угрожая тылам 1-го Украинского фронта.
Штурмовки окруженного противника осуществляли в основном 482-й и 2-й гвардейский полки, базировавшиеся всего в десяти километрах от котла. На задания вылетали парами и четверками, так как видимость оставалась ограниченной и удары приходилось наносить с малых высот, иногда даже с бреющего полета. Летчики делали в каждом вылете по шесть - десять заходов на цели, сполна расходуя боеприпасы.
В конце апреля боевые действия переместились в самый Берлин. Советское командование бросило сюда большие силы истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиации. В воздухе стало тесно. Осложнилось управление самолетами - эфир до отказа был забит командами и докладами. Пришлось прибегнуть к строжайшим мерам радиодисциплины. От летчиков потребовали резкого сокращения переговоров по радио.
И вдруг как-то вечером ко мне заходит совершенно расстроенный начальник связи дивизии майор А. И. Откидач. Я удивился: мы и в худшие времена привыкли видеть Откидача жизнерадостным.
- В чем дело?
- Из корпуса нагоняй получил. Наши летчики нарушают радиодисциплину.
Я не на шутку рассердился. Безобразие! Всем ведь объявили специальный приказ. Придется строго наказать виновных. Требую уточнить:
- В чем проявились нарушения?
- Поздравляют "Полюс-два" с днем рождения.
Вот оно что! Вспомнилось улыбчивое лицо радистки корпусного командного пункта Ирины Карякиной, ее звонкий и всегда бодрый голос. Этот голос хорошо узнавали все летчики корпуса. Они привыкли к нему, как к чему-то самому необходимому. Даже появилось нечто вроде приметы: если дежурит Ирина, все будет в порядке. Как же можно было не поздравить ее с днем рождения? У меня не поднялась рука, чтобы подписать приказ о наказании нарушителей радиодисциплины.
Вскоре после этого случая Ирина Карякина стала радисткой на командном пункте нашей дивизии. А "виновник" этого перемещения - инспектор по технике пилотирования майор П. Н. Силин.
Недавно супруги Силины побывали у меня в гостях, и мне было очень приятно встретить своих боевых друзей, нашедших большое счастье на многотрудных фронтовых дорогах.
Утром 2 мая 1945 года я совершил свой последний полет над Берлином.
Мы вылетели восьмеркой: одно звено вел я, другое - майор В. И. Королев. Задача - нанести бомбардировочно-штурмовой удар по скоплению вражеских войск западнее Берлина, а затем патрулировать над городом. Пункт наведения указал нам район действий, и мы дважды атаковали наземные цели. Сначала сбросили бомбы, потом вели огонь из пушек.
Берлин встретил нас зенитным огнем. Но мы держали большую скорость, маневрировали, внимательно наблюдая за воздушным пространством. Ведомым у меня был старший лейтенант М. Е. Рябцев. На борту его истребителя четко выделялась надпись: "Монгольский арат". Подумалось: самолеты наших далеких монгольских друзей уже над Берлином. Для крепкой интернациональной дружбы нет ни расстояний, ни преград!
И тут я услышал в наушниках свой позывной. С пункта наведения сообщили, что под нами самолеты противника. Оглядевшись, мы увидели уходящую со снижением на запад пару "фокке-вульфов". Догонять их не было смысла. Я приказал летчикам следовать за мной на свой аэродром. А в конце дня мы узнали, что берлинский гарнизон полностью прекратил сопротивление.
В приказе Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина в числе соединений, отличившихся при взятии Берлина, была названа и 322-я истребительная авиационная дивизия. Высокую оценку действиям истребителей дал также командующий 3-й гвардейской танковой армией. В одном из своих донесений генерал П. С. Рыбалко отмечал, что в период сосредоточения танков в выжидательные и исходные районы 2-й истребительный авиационный корпус надежно прикрывал их с воздуха, разведчики корпуса помогли полностью вскрыть систему инженерных сооружений противника в междуречье Нейсе - Шпрее, а после прорыва тактической глубины вражеской обороны и выхода танковых соединений на подступы к Берлину истребительная авиация также успешно обеспечивала стремительность наступления.
Оценили танкисты и эффективность наших бомбардировочно-штурмовых действий по окруженной котбусской группировке, выходившей на их коммуникации. В донесении П. С. Рыбалко признавалось, что эти удары способствовали быстрейшей ликвидации котбусского котла.
Много добрых слов было сказано о системе управления. Непрерывное пребывание представителей истребительного корпуса и его дивизий на НП танковой армии, КП танковых корпусов и в боевых порядках танковых бригад обеспечило беспрерывность взаимодействия и всегда своевременный вызов авиации на поле боя.
3 мая 1945 года политотдел дивизии организовал коллективную поездку в Берлин. Всей группой мы сфотографировались у рейхстага, и каждый оставил на нем какую-то свою надпись. Впечатления наши непередаваемы. Ведь мы находились у самого логова Гитлера, до которого добирались почти четыре года. Об этом моменте мечтал каждый, сражаясь еще у стен Москвы. Мы и тогда ни на минуту не теряли веры в нашу окончательную победу, в то, что рано или поздно дойдем до Берлина.
И вот дошли!
* * *
В ночь на 4 мая 1945 года меня и начальника политотдела дивизии полковника А. В. Нарыжного срочно вызвали на КП корпуса. Трясясь на виллисе по изуродованной дороге, мы пытались угадать причину вызова. Уж не случилось ли что? Но что? Берлин взят. Вот-вот конец войне. Гитлеровские войска повсеместно разгромлены... А может, корпус куда-то перебрасывают? Ведь он - резерв Ставки Верховного Главнокомандования...
На КП генерала В. М. Забалуева собрались все командиры дивизий и отдельных частей корпуса. Незамедлительно открыв совещание, генерал объявил:
- Через три-четыре дня войска Первого Украинского фронта начинают новую наступательную операцию. Главный удар наносится из района Ризы в направлении Праги.
Вслед за тем был зачитан боевой приказ командующего 2-й воздушной армией и поставлены задачи каждому из нас. Нашей дивизии во взаимодействии с другими соединениями истребительной авиации предстояло прикрывать с воздуха сосредоточение и боевые действия 3-й и 4-й гвардейских танковых армий, а также двух общевойсковых - 5-й гвардейской и 28-й. Кроме того, мы должны были наносить бомбардировочно-штурмовые удары по вражеским войскам, вести воздушную разведку дорог, мостов, переправ и горных перевалов в направлении Дрезден Прага. В ходе наступления предусматривалось перебазирование дивизии на аэродромы Риза и Гроссенхайн.
Вернувшись с КП корпуса, я собрал руководящий состав дивизии. Это совещание оставило в памяти яркий след. Видимо, потому, что оно было последним военным совещанием в таком составе и на нем вырабатывалось последнее боевое решение.
Вопреки обыкновению, первым докладывал заместитель командира дивизии по инженерной службе подполковник Н. Н. Прибоев о состоянии самолетного парка. В боевом строю мы имели девяносто машин, большинство из них Ла-7. Помимо этого ожидалось возвращение нескольких самолетов из ремонта. Так что самолетный парк обеспечивал ведение активных боевых действий.
Доклад начальника разведки не отличался конкретностью. И пожалуй, не по вине докладчика. При постановке задач в штабе корпуса нам тоже сообщили лишь самые общие сведения о немецкой авиации. Разведчики считали, что противник, вероятнее всего, будет действовать мелкими группами истребителей, в числе которых могут использоваться истребители вражеской противовоздушной обороны. Летный состав ПВО противника достаточно опытен, и потому нашим летчикам нужно быть очень внимательными при встречах с ними, не отрываться от своих групп. Не исключалась возможность боев с немецкими реактивными самолетами.
Понравился мне доклад штурмана дивизии майора П. В. Киселева. В нем содержались вполне обоснованные расчеты полетов истребителей в районы Дрездена, Рудных гор и Праги. Расчеты показывали, что без перебазирования нам не обойтись.
По сообщению майора А. М. Откидача, дивизия располагала всеми необходимыми средствами связи. Используя ретрансляцию с помощью пунктов наведения и самолетов, находящихся на высотах более четырех тысяч метров, можно надежно держать связь с экипажами до рубежа Праги.
Начальник метеослужбы майор Т. Ф. Грибанов доложил о погоде. В целом метеорологические условия благоприятствовали полетам. Но когда я спросил, какая погода ожидается в районе Рудных гор, метеоролог ничего определенного ответить не смог. Пришлось указать ему на необходимость уточнить это. Я предполагал, что именно там, в Рудных горах, наземным войскам особенно потребуется помощь со стороны авиации.
Под конец высказали свои соображения начальник политотдела полковник А. В. Нарыжный и начальник штаба полковник Н. З. Шевченко. Первый касался главным образом политико-морального состояния личного состава, второй - вопросов управления, перебазирования, тылового обеспечения частей.
Суммировав все это, я и принял окончательное решение на предстоящие боевые действия. Пересказывать его здесь, очевидно, нет необходимости. Скажу лишь, что уничтожение авиации противника в воздухе было возложено на 2-й гвардейский и 937-й полки, вооруженные более совершенными истребителями Ла-7. Что же касается 482-го полка, оснащенного самолетами Ла-5, то он должен был преимущественно вести разведку и наносить бомбардировочно-штурмовые удары по наземным целям.
Многое предстояло сделать политработникам. И они действительно сделали в эти дни все, чтобы преодолеть тенденции самоуспокоенности, появившиеся кое у кого после взятия Берлина, разъяснили личному составу значение освободительной миссии Советской Армии по отношению к народам Чехословакии, требования первомайского приказа Верховного Главнокомандующего, суть чехословацко-советского договора от 12 декабря 1943 года о взаимной помощи, дружбе и послевоенном сотрудничестве, а также соглашение от 8 мая 1944 года о контактах между чехословацкой администрацией и советскими войсками. В основу этой работы была положена директива Военного совета 1-го Украинского фронта. В ней подчеркивалось, что Советская Армия вступает на территорию Чехословакии, чтобы ликвидировать последние очаги сопротивления гитлеровцев и помочь трудящимся полностью освободить страну от фашистских оккупантов. Военный совет предостерегал войска от вмешательства во внутренние дела Чехословацкой Республики, требовал от каждого советского военнослужащего тактично относиться к установившимся в стране национальным, бытовым, религиозным традициям и обрядам. Вместе с тем обращалось внимание на необходимость высокой бдительности и беспощадной борьбы с фашистской агентурой в Чехословакии, с предателями народа, пособниками оккупантов.
Самым популярным стал тогда лозунг "Вперед на Прагу!". Он сыграл огромную мобилизующую и организующую роль.