Обход квартир занял не два-три часа, а все четыре, но Люша была довольна результатом: обозначился еще один подозреваемый, да какой! У умершего в феврале 2015 года старого филателиста была очень неплохая коллекция, которую он собирал всю жизнь. Сын покойного с женой проживает во Владивостоке, а вот внучка с мужем — здесь, в Сереброве, ютились в общаге, потому что с дедом жить категорически не хотели, да и негде — квартира однокомнатная, маленькая. Зато после смерти деда моментально переехали в его квартиру и начали распродавать коллекцию по частям. Хотели, конечно, толкнуть все разом, но выходило очень дорого, покупателей не нашлось. Внучку филателиста соседи охарактеризовали как зубастую щуку, которая своего не упустит, а ее мужа назвали крокодилом, дорвавшимся до чужого добра.
— Он давно на коллекцию зарился, — уверенно сказала одна из соседок. — Как внучка замуж вышла, так и начала наезжать чуть не каждую неделю вместе с муженьком, крокодилом этим, да все тортики тащат, пакеты с фруктами, колбаску разную. Раньше к деду и носа не казала, только по большим праздникам навещала, а тут вдруг любовь проснулась, понимаете ли. Это муженек ее подбивал подлизаться к старику, чтобы коллекцию продал и им на квартиру денег дал.
— Вы сами слышали такие разговоры? — поинтересовалась Люша, понимавшая, что половина сказанного наверняка просто домыслы словоохотливой дамочки.
— Разговоров не слышала, а Михаил Николаевич мне сам говорил, мол, внучка очень просит марки продать и с квартирой ей помочь, в общежитии живет, трудно, ребеночка заводить пора, а негде. А как, говорит, я могу продать то, чему всю свою жизнь посвятил, душу вложил? Рука не поднимается. Пусть уж подождут моей смерти, а потом делают что хотят.
Марки, значит. Это хорошо. Это очень хорошо! Тем более марки такие маленькие, что можно при известной ловкости и везении одним разом украсть очень много, на большую сумму. Правда, квартира однокомнатная, все на виду… Но это ничего, можно же завлечь старика на кухню, один добрый молодец изображает чаепитие с вопросами и анкетированием, а второй в это время в комнате шурует.
Люша как на крыльях вылетела из подъезда на улицу. Сейчас она позвонит Андрею и поделится сведениями о внучке филателиста и ее муже-крокодиле! Конечно, шумновато, особенно мотоциклисты нервируют своими звуками, но зато солнышко же! Можно постоять, погреться.
Она ткнула пальцем в номер Пустовита, телефон зазвенел у нее за спиной. Андрей стоял буквально в двух метрах от Люши, прислонившись к стене дома. Глядел хмуро, неприветливо.
— Угадал, значит, — проговорил он. — Как почуял, что ты еще здесь. Садись, поедем на вчерашний участок, надо по тому чуваку, который долги выбивал, кое-что подработать.
Люше ужасно хотелось узнать, что такого интересного выяснил Пустовит о «мерзком типе», а также о правнуке ветерана, но задавать вопросы человеку, у которого такое выражение лица, она не рискнула. И про филателиста решила тоже пока помолчать. Не настроен человек разговаривать — ну и не надо. Ее девиз: бесконфликтность. Не надо раздражать людей.
Жизнь у капитана Пустовита была активной, била ключом, как и у всякого опера. Ему без конца кто-то звонил, Андрей отвечал коротко и сердито. После очередного звонка он вдруг расслабился и улыбнулся, в конце сказал:
— И я тебя.
«Целует, наверное, — подумала Люша. — Или любит. Слава богу, кажется, помирились. Теперь можно и поговорить».
Она рассказала о внучке старого филателиста и ее муже, Андрей кивал и одобрительно похмыкивал, потом сказал, что правнука ветерана можно пока отодвинуть на задний план, а вот сынком, доставшим весь дом требованиями вернуть долги, следует заняться плотно. Почему он пришел к таким выводам — Пустовит объяснить не успел: подъехали к дому.
— Надо в одну квартиру наведаться, там вчера про этого мужичка-сынка кое-что интересное сказали, а я внимание не заострил, не думал, что понадобится.
Он полистал блокнот, поводил пальцем по строчкам.
— Вот, семьдесят вторая квартира.
— Это где был мужик со сломанной рукой? — вспомнила Люша.
— Точно!
Андрей резко остановился перед самой дверью подъезда.
— Точно, — задумчиво повторил он, — мужик на больничном, сидит дома, рука в лангете… Не, тебя с собой не возьму. Он на тебя вчера так смотрел, что я думал — прямо тут и набросится. Ты его отвлекать будешь. Он начнет всякую хрень гнать, лишь бы ты подольше в квартире оставалась, да еще вздумает Шерлока Холмса из себя изображать, тогда вообще наврет с три короба. Я один пойду.
— А я?
— А ты подождешь на лестнице. Может быть, еще в пару квартир зайти придется. Здесь закончим — потом я скажу, что дальше делаем.
— Ладно, — покорно отозвалась Люша. — Как скажешь, командир.
Стоять на лестнице было скучно. Может, подняться на пятый этаж и сделать еще одну попытку поговорить с людьми, живущими в квартире нелюдимой бабули? А вдруг они сейчас дома и откроют ей? Хотя бессмысленно, конечно, она ведь уже думала об этом… Жильцы, как утверждали соседи, уже третьи или четвертые после смерти хозяйки, то есть саму бабулю они наверняка не знали. Да ладно, ну чего просто так стоять, ботинки проминать?
Она написала Андрею сообщение: «Я на пятом этаже». Поднялась, позвонила в дверь. Как и вчера, никакого результата. Надежда скоротать время, пока Пустовит разговаривает со сломавшим руку мужчиной, не оправдалась. Что же делать? Ну не умела Валя Горлик проводить время наедине с мыслями, ей нужно было движение, деятельность, активность.
Ну что ж, не открывают здесь — попытаем счастья рядом. На пятом этаже они вчера ни в одну из квартир не заходили: этих номеров не было в списке наиболее «информационно перспективных», составленном участковым инспектором. Все равно ж надо чем-то себя занять…
Люша для порядка еще раз звякнула в дверь, за которой раньше жила необщительная пенсионерка, результата не дождалась и позвонила в дверь напротив. Открыла женщина лет сорока, с тонким интеллигентным лицом и короткой мальчишеской стрижкой. Заспанная, позевывает. Время обеденное, а она только-только встать изволила… Живут же люди! Длинный халат, прихваченный на талии пояском, распахнулся до самого низа, и Люша увидела ноги, обвитые веревками набухших вен. Кольнуло чувство неловкости: вон какие ноги у женщины, наверняка работа тяжелая, а Люша так нехорошо о ней подумала.
— Вы кто? — удивилась женщина, ни капли, по-видимому, не встревожившись. — Вы в домофон не звонили. Я думала, это кто-то из соседей опять за помощью прибежал, даже в глазок не посмотрела.
— За помощью?
— Я врач, хирург. Вот все и приходят по-соседски, кто с давлением, кто с порезом. А вы-то что хотели?
— Мне бы про соседку вашу покойную поговорить, из восемьдесят первой квартиры. Вы здесь уже жили, когда она умерла?
— Да… А что случилось? — вдруг заволновалась женщина. — Вы из полиции? Проходите. Извините, что в халате, я после суток, в восемь утра сменилась и спала.
— Это вы меня извините, что я вот так ворвалась, когда вы отдыхали, — смутилась Люша.
— Ничего страшного, — улыбнулась женщина и представилась: — Меня зовут Альмира. А вас?
— Люша. То есть Валентина.
— Так что насчет соседки? Я ведь, представьте, даже имени ее не знала, какая-то она была… Не хочется о покойной так говорить, но неприятная особа. Она давно умерла, лет пять назад или чуть больше.
— В десятом году, — кивнула Люша. — Вы помните, как это было? Ну, как она умерла, как хоронили, кто хоронил, кто на поминках был.
— На поминки меня не приглашали, — усмехнулась Альмира. — Кофе хотите?
— Нет, спасибо.
— А я выпью, а то не проснусь никак, голова тяжелая, соображаю плохо. Пойдемте на кухню.
На кухне, очень маленькой, с минимальным набором необходимой мебели и оборудования, царил тот очаровательный беспорядок, который придает жилищу уют и теплоту: раскрытая книга на подоконнике, брошенное вязание с воткнутыми в клубок спицами, на белом рабочем столе ярким пятном выделяется стакан с недопитым соком, судя по цвету — из красного винограда.
Альмира сделала кофе, уселась напротив Люши, посмотрела вопросительно. Потом словно бы спохватилась:
— Вы спрашивали, кто хоронил? Кто-то приезжал, это точно, но с соседями они не знакомились. Мы, конечно, заходили, предлагали помощь, но помощь была не нужна. Люди очень вежливые, держались хорошо, спокойно, речь грамотная, но нам они даже не представились. Так что не могу с уверенностью сказать, дети ли это были или еще какие-то родственники, а может, просто знакомые. Помнится, я спросила, не собираются ли они продавать квартиру, я как раз маму хотела перевезти к себе поближе. Они ответили, что квартиру будут сдавать и всеми бумагами и оформлением будет заниматься их юрист, которому они выпишут доверенность. А сами они живут в другом городе и вообще по полгода проводят где-то за границей, не то в Чехии, не то в Словении, не помню точно. Я в то время с мужем разводилась, мне не до соседей было, если честно.
Все впустую. Ни имен, ни адресов. Кто же вы такие, наследники нелюдимой бабушки?
— Вы не знаете имени этого юриста? Или, может быть, через какое агентство сдается квартира?
— Понятия не имею, не интересовалась. Но жилец наверняка знает, он же договор заключал. Вы у него спросите.
— Никак застать не могу, — развела руками Люша. — Вчера приходила — не открыл. Сегодня тоже не открывает. Может быть, уехал?
— Я вчера утром его видела, рано совсем, у меня смена с восьми, в семь двадцать выхожу из дома. В подъезде как раз с ним столкнулась.
— В подъезде? То есть он откуда-то возвращался? — уточнила Люша.
— Он любит гулять ранним утром. Наверное, жаворонок, просыпается часов в пять. Я часто с ним встречаюсь, как раз когда на смену ухожу. Я из дома — он домой. Знаете, Валечка… Ничего, что я вас Валечкой называю?
— Ради бога.
— Так вот, среди врачей бытует такое наблюдение, что есть счастливые и несчастливые операционные, палаты и даже отдельные койки в палатах. Попадет больной на такую несчастливую койку — и обязательно что-нибудь пойдет не так, обязательно осложнение, хотя ничего, казалось бы, не предвещало.
Люша не очень понимала, какое отношение счастливые и несчастливые койки и палаты имеют к вопросу о том, как «подсветить» личность наследников умершей старушки. Наверное, недоумение так ярко проступило на ее лице, что Альмира усмехнулась.
— Это я к тому, что квартиры, наверное, тоже бывают разными. Нынешний жилец, например, — точная копия старой хозяйки. Предыдущие семьи, которые здесь снимали, почему-то съезжали через несколько месяцев. Ну вот не жилось им здесь! А этот живет уже долго, и все его устраивает. Наверное, для людей определенного склада эта квартира очень хорошо подходит, а для других людей совсем не годится.
— Точная копия? То есть у него плохой характер? Про вашу соседку мне говорили, что у нее характер был отвратительный.
— Да нет, характер у него нормальный. Хороший мальчик, тихий, вежливый, дверь всегда придержит, если с кем-то столкнется в подъезде, детскую коляску поможет поднять или спустить, улыбается так приятно. Но нелюдимый. Ни с кем не общается, никто к нему не приходит. Мне кажется, он даже дверь не открывает, если к нему звонят. И кстати, его имени я тоже не знаю. Удивительно, правда?
— Удивительно, — рассеянно согласилась Люша. — А как же мне с ним поговорить, если он дверь не открывает?
Альмира пожала плечами, поставила в раковину пустую чашку, немного подумала, глядя на недопитый сок, потом решительно взяла стакан и допила двумя большими глотками.
— Вы — полиция, вы лучше знаете, как заставить человека открыть дверь, если он этого не хочет.
— Это да. И где он работает, тоже не знаете?
— Не знаю. Я даже не знаю, работает ли он вообще. Вы же понимаете, при моем графике трудно наблюдать за жизнью соседей. Сутки на смене, потом хорошо, если удается уйти, а частенько бывает, что после смены еще рабочий день отпахать приходится, домой возвращаюсь мертвая, валюсь спать. Кто когда ушел или пришел, кто к кому — все мимо меня. Я знаю только, у кого когда был гипертонический криз или у кого ребенок коленку разбил. Вам, наверное, имеет смысл поговорить еще с кем-нибудь с нашего этажа. Может быть, они вам помогут.
— Кого посоветуете?
Альмира задумалась, потом удрученно ответила:
— А вот никого, Валечка, и не посоветую. Сначала сказала, а потом поняла, что сглупила. Все работающие, никто дома не сидит. Более того, я осталась единственной на всем этаже, кто жил здесь до десятого года. Все остальные живут недавно, кто два года, кто три, а кто и меньше года. Так что про старую хозяйку и ее похороны на нашем этаже вам никто не расскажет.
— А про жильца, который не открывает дверь?
— Тоже вряд ли. Но попробуйте.
Люша поблагодарила Альмиру и распрощалась. Да, дельный мужик тот участковый, который обозначил квартиры на пятом этаже как «информационно неперспективные», не зря эти номера в список не попали.
«Все-таки ты действительно дура, Валентина Горлик, — горестно констатировала Люша. — Ведь давно уже поняла: знающие люди, опытные, просто так трындеть не будут, они дело говорят, и надо их слушать, надо у них учиться, а не переть буром. Сказал участковый, что нет на этом этаже знающих людей, значит, их нет. Сказал Пустовит, что нефиг время тратить на бабкиного жильца, значит, так и надо делать. Слушаться надо командиров, а не самодеятельностью развлекаться».
Она задумчиво стояла на площадке, размышляя, последовать ли только что сделанному умозаключению и спокойно ждать Пустовита возле квартиры, где он разговаривает с мужиком со сломанной рукой, или сделать вид, что никакие правильные, разумные мысли ее не посещали, и настырно пытаться поговорить еще с кем-нибудь.
«Надо брать себя в руки и учиться быть умной», — решила Люша, делая шаг вниз по ступенькам лестницы.
И в этот момент разъехались двери лифта, на площадку вышел молодой мужчина и направился к квартире 81, доставая ключи. Люшу он не видел, шел спиной к ней.
— Извините, пожалуйста, вы из восемьдесят первой? — окликнула его девушка.
Слова вылетели сами собой, даже раньше, чем она успела подумать, нужно ли это делать.
Молодой человек обернулся, лицо недовольное, взгляд напряженный, колючий. «Словно обороняться собрался», — подумала Люша. Ну, ничего, с этим она справится, против ее улыбки никто устоять не может.
— Я разыскиваю владельцев этой квартиры, — она улыбнулась как можно лучезарнее. — Никто их не знает, и я подумала, что, может быть, вы мне сможете помочь. Вы же снимаете? Или квартира у вас в собственности?
— Снимаю, — сухо ответил жилец и спрятал ключи обратно в карман.
— Значит, у вас есть договор, — обрадованно заговорила Люша, подходя к нему поближе. — А в договоре есть паспортные данные собственника. Пожалуйста, посмотрите. Я буду вам очень признательна. Это не займет много времени.
И снова улыбнулась, на этот раз просительно и виновато.
Жилец с видимой неохотой опять достал ключи, начал открывать дверь. Парень как парень, лет двадцать пять — двадцать семь на вид, ничего особенного. Странно, что Альмира назвала его приятным и вежливым, на Люшин взгляд — ничего приятного и вежливого в нем нет. Не сказать, чтоб высокий, но и не маленький, средненький такой. Не плотный, скорее худощавый, но не тощий.
Войти в квартиру он Люше не предложил. Но и дверь не захлопнул, оставил полуоткрытой.
— Можно мне войти? — громко спросила Люша. — Вы поищете договор? Я подожду.
— Да, входите, — послышался не очень-то любезный голос из глубины квартиры. — Я сейчас.
Она шагнула в прихожую, оставив дверь открытой. Вот сейчас все и выяснится! Она узнает имя наследника бабули-буки, и можно будет считать, что время не потрачено впустую. Может быть, командир Пустовит даже похвалит ее.