Резко ставился вопрос о необходимости срочной эвакуации из Ленинграда детей, женщин и стариков, а также научных учреждений и тех заводов, продукция которых не могла быть использована для нужд города и фронта. Комиссия потребовала скорейшей перестройки всей жизни на военный лад.
Противник теснил наши войска, стремясь окружить город. Я видел свою задачу в том, чтобы лучше организовать боевую деятельность артиллерии фронта и войск ПВО и правильно поставить противотанковую оборону. Наладили систему наблюдения и своевременного оповещения войск о танковой опасности. Артиллеристы готовились стрелять по вражеским машинам с открытых и закрытых огневых позиций.
Ленинградцы в это время усиленно строили укрепления на подступах к городу.
За противотанковую оборону войск фронта отвечал генерал-майор артиллерии С. А. Краснопевцев, который в прошлом был преподавателем Академии имени М. В. Фрунзе. Хорошо подготовленный в теоретическом отношении, он теперь жадно впитывал боевой опыт. Скромный, авторитетный и храбрый генерал с честью справлялся со своим делом.
С начальником артиллерии фронта генерал-майором В. П. Свиридовым мы разрабатывали вопросы борьбы с артиллерией противника, налаживали тесное взаимодействие с береговой и корабельной артиллерией Балтийского флота.
Меня беспокоило, что артиллеристы на некоторых участках не проявляли стремления к организации централизованного управления огнем, не были готовы к тому, чтобы износить по врагу массированные удары. Этот недостаток пришлось решительно исправлять.
Вместе с командиром корпуса ПВО Ф. Я. Крюковым мы добивались эффективной борьбы с авиацией противника. Улучшилась служба ВНОС, которая до этого работала с некоторыми перебоями, запаздывала оповещать истребительную авиацию и зенитную артиллерию о появлении вражеских самолетов. Зенитчикам хорошо помогали ленинградские рационализаторы. Я здесь впервые увидел бинокль, в правом окуляре которого были изображены точные силуэты немецких самолетов. Наблюдатель, пользуясь таким биноклем, мог легко опознавать самолет, сопоставляя его с выгравированным на стекле силуэтом. К сожалению, мы тогда не имели возможности использовать это ценное новшество на других фронтах.
Не все ладилось во взаимодействии зенитной артиллерии с истребительной авиацией: бывало так, что во время боя с воздушным противником они мешали друг другу. Мы приняли экстренные меры, чтобы исправить это упущение. Командование корпуса ПВО добивалось также повышения живучести зенитной артиллерии, улучшило инженерное оборудование огневых позиций и наблюдательных пунктов. Создавалась стройная система запасных позиций, отрабатывался четкий план маневра артиллерии ПВО. Зенитчики стали лучше охранять важные объекты. Они наносили значительный урон авиации противника, заставляли ее действовать с больших высот, вести поспешные бомбежки, лишь бы скорее выйти из зоны огня нашей зенитной артиллерии.
По окончании работы комиссии я вернулся в Москву. Но ненадолго. Вскоре командование Ленинградского фронта попросило Ставку снова командировать меня в Ленинград для оказания помощи в проведении частных наступательных операций.
Ленинград уже находился в блокаде.
Перелет из Москвы в Ленинград проходил днем. Пока наш самолет в сопровождении пятерки истребителей низко, прижимаясь к самой воде, летел над Ладожским озером, мы дважды видели в стороне вражеские "мессеры", но они не рискнули напасть на нас, и путешествие закончилось благополучно.
Изменился облик города. Ленинград жил уже по военному. Всюду соблюдался строгий порядок.
Командование фронта поделилось своими замыслами. Предполагалось провести разведку боем, а затем начать частные операции на разных направлениях фронта. Но, прежде всего надо было обеспечить надежную борьбу с вражеской артиллерией и авиацией.
Не теряя времени, я встретился с генералом В. П. Свиридовым, опытным, хорошо подготовленным в общевойсковом отношении артиллеристом, любящим и знающим свое дело. Продумали с ним, как лучше организовать централизованное управление артиллерийским огнем. Мне вспомнились башня "Телефоники" в Мадриде и высота Хамар-Даба в районе Халхин-Гола. Где создать в Ленинграде такой центр управления? Самая высокая точка - купол Исаакиевского собора. Решили использовать его. На высоких зданиях окраин были созданы дополнительные наблюдательные пункты в каждом секторе обороны. Начальник артиллерии фронта предпочел свой пункт иметь на элеваторе, уступив купол Исаакия противовоздушникам. Ленинградские артиллеристы умело применяли аэростаты наблюдения. К сожалению, под Ленинградом оказалось очень мало самолетов-корректировщиков. Их функции частично стали исполнять истребители: некоторые летчики быстро научились искусству корректировки артиллерийского огня.
Связь по телефону и радио работала безотказно и хорошо обеспечивала управление огнем артиллерии.
Наши звукометрические станции засекали стреляющие батареи противника и давали их координаты с вполне достаточной точностью. В эти дни я много раз вспоминал добрым словом нашего замечательного конструктора, который создал эти станции.
Ленинградские артиллеристы умело использовали все виды и средства инструментальной разведки. Сказалось то, что на Ленфронте собралось много командиров, в довоенное время принимавших активное участие в опытных артиллерийских учениях, на которых разрабатывались разнообразные приемы контрбатарейной борьбы. Эти товарищи задавали тон в поисках наиболее эффективных методов подавления вражеских батарей.
Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки взять город штурмом. Немецкое командование не раз объявляло по радио, что остаются считанные дни до захвата Ленинграда. Генералы и офицеры фашистских войск уже готовились пировать в "Астории".
Наиболее ожесточенные бои развернулись у подступов к Пулковским высотам. Защитники Пулкова стойко отбивали яростные атаки противника. Артиллеристы Ленинграда ставили здесь надежные огневые заслоны, преграждавшие дорогу врагу.
Обычным признаком надвигавшегося очередного штурма было внезапно наступавшее полное радиомолчание в расположении немецко-фашистских войск. Прекращение работы вражеских радиостанций сразу настораживало нас. Пехотинцы готовились к решительному отпору. Артиллерия всех видов и калибров нацеливалась на скопления войск противника.
Так было и в один из сентябрьских дней. Все немецкие радиостанции прекратили свою обычную работу. Шли томительные часы в ожидании начала активных действий противника. Вдруг к командующему войсками фронта вошел дежурный связист и доложил, что перехвачена небольшая радиограмма противника. В ней содержалось приказание командира немецкого тяжелого артиллерийского дивизиона к рассвету следующего дня подать на огневые позиции дивизиона два боевых комплекта боеприпасов.
Наша авиация, наземная, береговая и корабельная артиллерия на этот раз упредили противника. Обрушив на него мощные удары, они нанесли врагу большие потери. Наступление гитлеровцев было сорвано. Пленные показывали на допросах, что гитлеровское командование ошеломлено неудачей наступления под Ленинградом.
Войска Ленинградского фронта предприняли в сентябре ряд частных наступательных операций, но особых территориальных успехов не имели; сказывалось недостаточное умение наступать, четко организовать взаимодействие в бою различных родов войск, сочетать огонь и движение. Командиры и штабы плохо управляли войсками при переходе от обороны к наступлению. Тем не менее, эти бои сыграли немалое значение: враг нес потери, наши активные действия не давали немцам возможности снимать войска из-под Ленинграда и перебрасывать их на другие фронты, а главное, наши бойцы и командиры получили большой опыт, который пригодился им впоследствии в крупных наступательных операциях.
В частях стало больше порядка и организованности. Более четко осуществлялось взаимодействие артиллерии фронта с артиллерией Балтийского флота, укрепилась оборона на подступах к городу.
В Ленинграде в эти опаснейшие дни не было и признака паники. Трудящиеся города стойко переносили все невзгоды военного времени.
Враг вынужден был отказаться от попыток взять город штурмом, зарылся в землю, подтянул к городу дальнобойную артиллерию. Началась длительная, затяжная контрбатарейная борьба. Ленинградские артиллеристы проявили высокое мужество и мастерство.
Им было нелегко. Доставлять боеприпасы в осажденный город становилось все труднее и труднее. Приходилось беречь каждый снаряд.
В Ленинграде я повидался с отцом. Он проявлял кипучую энергию по эвакуации детей на Большую землю, а сам категорически отказался выехать в тыл страны.
В этот раз я провел двадцать суток в осажденном городе.
В конце сентября меня вызвали в Москву: в Ставке накопилось много срочных дел.
Ночной разговор
Время было горячее. Все забыли об отдыхе. Не успел я проработать в своем управлении несколько дней, как получил задание Ставки немедленно выехать на Московский фронт для проверки боевой готовности частей и соединений. Вражеские войска подходили все ближе к столице. Наш резервный Московский фронт мог со дня на день войти в соприкосновение с противником.
В проверке боевой готовности 33-й армии принимала участие группа преподавателей Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского во главе с генералом П. М. Прохоровым. Мы вникали во все, вплоть до размещения и использования станковых и ручных пулеметов. Я обратил внимание на отлично отрытый и замаскированный окоп. Распоряжался в нем пожилой командир отделения, настолько грузный, что ремень у него на поясе еле сходился. Завидя меня, он четко отдал честь,
- Господин генерал! - начал он свой рапорт.
Разговорились. Оказывается, он был унтер-офицером в царской армии, служил и при Керенском. С тех пор еще застряло в голове обращение "господин генерал". Давно бы на покой пора старику, но не смог усидеть, когда враг подошел к самой Москве. Добровольно вступил в народное ополчение. Получился из него замечательный командир. Его отделение показало себя с самой лучшей стороны.
На Московском фронте не хватало артиллерии. Но пока мы не могли ее пополнить. Оставалось одно: побольше завезти боеприпасов на огневые позиции.
Командование попросило меня порекомендовать опытного специалиста на должность начальника артиллерии фронта. Я назвал имя начальника Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского генерала Л. А. Говорова. Предложение тут же приняли в Ставке и без промедления оформили приказом.
Внезапно меня вызвали в Ставку. Наша машина стрелой полетела в Москву. Вечером в тот же день я был в маленьком, неприметном особняке на Кировской улице. В приемной встретил А. И. Микояна. Он сказал, что меня ждут.
Потребовали краткий доклад о состоянии и боевой готовности частей и соединений Московского фронта, в которых мне удалось побывать.
Вдруг раздался заунывный сигнал воздушной тревоги.
Всем пришлось уйти в правительственное бомбоубежище. Свой доклад я продолжал здесь. Члены правительства подробно расспрашивали меня об организации обороны, настроениях людей. Особое внимание уделяли артиллерии.
Речь зашла и об управлении огнем артиллерии. Я пожаловался на недостаток в средствах связи. Сейчас же была затребована справка о производстве у нас полевых телефонных аппаратов, телефонного кабеля, радиостанций. Цифры, приведенные в ней, были большие. Наша промышленность производила много, но потребности были еще больше.
Пригласили А. И. Микояна и предложили ему срочно и в возможно больших количествах закупить средства связи за границей.
- А ваше дело, - сказали мне, - проследить, чтобы артиллерия стала главным их потребителем. Так и передайте начальнику связи Красной Армии.
На следующий день я позвонил генералу И. Т. Пересыпкину и информировал его о решении Ставки. После этого артиллерия всю войну снабжалась средствами связи в первую очередь.
В эту ночь противник летал и бомбил очень много, но лишь несколько бомб упало в черте города. Все остальные были сброшены на огневые позиции зенитной артиллерии. Когда об этом доложили в Ставку, Сталин сказал мне:
- Вот видите, как они охотятся за нашей артиллерией. Знают ей цену. Нам нужно беречь ее.
Наконец раздался отбой. Все вышли из убежища. На улицах уже было светло, в воздухе тихо.
Через несколько дней мне позвонил начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников и попросил приехать к нему. Я прибыл без промедления. Шапошников сидел за. письменным столом, без кителя, курил папиросу за папиросой и пил крепкий, почти черный чай. Он был, как всегда, приветлив, извинился, что из-за жары вынужден работать без кителя, и начал деловой разговор своим любимым выражением: "Ну, батенька мой". Шапошников рассказал, что поздно ночью получил указание разработать и внести в Ставку предложение о постоянном прикрытии пехотой нашей артиллерии из расчета: взвод пехоты на батарею, рота пехоты - на дивизион.