Мы прошли к обороне взвода старшего лейтенанта Чалаганидзе. Эммануил Нестерович, красивый, статный грузин, встретил приветливо, доложил об обороне, поведении противника и, уже заканчивая, обратил наше внимание на то, что фашисты минируют сады, являющиеся последним подступом к Цишицам.
- Но пока что минные поля не везде!
- Говоришь, не везде? - уточнил Павлюк.
- Так точно, товарищ майор, пару проходов ребята нащупали.
- Значит, сможешь, генацвале, людей провести.
- Конечно, смогу!
- Нужно торопиться, - глянул на часы майор Павлюк и уже в раздумье продолжил: - Все же надо проверить, Алтунин. Пришлю разведчиков, посмотри еще раз проходы, подумай, как их лучше использовать. Потом доложишь свои соображения. Осечки никакой не должно быть. Боевое распоряжение скоро получишь.
Командир полка не стал нас вводить в детали предстоящего дела: возможно, еще сам не принял окончательного решения. Но в том, что оно предстоит, сомнения ни у кого не было.
Назад возвращались тем же путем. Кто-то из сопровождавших нас зацепился ногой за пустую консервную банку. Она покатилась и зазвенела по камням. Мы замерли на месте. Со стороны противника ударила очередь. За ней - вторая, третья... Местность осветили ракеты. Пули цокали вокруг нас, визжали.
- Ложись! - скомандовал Валентин Евстафьевич.
Не успели мы упасть на землю, как вверху визгливо зашелестело: "и-у-у..." "Тр-рах, трах!" - загремели в темноте вокруг нас взрывы, завизжали осколки, комья земли забарабанили по спинам.
Мины продолжают рваться. Пламя на мгновение выхватывает из темноты лица, слепит. "Влипли, - мелькнула в сознании мысль. - Ненароком еще командира полка зацепит. Тогд& хлопот не оберешься..."
Земля вздрагивает, стены неглубокой траншеи осыпаются, свистят осколки. Но вот минометный обстрел начал стихать. Из стрелкового оружия противник продолжает палить. Подают голос крупнокалиберные пулеметы.
- Растревожили фрицев, - говорит Валентин Еветафьевич. - Ишь как бесятся, черти! Кстати, у немцев на твоем участке крупнокалиберные пулеметы. Что-то раньше не слышал о них. С наступлением сумерек подтянули?
- Очевидно.
- Твои наблюдатели прошляпили, что ли?
Я промолчал. Павлюк выждал паузу, продолжил:
- К тому же ручных пулеметов у немцев многовато. Тебя поддерживает истребительно-противотанковая батарея. Она-то чем занимается? Ставишь задачу противотанкистам или им подавай бронированные цели?
- Как же, ставлю. За день четыре огневые точки уничтожили. Да и бронированные цели были.
- Так вот, передай им от меня: в атаке ротам путь расчистить! Не только крупнокалиберные, но и легкие пулеметы уничтожить. Иначе сами пойдут в цепи с твоими ребятами. Так им и передай.
Мне невольно вспомнилась вчерашняя ночь. Отдохнуть прилег уже под утро, однако сон не шел. Непонятное ощущение тревоги охватило меня и не давало забыться.
Поворочавшись с полчаса на жесткой импровизированной постели (на ржаную солому была наброшена плащ-палатка, а под голову положена чья-то солдатская шинель), поднялся и вышел из окопа. Следом появился ординарец.
- Разбуди автоматчиков. Пройдусь в роты, а ты ложись отдыхать. Завтра тяжелый день будет.
- Все они у нас тяжелые, товарищ капитан. Поспали бы и вы.
- Слышал, что тебе сказал?
Минут через пять в сопровождении автоматчиков отправился на передний край. По пути заглянул на огневую позицию батареи противотанковых пушек. Нас окликнул часовой и потребовал назвать пароль. Подошли ближе. Орудия были добротно укрыты в окопах, боеприпасы лежали в ровиках. Прямо у станин забылись коротким сном расчеты.
- Намаялись, товарищ капитан, за день, - пояснил мне подошедший сержант. - Да и на всякий случай...
- Понятно, понятно...
- Комбата разбудить?
- Не нужно. У вас здесь два взвода. Третий на пригорке.
- Так точно, товарищ капитан. Рядом с НП командира вашей четвертой роты.
- Хорошо, пройдем туда.
Сержант вызвался проводить нас.
- Тут немцы мины поразбросали, товарищ капитан, - предупредил он. Саперы еще не успели их поснимать. Правда, указками обозначили. Но, кто его знает, еще ненароком оступитесь. Мне же все одно - время проверить несение службы. Да и каждый кустик знаком.
- Хорошо, ведите, - согласился я.
Метров через сто пятьдесят были на месте. Прошли к орудиям. Пока сержант вполголоса разговаривал с часовым, я прислушался. Ничего подозрительного слышно не было. Невдалеке чернел изгиб траншеи, мы двинулись туда, но, не дойдя нескольких шагов, остановились от приглушенного окрика. Вновь назвал пароль.
- Товарищ капитан, вы?!
- Я.
- Сюда, сюда. Сейчас командира взвода разбужу. Он тут, рядом.
- Не надо, Зверев.
Солдат в ответ произнес:
- Узнали?!
- Как же тебя не запомнить, Иван Петрович!С рядовым Зверевым, немногословным колхозником с Черниговщины, я впервые встретился перед форсированием Вислы. На одном из привалов распределяли прибывшее с маршевой роты пополнение. Хотели было по возрасту определить его в ездовые. Наотрез отказался.
- Мне нужно в строй, товарищи командиры, - твердил боец. - У меня к фашистам счет особый. Село, значит, наше подчистую разграбили изверги, а потом сожгли.
Направили Зверева в стрелковую роту. И не ошиблись. В первых же боях он показал себя с положительной стороны. Простой, спокойный, Иван Петрович благотворно влиял на молодежь взвода. И вовсе не случайно, что именно его командир назначил нести службу в это трудное время суток.
Вместе обошли оборону взвода. Траншея, ячейки, огневые позиции для пулеметов и противотанковых ружей - все было сделано добротно, на совесть. Бодрствовали дежурные пулеметчики. На вопрос, как ведет себя противник, ответили: нормально.
- Вы, ребята, все же за углом сада посматривайте, - посоветовал им Зверев. - Не ровен час, и пожалуют гитлеровцы.
Распрощавшись с рядовым Зверевым, пошел с автоматчиками по траншее в сторону соседнего взвода. Порадовался и здесь: люди несли службу исправно.
Заглянул в 5-ю роту. Старший лейтенант Ковалев бодрствовал. Присел с ним покурить. Иван Архипович пожаловался на нехватку людей.