Ах, сколько слез я пролила, сколько проклятий прокричала в ночь, когда поняла, что моя любимая Мэйгут — демоница! Был момент, когда я хотела ее убить, утопить в колодце, придушить подушкой, но матушка Ши не позволила. Надавала мне по щекам, отобрала ребенка и вызвала мне лекаря, который долго заставлял меня пить горькие пилюли, от которых мне хотелось только спать…
Я ведь уже говорила, что девственницы крайне привлекательны для фэйри?
Ну конечно, я была девственна, я ведь родилась и выросла в Ранолевсе! Ивген не спешил переводить наши отношения на новый уровень, да я бы и не позволила до свадьбы, а жениться он не спешил. Да и я, честно говоря, не настаивала. Уж очень мне нравилась жизнь у матушки Ши. Мы с ней подружились быстро, она мне заменила родителей, которых я давно потеряла. Я устраивалась помощницей учителя, а вышло так, что сама стала почти что воспитанницей школы. Мне было девятнадцать, а девочкам, что там учились — шестнадцать-семнадцать лет. Мои ровесницы! Наверное, именно поэтому мы быстро нашли общий язык.
С оборотницей Майло было все понятно. Ей была уготована карьера в охране Императрицы. Очень быстрая, невероятно ловкая и сильная, Майло отлично владела всеми видами оружия, что использовались в Ильхонне. Для неё одной нанят был учитель, бывший императорский воин. Я убедила матушку Ши, что для службы при императорском дворце знание иностранных языков просто необходимо, ведь можно же услышать много интересного от иностранных гостей! И мне позволили учить Майло ранолевскому и эльзанскому, а вскоре к занятиям присоединились и все остальные девушки. Не то я и вправду — хороший учитель, не то кровь фэйри даёт не только красоту и таланты, но спустя три года все ученицы худо-бедно разговаривали на трёх языках, а уродливая Гойренн и вовсе трещала вовсю, как сорока. Она вообще без конца болтала, за что ее лея Ши остро недолюбливала.
А ведь именно Гойренн потом подарила нам большой новый дом с огромным волшебным садом вокруг!
В нашем интернате учителя всегда говорили, что каждому человеку боги отмеряли немало талантов, и нужно просто их найти. Поглядите, что больше всего любит ребёнок, и придумайте, как это обратить в нужное русло.
Я начала приглядываться к Гойренн с первого же дня и быстро поняла, почему ее называют вруньей. Каких только сказок она не выдумывала! То ее пряжу спутали крошечные цветочные феи, то всю ночь екаи выли у неё над ухом, мешая спать, то крысы, превратившись в маленьких человечков, испачкали обратно вымытую посуду, а потом насыпали золы в рис! Помню, как меня поразило то, как складно она врет: словно все это было на самом деле! Я даже оставила в своей комнате пряжу, ожидая увидеть ночью тех самых цветочных фей!
И я рискнула. Убедила лею Ши нанять специально для Гойренн учителя, который бы научил ее петь и читать стихи, который помог бы ей овладеть своим голосом так, чтобы завораживать слушателя. Правда, пришлось пообещать работать несколько месяцев бесплатно, но клянусь, оно того стоило!
Спустя год мы собрали в нашем маленьком домике почетных гостей на особую чайную церемонию. В одном из темных углов комнаты сидела закутанная в полупрозрачные покрывала молодая девушка. Лица ее не было видно, только блестящие чёрные глаза (Гойренн отчаянно волновалась и едва не плакала от страха). Гостям наши девочки налили чая… а потом они услышали дивную сказку про девочку Янголь и ее ручного лиса. Мы нарочно взяли всем известную легенду, чтобы никого не смущать, но рассказала ее Гойренн складно и совершенно по-новому. Гости были в восторге и просили ещё. И тогда Гойренн рискнула и ответила, что знает историй столько же, сколько звёзд на небе, сколько песчинок на морском побережье, сколько бабочек в дивном лесу… Ей не поверили, потребовали доказательств, просили рассказать сказку о цветах, о фэйри, о русалках и о крылатых лошадях… И она рассказывала до самого утра, пока окончательно не охрипла. Разумеется, все сказки она выдумывала на ходу.
Через неделю Гойренн пригласили в гости в один из почтенных домов. Матушка Ши назвала очень высокую цену. Мы с ней долго ругались, Гойренн даже плакала, уверенная, что ее талант столько не стоит… И верно, ее не позвали больше в тот дом, но вскорости пригласили в более богатый, и заплатили столько, сколько матушка желала. И с того дня началась у нас в школе совсем другая жизнь.
Во-первых, мне было назначено, наконец-то, жалование. Во-вторых, мы смогли позволить себе приходящую служанку. В-третьих, матушка спросила моего совета, как лучше учить «пустышку» Вейко, которая совершенно не имела ни характера, ни своего мнения, со всем покорно соглашалась и никогда не спорила. Лея Ши растила из неё добрую жену, но вдруг я придумала бы что-то интересное? Я тогда блестяще справилась и с этой задачей.
Гойренн стала известна по всему Ильхонну как великолепная сказительница. Ее звали выступать даже в императорский дворец. Очень быстро она вышла замуж, и, поговаривали, очень удачно. Муж ее был слаб зрением, но красив лицом, и детки пошли в него. Сейчас, спустя много лет, у неё свой чайный дом в столице, а один вечер ее сказок стоит немыслимых денег.
Именно она, помня, кому обязана своим взлетом, купила старый большой дом возле самого Дивного леса и участок земли, обнесла его высоким забором и подарила мне. Не матушке Ши, а мне, гюйдо. Впрочем, после того успешного выпуска матушка Ши передала школу в мои руки, сама оставшись лишь помощницей и наставницей.
Дивный лес издревле принадлежал чистокровным фэйри. Когда-то их было там очень много, но теперь они почти все исчезли. Вымерли, ушли, смешались с людьми — кто знает, что произошло за двести лет…
Моей огромной ошибкой было думать, что высокий каменный забор оградит меня от опасности. А ещё я никогда не видела чистокровных фэйри, только их потомков, и потому нисколько не была осторожна.
А сам участок леса, что был теперь в моей собственности, настолько меня восхитил, что я целыми днями гуляла там, мечтая о том, что найму садовников, и через пару лет тут будет дивный сад. Школу нашу так мы и назвали с матушкой Ши — Дивный Сад.
Фэйри бывают разные. Некоторые вполне дружнлюбны и даже не в меру общительны, как, например, русалки. На ильхонском их называют мэйренни-айдро, это очень длинно и неудобно, поэтому невольную обитательницу моего сада я называю русалкой или коротким «Рене».
Обнаружила я ее (или она меня) во время одной из первых прогулок. Испугалась я ее до икоты, убежала, потом долго искала хоть что-то про подобную нечисть в книгах. В Ранолевсе сказывали, что русалки — это неупокоенные духи утопленников, что они жрут людей и домашний скот. В Ниххоне русалок не было, были похожие на них ёкаи, обитающие в лесных озёрах и утаскивающие на дно заплутавших путников. Словом, от обитательницы маленького, но очень красивого озера я не ждала ничего хорошего. Очень выручил меня в тот день старый Пако, наш учитель боя, некогда — воин, повидавший, кажется, все на свете. Мы с матушкой забрали его с собой в новую школу, а он и рад был: жить в теплом большом доме в окружении юных красавиц — разве можно представить себе более отрадную старость? Ах, как он смеялся над моими страхами!
Оказалось, что в Ильхонне русалки были одним из самых добрых и полезных фэйри. Они умели исцелять, плели из жемчуга волшебные ожерелья, пели прекрасные песни. Единственное, что могло напугать человека — они были хищницами и страстно любили мясо, лучше всего, жареное. Меня это нисколько не смутило, я и сама мясо весьма уважала, поэтому вооружившись корзиной с продуктами, я вновь отправилась к тому самому озеру.
Так вот, легенды врали. Русалки, помимо мяса, очень любят хлеб, и рис, и сыр. Сыр просто обожают!
— Ладно, так и быть, оставайся в моих владениях, — милостиво позволила мне осоловевшая от обильной пищи Рене. — Только раз в неделю обязательно приноси мне вот этого сыра. И мяса. И риса. И приходи поболтать, скучно тут стало, гости у меня бывают очень редко. А ещё, если кто-то сильно заболеет, приводи, я его съем, чтобы он не страдал. Ой, да пошутила я, ну что ты пугаешься! Помогу, если сумею. Но мясо и сыр приноси обязательно.
5. Гости
В новую школу каждую неделю привозили новых девочек. Кому-то было уже тринадцать, кому-то пять-шесть. После того, как имя матушки Ши (а заодно и мое) последний выпуск прославил на весь Ильхонн, нам не приходилось давать какие-то объявления в газетах или напоминать о себе хозяйкам чайных домов. Желающих заплатить за будущее своих дочерей было хоть отбавляй. Теперь уже мы выбирали себе учениц. Без сомнений брали всех оборотней, и волков, и лис, и даже тигриц… ну ладно, только одну тигрицу, они — огромная редкость. С прочими были осторожны, памятуя о репутации. Матушка выбирала с явной примесью крови фэйри, я же жалела всех. К счастью (или к сожалению, кто знает), малообеспеченные люди не могли позволить себе оплатить обучение, лея Ши никогда не замечена была в благотворительности и брала только тех, за кого вносили плату, всю разом или за ближайший год. Какое-то время нам пытались подкидывать младенцев, но матушка безжалостно относила их в приют, приговаривая, что школа — всего лишь работа, и негоже превращать престижное заведение в сиротский дом для нищеты. Я была ей благодарна, что она делала это сама, не советуясь со мной. Но все же я ухитрилась забрать себе бесплатно двух девочек, одну — потому что увидела в ней особую грацию, присущую лишь танцовщицам, а вторую просто пожалела. На ее руках и ногах были знакомые мне по интернату синяки, которые могла оставить лишь палка. Матушке я потом клялась, что эта девочка будет у нас не ученицей, а служанкой, все лучше, чем однажды родители забьют ее до смерти. Разумеется, девочка потом училась вместе со всеми, хотя и жила на кухне, и после этого меня просто не пускали к приезжающим с дочерьми гостям.
А потом я нашла у ворот щенка с перебитыми задними лапами. Видимо, кто-то вытаращил его из капкана, а потом бросил у нашего забора. Зачем? Надеялся, что мы его добьём? Или будем кормить заведомо бесполезного зверя?
Я была молода и жалостлива, я уложила несчастное животное на подушку и понесла его русалке, с которой уже подружилась. Не сможет ли она исцелить щенка?
— Ты безумна? — первым делом спросила меня Рене. — Надышалась пыльцы безвременника? Накурилась опиума? Зачем ты принесла мне щенка дикого волка-оборотня?
— Чтобы ты его сожрала, — мрачно ответила я, ощущая себя полной дурой.
Стало понятно, почему щенок показался мне странным, но я решила, что это какая-то незнакомая порода. Дикий оборотень! Ну конечно, только они рожают детей в зверином обличье! А человеком впервые оборачивается щенок года в два-три. Наверное, это мудро. Волчата куда более приспособлены к жизни, чем новорождённые младенцы.
— Да не буду я его жрать! — возмутилась Рене. — Я не ем сырое мясо, к тому же попахивающее человечиной! К тому же я сыта… Ко мне недавно приезжал брат с друзьями. Ладно, я его вылечу… но ты должна будешь отнести его в лес. Диким оборотням не место в человеческом доме.
Я тактично промолчала, вспоминая известную историю императрицы Янголь и ее дикого лиса. Впрочем, мне и в самом деле не нужен в школе ещё один рот. И, совершенно не обратив внимания на слова русалки про брата и друзей, я с легким сердцем пошла домой. Рене часто мне рассказывала про своих родичей. Я, признаться, думала, что она сочиняет. Ни разу в саду не появлялся никто чужой, даже следов никаких не было ни на дорожках, ни на полянках.
А что было дальше, я помню смутно.
Сначала мимо меня пронеслось стадо оленей с великолепными рогами. Я едва успела отскочить в сторону, изумляясь: как эти прекрасные звери проникли за высокий забор? Неужели перепрыгнули? А потом один из оленей вернулся назад. На нем верхом сидел мужчина. Я совсем его не помню, только удивительной красоты чёрные глаза иногда снятся мне по ночам. Он спешился и приблизился ко мне. Я оцепенела.
— Красивая, — сказал он. — Вкусная. Пойдёшь со мной?
И протянул мне руку.
Я пошла, очарованная, околдованная, заворожённая. Куда? Не знаю. Зачем? Не ведаю.
Очнулась я уже ночью, голая и в лесу. Судя по обрывкам воспоминаний и крови на бёдрах, было совершенно понятно, чем мы занимались с… с этим существом все это время. Как потом оказалось, день, ночь и ещё день. И я совершенно точно знала, что он не брал меня силой. Я кричала, и плакала, и стонала отнюдь не от боли.
Меня искали и нашли весьма далеко от Дивного Сада. Матушка Ши заплатила немалые деньги, чтобы об этом инциденте никто не узнал. А старик Пако, качая головой, сказал тогда, что брат у русалки — Гарманион, дух страсти и телесной любви. Редко когда он обращает внимание на смертных, но если уж приметил кого — уйти от него невозможно. Его магии не может противостоять ни одна смертная.
В истерике я побежала к русалке и накинулась на неё с обвинениями. Она долго слушала меня с недовольным лицом, а потом плеснула в меня холодной водой и приказала замолчать. Тут-то я и узнала, что у неё тоже есть магия. Ослушаться я не смогла.
— Успокойся и прекрати реветь, ничего страшного не случилось, — сурово сказала Рене. — Подумаешь, пара дней в объятиях моего братца! Тебе крупно повезло, я считаю. Во-первых, ты больше никогда не сможешь полюбить простого смертного, это хорошо. Всегда с трезвой головой. Во-вторых, ни один из наших тебя больше не тронет. Никогда. Гарманиону я, конечно, передам, чтобы он никого тут больше не трогал… но я его понимаю. Ты потрясающе красивая. Эти волосы, веснушки, золотые ресницы… этот запах невинности… он не устоял. Впрочем, даже и не пытался. Для него это все естественно. Он так получает энергию. Считай, что ты для него — лишь пища.
Я протестующе замычала, но «плюсы» еще не закончились.
— А если ты от него понесла, то и вовсе великолепно! Родишь дивное дитя, а сама будешь жить долго-долго и стареть не будешь. Разве это не великолепно? Отчего ты снова плачешь, глупая, радуйся! Люди мечтают о вечной молодости, а к тебе она пришла сама!
Я же рыдала и не могла успокоиться. Насилие всегда останется насилием, даже если оно принесло удовольствие!
Рене оказалась права во всем. С того дня я словно разучилась любить, стала холодной и бесчувственной. И еще я понесла. И мне пришлось объясняться с Ивгеном. В восторг он, разумеется, не пришёл.
Как и я, он всем сердцем полюбил Ильхонн и все вообще говорил о том, что хотел бы здесь остаться надолго. Тем более, его невеста теперь вполне обеспеченная женщина и сможет содержать обоих. Шутил, конечно, но про свадьбу заговаривал все чаще. Срок его службы подходил к концу, он изо всех сил искал новую работу и вот, примчался ко мне с охапкой цветов (в моем саду они красивее) и добрым известием: ему предложили сразу две должности. Одна — в дипломатическом крыле Императорского дворца переводчиком, другая — в местном посольстве офицером. Я думаю, во многом ему помогла привлекательная внешность. Будь он коротконог, или лыс, или сутул, никогда не оставили б его в Ильхонне. Но теперь он метался по комнате, заламывая руки и хохоча, и рассказывал, что ради меня он откажется от службы Императору, ведь у меня школа, не могу же я ее бросить и уехать в столицу?
А я смотрела на этого статного кудрявого молодого человека и совершенно ничего не ощущала, только горечь и разочарование. Я приехала в Ильхонн более четырёх лет назад. У него было так много времени на то, чтобы сделать меня женой, и тогда бы меня не тронул этот проклятый Гарманион, и мне не пришлось бы выбирать слова и мучиться от того, что я внезапно разлюбила своего жениха. Наверное, я разозлилась тогда и оборвала его пламенную речь одной сухой фразой:
— Я беременна.
Он словно налетел на невидимую стену. Замер нелепо с воздетыми руками и приоткрытым ртом, удивленно и даже обиженно на меня посмотрел. Мне было его нисколько не жалко. Мне было жаль только себя.
— То есть как? От кого?
Сухо и коротко я ему рассказала обо всем. Клянусь, если бы он мне поверил, если бы поддержал, я бы стала ему самой верной и ласковой женой! Пусть я его не любила, но заботиться о своём муже могла и хотела. Но я видела по его лицу: он не верил. Он, верно, вообразил меня в объятиях другого, подумал, что я вру, чтобы оправдать себя.