Я попросил его на местности показать, где и что нужно подавить.
- Вон, видите, три высотки? Бейте по ним. Но в промежутки между ними не стреляйте: там пойдут наши танки, они своим огнем проложат себе дорогу.
Артиллеристы строго выполнили эту заявку. Огневые точки на высотах были нами надежно подавлены, оттуда не выстрелила ни одна противотанковая пушка, но в лощинах республиканские танки наткнулись на сильный огонь малокалиберных пушек и понесли потери.
Канитель с подготовкой к наступлению привела к тому, что противник разгадал замысел республиканцев и решил опередить их. 6 февраля он атаковал наши позиции. У фашистов на этом участке имелось не более десяти батальонов пехоты и сорока орудий разного калибра. У республиканцев к этому времени войск сосредоточилось больше, но они были застигнуты врасплох. В продолжение недели шли кровопролитные бои. Врагу удалось выбить республиканские войска с западного берега Харамы и захватить переправы. Мятежники все время получали подкрепления. К исходу 13 февраля они уже имели до сорока батальонов, около ста орудий и столько же танков. А республиканской армии понадобилась еще целая неделя на перегруппировку и организацию надежного управления войсками.
Артиллерию (70 орудий) мы свели в группы по нескольку батарей. Управление ими с большим трудом удалось централизовать. Заградительный огонь, который одновременно вели до 6-8 батарей, управляемых командиром артиллерийской группы, помогал отражать многократные атаки противника. В то же время наши огневые удары с участием до 3-4 батарей наносили большие потери вражеским резервам.
Мятежники, перед тем как перейти в атаку, обычно проводили длительную - до двух часов, - но довольно бестолковую артиллерийскую подготовку. Республиканские артиллеристы не мешали противнику бесцельно тратить снаряды на обстрел пустых окопов, а сами в это время наносили удары по передовым подразделениям пехоты и наблюдательным пунктам артиллерии мятежников. Этот прием давал неплохие результаты - противник нес потери, терял управление, атаки его проходили вяло и быстро затухали.
Было радостно сознавать, что республиканская артиллерия стала действовать куда более слаженно, повысилась эффективность ее огня, улучшилось взаимодействие с пехотой. Существенную помощь республиканским артиллеристам оказали советские добровольцы Н. П. Гурьев, Я. Е. Извеков, В. И. Гоффе, П. А. Лампель и другие.
Большим событием было появление у нас среднекалиберной зенитной артиллерии. Ее огонь в сочетании с умелыми действиями истребительной авиации довольно надежно прикрывал войска с воздуха. Самолеты противника теперь днем редко появлялись над полем боя.
Республиканские войска наконец захватили инициативу и перешли в наступление. Но опять сказались недостатки оперативно-тактических решений. Все усилия были направлены на овладение господствующей высотой Пингаррон, находившейся в руках мятежников. Вместо того чтобы попытаться обойти ее, войска штурмовали в лоб эту отлично укрепленную позицию. Много раз после длительной артиллерийской подготовки и авиационных налетов войска атаковали высоту, частично захватывали ее, а потом вновь откатывались, неся большие потери.
С 28 февраля обе стороны перешли к обороне.
Харамская операция, хотя и не оправдала возлагавшихся на нее надежд, принесла пользу. Она выявила недостатки в боевой подготовке республиканских вооруженных сил, показала, что необходимо настойчиво учить войска прорывать оборону противника и развивать успех.
В это время поступили тревожные сообщения: Германия и Италия перешли к открытой интервенции; они не только усиленно помогали Франко вооружением и боевой техникой, но и посылали в Испанию свои войска.
Пока шли бои на реке Хараме, итальянцы сосредоточили свой экспедиционный корпус под Гвадалахарой, северо-восточнее Мадрида. Франко и его генералы были уверены, что после Харамской битвы республиканцы израсходовали все свои резервы и не смогут оказать сопротивление хорошо вооруженным итальянским интервентам. Итальянцы настолько были убеждены в своей победе, что захватили с собой парадные мундиры для участия в празднествах после захвата Мадрида.
Итальянский корпус состоял из четырех дивизий, в том числе одной полностью моторизованной, из двух смешанных испано-итальянских бригад, каждая из которых по численности могла быть приравнена к дивизии. Корпус насчитывал 60000 человек, 1800 пулеметов, 250 орудий, 140 танков и броневиков, 120 самолетов, 5000 автомашин. Все это было сосредоточено перед фронтом 12-й республиканской пехотной дивизии, имевшей всего 10000 человек с 85 пулеметами и 15 орудиями.
Противник начал наступление 8 марта. Республиканское командование в то время еще не знало действительных сил врага и преуменьшало его возможности. Началась перегруппировка войск. На опасное направление выдвигались лучшие части Центрального фронта во главе с прославленными командирами Листером, Модесто, Нанетти. Они образовали новый 4-й армейский корпус в составе 11, 12 и 14-й дивизий численностью до 30 000 человек. Он имел 360 пулеметов, 39 орудий, 54 танка, 70 - 75 самолетов.
В ночь на 11 марта батальон имени Гарибальди захватил штаб пулеметного батальона итальянской дивизии "Литторио". Командир батальона майор Лучиано, оказавшийся в числе плененных, знал намного больше, чем ему полагалось по его скромной должности. Человек болтливый, он сообщил на допросе ценнейшие сведения. Республиканскому командованию стало известно о численности и вооружении итальянского корпуса, его боевых порядках. Это сразу облегчило нам дело, помогло правильно расставить силы, использовать маневр.
Заносчивые итальянские генералы недооценивали возможностей республиканцев. Наступать они стремились по дорогам, избегали действий на широком фронте. Это давало испанским войскам возможность активно маневрировать силами. С первых же дней боев на противника стал наводить страх огонь малочисленной артиллерии, бомбежки с воздуха и танковые атаки республиканцев.
Итальянцев подводило обилие автотранспорта. Как-то я прибыл на наблюдательный пункт одной из батарей Интернациональной бригады. Видимость с чердака домика была отличная. Отсюда просматривалась дорога, на большом протяжении забитая автомашинами, стоявшими вплотную друг к другу в несколько рядов. На машинах было много солдат - не менее полка.
- Что вы медлите? Открывайте огонь, - сказал я командиру. Тот ответил, что на огневой позиции осталось всего лишь 50 снарядов - неприкосновенный запас, который он не имеет права расходовать без специального разрешения.
- Стреляйте,- настаивал я.- Ответственность будем делить вместе.
Трудно описать, какое действие произвели полсотни снарядов, полетевших в скопище вражеских машин. Десятки грузовиков запылали. В бинокль было видно, как в ужасе разбегаются в разные стороны уцелевшие солдаты и офицеры.
Я горячо поздравил командира батареи, венгерского волонтера Реже Санто, с боевым успехом и сфотографировал его. После окончания боев подарил ему фотографию с надписью: "Отличному артиллеристу республиканской артиллерии. Вольтер. Март 1937 года".
Впоследствии мы встретились в Москве с этим славным товарищем. Он вынул из бокового кармана конвертик из прочного пергамента и показал фотокарточку. Мы долго вспоминали Испанию, наших боевых друзей.
Республиканские войска наносили интервентам удар за ударом. Подходили новые резервы, включаясь в бои. Солдаты Муссолини наталкивались на жесткую оборону, на сокрушительный огонь. Республиканцы захватывали итальянские танки, автомашины, пушки, брали пленных. Воодушевление войск нарастало. Бойцы сражались, не жалея жизни.
На фронт прибыла передвижная радиовещательная установка. На много километров был слышен ее голос. "Не верьте фашистской пропаганде, смело сдавайтесь в плен, иначе вам не унести ног из Испании!" - предлагалось итальянским солдатам. Эти выступления имели успех. Усилился поток перебежчиков. Много хлопот доставила наша радиоустановка фашистскому командованию. Ей приходилось постоянно менять свои позиции, чтобы не пострадать от артиллерийского огня, так как противник неотступно охотился за ней.
Четверо суток напряженных боев стоили интервентам огромных потерь. Войска их были морально подавлены. Командир итальянского корпуса генерал Манцини вечером 12 марта отдал приказ о прекращении дальнейшего наступления и о переходе к обороне. Это, по сути дела, решило исход всей операции.
Еще не зная о новом приказе итальянского генерала, республиканцы уже на другой день почувствовали перемены. Они начали натыкаться на войска противника, явно не собиравшиеся наступать и в то же время не готовые к. обороне. При первом же ударе они обращались в бегство.
19 марта началось наше стремительное наступление. После непродолжительной артиллерийской подготовки и мощного налета авиации республиканские части решительным штурмом взяли город Бриуэга. Итальянцы откатились. Наши войска захватили много пушек, автомобилей, боеприпасов и даже фашистские знамена. По дорогам потянулись толпы пленных. А республиканские войска все наносили удары. "Завоеватели" бесславно удирали, показывая пятки...
Еще несколько дней боев - и победа одержана, победа малыми силами над превосходящим противником. Вся Республика отметила эту победу как большой праздник.
Мог ли я подумать тогда, что через пять лет мне придется снова иметь дело с итальянской армией, но уже на среднем Дону и что полученный мною боевой опыт весьма пригодится при защите Родины?!
Бои все шли. Слишком неравным было соотношение сил. Интервенты беспрерывно получали подкрепления. Фашистские правительства Германии и Италии во все возрастающих размерах поставляли мятежникам оружие и технику. А республиканская армия испытывала нужду во всем. Пресловутая политика "невмешательства", которую проводили Англия и Франция, являлась, по существу, предательством по отношению к законному республиканскому правительству и героическому народу Испании.
С конца апреля 1937 года мятежники предприняли наступление на Северном фронте. Весь май здесь продолжались упорные бои. Республиканские войска несли большие потери из-за почти полного отсутствия артиллерии, танков и самолетов. Баскония была изолирована от остальной республиканской Испании, испытывала серьезные трудности в материальном обеспечении по вине правительства Ларго Кабальеро, не оказавшего своевременно помощи басконцам. Теперь мятежные генералы спешили как можно скорее ликвидировать Северный фронт.
В мае вспыхнул мятеж в Барселоне, сорганизованный "поумовцами" троцкистами, к которым примкнул кое-кто из анархистов. Ларго Кабальеро своими действиями стремился нарушить единство партий, которые поддерживали республиканское правительство. Он тормозил реорганизацию армии, противился созданию новых формирований и развалил тыл армии. По решительному настоянию Коммунистической партии Испании Ларго Кабальеро был отстранен от управления. Главой нового правительства стал Негрин, который отменил преступные решения, принятые Ларго Кабальеро. Всем сразу стало легче работать.
Еще в мае стал разрабатываться план крупной наступательной операции на брюнетском направлении с целью разгрома фашистского корпуса, продолжавшего осаждать Мадрид. Для этой операции намечалось привлечь максимальное количество артиллерии. Я участвовал лишь в предварительной разработке этой операции.
В Испании мне приходилось часто встречаться с замечательным коммунистом Яном Карловичем Берзиным - старшим военным советником. Сменил его Григорий Михайлович Штерн, талантливый общевойсковой командир, смелый, решительный и дальновидный.
В июне я получил указание возвратиться в Москву. Фуэнтес был огорчен моим отъездом и сказал, что просто не представляет, как теперь без меня будет работать...
Свои обязанности сдал нашему добровольцу, хорошему командиру-артиллеристу Н. А. Кличу.
Самые светлые воспоминания остались у меня о боевых друзьях, советских добровольцах-артиллеристах, которые вместе со мной работали советниками в республиканской армии,- о А. П. Фомине, В. И. Димитрове, В. И. Гоффе, Э. В. Тойко, Н. П. Гурьеве, Я.Е. Извекове, П. А. Лампеле и других. Все они много и плодотворно трудились на фронте и в артиллерийских тылах, под огнем обучали испанских товарищей, передавали им свой опыт.
Нам полюбился испанский народ, мы горели желанием с честью выполнить наш интернациональный долг - помочь республиканской Испании отстоять свою свободу и независимость.
В последний раз я объехал артиллерийские позиции, учебные заведения, побывал на башне "Телефоники", сердечно распрощался с многочисленными боевыми друзьями по фронту, ставшими мне родными и близкими.
По странной случайности, выезжая из Мадрида, я попал под бомбежку авиации противника. Налеты вражеских самолетов преследовали нас на всем пути - в Таранконе, Валенсии, Барселоне и даже в Порт-Боу.
Перед бурей
Высокий пост
Немало приятных новостей ожидало нас в Москве. Прежде всего, группу товарищей, вернувшихся из Испании,- Д. Г. Павлова, Я. В. Смушкевича, И. И. Копеца, К. М. Гусева и меня - сразу же принял нарком обороны и попросил подготовить выводы и предложения, вытекающие из боев в Испании, чтобы доложить членам Политбюро ЦК партии о нашем боевом опыте.
- Устали, товарищи? - спросил в заключение К. Е. Ворошилов и тут же добавил: - Но отдыхать сейчас не время, на отпуск и не рассчитывайте!
К вечеру того же дня мы были в Кремле - все в гражданских костюмах, с записными книжками в руках: каждый набросал краткий конспект своего сообщения на столь ответственном заседании. Конечно, все изрядно волновались - ведь впервые в жизни предстояло выступать перед руководителями партии и правительства.
Нас пригласили в зал заседаний. Сразу же завязался деловой разговор. Я. В. Смушкевич рассказал о действиях авиации в Испании, Д. Г. Павлов - о действиях танков, я - о боевом применении артиллерии. Старался выделить возросшую роль наземной и зенитной артиллерии в современной войне. Члены Политбюро задали много вопросов. Их интересовало, как комплектовалась и оснащалась артиллерия Испании, в чем проявились недочеты в действиях итальянского экспедиционного корпуса. Затем летчики И. И. Конец и К. М. Гусев рассказали о проведенных ими воздушных боях.
После того как наши доклады были выслушаны, нарком предложил поблагодарить нас за выступления и на этом закрыть заседание, а все остальное решить завтра.
- Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? - послышался возглас Сталина.- У нас ведь все уже предрешено. Нужно это сейчас же объявить.