Арман был движим жаждой даже не богатств, а познания. Опасная очень болезнь, заставляющая всех несчастных, тех кто ее подцепил, проводить свою жизнь в поиске неизведанного.
Здесь все было так непохоже на Ранолевс. Голубое море, белый песок, высокие пальмы с раскидистыми листьями. Два года назад он жил в Ниххоне. Там тоже все было внове. Но сосны там похожи на северные кедры, и сакура их — почти что вишня. Или слива? Здесь все абсолютно другое. Кстати, про Ниххон: тогда его так и не пустили вглубь страны. Позволили только прогуляться по улицам портового города и пару раз пригласили на приём к Императору. Теперь же у него была в этой закрытой стране практически родня. Отчего бы через пару лет не взять с собой Иву и не попробовать вернуться туда снова?
Удивительное дело: он все же скучал по этой лисице. По перепалкам с ней, по ее гибким горячим рукам, которые так часто обхватывали его талию в самый неподходящий момент, по ее запаху, по мурлыканью этому «Аррр», которое его всегда не на шутку заводило. Ни одну женщину он не вспоминал так часто; но и ни с одной женщиной не был раньше столь близок, столь откровенен. Странное и довольно неприятное открытие. Выбросить Иву из головы никак не получалось.
Между тем их даже не встречали. Никто не выплыл им навстречу, море не ощетинилось волнами, никакого урагана или диких птиц. Удивительно. В прошлый раз Арман так и не смог приблизиться к этим берегам. В этот — нос его лодки мягко коснулся золотого песка. Он снял обувь (Макеши говорил, что это знак почтения к этим землям) и выпрыгнул прямо в воду. Его спутник сделал тоже самое. Энрике был выбран на роль сопровождающего потому, что бывал уже здесь. А раз был один раз — то и второй раз можно.
Было очень жарко, просто пекло. Пот струился со лба, голова, прикрытая светлым платком, кружилась. Рубашка мгновенно прилипла к телу.
Под сенью пальм стоял невысокий старик с кривым посохом в руках. Именно к нему и направились босые гости. Ботинки несли в руках. Встали перед ним, не зная, что говорить. Да и нужно ли? Энрике поклонился, а Арман лишь голову склонил. Он — граф, адмирал. Старик ему, наверное, по маминым меркам ровня. Помолчал, чувствуя себя неуютно под насмешливым взглядом. Вздохнул, собираясь с духом, и медленно, но плавно и без запинок выдал на ильенском языке витиеватое приветствие:
— Попутные ветры привели нас к вашим берегам, да будут они милостивы к нам. Да будет солнце светить, дожди проливаться в срок, плоды опадать на землю, чтобы не было голода на земле.
О! Старик встрепенулся, широко раскрывая темные глаза, вдруг сам низко поклонился и разразился птичьими трелями и треском, в которых Арман успевал угадать лишь половину.
Старик был польщен и невероятно доволен тем, что гости оказали им такое уважение. Рад приветствовать их на земле великих предков. Приглашает на ужин.
И дальше все пошло как по маслу. Ай да Макеши! Как хорошо, что он так славно научил всему Армана! Имя Макеши, упоминание Ивы Шантор, рассказ о том, что Авелин и Хиро — часть его семьи сделали Армана не просто гостем, а почти своим. Его почти силой волокли на встречу с местной элитой. Он едва успел отправить обратно на корабль Энрике, приказав ждать его, сколько потребуется. Не больше недели, впрочем, если он тут застрянет и не будет никаких вестей — стоит попытаться вытащить своего адмирала. Возможно, и силой. Туземцы ведь понятия не имеют, что «Сердце Севера» оснащено новейшими пушками с повышенной дальностью стрельбы. С того места, где стоят корабли, ядра прекрасно долетят до побережья.
Такого количества чернокожих людей разом Арману видеть еще не приходилось. Его привели на огромную поляну, где голые до пояса женщины с острыми, похожими на козье вымя, грудями спешно “накрывали на стол”. На земле стояли кувшины, закрытые пробками, лежали пирамиды разноцветных фруктов, подобных которым Арман никогда не встречал, на глиняных блюдах высились горы мяса.
К нему самому то и дело подбегали черномазые ребятишки, трогали штаны и рубашку, охали, удивленно тыкали пальцами в светлые волосы и глаза. Почти все жители были одеты очень просто: в набедренные повязки из листьев и бусы разного размера. На некоторых женщинах были длинные юбки из ткани, и волосы у них были заплетены по-другому. Макеши не рассказывал ничего о социальном неравенстве в местных племенах, да Арман и сам упустил этот момент в их беседах и теперь гадал: кто эти дамы: элита ли, а может, жрицы, а может, и вовсе – доступные женщины?
Его усадили рядом с вождем, завернутым в кусок полосатой хлопковой ткани, уже порядком замызганной (значит, все же – элита), сунули в руку какой-то весьма странный овощ, похожий на грушу, но с твердой кожурой, покрытой воском. Одно лишь точное движение острым ножом у самого носа опешившего адмирала, макушка горлышка с хвостиком улетела куда-то, и из “бутылки” запахло чем-то приторно-сладким и даже спиртным. Арман ухватил какую-то жареную птицу, смело отхлебнул из импровизированного сосуда, умудрившись даже не закашляться от крепости пойла. Птичку проглотил едва ли не с костями, вкуса даже не почувствовал. Отмахнулся от прильнувшей к его руке туземке, внятно сообщив вождю заранее заученную фразу про жену, которой дал обет верности. Макеши предупреждал о судьбе единственного белого человека, которому позволили остаться на Островах – Антуана Бревса. Беднягу сделали местным символом плодородия, каждую ночь требуя с него исполнения мужского долга с разными женщинами. Потомков у Антуана на островах уже было больше сотни, Макеши – один из них. Повторить его судьбу Арман совершенно не желал, к тому же он действительно собирался быть верным своей супруге, о чем сейчас твердо сообщил, не забыв упомянуть парочку проклятий, которые наложила на него жена с магическими силами.
Вождь оживился. Иву, как оказалось, он знал еще в младенчестве, едва ли не сам лично вскармливал грудью. Откуда у столь милого дитя магические силы? Шаманы не нашли. Уже порядком захмелевший Волорье врал напропалую, путая слова и переходя на свой язык. Дескать, Ива росла в Ниххоне, а там свои обряды и своя магия. Слышали ли вы про ёкаев? Так вот, Иветта — тот еще ёкай! Сидевший рядом старик-переводчик важно кивал, соглашаясь. Наверное, он даже как-то умел отличать ложь от правды, но вот про ёкаев Арман даже и не особо погрешил против истины. Она ведь сама себя так называла? И зелья всякие ему подмешивала, как потом призналась. А значит – ведьма!
Потому что только ведьма могла его приворожить настолько, что он даже посреди пира рассказывал туземному вождю о том, что его жена – прекрасна как луна ночью, а тело ее сладкое, как самая спелая дыня, и поэтому никто ему больше не нужен.28. Предательство
Арман сбежал. Трусливо и подло, бросив меня с младенцем в замке Шанторов. Мне врали целую неделю, что его срочно вызвали к королю, что он непременно вернется. Я верила. Кормила грудью нашего сына, до сих пор безымянного, потому что именно отец должен был дать ему имя, терпеливо и смиренно ожидая возвращения гордого отца.
Роды были тяжелые. Я – маленькая, сын – большой, тяжелый. Сейчас глядя на него, я даже не могла поверить, что родила такого богатыря и выжила. Арман был со мной на протяжении всего этого времени, с самой первой схватки до младенческого крика. Гладил по волосам, подносил к губам чашу с обезболивающим отваром, настаивал, чтобы я немного перекусила, утирал пот с висков и перестилал постель. Сжимал в объятиях, пока я плакала и выла от боли, пока еще у меня оставались силы издавать какие-то звуки, кроме хриплых стонов. Орал на повитуху, угрожая, что если погибнет кто-то из нас – умрет и она, и все ее дети.
Рожала я больше суток, потом просто лежала в беспамятстве. Болело все тело, я не могла даже пошевелиться, такая страшная была слабость. Свекровь, невесть как оказавшаяся рядом, предлагала спешно найти кормилицу в деревне, дабы мне не тратить силы еще и на кормление сына, но я отказалась с возмущением. Мама Авелин всех своих детей выкормила сама, я это знала, видела, и поэтому своего сына намеревалась прикладывать к груди по первому писку.
Мне сказали, что меня спас, наверное, Макеши, который творил какие-то обряды и поил меня своими зельями. Но я-то знала, что сил мне давали руки супруга. Но зелья Макеши принимала безропотно, он уверял, что это поможет мне быстро восстановиться, а я верила ему безоговорочно.
На исходе первой недели я смогла даже подняться на ноги, сама этому удивляясь. Сама умылась и поела. Тихо прошла в кабинет мужа – и сразу поняла, что он уехал надолго. Ни одной бумаги у него на столе, ни одной карты на стене. Пропали все рубашки из шкафа, не было походного письменного набора и его альбома с зарисовками.
Мне сделалось дурно, кажется, я даже потеряла сознание. Очнулась уже на руках у верного Макеши, который нес меня словно ребенка, на руках и витиевато ругался на ниххонском.
– Скажи мне правду, – потребовала я. – Немедленно! Он уехал, да? В плаванье?
– Да, – сказал Макеши. – Его спешно вызвали в столицу. Вчера прискакал человек, сообщивший, что корабль адмирала Волорье отправился в экспедицию к Ильенским островам.
Я замолчала. Этот удар был ожидаемым, но все равно очень болезненным. Он меня бросил: и меня, и нашего сына. Ладно, я ему не нужна и никогда не была нужна, но ребенок разве виноват? Он даже не взял его на руки, даже не нарек ему имя, хотя никаких сомнений, чей это сын, быть не могло. Даже свекровь с первого же взгляда заявила: “Вылитый отец”.
Макеши уложил меня в постель, убежал за успокаивающими отварами, а я подогнула коленки, свернулась клубочком и наконец разрыдалась. Успокоить меня не могли, я плакала, не переставая, несколько дней. Стоило ли удивляться, что в моей груди не осталось ни капли молока? Все же пришлось спешно искать малышу кормилицу. Я хотела умереть, я кричала в небо и просила меня забрать. Почему я не умерла родами? Зачем? Кому я теперь нужна на этой земле?
– Прекратите убиваться, Ива, – в один из дней заявила мне свекровь. – Во-первых, Арман того не стоит. Во-вторых, у вас сын. Сами подумайте, что скажет его отец, когда вернется и узнает, что вы точно так же, как Ада Шантор, совершенно забыли о своем ребенке? Арман-младший нуждается в матери, раз уж его отец так поспешно сбежал от семейной жизни.
– Какой еще Арман-младший? – слабо возмутилась я. – Не бывать этому. Я назову сына в честь моего отца!
– Эдвард? Хорошее имя.
– Акихиро!
– Что? – подскочила свекровь. – Да вы с ума сошли! Я против!
Мы ссорились добрую четверть часа. Пришли, наконец, к соглашению: нашего мальчика будут звать Эдвард Акихиро Шантор. И плевать на всех, кому это не нравится!
Добрый скандал меня изрядно оживил. Я сразу почувствовала в себе прилив сил, потребовала еды, да побольше, с аппетитом пообедала, потом приняла ванну. Поднялась на ноги с помощью Макеши и отправилась знакомиться с кормилицей. Нормальная деревенская девка с вполне себе внушительным бюстом. Она только что родила второго ребенка, молока у нее было хоть залейся. Словом, я осталась довольна.
К тому же сын был у меня такой красавец – не сравнить с его молочным братцем. Я гордилась тем, что произвела на свет Эдварда! А Арман… Ну, пусть только вернется, ох и теплый же прием я ему устрою!
Лето на Севере прекрасно, особенно если твой замок стоит на холме и рядом нет болот с гнусом и всякими другими насекомыми. В саду мне слуги соорудили качель, где я с сыном на руках проводила летние вечера. Элиссон Волорье садилась на лавочку рядом и читала мне книги про приключения отважных капитанов. Кажется, я понимаю, какие книги любил в детстве Арман. Часто к нам присоединялись Макеши и Жерар, который явно поглядывал на сестру Армана с неравнодушием, но каких-то знаков внимания ей оказывать не смел. Хозяйством по-прежнему управляли Регнар и его Ижен. Мне они оба нравились, я однажды, уже осенью, поймала-таки барона и увела за собой в кабинет на серьезный разговор.
– Послушайте, Регнар, доколе вы будете бегать от ответственности? – сурово спросила его я.
– Миледи?
– Жерар ваш сын.
– Воспитанник.
– Жерар ваш сын, и родила его Ижен. Об этом знают почти все в замке, не думайте, что вы это скрыли от глаз людских.
Он вдруг побледнел и закрыл лицо руками.
– Я не сужу вас, – продолжала я. – Но Жерар не заслуживает подобной жизни. Других детей у вас нет, кому вы передадите титул? Признайте его своим внебрачным сыном и наследником, так будет правильно.
– Я писал королю неоднократно, – грустно ответил барон. – Ответа не получил.
– Давайте напишем королеве, она милосердна и справедлива, – немного подумав, предложила я. – Я с ней знакома и даже немного дружна. И… Регнар… поговорите со священником. Расскажите все, как есть. Возможно, он вас тайно обвенчает с Ижен. Мы хорошо ему заплатим, это останется только между вами, зато совесть ваша будет чиста.
– Признаться, я никогда не думал об этом варианте, – сказал Регнар. – Но Ижен, наверное, согласится. Да, ваша светлость, я подумаю. И если я сам лично отправлюсь к королеве, дадите ли вы мне рекомендательное письмо?
– Разумеется, – обрадовалась я. – Сейчас же и напишу. Урожай убран, дожди пока не начались в полную силу. Поезжайте немедленно!
– Слушаюсь.
Вот так! Лишенная семейного счастья, я стремилась устроить жизнь других людей. Жерар будет дворянином, у него будет титул. Осмелится ли он тогда заговорить с Лисой о чем-то более личном, нежели погода или неудавшееся жаркое? Он хороший молодой человек, очень умный, одаренный, трудолюбивый. Надеюсь, Гленна не будет против такого зятя. Впрочем, мне хватило разума не задавать ей этот вопрос. Без меня пусть разбираются, я и так сделала все, что могла.
Дни тянулись неспешной куделью, за осенью пришла зима, а за зимой – весна. Маленький Эдди только радовал, да это и не удивительно – при таком-то количестве нянек! Рядом с ним всегда была нежная тетушка Лиса, которая обожала читать ему сказки, бабушка Гленна, подхватывающая своего первого внука на руки при малейшем писке, Макеши, который учил мальца ходить и был его бессменной лошадкой (как мы все посмеивались, у Эдди с младенчества свой гнедой жеребец). Сын был очень спокойным – явно не в маму, любознательным и практически не капризничал. Только переупрямить его было почти невозможно, он получал все, что хотел.
Я научилась ценить эту уединенную спокойную жизнь, ее неторопливость и предсказуемость. Страшно скучала по Арману, мучительно засыпая одна и просыпаясь одна. Я давно его простила – о, только бы он вернулся ко мне! Не упрекну, слова против не скажу, только бы увидеть его, прикоснуться к нему!