- Сжечь ботинки на толстой подошве у тети не хватило духу, - с улыбкой сказала Аня. - Они нужны?
- Очень.
- Пусть полежат в погребе. На всякий случай я принесу другие и костюм брата. Ведь ты с ним одного роста...
Меня бил озноб, но не потому, что ныла рана, а потому, что я не мог выполнить задание. Бугульма была полна воинскими эшелонами с солдатами и артиллерией. Но как об этом сообщить в штаб?
- Аня! Мне нужна твоя помощь.
- Ты ведь знаешь, что я ни в чем не могу тебе отказать. Говори!
- Нужно разыскать человека, которого зовут Сахабом. Живет он у татарского кладбища...
Когда Аня ушла, я на листке из ученической тетради начал шифровать донесение.
Прошло несколько часов, но Аня не возвращалась. В городе, где власть принадлежала военному коменданту и контрразведке, можно было ожидать всего, и я настороженно прислушивался к каждому шороху. Наконец Аня пришла.
- Сахаба нет дома. Но я нашла человека, который хорошо знает твоего друга.
- Надежный человек?
- Простой и совсем не похож на сыщика... Слава богу, я стала понемногу разбираться в людях...
Под вечер к дому Дедулиных подъехала грузовая подвода. И я услышал, как кто-то неторопливо поднялся по ступенькам крыльца и кулаком постучал в дверь.
- Салям! - поклонился вошедший.
В дверях стоял чуть выше среднего роста плотный мужчина в тюбетейке, в заплатанном зипуне, с мешком и кнутом в руках. Он напоминал старьевщика, и пахло от него кислой кожей.
- Как тебя зовут? - спросил я, вглядываясь в обросшее, загорелое лицо незнакомого человека.
- Я не спрашиваю, как зовут тебя, и тебе не надо знать моя имя, ответил татарин.
- Можно и так, - согласился я. - Если ты знаком с Сахабом, не можешь ли передать ему, чтобы он зашел ко мне? Да ты садись, садись!
Татарин сел, положил к ногам свой мешок, подумал и, прикладывая руку к груди, сказал:
- Моя голова и руки будут служить тебе, если знать будут, что ты хороший человек.
Я понял, что речь идет о пароле, который необходим при таком разговоре.
- Тебе говорил Сахаб что-либо о черном золоте?
- А-а, якши! Черное золото!.. Якши! - с удовольствием протянул татарин. - Сахаб потихоньку сказал мне такое слово! Тогда слушай меня... Он закрыл глаза и быстро заговорил: - Когда ревком ушла из Бугульма, Сахаб вставал вместе с солнцем и ходил на вокзал. Там он считал, сколько вагонов пришел, сколько туда-сюда ушел... Его в Бугульма за верста все знают. "Вот идет Сахаб!" - так скажут. Он одевал девчонкин юбка, кофта, платком закрывал лицо и шел на вокзал. Один день Сахаб девчонка, другой день - старуха ходит. Праздник был, Сахаб хорошо одевался и на вокзал. Русский офицер глядел на хороший девчонка, побежал за ним, ласково говорит: "Э-э, куда, красавица, пошел?" "Симбирск буду ехать", - так сказал Сахаб. - "Симбирск? Железный дорога красный солдат ломал. Хочешь Симбирск лошадка возьмем. Якши?" "Якши, - сказал Сахаб. - Возьму шурум-бурум и на вокзал приду". Сахаб приходил на моя квартира, сказал: "Передай моему другу Гарееву, белые на Симбирск пойдут..."
- А где сейчас Гареев? - перебил я.
- Гареев ушел, - ответил татарин. Он открыл глаза, посмотрел на меня и, опустив голову, продолжал:
- Сахаб одевался красиво, взял корзинку, пошел на станция. Там увидал Сахаба наш торговец, тоже татарин, шибко сказал: "Гляди, русский офицер, эта мальчишка!" - Русский офицер хватал Сахаба за платок. Мальчишка!.. "Вставай лицом к стенке", - кричал офицер. "Пускай смерть отвернется!" сказал Сахаб. "Вставай на коленка!" - опять кричал офицер. "Ни перед кем не вставал на коленка", - Сахаб так сказал...
Татарин рассказал, как на привокзальной площади офицер застрелил Сахаба и не разрешил забрать труп. Проходя мимо, люди дивились: татарка, а волосы короткие!
На вторые сутки ночью друзья похитили труп Сахаба и похоронили его на татарском кладбище в Бугульме.
Я слушал эту историю трагической гибели товарища и никак не мог представить себе, что Сахаба уже нет.
- Убей меня, аллах, но я должен отомстить за кровь Сахаба! - сказал татарин, прижимая руку к груди и глядя на меня чуть раскосыми сердитыми глазами.
Я крепко пожал ему руку.
- Отвезешь мое письмо в Симбирск, это и будет твоей местью за смерть Сахаба. Согласен?
- Якши, якши! - поспешно ответил тот. - Давай бумага, скажи, кому отдавать, завтра меня не будет в Бугульма.
- Бумагу получишь завтра...
Он встал и хотел уйти, но вошла Ани.
- Я помешала вам?
- Невеста? - глядя на Аню, спросил татарин. - Якши твой невеста! - И, уходя, громко произнес: - Салям!
В ту ночь я долго не мог заснуть, все думал о Сахабе, вспоминал Петровскую, Просвиркина. Где они?
Утром закончил шифровать донесение. Вот его текст: "Белые нацеливают свой удар на Симбирск... Широко применяют переброски войск на крестьянских подводах... Маневр дает огромные преимущества в подвижности и маскировке резервов, тогда как наши отряды прикованы к эшелонам... Порожняк создает ложное представление о численном превосходстве..."
- Проходите, проходите! Зачем же стоять в коридоре, - услышал я голос Ани.
Вошел знакомый татарин, приложил руку к сердцу:
- Алейкум салям! Давай бумага!
Я показал шов мешка, в который был зашит свернутый в трубочку кусочек папиросной бумаги, и сказал, кому его отдать в Симбирске.
Рана воспалилась и заживала медленно. Улучшение наступило только через неделю. В этот день с утра Аня куда-то ушла, а когда вернулась, была так взволнована, что не смогла себя сдержать и разрыдалась.
- Что стряслось?
- Тетю Катю арестовали.
- Какую тетю Катю?
- Помнишь, однажды ты встретил меня у ревкома? Я сказала, что иду к тете Кате за советом. Тогда я скрыла от тебя, что шла к Екатерине Поликарповне Петровской, к своей бывшей няне. Да, да! После смерти мамы она была моей няней, кормила, одевала и провожала в гимназию...
В тот же день мне стали известны обстоятельства ареста бугульминских ревкомовцев.