— Да ну? И зачем тебе калека, детка? Надолго бы хватило тебя? Год, два… а потом тебе бы стало скучно, ты бы устремилась к новым свершениям. Я стал бы обузой. Не ври себе самой, Ива. Больше всех в этом мире ты любишь себя. И я тебе нужен лишь как трофей. Как кабанья голова над камином.
Как я его ненавидела в тот момент! Наверное, во многом он был прав, и от того было ещё больнее.
— Ты избалованная девчонка, привыкшая получать все, что пожелаешь.
Да, я такая.
— Не переживай, никуда я теперь от тебя не денусь. С моей стороны это будет чёрной неблагодарностью, верно? Всю жизнь теперь мне расплачиваться за твои благодеяния, святая Иветта. Я твой — как пёс, как раб. Ты ведь этого хотела, да?
Я зарычала, как зверь, не в силах вынести этой боли. Словно нож в грудь воткнули. Да, да! Я хотела этого! Именно так я и думала: он полюбит меня за то, что я его спасла, он не сможет не полюбить! Но он — не любит.
Любовь — это стрела. Так говорил тот шаман на плато. Любовь — это направление. Не узы, не какая-то сила. Нельзя заставить человека себя полюбить. А вот заставить ненавидеть — очень даже можно. Значит, вот какова я в его глазах? Он хочет моего унижения? Может быть, мне попросить прощения за своё самоуправство? Никогда. Я — герцогиня Шантор. В моих жилах — кровь древних королей Ранолевса. И немного туземной магии.
— Раб? — спокойно приподняла я брови. — Помилуйте. В Ранолевсе нет рабства. Вы совершенно свободны, адмирал.
— Серьезно?
— Более чем. Настолько свободны, что можете катиться в преисподнюю, или к морскому дьяволу, или куда вам там угодно? Короче — дверь за вашей спиной.
— Иветта, мы на корабле, — неожиданно усмехнулся Арман, вдруг успокаиваясь. — Не выйдет.
— Тогда я сама освобожу вас от своего удушающего присутствия.
— Я не закончил!
— Зато я закончила.
Вылетела из каюты, гневно пыхтя. Да, пока нам далеко не разбежаться. Но совсем скоро мы будем дома. Ох, а там меня ждёт неминуемое наказание за то, что я нарушила запрет короля. И сын. Ещё меня ждёт сын.
Плевать на всех этих самцов, у меня есть свой человечек. Тот, который всегда будет меня любить, даже старой, больной и немощной. Я выращу его настоящим мужчиной. Проклятье, отчего же мне так больно?
На палубе раздался восхищенный свист. Матросы смотрели на меня, как на чудо какое-то. Видимо, мой наряд впечатлил их больше, чем Армана.
— Графиня, вы восхитительна! — крикнул кто-то. — Виват нашей спасительнице!
— Виват, виват! — раздалось со всех сторон.
Я улыбнулась сквозь слёзы. Вот, эти люди ценят мой поступок. Они благодарны — в отличие от этого надменного и самолюбивого графа. Значит, я все сделала правильно. Просто… мой муж меня не любит и никогда не любил. Все очень просто.
Жалела ли я сейчас о том, что бросилась за ним? Нет. Любовь — это стрела. И она сломалась о его грудь. Я проиграла, но зато — он жив, он свободен и здоров. Вот и пусть будет свободен и здоров… где-нибудь подальше. Я теперь не та Ива Шантор, какой была раньше. Я — сильная, я самостоятельная. Я могу жить и без Армана, я знаю это точно. Спасибо, Арр, за урок. Ты уплыл, бросил и меня, и сына. Так пусть так будет и дальше.
Я стояла на носу корабля, глядя в синюю даль, дыша соленым ветром, слушая, как там, за моей спиной “Виват” кричат уже Арману. Все так удивлены тому, что он здоров, что я аж умиляюсь. Вспомнил ли кто-то, что именно я за это заплатила? Вряд ли. И заплатила я не волосами, волосы – это такая, в сущности, мелочь. Я заплатила своей душой и своей любовью. Сломанной теперь, как стрела.
– Ветер, – шептала я. – Ветер… Забери мою боль. Любовь – это ветер. Корабль под названием “Жизнь” никогда не поплывет, если его паруса не наполняет ветер любви.
Вглядываясь в горизонт, вдруг вздрогнула всем телом, приложила ладонь козырьком ко лбу. Туман ли это, облака над самой водой, или…
– Паруса прямо по курсу! – крик матроса с мачты развеял мои сомнения. – Наши, флаги Ранолевса.
Мне вдруг сделалось страшно. Захотелось броситься к мужу и укрыться в его руках, но я напомнила себе, что Арман меня не любит и не хочет. Снова я одна – и нужно быть смелой и сильной.
Корабли быстро приближались. Какая ирония – первой шел гордость королевского военного флота фрегат “Женевьева”. Надеюсь, это хороший знак – ее величество всегда была ко мне милостива. Человек, стоящий на ее носу, вдруг подпрыгнул и замахал руками.
– Капитан Волорье, – с неожиданным удовлетворением заявил подкравшийся сзади Арман. – Мой младший брат. Приятно видеть, что по мою душу посылают лучших.
Не стала его расстраивать, что, скорее всего, корабли шли по мою душу. Его объявили мертвым, а я была живая – к тому же беглянка.
Встреча была фееричной: два брата обнимались, кажется, даже плакали и не могли никак наговориться. Про меня все забыли, и я, незамеченная никем, спряталась в каюте. Конечно, потом познакомилась и с новоявленным родственником, и снова мне кричали “Виват”, но все это было уже неважно. С Арманом мы больше не разговаривали наедине. Когда кто-то был рядом, мы улыбались, словно ничего и не произошло. Играли роли, носили маски. Всё, как и раньше. А в своей каюте ложились на разные края кровати. И когда мы, наконец, прибыли в Ранолевс, то разъехались разными дорогами.
– Иветта, я закончу с разгрузкой корабля, потом в министерство торговли, потом в казначейство. Там мне будут очень рады, – небрежно бросил Арман. – Встретимся дома.
Я кивнула. Дома, конечно. Мне туда нельзя, я покинула Ранолевс, нарушив прямой приказ короля. Что меня ждет? Арест? Ссылка? Страшно даже представить.
— И забери с собой Бревса. Пусть передохнёт. Я узнаю, когда будет корабль в Ниххон и все организую.
Я кивнула. Домой я, в общем-то, тоже не собиралась. Господин Бревс прекрасно найдёт дорогу и сам.
Арман ушел, а ко мне подошел невысокий человек в черном:
– Графиня Волорье? Ох, простите, герцогиня Шантор? Мне приказано немедленно доставить вас к королю.
Верный Макеши вопросительно посмотрел на меня. Будь что будет. Лучше принять свою казнь прямо сейчас, чем с трепетом ожидать неминуемой расплаты.
– Это арест? – прямо спросила я.
– Нет, что вы. Приглашение. Но сами понимаете, от королевских приглашений отказываться чревато.
– Да, я догадываюсь, – вздохнула я, залезая в карету с королевским гербом на дверце. Макеши запрыгнул следом. Чиновник не возражал.
– А где Есинага? – вспомнила я.
– Она ушла, – поджал губы Макеши. – Наверное, навсегда. Сказала, что я ей не нужен.
– И что ты будешь делать?
– Не знаю пока. Зависит от тебя, Ива. Я – твоя тень. Не ее. Как бы она ни хотела, чтобы было иначе.
Прекрасно, просто прекрасно. Мы снова с ним вдвоем, оба – раненые в самое сердце. Едем к королю. И что будет дальше, предсказать трудно.41. Победа со вкусом тлена
Арман напился. Они все напились. Из казначейства его выставили, заявив, что финансовый отчёт у покойника принимать как-то цинично. Ладно, он не особо и настаивал. Хотел было вернуться домой, но Энрике и брат потащили его в кабак, где, разумеется, он обнаружил всю свою команду. Сначала Волорье пил виски, потом эль, потом вообще невесть что, потому что главное — не то, что в стакане, а то, что вокруг. А вокруг были рожи не чёрные, а красные, местами синие. Какое блаженство! И в происхождении мяса тут сомнений на было: могли подсунуть собачатину, даже крысятину, но уж точно — не человечину.
Брат с огромным удовольствием рассказывал Арману, какую поминальную службу ему закатили в Белом замке. А какой поставили памятник! Матушка заливалась слезами, сестра отложила на полгода свадьбу. Весь свет обсуждал гибель славного адмирала, кто-то сочувствовал, кто-то ехидничал, кто-то строил планы на его должность.
И только одна Иветта не поверила в его смерть и бросилась на его поиски.
— Удив-вительная у тебя жена! — кивал Энрике. — Она ка-а-ак заявила мне «не верю», так я сразу в себя и пришёл. Веришь-нет, пил я как не в себя. И опиум курил, потому как без опиума уснуть не мог. Только глаза закрывал: а там эти рожи чёрные жрут моих товарищей. А эта мышка маленькая глазищами сверкнула и говорит: любые деньги плачу, если меня на Острова отвезёшь. Тут-то я и очнулся.