на саночках...
Мама меня везла,
мамочка...
Гремели взрывы-шары
Кудлатые,
И мама от них навзрыд:
"Проклятые!.."
Поземка, белым-бела,
Сугробные
Свои гребешки мела
Огромные.
И хочется крикнуть мне,
И боязно.
А мама в белом огне
До пояса.
За ней уже не следы
Ямины.
Не знает никто беды
Маминой...
Со мною баба-яга,
Да что она...
Качают меня снега:
"Война, война".
"На санках я умерла,
На саночках, Мама, а ты дошла?
Мамочка!"
Сестра у меня была...
Я не напрасно пересказал историю, поведанную мне моим другом. Жестоким был период оккупации, пагубны ее последствия. Об этом свидетельствовали сами чужеземцы. Вот что говорил пленный солдат 256-го полка 112-й германской пехотной дивизии Якоб Клеменс: "Немецкая армия производит колоссальные опустошения в зь хваченных ею районах. На оккупированной территории всюду бродят голодные русские люди. В Орле жители умирают с голоду. В селе Ново-Никольское мы проходили военное обучение. Когда мы жаловались на плохое питание, офицеры нам указывали: "Вы здесь полные хозяева, идите в любой дом и берите все, что вам угодно". Офицеры неоднократно инструктировали, что солдат имеет право расстрелять любого русского, будь то мужчина или женщина. Для этого достаточно только назвать партизаном, партизанкой или помощником партизана. Под этим предлогом были расстреляны сотни русских жителей"{10}.
На репрессии карателей партизаны отвечали новыми, еще более мощными ударами. Например, 27 августа сообщалось, что орловские партизаны захватили приказ по штабу 47-го венгерского королевского гонведского полка. В нем говорилось, в частности, что в селе Марановка партизанами убиты полковник и три офицера, что солдаты, конвоировавшие русских военнопленных, подверглись нападению. Партизаны перебили конвой, забрали оружие, освободили пленных и скрылись.
30 августа партизаны уничтожили 28 вражеских платформ с автомобилями и танками, а через несколько дней подорвали на минах состав цистерн с горючим. 31 августа мы узнали об отважных действиях отряда, руководимого товарищем Р., который в течение месяца пустил под откос три железнодорожных эшелона противника с войсками и техникой, подорвал состав с 29 бензоцистернами. Другой отряд, которым командовал товарищ П., истребил свыше 200 немецких солдат, 13 офицеров, уничтожил 9 автомашин с разными военными грузами, пустил под откос воинский эшелон.
Уже после войны я узнал из документов, что в конце августа 1942 года при Центральном штабе партизанского движения было проведено по указанию ЦК ВКП(б) совещание командиров и руководителей орловских, белорусских и украинских партизан. Патриоты Орловщины получили задание удерживать южный массив Брянских лесов. Таким образом, партизанская борьба стала поистине всенародной. Ее успехами гордились все советские люди, в том числе и мы, кадровые военные летчики. Она существенно дополняла героические усилия наших Вооруженных Сил, направленные на разгром немецко-фашистских оккупантов.
После провала наступления под Воронежем гитлеровское командование начало стягивать войска ближе к Волге и Кавказу. Наращивание сил производилось за счет второстепенных направлений и резервных частей, переброшенных из тыла. Заметно активизировалась вражеская авиация.
На Орловском аэродроме, например, нередко приземлялось одновременно по 40-70 самолетов. Здесь они заправлялись и летели дальше, на юго-восток.
Нам, истребителям и штурмовикам, базировавшимся в районе Ельца, очень хотелось нанести удар по такому скоплению неприятельской авиации, однако старшие начальники неизменно говорили:
- Подождите, придет и ваш черед.
Такой черед наступил в конце лета. 26 августа подполковник Орляхин вызвал старшего лейтенанта Стоянова и меня в штаб.
- Вот что, комэски, мне сообщили в дивизии, - сказал он, - что сегодня к вечеру на аэродроме Орел-гражданский приземлятся около семидесяти вражеских самолетов разных типов. Есть предположение, что они некоторое время задержатся там. Этим обстоятельством и хочет воспользоваться командир соединения...
Признаться, я слушал Орляхина без особого интереса. Ведь авиация противника, видимо, ежедневно использует этот аэродром как промежуточный. А нам вчера и позавчера говорили, что летать из Ельца в Орел для сопровождения штурмовиков или бомбардировщиков нецелесообразно: расстояние великовато. Отказ неизменно сопровождался многозначительными словами: "Подождите, придет и ваш черед..."
- Вижу, не понимаете вы меня, - улыбнулся командир полка.
- Не понимаю, - признался я. Саша Стоянов тоже отрицательно покачал головой.
- Буду более конкретным, - спокойно продолжал Орляхин. - Комдив приказал мне создать группу из четырех самолетов для сопровождения "ильюшиных". "Илы" и "миги" должны перелететь в район Мценска и уже оттуда нанести удар по аэродрому Орел-гражданский. Теперь понятно?
- Кто же полетит? - спросил я взволнованно.
Не остался равнодушным и Стоянов. Волнение наше было легко объяснить. Если командир сказал бы о задании перед строем, летчики все, как один, изъявили бы согласие идти со штурмовиками.
- Для того и вызвал вас двоих, - шутливо отозвался Орляхин, - чтобы не слышать нареканий других командиров. Скажут: чем мы хуже Стоянова и Вишнякова?
В полку действительно кроме нас были опытные летчики, даже такие мастера воздушного боя, слава о которых облетела не один фронт. Взять хотя бы старшего лейтенанта А. Г. Шевцова, прибывшего к нам после окончания курсов усовершенствования штурманов. До этого Александр воевал в небе Ленинграда и не раз выходил победителем из поединков с хвалеными немецкими асами. На его счету было пять сбитых вражеских самолетов. Прибыв на должность штурмана полка, Шевцов настолько быстро изучил обстановку и освоил новый для него МиГ-3, так близко сошелся с людьми, что казалось, будто он давным-давно находится среди нас.
Он стал настоящим помощником командира в организации боевых действий, в обобщении и распространении опыта. Скромный, душевный, он вместе с тем отличался высокой требовательностью к себе и подчиненным. У меня с ним с самого начала сложилась хорошая дружба.
В полку было немало других толковых летчиков. Поэтому мы испытывали гордость и чувство признательности подполковнику за то, что он остановил свой выбор на нас.
- Смотрите, каким маршрутом полетите, - сказал командир и прочертил на карте линию от Ельца до одного из населенных пунктов, расположенного километрах в двадцати пяти юго-восточнее Мценска. Слева от этой черты проходила линия фронта. Она тянулась от древнего города Новосиль вверх по реке Зуша.
Подполковник Орляхин предостерег нас: