1 час 50 минут. Воздушные налеты русских продолжаются. Ни в полках, ни в штабе никто не спит...
2 часа 40 минут. Ночь становится похожей на кошмар. Откуда у русских столько самолетов и бомб!..
2 часа 50 минут. На шоссе взорван мост. В лесу западнее Глусска подожжен склад с боеприпасами. Это уже работа партизан...
3 часа 20 минут. Повреждена телефонная связь со . 2-м и 3-м полками. Бомбежка продолжается...
8 часов. Русские начали наступление. О масштабах его можно только догадываться. Но начало не сулит нам ничего хорошего. По оценке командиров полков, такого яростного нажима они не видели ни на Дону, ни под Курском... Во 2-м полку за два часа боев насчитываются сотни убитых и раненых...
14 часов. Наши контратаки и ввод в бой резервных частей, кажется, ни к чему не привели. Русские продвигаются по всему фронту дивизии. Штаб сидит на чемоданах...
18 часов. Ведем бой с русскими танками..."
Действительно, во второй половине дня 24 июня в брешь, пробитую в обороне врага частями 18-го стрелкового корпуса 65-й армии, командование бросило гвардейский танковый корпус. Сметая на своем пути неприятельские заслоны, танкисты уже вечером достигли района Кнышевичей. А на следующий день в сражение вступила конно-механизировапная группа генерала И. А. Плиева. Час Белоруссии настал!
Но на северном участке, по сведениям из штаба фронта, наступление развивалось медленнее. Болота у переднего края обороны противника затрудняли действия артиллерии и механизированных войск. Но и тут 26 июня наступил перелом.
Советские танки, а за ними и стрелковые части быстро приближались к Бобруйску. И 28 июня взяли его в кольцо, заперев в городе многотысячную группировку войск противника.
В полдень же наша авиационная разведка донесла, что на дорогах севернее Бобруйска ею обнаружены колонны вражеских грузовиков, танков, много пеших войск на марше. К. К. Рокоссовский приказал авиаторам перепроверить свои первые наблюдения. Сведения о движении фашистских колонн подтвердились...
Перед командованием фронта встал вопрос: что делать? Налицо были явные намерения противника деблокировать свои войска, окруженные в Бобруйске. У нас резервы есть, но вот быстро сосредоточить их в нужном месте не представлялось возможным.
- Ударим авиацией,- решил К. К. Рокоссовский. Маршал Г. К. Жуков, представляющий Ставку Верховного Главнокомандования, одобрил это решение.
В течение полутора часов более 500 советских самолетов штурмовали колонны врага, засыпали их бомбами, разили из пушек и пулеметов. Это был едва ли не один из самых сильных ударов нашей авиации по противнику за все время войны.
К вечеру из наступающих армий фронта начали поступать сообщения:
- Двигаемся вперед, не встречая сопротивления противника.
Пленный немецкий обер-лейтенант, командир артиллерийской батареи, несколько позже скажет о бомбежке 28 июня так:
- Это был сущий ад. Никто из нас такого кошмара еще не видел. В моей батарее разбило все орудия, уничтожило все автомашины и, кажется, всех людей. Я уцелел чудом...
Так враг расплачивался за сожженную и истерзанную им Белоруссию. Но не покоренную Белоруссию!
* * *
Чем ближе памятная всему миру еще по 1812 году река Березина, тем слышнее становится тяжелое дыхание грандиозной битвы, которую ведут с врагом соединения и части 1-го Белорусского фронта. Как раскаты грома, грохочет артиллерия. Гудят в небе краснозвездные бомбардировщики и истребители.
Но не только на слух определяешь приближение места, где дерутся не на жизнь, а на смерть многотысячные армии. Вскоре взору открывается, так сказать, послесловие битвы, где орудия уже отгрохотали, где рассеялся пороховой дым и где советская сила одолела фашистскую. Вон в кустах почти рядом с дорогой стоят два немецких "фердинанда". Оба порыжели от огня, хотя на одном все еще можно разобрать номер - "201". У ближнего пробита башня, а пушка с раздвоенным дулом поднята вверх. Кажется, что "фердинанд" поднял руку, давая понять, что он уже не в силах сопротивляться. Второй как-то беспомощно завис на гребне пригорка, задрав высоко гусеницы, а пушкой едва не касаясь земли. Можно только представить силу того артиллерийского огня, который вот так, словно играючи, смог расправиться с многотонными стальными громадами.
Еще дальше от дороги - остовы сгоревших автомашин, тягачей, бронетранспортеров. Вражеская колонна, по всему, была велика. Насчитываем 87 автомашин, 24 бронетранспортера.
Встречается колонна пленных, в 500-600 солдат и офицеров. Вид у фашистов далеко не воинственный. Больше того, жалкий. Небритые, какие-то почерневшие лица; одежда и обувь в грязи; смотрят на нас с непривычной угодливостью. А ведь когда-то мечтали о мировом господстве.
- Откуда? - спрашиваем у конвоира.
- Из-под Бобруйска...
К Березине подъезжаем уже в темноте. На той стороне горит все, даже отдельные деревья, и багровые отсветы пожара падают на воду. Паром, машины, кусты, люди - все кажется красным. И даже свет луны вроде бы красный.
Переночевав у саперов и спозаранку объехав стороной разрушенный и дымящийся Бобруйск, выскакиваем на Минское шоссе. Через четыре-пять километров - новая картина страшного побоища. Здесь советские войска уничтожили едва ли не дивизию противника. Все пространство, которое охватывает взор, загромождено машинами, орудиями, минометами, повозками. В кустах - легковые автомашины "опель" и "мерседес". Рядом с ними валяются чемоданы, рации, противогазы, шинели, плащ-палатки, автоматы... В ряд стоят восемь 105-мм орудий. Они исправны - хоть в бой. Еще орудия, три шестиствольных миномета, два танка...
Около вражеского станкового пулемета - группа наших раненых бойцов. Едут с передовой. И вот остановились отдохнуть. Шумно разговаривают. Подходим. Пулемет, оказывается, не просто пулемет, а историческая достопримечательность. Вернее, его хотели сделать такой достопримечательностью. На щите видим карту походов, в которых участвовал расчет этого пулемета. От Берлина белая стрела идет к Варшаве, потом к Бресту, Минску, Юхнову, Калуге, Малоярославцу. Тут стрела обрывается. Рука фашистского пулеметчика нарисовала контуры кремлевских стен. Под ними видна стертая, но все равно заметная надпись - "Москва". Отсюда идет уже синяя стрелка - Юхнов, Рославль, Карачев, Рогачев, Жлобин... Дорога отступления.
- В наш музей его бы надо,- говорит раненый старшина.
- Вот нашел чего - в музей! В Березину его! - запальчиво говорит сержант.
- Самое ему место - на переплавку. К нам, на Урал, в мартен,- ставит точку третий раненый.
И он, пожалуй, прав.
* * *
Второй день не можем догнать штаб 1-го отдельного гвардейского танкового корпуса, части которого уже приближаются к Минску.
Пока не встретили по пути ни одного целого селения. Их уничтожают отходящие части 9-й вражеской армии.
Как известно, некогда этими же дорогами бежали полки армии Наполеона. Но теперешние "завоеватели мира", используя новейшие средства передвижения, в скорости бегства конечно же превосходят французов.
Часто на дороге встречаются щиты, на которых по-русски и по-немецки написано: "Прием пленных". У одного такого пункта, расположенного в лесу, останавливаемся. Внимание сразу же привлекают горы автоматов, касок, мешков с письмами, ящиков с документами. Лейтенант Михаил Сапожков, начальник пункта, устало говорит:
- Приняли и отправили дальше две тысячи восемьсот пленных немецких солдат и офицеров. А вот еще ведут...
Привели группу офицеров. Двое - в женских платьях. Обер-лейтенант - в самотканом белорусском платье. На груди и рукавах вышивка.
- Из какой дивизии?
- Из сорок пятой...
Сапожков говорит:
- Бывает и такое. На днях даже генерал в женском платье попался. Сводку Совинформбюро за первое июля не слышали? Придут газеты - прочитайте. Фамилия генерал-майор Гаман... Наш генерал его спросил: "Что же вы, господин Гаман, не покончили с собой? Ведь вы в своих собственных приказах изображали советский плен как предательство нации, родины. Утверждали, что большевистский плен это обязательная и мучительная смерть. А почему же сами предпочли плен?" Гаман лишь смотрит волком и молчит.
Позднее я прочитал в сводке Совинформбюро за 1 июля:
"...В числе пленных - комендант города Бобруйска генерал-майор Гаман. Этот гитлеровский генерал был в свое время комендантом города Орла и жестоко расправлялся с мирными советскими гражданами. Чрезвычайная государственная комиссия в своем сообщении "О злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в городе Орле и Орловской области", опубликованном 7 сентября 1943 года, указывает на палача генерала Гамана как на одного из главных организаторов массовых убийств невинных мирных жителей".
Вот какие "экземпляры" попались в плен под Бобруйском!
Впрочем, другие тоже не лучше. Хотя и рангом гораздо ниже. Одного фельдфебеля, например, задержали в окрестностях деревни Красный Берег, что вблизи Бобруйска. Там гитлеровские варвары устроили лагерь для малолетних советских детей. У них фашистские врачи выкачивали кровь, которая потом использовалась в немецких госпиталях.
Наши воины нашли в лагере сотни трупов детей, которых гитлеровцы не успели сжечь. А оставшиеся в живых имели предельную степень истощения. И потом, несмотря на экстренные меры советских врачей, многие из них тоже погибли.