Анархизм - учение, охватывающее собою не одну только социальную сторону жизни человека в том смысле, какой придают ему освещающие его политические словари и наши митинговые пропагандисты-ораторы: анархизм - учение жизни человека вообще.
В процессе выработки своего всеобъемлющего миросозерцания анархизм ставит определенно выраженную задачу: это - охватить весь мир, преодолев на этом пути всякие преграды, какие есть и еще могут быть со стороны буржуазно-капиталистической науки и ее техники, и развернуть перед человеком исчерпывающее разъяснение о сущности этого мира, чтобы, таким образом, подойти к человеку вплотную и помочь ему сознательно почувствовать в себе анархизм, который, как я полагаю, внесен в него самой природой, и частичные выявления которого человек чувствует в себе всегда.
Этим самым анархист строит путь содействия человеку в деле изгнания из него всякого духа рабства, как из элемента, являющегося единственным безоговорочно реальным для анархизма: ибо только через его волю анархизм может практически воплощать себя в реальную жизнь.
В процессе своего развития анархизм безграничен. Для анархизма нет тех берегов, в которые он мог бы замкнуть себя и остановиться.
Анархизм, как и человеческая жизнь вообще, не знает законченных формул в своих достижениях.
Абсолютная свобода, а также безграничное на нее право человека, о которых теоретические постулаты анархизма нам повествуют, являются для анархизма, по-моему, лишь орудием, при помощи которого анархизм достигает своего более или менее полного выражения, совершенно не приостанавливая своего процесса. И лишь здесь анархизм становится понятным для каждого из нас: ибо вытеснив из человека искусственно водворенный в него дух рабства, анархизм становится уже непосредственно руководящей идеей для человеческих масс на пути всех их творческих достижений.
Теоретически анархизм в наше время признается все еще слабым, мало развитым и даже - говорят - во многом ошибочно понимаемым учением. Над ним многие его выразители - говорят - много работают, думают, тоскуют (я полагаю, конечно, что если кто-либо из товарищей действительно при этакой работе и думах тоскует, то тоска у них вызывается бессилием из кабинета выразить необходимые для анархизма социальные средства для социальных его действий в наше время...).
Фактически же анархизм живет всюду, где только ступает жизнь человека. Но понятным для человека анархизм - при жестоком гонении на него - становится только там, где есть его ученики, - ученики, искренно порывающие всякую связь с рабской психологией современности; ученики, бескорыстно стремящиеся служить ему, вскрывая в процессе его развития все его неведомые стороны, претворяя их в ведомые и, таким образом, прокладывая путь торжеству анархического духа над духом рабским.
Отсюда два положения:
Первое, что анархизм сохраняет разнородную в выражениях и действиях, но единую в своей сущности целость.
Второе, что анархизм всегда революционен и держится только за революционные методы действия в борьбе со своими притеснителями.
И с этой именно стороны, как революционный борец, отвергнувший на своем пути всякие правительства, писанные ими законы, самое общество, выделяющее из себя эти правительства, наконец, «нравственность» и «мораль» этого общества, - анархизм все более и более познается угнетенной частью человечества.
Это говорит о том, что анархизм в наше время уже не может оставаться в пределах кружковой мысли и групповой деятельности. Естественное влияние анархизма на психику человеческих масс в их борьбе очевидно. А чтобы это влияние анархизма массы восприняли сознательно, анархизм должен вооружиться новыми средствами и стать на пути социального действия сейчас, в наше время.
«Дело труда», № 4, сентябрь 1925 г.
Время, какое сейчас переживает трудящийся класс мира, требует от революционных анархистов максимального напряжения мысли и энергии в деле освещения стоящих пред массами волнующих их вопросов.
Это требование каждый из товарищей должен сознавать, задумываться над ним и прийти к тому выводу, что во время схватывать и освещать перед массами волнующие их вопросы анархисты смогут только общими организационными силами своего движения.
Наши товарищи, игравшие активную роль в Русской Революции и оставшиеся на своих анархических позициях, знают, как пагубно отразилось на анархическом движении отсутствие у него прочной организации. Эти товарищи могут сыграть в деле объединения особо полезную роль. От взора этих товарищей, - я полагаю, не ускользнуло то, что анархизм в России и на Украине среди трудящихся масс, творивших Революции, был великим бунтарем. Он всюду вел их на борьбу; но отсутствие своей организации, способной противопоставлять свои живые силы врагам Революции, сделало его беспомощным организатором.
От этого дело анархизма в Революции только страдало.
Сознавая все это, русские и украинские анархисты не должны допустить, чтобы оно страдало и в будущем. Они имеют слишком тяжелый урок прошлого и, пользуясь им, должны первые дать пример сплочения своих сил, создать свою анархическую организацию, которая могла бы отвечать задачам анархизма не только в работе по подготовлению Социальной Революции, но и в первые ее дни. Такая организация должна объединить все революционные силы анархизма и без колебаний заняться подготовкой масс к социальной революции и борьбе за анархическое общество.
К сожалению, далеко не все среди нас стремятся к действительной организации наших сил, без которой немыслима плодотворная работа в массах: многие из нас отчетливо сознают необходимость такой организованности, но немногие с серьезной настойчивостью берутся за нее.
А между тем события назревают во всех странах Европы, не обходя и опутанную царствующими путами пан-большевизма Россию.
Не далек тот час, когда нам снова придется быть активными участниками этих событий. И если мы войдем в них, не сорганизовав определенным образом своих сил, мы окажемся опять беспомощными предотвратить поворот этих событий в омут государственнических систем.
Сплоченность всех активных анархистов в один серьезный действующий коллектив очевидна для каждого из нас. Вряд ли найдутся противники этой сплоченности.
Вопрос заключается лишь в том, какая организационная форма наиболее приемлема для анархического объединения.
Я лично полагаю наиболее приемлемой и для дела анархизма необходимой организационной формой это Союз анархистов, построенный на принципе общей дисциплины и общего руководства всеми анархическими силами.
Все организации, входящие в этот общий союз, являются связанными между собою не только общностью социально-революционных целей, но и общностью средств, ведущих к достижению целей.
Деятельность местных организаций может приспособляться в необходимой степени к местным условиям, но она неуклонно должна сочетаться с направлением деятельности всей организации страны, т. е. всего Союза анархистов.
Будет ли этот Союз анархистов называться партией анархистов или как-либо иначе, - это не важно. Важно чтобы он осуществил концентрацию всех анархических сил и единство их действия против врага, за права трудящихся, за соц. Революцию, за анархическое общество.
«Дело труда», № 6, ноябрь 1925 г.
Мне задали товарищи вопрос: как я понимаю революционную дисциплину?
Под революционной дисциплиной я понимаю самодисциплину личностей, устанавливающую в действующем коллективе одинаковую, строго продуманную и ответственную линию поведения для членов коллектива, приводящую к точной согласованности, как действия, так и мысли их.
Без дисциплины в организации, как авангарде Революции, немыслимо серьезное дело революции. Без дисциплины авангард революции не может быть таковым; ибо, находясь в разбродном дезорганизованном состоянии, он бессилен формулировать задачи дня, чего для него, как инициатора, потребуют массы.
Эти положения я основываю на наблюдении и опыте. Предпосылки их следующие:
Русская революция в своем проявлении несла много положении чисто анархических. И если бы анархисты были тесным образом организованы и в своих действиях придерживались определенной дисциплины, они не понесли бы такого глубокого поражения в ней, какое имелось в действительности.
Но потому, что анархисты всех «толков и направлений» не представляли из себя, даже в своих фракционных группировках, определенного законченного в своей целости, дисциплинированного действующего коллектива, они не выдержали предъявленного революционной обстановкой политического и стратегического экзамена.
Их дезорганизованность, приведшая к политическому бессилию, породила две категории анархистов:
Одна категория - это те, кто бросился на систематические захваты буржуазных домов, особняков, в которых поселялись и жили во благо свое. Это с дугой стороны те «анархисты-гастролеры», которые переезжают из города в город, в надежде всегда на своем пути найти ночлежку - дом безделья - и жить в нем по мере их желания.
Другая категория - это те, кто порвали всякую честную связь с анархизмом (хотя за границами русской революции некоторые из них и по сию пору числятся чуть не вождями русского анархизма) и бросились на должностные места большевиков даже тогда, когда анархисты, сохранившие себя на своем посту и заклеймившие позор большевиков в Революции, за этот свой честный акт революционеров, расстреливались большевиками.
Из выше приведенного прискорбного факта становится совершенно понятным, почему я не могу быть равнодушным к существующему сейчас в анархических рядах разгильдяйству. Оно мешает им создать коллектив, перед которым бы люди, хватающиеся за анархизм ради фразы, люди, давно похоронившие себя для дела анархизма, или люди, лишь болтающие об анархизме, о его целости и действиях против врага, а когда доходит до дела, бегущие от этой целости, представились бы в ином виде, и ушли бы на подобающее им место. Вот почему я говорю об анархической организации, основанной на началах товарищеской дисциплины.
Такая организация приведет к необходимой согласованности все живые силы анархизма страны, и она же поможет анархистам занять свое должное место в великой борьбе труда с капиталом.
От этого идеи анархизма в массах только выиграют, а не пострадают. Бежать от такой организованности может только безответственный, пустой болтун, до сих пор занимавший в наших рядах по нашей же вине чуть не первое место.
Ответственность и дисциплина революционера не должны пугать. Они его спутники во всех делах рабочего анархизма.
«Дело труда», № 7-8, декабрь, январь 1925 г.
XIV Съезд Р.К.П. решительно осудил идею равенства. На эту идею Зиновьев сослался до съезда в полемике против Устрялова и Бухарина. Он заявил, что вся философия нашей эпохи пропитана стремлением к равенству. Против этой мысли решительно выступил на съезде Калинин. Он считает всякое упоминание о равенстве вредным и недопустимым. Рассуждения его таковы: - можем ли мы говорить о равенстве крестьянам? Нет, не можем. Ибо в противном случае они потребуют одинаковых прав с рабочими. А это противоречит диктатуре пролетариата. Можем ли мы напоминать о равенстве рабочим? Нет, не можем. И вот почему. На одной и той же работе стоят коммунист и беспартийный. Коммунист получает по шестому разряду, а беспартийный - по третьему. Признайте равенство, - и завтра же беспартийные рабочие потребуют, чтобы их во всем сравняли с коммунистами. Мыслимо ли это, товарищи? Нет, не мыслимо... А можно ли призывать к равенству коммунистов? Нет, нельзя - потому что коммунисты тоже разное положение занимают... И в смысле прав и в смысле благ.
По всем этим соображениям Калинин находит, что употребление слова: «равенство» Зиновьевым имеет чисто догматические и вредные цели. Отвечая на это, Зиновьев заявил съезду, что он говорил о равенстве в другом смысле. Он, Зиновьев, имеет в виду лишь «социалистическое равенство», которое будет в более или менее отдаленном будущем. Сейчас же, пока не совершилась мировая революция и неизвестно, когда совершится, ни о каком равенстве не может быть речи. И в особенности недопустимо признание правового равенства, ибо оно ввергло бы нас на путь опаснейших демократических уклонов.
Резолюцией это достигнутое единомыслие не закреплено. Но по существу обоими спорившими на съезде сторонами идея равенства одинаково признана непозволительной.
А ведь совсем недавно были иные времена, когда большевики говорили иные речи.
Под знаменем равенства они в Великой Русской Революции шли на свержение буржуазии вместе с крестьянами и рабочими, и пришли за счет их к политическому господству в стране.
Под этим же знаменем на протяжении восьмилетнего царствования над свободой и жизнями трудящихся бывшей России, ныне «Союза Социалистических Советских Республик», большевистские цари убеждали трудящихся своего Союза, которых угнетают, и трудящихся других стран, над которыми еще не имеют власти, что они преследуют, томят в тюрьмах и ссылке, убивают своих политических противников только во имя Революции - ее равенственных начал, которые большевизм, мол, внес в революцию, а противники его стремятся разрушить.
На протяжении восьми лет лилась кровь революционеров анархистов, не захотевших рабски преклониться и преклонить своих знамен перед насилием захватчиков власти и перед их безответственностью и заведомо ложными положениями.
В этом преступном деле большевиков, деле, не имеющем себе иного названия, как только кровавого разгула большевистских богов, умерли лучшие сыны революции только за то, что были верными носителями ее идеалов. Их нельзя было подкупить на измену. Они честно отстаивая заветы Революции, стремились преодолеть безумие большевистских богов и пробить ими созданные плотины на пути развития революции, чтобы вывести революцию из большевистского тупика на путь действительной свободы трудящихся и подлинного их равенства.
Большевистские боги усмотрели в этом стремлении сынов революции конец своему безумию и своим привилегиям, которые они успешно перехватывали у низвергнутого буржуазного строя и обманным образом закрепляли их за собой. - Они провозгласили смерть революционерам. Рабы их поддержали, и полилась кровь.
Восемь лет непрестанно лилась кровь рабочих и крестьян-революционеров. И спрашивается - во имя чего же она лилась?
Все, якобы, во имя равенства и свободы трудящихся, все во имя их, большевики уничтожали тысячами безыменных революционеров-борцов, награждая их эпитетами «бандитов» и «контрреволюционеров».
Этой ложью большевики прикрывали от трудящегося класса мира истинное положение вещей в России и свое банкротство в социальном строительстве, банкротство в котором они не хотят сознаться еще и теперь, когда оно больше чем очевидно для всякого, имеющего глаза.
Анархисты во время предупреждали трудящихся всех стран против преступлений большевизма в русской революции. Большевизм, как идеал своеобразного централизованного пангосударства явился в русской революции врагом свободному духу революционных тружеников. Путем беспримерных насилий он в корне пресекал его развитие и грязнил все достойное и лучшее в революции. Удачно маскируясь, он в то же время скрывал свое настоящее лицо от взора трудящихся всех стран, выдавая себя за поборника их интересов. Лишь теперь на девятом году своего царства, все более и более сближаясь с международной буржуазией, он начинает снимать с себя революционную маску и перед миром труда ясно обрисовывается лицо хищника и эксплуататора.
С идеей равенства у большевиков покончено не только на деле, но и в теории. Сама эта идея объявляется вредной для большевиков. Оно и понятно: их господство держится на прямо противоположной идее, -на вопиющем неравенстве, весь ужас и зло которого легли на спины трудящихся.
Пожелаем же, чтобы трудящиеся разных стран сделали необходимые выводы и в свою очередь покончили бы с большевиками, как носителями идеи рабства и угнетателями труда.
«Дело труда», № 9 февраль 1926 г.
День седьмого марта - скорбный день не только для трудящихся так называемого союза Советских Социалистических Республик, которые так или иначе причастны к Кронштадтским событиям, разыгравшимся в этот день, он тяжелый для трудящихся всех стран, 7-е Марта говорит нам о том, что свободные духом революционные рабочие и матросы Кронштадта потребовали от казнившего Русскую Революцию красного палача - Р.К.П. и ее слуги Советского Правительства.
Кронштадтцы требовали от этих государственных вешателей всего лучшего, принадлежащего труженикам села и города по праву революции, ими совершенной.
Они требовали воплощения в жизнь принципов Октябрьской революции:
- «Свободного избрания Советов, Свободы слова, печати для рабочих и крестьян, анархистов и левых социалистических партии»...
Российская Коммунистическая партия усмотрела в этом покушение на свое господское положение в стране и, прикрывая свое подлое лицо палача маской революционера и друга трудящихся, объявила свободных матросов и рабочих революционного Кронштадта контрреволюционерами и бросила против них десятки тысяч темных рабов-красноармейцев с целью истребить этих честных революционных борцов, совесть которых была чиста перед революционным народом и не позволяла им бросаться в объятия лжи и подлости Р.К.П., топтавшей права революции, права трудящихся.
7-го марта 1921-го г. В 6 час. 45 м. Вечера по Кронштадту был открыт ураганный артиллерийский огонь.
Естественно, что революционным Кронштадтцам необходимо было защищаться. И они защищались, имея в виду себя и других. Да, именно и других; ибо их защита в Кронштадте, защита своих революционных прав, руководствуясь которыми они предъявляли требование большевистской власти прекратить произвол над правами трудящихся
- отражались в сердцах всей подневольной России. Последняя готова была их поддержать в этой их справедливой и героической защите. Но она была в это время порабощена, закована в цепи карательных красноармейских и чекистских отрядов, специально выделенных для подавления свободного духа и воли страны.
И сколько погибло в этой защите Кронштадтцев и напавшей на них слепой красноармейской массы, руководимой большевиками, об этом трудно точно сказать. Но факт тот, что всех погибших в этих событиях в один десяток тысяч не вместишь. И все погибшие суть рабочие и крестьяне, все они - те, за счет которых большевистская партия, обманывая их лучшим будущим, пробралась к власти, силами которых эта партия долгие годы пользовалась в своих личных интересах, в интересах развития и усовершенствования своего политического и экономического господства в стране.
Все лучшее, за что боролись в русской революции рабочие и крестьяне, революционные Кронштадтцы защищали в своей героической борьбе с большевистской олигархией. За это последняя их истребила,
- на половину истребила физически в дни своей победы над ними; на половину томит по сырым застенкам тюремных казематов, полученных ею, как наследие от царско-помещичьего строя, и по концлагерям других стран, в Финляндии в особенности.
С этой стороны 7-е марта является скорбным днем для трудящихся всех стран. В этот день не у одних только российских тружеников вырвется из груди крик боли за погибших и оставшихся в живых революционных кронштадтцев, томящихся под замком большевистской каторги.
Но стонами этот вопрос не разрешится и не должен разрешиться. Трудящиеся всех стран, не зависимо от дня 7-го марта, должны организовать всюду митинги протеста, как против совершенных Р.К.П. злодеяний в Кронштадте над революционными рабочими и матросами, так и за освобождение уцелевших из большевистских тюрем вообще и из финляндских концлагерей в частности.
«Дело труда», № 10, март 1926 г.
Кто из нас не помнит величайшей по своим заданиям Русской Революции в октябрьские, ноябрьские, декабрьские и январские дни 1917-18 годы.
Все мы помним, все мы знаем ее и в эти дни и в сменившие их затем месяцы и годы, - знаем если не благодаря непосредственному участию в событиях ее, то через печать носителей идеи анархизма.
На передовых позициях этой Революции умерли лучшие работники анархизма и преданные сыны трудового люда. Они своей преданностью делу революции и анархизму увлекали за собою силы труда разрушать подлый строй неволи и на место него строить свободное общество равных тружеников.
Многие из них умерли; но те, кто остались в живых, за свою преданность делу труда, его идеалам, попали в полицейские лапы восторжествовавшей в стране партии большевиков - коммунистов, частью были убиты этой партией, частью же попали на большевистскую каторгу, где и до сих пор томятся в тяжелых условиях заточения.
Очень много наших товарищей, сидевших в большевистских тюрьмах и концлагерях по пять и шесть лет, снова по окончании сроков присуждены большевистской властью к новым срокам наказания.
Много в тюрьмах большевистского государства заключено товарищей, о которых нам просто неизвестно, в каких областях они находятся. Не сегодня-завтра они отзовутся, или мы должны разыскать их сами...
Их много, их целые вереницы в большевистских застенках.
Не надо медлить ни одного дня. Следует помнить, что всякий лишний час пребывания наших товарищей на большевистской каторге многим из них грозит смертью. Нужно действовать в двух направлениях. Во-первых, необходимо в международной революционной печати поднять кампанию за освобождение всех анархистов, социалистов и беспартийных революционеров и за раскрепощение революционной мысли в России.
Далее, необходимо организовать материальную помощь заключенным товарищам путем сборов, пожертвований, устройством предприятий, выпуском подписных листов и т. д.
При этом, по-моему, дело материальной помощи заключенным товарищам ни в какой мере не должно поручаться тому или иному отдельному лицу, как бы оно себя высоко ни ставило, а только лишь ответственной анархической организации.
Всякий активный, искренно преданный анархизму анархист, прежде всего сам постарается быть в рядах организованного анархического движения и оттуда вести работу, сколь бы скромна она ни была.
Дело организации помощи, заключенным анархистам, есть прежде всего дело ответственных анархических организаций. Таких организаций в настоящее время наметилось три: «Голос Труда» - Буэнос-Айресе (Южная Америка), «Федерация анархистов в Северной Америке» -(включая сюда и образовавшийся недавно в С. Америке Черный Крест) и «Группа русских анархистов за границей» (в Европе). По адресам этих организаций и следует направлять собранные для заключенных анархистов средства.
Итак, за работу, товарищи!
Общими усилиями создадим общий и по возможности постоянный анархический фонд помощи нашим товарищам анархистам - борцам за новый мир свободного труда.
Н.Махно «Дело труда», № 12, май, 1926 г.
Тов. Максимов, в № 18 «Голоса Труженика» Вы ставите мне ряд вопросов: как назвать этот общественный строй, который обрисован «в Декларации махновцев-повстанцев»? Как назвать тот опыт, который родил такое произведение, как Декларация?.. и т. д.
Не будь этих существенных вопросов, я не стал бы отвечать на ваше возражение против меня, возражение, построенное на отдельных фразах из моего открытого письма к Г.Д.
Эти существенные вопросы побуждают меня дать вам на них ответ.
Проект «Декларации повстанцев-махновцев» не является конституцией махновского государства. И я поражен, что вы имеете такое нелепое понятие о ней. Вы ведь хорошо знаете, что повстанцы махновцы о государстве вообще никогда не замышляли. Или вы для пущей важности прибегли к повторению пустых слов отставного большевистского генерала Льва Троцкого?
Проект Декларации повстанцев-махновцев - есть поспешный плод работы нашей Гуляй-Польской группы анархо-коммунистов в момент тяжелого положения революции на Украине, боевой обстановки, когда нам некогда было посылать гонцов в города к тем или другим теоретическим силам анархизма, чтобы услыхать их формулировку заданий анархизма сегодняшнего дня.
На протяжении первых двух лет и четырех месяцев моей активной анархической борьбы в Русской Революции, борьбы в самой гуще украинской подневольной деревни, и вместе с подневольной деревней я не видел в городском анархизме конкретных положений, через которые можно было бы практически сроднить деревню с идеей анархизма в городе.
Я упорно стремился выработать эти положения в повседневной практической борьбе за эти годы. Но в силу целого ряда причин, и первое из них серьезное теоретическое бессилие, мне это мало удавалось. Я с особой болью в сознании этого начал впадать в наивность и ожидать, что теоретики, которых у нас за время Революции слишком много народилось, что-либо наметят. Но и этого не дождался.
И вот, когда революционно-крестьянская армия повстанцев-махновцев была сбита с противоденикинского фронта с одной стороны самими деникинскими частями с другой прямой изменой большевистского красного командования, я принужден был с некоторыми частями этой армии очутиться в новых областях Украины. Там трудовое население ничего не знало о нашем движении и было отравлено, с одной стороны, петлюровской государственностью, с другой, деникинской и большевистской (это был период, когда Троцкий провозгласил лозунг: лучше сдать всю Украину Деникину, чем дать развиться махновщине).
В этих новых областях в боевой обстановке наспех я набросил в основных пунктах декларацию.
Мы, анархисты-крестьяне, долго оспаривали ее пункты, все не решаясь выпустить их в свет.
Как вдруг неожиданно для нас в наших рядах очутились анархисты «набатовцы», в числе которых был и тов. Волин.
Тов. Волину, как теоретику-анархисту, были вручены эти пункты «Декларации» для просмотра и детальной разработки. Тов. Волин около месяца трудился над ними и представил их в Совет Армии, командному составу и представителям повстанческих частей уже в законченном виде со своим предисловием.
Мы видели, что в основном пункты «Декларации» ни в чем не изменены, а только пополнены литературными зигзагами с более выпуклым выражением литературного языка, что придало ей изящный и более выпуклый вид. Снова в наших рядах крестьянской группы возникли, было, прения из-за некоторых пунктов этой декларации. Но, в конце концов, группа, как и я, снаивничали, что раз, дескать, она прошла через руки товарища, который, как мы считали, теоретически более подготовлен в анархизме, и раз он не устранил из нее пунктов, из-за которых мы спорили между собою, значит, эти пункты не противоречат анархизму. А в том, что они сочетаются с моментом Революции, мы были убеждены. - Поэтому «Декларация» была принята, как «проект декларации» и как проект нами всюду понималась.
Правда, после этого у ряда товарищей возникло сомнение относительно теоретических знаний анархизма товарища, редактировавшего Декларацию. Я, однако, считал важным, чтобы в наших рядах были люди с анархическим образованием, я полагал, что таковым является тов. Волин, и настоял еще до этого перед Советом Армии освободить меня от председательствования в нем. Я выставил кандидатом на этот пост товарища Волина, который и был избран председателем Совета Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев) и был проведен на этот пост по приказам повстанческой армии.
Такова история возникновения «Проекта Декларации» Повстанцев-Махновцев, которую вы, товарищ Максимов, по незнанию называете прямо «Декларацией».
В этом «проекте» есть недомыслие, но как видите, за него прямо ответственно не махновское движение, а я и т. Волин.
Ну, а что касается ваших ссылок на Бакунина, то я должен вам сказать, что когда вы хватаетесь за идеи «переходного периода», вы искажаете бакунинское понятие о нем.
Великий Бакунин, эта неутомимая революционная сила, мыслил «переходный период» - по-моему - в полном упразднении классового государства и экономического неравенства; но ни в коем случае не политической системе «распыленной власти», которую русские анархо-синдикалисты вынесли из Русской Революции по недомыслию, подчинившись разложению (по городам) и бездействию анархических групп и федераций в рядах подневольной деревни...
Я уверяю вас, товарищ Максимов, что систему о «Переходном Периоде» и «распыленной власти» русских анархо-синдикалистов, одном из творцов которой является, кажется, и вы, Бакунин назвал бы прямой атакой против его понимании анархизма вообще и его практической политики в частности. А над вашими ссылками на него в области понимании «переходного периода», он прямо посмеялся бы и сказал бы: - анархизму ничего не страшно. Он могуч и силен и, как только организованно займет свои позиции в деле подневольного труда - Социальной Революции - он всякие уродства изживет на своем пути...
На счет ваших, тов. Максимов, ссылок на социал-демократа Дана, должен заметить, что они уместны только для беспочвенных пастырей, блуждающих в области пустословии. Знающий обычай социал-демократии атаковывать враждебные ей течения и в особенности анархические и синдикалистические, этих вздутых ссылок на нее не приемлет; ибо он видел, что анархическое движение в России, как тянулись на буксирном, от старости расшатанном тарантасе за событиями, так и по сию пору тянутся. И будут так тянуться до тех пор, пока мы не позаботимся разбить совсем этот тарантас и на место него построить строго действенные организации.
С товарищеским приветом. «Дело труда», № 15, август 1926 г.
Не входя здесь в обсуждение предмета спори между товарищами Г.Максимовым и Н.Махно, я считаю необходимым, во избежание ошибочных толкований, дополнить даваемые Н.Махно справки некоторыми сведениями, не относящимися строго к предмету спора и потому опущенными в его изложении.
1. Председательствование в военно-революционном Совете повстанческой армии было мною принято на себя лишь временно и только с целью инструктирования, при следующих обстоятельствах. Будучи постоянно отвлечен фронтом и боевой работой (дело происходило в 1919 г., в момент ожесточенной борьбы с деникинской армией), Махно не имел ни времени, ни возможности заниматься как следует делами Совета, председателем которого состоял. Он даже редко мог бывать на заседаниях Совета. Заместителем его был в то время тов. Лащенко (повстанец). Благодаря этому и ряду других обстоятельств, работа Совета шла плохо. Как-то раз я заговорил об этом с Махно. - «Ты же знаешь, что мне некогда заниматься Советом, - сказал он. - Не согласишься ли ты председательствовать в Совете и помочь товарищам поставить дело? Ты будешь предложен Совету...» Я согласился на временное председательствование с целью инструктирования. Так и было сделано. Пробыв в течение 2 месяцев председателем Совета и оказав помощь товарищам в постановке работы, я счел свою задачу оконченной и, по соглашению с Советом, передал председательство т-щу Лащенко.
2. Я не знаю, почему некоторые товарищи ставят в упрек «Проекту Декларации» его неполную анархичность. Этот проект вовсе не должен был быть строго анархическим. Данное мне повстанцами поручение было совершенно точно формулировано: не вводить в материалы и наброски к проекту ничего от себя, а лишь придать проекту стройную литературную форму и выразить яснее некоторые пункты, недостаточно отчетливо формулированные в материалах.
Декларация была обозначена как только проект именно потому, что, по предложениям составлявших и принимавших ее лиц, позднейшая оценка и критика, ее широкими массами, анархистами и пр. могли привести к тем или иным в ней изменениям.
Я лично всегда смотрел на нее, как на крайне любопытный исторический и революционный документ, ярко отражающий идейную сущность повстанческого движения
С этой точки зрения, проект именно должен был быть точным выражением идей повстанчества, и, редактируя его, я меньше всего заботился о том, чтобы сделать его «анархическим».
ВОЛИН. «Дело труда» № 16, сентябрь 1926 г.
Современное государство и как форма организации общественной жизни народа и как форма организованного насилия произвольной власти над этим же народом - независимо от того: буржуазное это государство, или оно «трудовое», «пролетарское» - все одно покоится на так называемом централизме, вытекающем из прямого насилия меньшинства над большинством.
Для утверждения своего правопорядка, всякое государство помимо штыка и рубля пользуется еще могущественными средствами чисто духовного характера.
С помощью их, этих духовных средств ничтожная кучка политических дельцов духовно обуздывает все человеческое общество и в особенности большую трудовую часть его, обуздывает с целью отвлечь его внимание от рабского ярма, наложенного на него государством.
Следовательно, чтобы бороться против организованного насилия современного государства нужно выступить с соответствующими средствами.
До сих пор те средства социального действия, с какими революционный класс трудящихся выступал под знаменем анархизма против власти насильников и эксплуататоров - капитала и государства - были недостаточны для полной победы трудящихся. И хотя в истории борьбы труда с капиталом были моменты, когда трудящиеся разбивали капитал, но победа ускользала от них, ибо власть государства вмешивалась, меняла внешне свои и капитала формы, сочетала дела частного капитала с делами государственного и побеждала трудящихся.
Опыт Великой Русской Революции вскрыл нам более ярко наши недочеты в этой области, и мы не вправе их забывать. Мы должны в них разобраться отчетливо. Мы сознаем, что наша борьба против государства в Русской Революции, несмотря на царившую в наших рядах дезорганизованность, была особенно заметна в деле разрушения этого отвратительного института.
Но ее почти что не было в деле построения задач завтрашнего дня и его учреждений социального действия, которые обеспечили бы свободное развитие общества тружеников без опеки государства и его насильнических институтов.
То обстоятельство, что мы анархисты-коммунисты, как и синдикалисты - не определили в Русской Революции завтрашнего дня и не поспешили формулировать во время учреждений социального действия, не раз вынуждало многие наши группы и даже целые организации (если допустить, что они существовали) спотыкаться в своей политической и социально-стратегической ориентации на боевом фронте революции.
Чтобы не попасть в такое положение в дни исторические и в будущем, - или если попасть, то выходить из него чуждыми растерянности, сохранившими связи со своей организационной линией поведения, -мы должны, наряду со стягиванием в один действующий коллектив своих сил, определить теперь же наше положительное отношение к территориальным, местным хозяйственным и общественным единицам. Назвать их определенно своим именем, конкретизировать в основных чертах сущность их революционных функции в деле борьбы против государства.
Этого требует от анархистов наше время и указания Великой Русской Революции.
Кто погружался в самую гущу борьбы трудящихся деревни и города в Русской Революции и переживал вместе с ними их успехи и поражения в этой борьбе, тот должен, несомненно, придти к нашим выводам, а именно, что борьба наша против государства во имя ликвидации его одной только вооруженной силой революции есть дело слишком тяжелое и почти что неосуществимое.
Необходимо связать действия вооруженных сил революции с действиями повсеместных территориальных хозяйственных и общественных единиц, вокруг которых население той или другой местности страны на первый же день революции будет организовываться в целях независимого от государства самостоятельного ведения своих общетерриториальных хозяйственных и общественных дел.
Анархисты должны теперь же обратить свое внимание на эту сторону дела революции. Так же должны учесть своевременно то обстоятельство, что вооруженные силы революции - в лице ли революционных строго скомплектованных воедино армий или многочисленных раздробленных на группы партизанских отрядов, могут только разгонять носителей и защитников идеи государственности и этим самым создать условия возможности всему народу, шедшему за революцией, порвать связи с прошлым и наметить планы строительства новой социально-общественной жизни. Государство же в своем существе еще сохранит свои жизненные соки во всех уголках страны, во многом будет переплетаться с новой жизнью населения, и этим самым будет тормозить рост и развитие новых, сочетающихся с идеей освобождения отношений между людьми.
Решительная и полная ликвидация государства наступит, лишь тогда, когда идейное руководство анархизма борьбою трудящихся будет полным и если революционные труженики деревни и города выработают свои учреждения социального действия.
Такими учреждениями и должны явиться территориальные хозяйственные и общественные самоуправления или вольные (безвластные) советы. Сущность и структуру этих советов и их революционные функций следовало бы заранее разработать революционным рабочим и крестьянам и их идейно-революционному авангарду - анархистам. Ибо от этого в значительной степени зависит положительный рост и развитие идеи анархизма среди тех, во имя которых и которыми будет практически совершаться ликвидация государства и построение свободного общества.
«Дело труда», № 17, октябрь 1926 г.
В то время, когда вспыхнула февральская революция, и, извергнув политический деспотизм царско-помещичьего строя, прокладывала пути к созданию новых свободных отношении между народами, бывшими дотоле под насильственным ярмом русского государства, в это время, естественно у этих народов возникла идея полного самоуправления, вплоть до отделения от русского государства.
Особо резко эта идея выявлялась на Украине. Однако в то время она не имела определенного оформления. В среде украинского народа появились десятки разноцветных политических группировок, каждая из которых на свой лад, применительно к своим партийным интересам истолковывала идею самоопределения. Широкие украинские массы труда не сочувствовали им и не шли за ними.
Прошло шесть-семь лет времени уже после второй, - Октябрьской Революции, и отношение украинских тружеников выросло и, углубилось к идее самоопределения. К ней массы труда на Украине относятся теперь сочувственно, подчас даже утверждают ее в своей жизни. Так, например, они утверждают свой язык, свою культуру, которые в дореволюционное время находились в положении пасынков. Свой быт, обычаи они поддерживают в своей новой жизни, согласовывая их с новыми ее достижениями. Правда, всеми этими естественными явлениями украинской действительности, против которых большевики бессильны бороться, если бы и хотели, очень не прочь воспользоваться господа государственники в целях построения самостоятельного украинского государства. Однако господа эти не имеют за собой силы широких масс труда. Последние пока что не приняли их идею за свою социальную цель в борьбе против поработившей их партии большевиков. Здоровое чутье украинских тружеников и их тяжелое положение под гнетом большевистского государства не позволяют им закрывать глаза на государство вообще. И поэтому они стоят в стороне от этой идеи, не принимают ее за свою социальную цель, ищут чего-то своего, иного и определенного, чтобы с помощью этого «чего-то» найти путь к освобождению.
Украинским революционерам вообще и анархистам-революционерам в особенности есть над чем серьезно задуматься, чтобы затем должным образом взяться за работу в рядах украинских тружеников.
Однако наша работа среди украинских масс не может сейчас проводиться в том направлении, в каком она проводилась в период 19181920 гг., ибо украинская действительность теперешних дней не та, что была в прошлые годы. Тогда трудовое украинское население, сыгравшее столь красивую революционную роль в деле разгрома наймитов буржуазии - Деникина, Петлюры и Врангеля, не сознавало еще, что выйдет из революции обманутым и порабощенным.
То было время, когда все труженики находились в борьбе против возврата к жизни старого царско-помещичьего строя. Тогда некогда было присматриваться и проверять всех «пришлых» в их ряды. Вера в революционера брала верх над всякими рассуждениями о том, кто эти «пришлые», не недруги ли они наши?
Тогда трудящиеся шли в атаку против контрреволюции, держась в своих действиях того, кто шел в их передних рядах и своим бесстрашием перед смертью давал им пример защиты их общего дела в революции.
Теперь в психологии украинских тружеников многое изменилось. Они успели вдосталь присмотреться к пришлому в их ряды элементу и более критически относятся к тому, с чем они вышли из революции, т. е. какие революционные завоевания остались за ними и в их непосредственном распоряжении.
В пришлом элементе, как бы он ни подделывался под украинскую «мову», они опознают, главным образом, прямых и косвенных своих врагов, которые даже под флагом социализма действовали и действуют в направлении порабощения труда.
Они сознают теперь также и то, что вышли из революции обманутыми - все их прямые завоевания в ней захватила в свои цепкие руки каста социал-эксплуататоров, оставив массам лишь одно право подневольного труда. Словом, нечто вроде австро-венгерской оккупации, прикрытой всяческими большевистскими фокусами.
Вот факт этой оккупации и вызывает в массах некоторую националистическую струю, направленную против «пришлых». И совсем не зря господа большевики, управляющие Украиной из Москвы, подделываются под украинскую «свитку» и под украинскую «мову»: их побуждает к этому ими же взращенная ненависть украинских масс. Сами условия большевистского деспотизма толкают их к тому, чтобы изыскать средства, помощью которых можно было бы разрушить этот деспотизм и пойти по новому пути к подлинно свободной жизни.
Однако большевики не дремлют и в три погибели приспособляются к украинской действительности.
В 1923 году они увидели себя заблудшими овцами в украинской действительности. Они сменили свою тактику и поспешили навстречу требованиям действительности. Даже больше этого, они поспешили связать существо большевизма с существом национализма и в небезызвестных положениях конституции Союза Советских Республик определили права каждого народа, входящего в состав этого Союза, на полное самоопределение вплоть до выделения себя из Союза. Конечно, лицемерно.
Чем эта связь большевизма с украинским национализмом закончится, покажут ближайшие несколько лет.
В таких условиях - в условиях вражды к пришлому элементу со стороны трудовых масс и националиствующего большевизма, - приходится работать теперь анархистам на Украине. Мы считаем, что главной их задачей теперь является - разъяснение массам того, что зло заключается не в пришлой власти, а во власти вообще. История последних лет Украины, так много перевидавшей всяких властей, как две капли воды похожих друг на друга, явится могучим аргументом в пользу этой нашей идеи свержения всякой власти. Мы должны показать, что как пришлая власть, так и власть самостийническая друг друга стоят и что до обоих их трудящимся нет дела. Свое внимание они должны сконцентрировать на противоположном - на разрушении очагов государственного аппарата и на замене их органами рабоче-крестьянского общественно-хозяйственного самоуправления.
Однако, подходя к этой задаче, мы должны считаться с особенностями последних дней Украины. Украина говорит по-украински и в силу все того же национализма подчас плохо слушает пришельцев, говорящих не по-украински. С этим следует считаться технически. Если до сего времени анархисты оказывали слабое идейное влияние на украинскую деревню, то только потому, что группировались по городам и притом не считались с национальным наречием украинской деревни.
Украинская действительность богата разнообразными возможностями, в особенности в области массово-революционного движения. Анархисты имеют большие шансы повлиять на это движение, стать его вдохновителями. Но при условии, если они разберутся во всех сторонах этой действительности и станут в прямое и открытое единоборство с переплетающимися в нем враждебными труду силами.
Справиться с этим можно лишь при наличии мощной украинской анархической организации. Над этим вопросом украинским анархистам надлежит серьезно подумать теперь же.
«Дело труда», № 19, декабрь 1926 г.
Известный присяжный большевистского царства Бонч-Бруевич в своих мемуарах подло оклеветал тов. Анатолия Железнякова. Несмотря на то, что этому пресловутому Бончу была хорошо известна славная роль тов. Железнякова в революции и что для большевиков он был слишком заметным человеком до самой его смерти, он, тем не менее, прибег в своих мемуарах к клевете и приписал вышедшему из низов народа титану революции имя бандита, убитого, якобы, в Черниговской губернии в столкновении с отрядом красноармейцев.
Эту заведомую ложь Бонч-Бруевича разноцветная пресса на эмиграции подхватила и разносит, не зная ни тов. Железнякова, ни тех его устремлений, за которые он боролся и умер на передовом посту революции, как бесстрашный борец ее.
Тов. Анатолий Железняков - матрос Черноморского флота. В 1917 году он был послан черноморскими матросами в качестве делегата к революционным матросам Балтийского флота и прибыл в гор. Кронштадт. Активность и решительность революционных моряков Балтики и всех рабочих, анархистов и революционеров приковали его внимание, и он остался с ними работать.
Во время нападения агентов Временного Правительства на бюро анархистов на даче Дурново, завершившегося арестом многих анархистов и убийством тов. Асина, Железняков, не желая подчиниться произволу, оказал вооруженное сопротивление им, в результате которого был все-таки схвачен и арестован вместе с другими анархистами, откуда он бежал и снова взялся за работу по подготовлению восстания против Временного Правительства за расширение и углубление революции.
Во время октябрьского переворота Железняков был на передовых позициях. Правда, уже в это время большевики, опередив его влияние на массы, стремятся из всех сил использовать его. Он назначается комендантом Зимнего Дворца. Но за этого нечего винить Железнякова. Скорее нужно винить всех нас, выявивших даже в момент революции неспособность организоваться и организованно, как того требовал момент революции, подойти к трудовым массам и увлечь их за собой на свой путь борьбы за революцию. На этом пути непримиримый бунтарь Железняков выявил бы себя полностью и исключительно во имя торжества анархического движения.
Порукой тому, что именно так, а не иначе было бы с Железняковым, если бы наше движение имело свои организационные пути в революции, служит то, что он все время своей боевой деятельности оставался непоколебимым в своих анархических убеждениях. С этими убеждениями он выступил перед революцией и сыграл главную роль в разгоне Учредительного Собрания. Исторически совершить этот факт было необходимо. Тов. Железняков совершил его.
И мы сожалеем лишь о том, что Железняков, имевший за собой прислушивавшиеся к нему революционные массы, не разогнал вслед за Учредительным Собранием и Совета Народных Комиссаров во главе с Лениным. Исторически это также было необходимо, так как это помогло бы во время расшифровать замаскированного душителя революции.
Итак, Железняков сыграл свою историческую роль в русской революции. Большевики эту его роль целиком поддерживали. Но когда он и далее оставался самим собой, не поддающимся влиянию партии, тогда полицейский глава Северной коммуны объявил его вне закона. Это принудило т. Железнякова на некоторое время уйти в деревню. А когда самодурство полицейского главы было выяснено в самом центре и отменено, он ушел на украинский фронт против Деникина. Здесь он организовал бронепоезд и с ним вошел в линию огня контрреволюции между гор. Николаевым и ст. Долинской, и там в борьбе с деникинщиной он умер смертью храброго героя-революционера.
Тело его было перевезено в Москву и там похоронено с особыми почестями. Над могилой его был произнесен ряд надгробных речей как анархистами, так и большевиками. И пресловутому Бонч-Бруевичу это было известно, ибо большевистская пресса посвятила ряд некрологов памяти революционера-анархиста Железнякова. Лишь по прошествии 6 лет господа большевики находят для себя лучшим подличать и лгать на славное имя анархиста Железнякова, а вместе с тем и на самую идею анархизма.
Правда, подлость и ложь не порок в большевистском обиходе и Бонч-Бруевич не научился ничему лучшему в большевистском царстве.
«Дело труда», № 22, март 1927 г.
Граждане евреи! В первом своем обращении к евреям (см. французскую анархическую газету «Le Libertaire» № 64 за июнь мес. 1926 г.) я предлагал евреям вообще: и буржуа, и социалистам, и «анархистам» типа Яновского, вместо пустой и безответственной болтовни обо мне лично как о погромнике и о руководимом мною в свое время освободительном движении украинских революционных крестьян и рабочих, как о погромном движении, причинившем какие-то беды еврейскому населению на Украине, - указать мне прямо: где и когда я или под моим руководительством упомянутое освободительное движение выявляло себя в еврейских погромах?
Я ожидал от евреев вообще, что они, прочитавши мое к ним обращение, отнесутся к нему как подобает людям, задавшимся целью показать культурному человечеству правду о черных делах негодяев, учинявших еврейские погромы на Украине, и постараются обосновать свою позорную болтовню обо мне и связанном идейно с моим именем движении украинских революционных тружеников, на мало-мальски правдивых данных, и покажут их мне и культурному человечеству.
Таковых данных против меня и движения я не дождался со стороны евреев. Все же то, что появлялось в разноцветной, а также в еврейской анархической прессе до сих пор обо мне и о революционном движении украинских крестьян и рабочих, которое я возглавлял, в котором не последнее место занимали революционно-боевые части, скомплектованные из массы еврейских тружеников, есть плод лжи и пошлости отдельных политических проходимцев или наемных агентов этих последних. Эта подлость отдельных людей меня не затрагивает. Как таковую, я всегда презирал ее. В этом евреи могут убедиться хотя бы из того, что я ни словом не обмолвился на пасквильный роман некоего гражданина И.Кесселя: «Махно и его еврейка», роман, который построен на лживых данных обо мне и организационно и идейно связанном со мной движении. Основа этого пасквильного романа построена на очерке услужливого лакея большевиков - некоего полковника Герасименко, не так давно попавшего за шпионаж в пользу русской большевистской военной организации на скамью подсудимых чехословацкого трибунала. И строился этот роман еще на статьях не брезгавшего в своем подличанье против меня, связавшего со мной не существовавшее насилие над членом артистической труппы лилипутов - буржуазного журналиста, некоего Арбатова.
В этом безобразном по своей лжи романе молодой писатель И.Кессель изощряется в своем пустословии настолько гнусно против меня, что ему стоило бы ответить, хотя бы на те места, где он оскверняет самого себя, когда высасывает вздор и мрачный вымысел, чтобы придать правдивость тем документам, которые он извлек для своего романа из очерка и статей господ Герасименко и Арбатова.
Но поскольку в главной идее этого романа главную роль играет ложь, исходящая от отдельных лиц, я обошел ее молча.
Совсем не так я смотрю на дело безответственной клеветы, направленной против меня и движения со стороны еврейской общественности, из которой выделяются целые общества, которые показывают вид и самой своей общественности и всему культурному человечеству, что они изучают самым тщательным образом украинскую действительность и те акты вопиющей несправедливости и человеческого бесчестия, которые были совершены в отношении еврейского населения.
Эти сообщества показывают еврейской общественности всех стран и всему человечеству, кто совершал эти акты вопиющей несправедливости и человеческого бесчестия по отношению евреев на Украине.
И вот не так давно одно из еврейских обществ, проживающее в большевистском царстве, издало - на основании материала, собранного «товарищем» Островским, (читай большевиком) - книгу журнального формата с иллюстрациями того ужаса, который проделывали погромщики над еврейским населением на Украине и Белоруссии.
В этом историческом документе еврейское общество - по своей воле или по воле большевиков, не отмечает ни одного случая еврейских погромов, учиненных хваленной большевистской 1-ой конной армией на своем пути с Кавказа на польский фронт в апреле-мае 1920 года. Но зато оно собрало массу материала о других погромщиках, и наряду с ними, ни с сего, ни с того, без всяких указаний - почему, вставила ряд иллюстраций о повстанцах-махновцах, иллюстраций, в одних случаях не говорящих о какой бы то ни было связи махновцев с погромами. Так, например, фотография: «Махновщина на походе» - помимо того, что не имеет ничего общего с погромами, она совершенно не махновская, как не принадлежит махновскому движению и фотография знамени с эмблемой черепа. Это чужие фотографии в документе «еврейского общества» фигурируют под именем махновских.
Но еще большей подтасовкой этих документов против меня и махновцев являются фотографии разрушенных в г. Александровске улиц, якобы махновцами, во время погрома летом 1919 года. Эта гнусная ложь совершенно непростительна для еврейской общественности, ибо всей Украине известно, что летом 1919 года армия повстанцев махновцев находилась далеко на западе от своих родных мест. Городом Александровском от февраля до конца июня 1919 года управляли большевики, а после июня до осени управляли деникинцы.
В этом документе «еврейское общество» большевистской формации особо ярко и сознательно подличает против меня и движения: ибо оно, не находя документов обличить нас в угоду своим панам, в причастии к еврейским погромам, прибегло к подделке и перенесению чужих дел за счет меня и движения.
Позорной ложью является и то в документе упомянутого еврейского общества, что оно помещает вместо фотографии «Махно - мирный гражданин» - совершенно не мою фотографию.
Поэтому я считал прямой своей обязанностью обратить внимание еврейской общественности разных стран на гнусность таких еврейских обществ большевистской фабрикации, обвиняющих меня и революционное движение украинских тружеников, которым я руководил, в еврейских погромах. Еврейской общественности необходимо сделать проверку этого грязного материала. Ибо подхватывать всякий вздор, основанный на лжи, и выдавать его на глазах всех за истину, - не есть тот действительный метод для того, чтобы показать, что на самом деле совершалось над жизнью евреев на Украине, - не говоря уже о том, что подбор ложных сведений является искажением истории.
«Дело труда», № 23-24, апрель-май 1927 г.
В виду дискуссии среди наших товарищей во многих странах по поводу проекта платформы Всеобщего Союза Анархистов, выпущенного Группой Русских Анархистов Заграницей, ряд товарищей просит меня написать одну-две статьи специально по вопросу о защите революции.
С большим вниманием подхожу к этому серьезному вопросу. При этом я считаю прямой своей обязанностью предупредить товарищей о том, что пункт о защите революции, изложенный в проекте платформы Всеобщего Союза Анархистов не является принципиальным пунктом платформы... И поскольку этот пункт не является принципиальным он не вызывает во мне той значительности, из за которой нужно тратить время и силы на дискуссии в той ее плоскости, в какой она ведется многими нашими товарищами.
Для меня лично (я думаю, что и для каждого серьезного вдумчивого товарища) важна принципиальная часть «проекта платформы Всеобщего Союза Анархистов». Она правильна и указывает на необходимость в наших анархо-коммунистических рядах серьезнейшим образом разобраться в ней. Чего недостает, пополнить и, базируясь на ней, заняться делом группирования наших сил, их определенной организацией. В противном случае нашему движению суждено окончательно подпасть под влияние оппортунистов и либералов в наших рядах, а то и просто спекулянтов и всевозможных проходимцев политических, способных попусту болтать вдали от дела трудящихся масс, но не способных ни самим практически бороться и умирать на пути нашего движения за его великие цели, ни вести за собой тех, кто инстинктивно верит в наше движение и в моменты революции через него стремиться практически завоевать себе свободу и независимость, строить новое общество, новое право, новый порядок, через которые и в котором мог бы каждый человек свободно утверждать свою творческую волю на пользу себе и ему подобных.
Касаясь вопроса о защите революции вообще, я нахожу ему разрешение, исходя из того многолетнего опыта в Русской революции на Украине, который я и руководимое мною революционное движение украинских тружеников за годы нашей неравной, но решительной борьбы пережили. Этот опыт мне говорит, во-первых, что защита революции тесно связана с наступлением революции на контрреволюцию. Во-вторых, что рост и развитие сил защиты революции всегда обусловливается силами сопротивления со стороны контрреволюции. И, в-третьих, что от вышеопределенных двух основных положений практических действий революции в большинстве случаев зависит и внутреннее содержание, форма и методы самой организации тех военно-революционных формирований, которым придется повсеместно определенным фронтом отражать и разбивать вооруженные фронты контрреволюции.
Русская революция в борьбе со своей внутренней контрреволюцией проводилась под руководительством большевиков силами красногвардейских отрядов. Но в скором времени было замечено, что красногвардейские отряды действовавшие в большинстве случаев без мало-мальски общей оперативной ориентации, не выдерживают натиска организованной контрреволюции в лице немецко-австро-венгерских экспедиционных армий. И большевики в России прибегли к организации красной армии весною 1918 года.
Мы же формулировали перед украинскими тружениками лозунг организации «вольных батальонов». Правда, организация «вольных батальонов» весной 1918 года в силу того, что она допускала вступление в эти боевые единицы каждого, желавшего взять в руки оружие без всякой проверки - кто он, оказалась бессильной справиться со всякого рода провокацией внутри вольных батальонов. Благодаря чему она, организация, как и сами батальоны, была изменнически предана контрреволюционерами. И это помешало ей на этот раз полностью и до конца сыграть свою историческую роль в борьбе против немецко-австро-венгерской контрреволюции.
Однако, перед этой первой неудачей в деле организации «Вольных батальонов» - этих можно сказать, непосредственных революционных боевых единиц защиты революции, мы не растерялись. Организация «вольных батальонов» была несколько видоизменена. Сами батальоны были пополнены подсобными или легкими партизанскими отрядами сводного конно-пехотного рода, в задачу которых входила деятельность по глубоким тылам противника. И, повторяю, оправдала она себя в своих революционных действиях против немецко-австро-венгерских экспедиционных армий и банд гетмана Скоропадского в конце лета и осенью того же 1918 года.
Придерживаясь этой формы организации защиты революции, украинские революционные труженики у себя на местах вырвали из петли австро-германского юнкерства революцию на Украине, углубляя ее, защищая на протяжении ряда месяцев от немецко-венгерских армий и от отрядов украинской директории, во главе которой стоял Петлюра и Виниченко, и от отрядов генералов Каледина и Деникина.
Примечание. (Большевики в это время своих отрядов не имели на Украине. Большевистские боевые части пришли на Украину несколько позже из России и сразу же заняли фронт параллельно с нами и против контрреволюции, стараясь как будто идти навстречу организовавшимся без них и не по их государственническому рецепту революционным труженикам, но в действительности занимаясь наглым разложением их, не брезгуя при этом никакими средствами вплоть до саботажа в своевременной обязательной поддержке патронами и снарядами - как раз в то время, когда мы развивали по всему фронту наступательные действия, и когда исход боя зависел от своевременного орудийного и пулеметного огня.)
Но по мере того, как росла и развивалась контрреволюция внутри страны, она получала поддержку из других стран. А из других стран контрреволюция получала поддержку не только вооружением и снаряжением, но и солдатами. По мере этого, и параллельно с этим росла и развивалась наша организация защиты революции, принимая вместе с этим и по силе надобности в себя новое содержание, форму и методы для своих дальнейших действий.
Как известно, самым опасным в это время контрреволюционным фронтом был Деникинский. Революционно-повстанческий фронт стоял деникинскому фронту в лоб на протяжении 5-6 месяцев. Об наши организованные революционные силы, которые до этого ни у кого не просили никакой поддержки и вооружались исключительно за счет отнятого вооружения у противника, многие из лучших деникинских полководцев сломали себе голову. Но этому много содействовало то состояние нашей организации, которое, не нарушив внутреннего автономного содержания боевых частей, позволило реорганизовать их в полки и бригады с единым оперативным и организационно-контрольным штабом.
Правда, создание общего оперативного и организационно-контрольного штаба у нас произошло на почве того, что борющиеся революционные трудовые массы на фронте и в тылу признали необходимость единого командования. Эти труженики под влиянием нашей крестьянской группы анархо-коммунистов занимались в это время учетом и распределением своих сил, определением за каждым человеком равного права на участие во всех областях нового социально-общественного строительства, и обязанности защищать его. И так как в это время фронт деникинской контрреволюции угрожал прямой смертью и революции и жизни в ней нашей антигосударственнической идеи, вокруг которой революционные труженики группировались с особым интересом, то они, эти труженики, и уделили свое особое внимание нашей организации защиты революции, признав ее своей, как таковую снабжали пищей, регулярно заменяя уставших в ее рядах бойцов или пополняя их свежими бойцами.
Это явление в практическом деле и породило в рядах нашей организации защиты революции на известной территории со специальной целью единый организационный и организационно-контрольный штаб для всех вооруженных действующих боевых единиц.
И я теперь не допускаю мысли, чтобы революционные анархисты в своих практических действиях в рядах широких революционных масс отрицали идею единых оперативных и организационно-контрольных штабов, стратегически направляющих вооруженные силы революции против вооруженных сил контрреволюции.
Мы уверены, что каждый революционный анархист, попав в условия подлинной революции трудящихся, вынужден будет действовать по тем же военно-революционным методам, по которым действовали мы, пережившие историю гражданской борьбы на Украине. Если же в будущей социальной революции найдутся анархисты, которые при всем наличии вооруженных фронтов контрреволюции будут избегать указанных выше организационных начал, то эти анархисты будут только на словах стоять в рядах своего движения, на деле же они будут находиться вне его, или же будут вредить ему.
При решении вопроса о защите революции анархисты должны руководиться социальным характером анархо-коммунизма. Или движение это есть революционно-социальное движение, тогда мы должны признать необходимость организовать его и вооружить достойными его определенными социальными средствами, имя которым социальные учреждения, и целиком погрузиться в практическую жизнь и борьбу трудящихся масс.
Или же это движение есть утопия мечтателей, тогда мы не должны сбивать с пути революционных тружеников, не понимающих нас и идущих за социалистами-государственниками. Безусловно, анархизм -революционно-социальное движение, и поэтому я стоял и буду стоять за его определенную организацию, теперь же и за отряды, батальоны, полки, бригады и дивизии в моменты революции, которым, быть может, придется временами сливаться в общие районные армии с единым районным командованием и организационно-контрольными штабами, которым по силе надобности придется, быть может, в свою очередь, временами выделять из себя свой федеративный оперативный план, при помощи которого можно было бы, в целях успешного завершения дела борьбы на фронтах против вооруженной контрреволюции координировать действия районных армий на местах.
Дело защиты революции от вооруженной контрреволюции не легкое дело. Оно может потребовать от борющихся революционных масс слишком большого организационного напряжения. И революционные анархисты должны это знать и быть к этому готовыми.
«Дело труда», № 25, июнь 1927 г.
Капиталистическая консервативная Англия зарывается. СССР стал мишенью для гнусных контрреволюционных замыслов консервативной Англии и ее (в денежном отношении) вассалов - поменьше и поглупее из европейских государств. Это явление вводит дело революционных тружеников СССР в полосу новой жизни и новых битв, которые особенно привлекают к себе наше, анархо-коммунистов, внимание. И это потому, что мы понимаем гнусное намерение Англии по отношению к мировому движению трудящихся и к тем остаткам русской революции, которые еще не распроданы правящей партией и которыми рабочие и крестьяне СССР живут.
Капиталистическая консервативная Англия, живя за счет завоеванных колоний, не могла вообще быть спокойной за судьбу своего политического и экономического завоевательного положения в мире. Она подозревала и подозревает всех своих соседей своими врагами, она всех их считала всегда и считает теперь завистниками ее жульнических на дипломатическом поприще успехов и на Востоке, и на Юге, и на Севере. Поэтому она усердно старалась всегда изучать правильно цели и характер своих завистников. И когда ей это удавалось, она умело и во время находила пути и средства обезоружить их. И так, при помощи открытого обмана перед своими завистниками-соседями и утонченно-скрытого перед своими рабочими и крестьянами, перед интеллигенцией, питающейся соками жизни последних, консервативная Англия живет сотни лет госпожой своего политического и экономического положения в Европе, в Азии, на далеких океанических пространствах. Ей не было равных государств, которые могли бы подорвать ее владычество среди населения ею порабощенных колоний. Правда, это потому, что завистники, ее соседи, лучших целей, чем она, никогда не преследовали. Было время, когда монархическая Германия, которая на протяжении 30-40 лет усиленно готовилась к установлению своей пангерманской гегемонии над миром, попыталась подорвать в этой области престиж Англии; но поскольку монархическая Германия была глупа в своей восточной политике, она ничего не сделала в своем стремлении подорвать английскую мировую гегемонию, кроме того, что ускорила для нас приятную смерть свою. Этот провал монархической Германии упрочил еще более политическое и мировое господство Англии. Она продолжает царствовать в капиталистическом мире первой, в своем роде, наилучшей представительницей империализма. Пошатнуть Англию в этой области в настоящее время не может ни одно государство в мире.
Лишь революционные силы трудящихся, идущие под знаменем великой русской революции, могут подорвать мощь английского капитализма и положить начало новому свободному трудовому строю. И английский капитализм это сознает и стремится разбить окончательно начатое великое дело русской революции. Делает он это путем давления на советскую власть, явно предлагая ей стать на его сторону.
Пойдут ли на это большевики или нет, это вопрос особый, но кроме большевиков в СССР остаются революционные труженики, которые будут бороться с английским капиталистическим наступлением.
Для такого великого дела, как подрыв мировой мощи английского капитала, полного разоблачения пошлости его либерализма, разрушения власти первого и последнего, в целях оказания помощи как внутри самой Англии ее труженикам, так и труженикам тех многочисленных колоний, которые находятся под пятой ее власти, - стать большими самоуправляющимися союзами в жизни человеческого общества - для такого, повторяю, великого дела в жизни СССР, в жизни населяющих его революционных тружеников недостает целого ряда условий.
Укажем на главнейшие из этих условий, которых в СССР нет и без которых трудящиеся Союза задыхаются, становятся бессильными не только в своих попытках стать центром борьбы трудящихся всего мира с их врагами, капиталом, буржуазией и властью, - но и в том, чтобы вдохнуть в свои ряды дух солидарности, без которого нельзя учесть того, на что способен, что в силах вынести в круговороте тех бурь, которые разыгрываются вокруг дела революционных тружеников СССР.
Одним из тех главных в жизни трудящихся СССР условий является отсутствие свободы. В СССР нет свободы слова, свободы собраний, свободы организации революционных тружеников и их печати. Отсутствие этой свободы, при которой рождаются и выращиваются творческие созидательные силы трудящихся для их новых побед по пути к их идеалам, лишает их подлинной веры в то, что им придется в завтрашней, силой им навязанной войне, защищать, за что им придется бороться и умирать (если враг окажется сильнее их) или побеждать в своей борьбе и радоваться, если то, что они будут защищать, будет заслуживать их внимания и возродит собою то, чего они добились в первые дни и месяцы революции и что партия большевиков и ее власть у них похитила и раздала нэпманам и иностранным концессионерам.
Вторым, не менее важным из отсутствующих в СССР условий, без которых невозможна защита революции и без которых жизнь тружеников его не может развиваться и двигаться вперед к более совершенным конечным своим целям, является социальное право трудящихся. В СССР отсутствует мыслимое нами, анархо-коммунистами, право ответственности человека, право, которое бы обеспечивало свободу и социальную справедливость всегда, везде и в равной мере за каждой трудовой личностью, независимо от того, кто она, противник или сторонник господствующей, управляющей СССР партии.
Эти условия для жизни трудящихся СССР, приближавшейся было уже к изжитию на своем теле старых политико-буржуазных форм и теперь, словно по воле какого-то рока, по злой воле руководящей партии ВКП возвращающейся к ним, - должны быть восстановлены немедленно, как того требует опасное положение ряда революционных тружеников СССР. Восстановление этих важнейших условий объединит всех трудящихся, все революционные силы как внутри самого СССР, так и во всех других странах. И тогда капиталистическая консервативная Англия со всеми замыслами объединить своих коллег - империалистов мира и в удобный момент броситься с ними на трудящихся СССР, а потом и на революционное движение трудящихся в других странах, будет разбита революционными усилиями самих английских тружеников.
И тогда СССР станет действительным местом выращивания среди трудящихся мира силы для социальной революции, для ее широкого плодотворного пути.
«Дело труда», № 26-27, июль-август 1927 г.
Месяц октябрь 1917 года выражает собой великий исторический этап русской революции. Этот этап заключается в том сознании трудящимися деревни и города самих себя, своих прав на свои наследия, имя которым, как известно: возделанные земли, построенные города, дома, фабрики, заводы, рудники, угольные копии, транспорт, наконец, обучение, которое помогло отчуждению этих богатств у наших предков.
Однако с нашей точки зрения было бы великим заблуждением приписывать октябрю целиком все содержание русской революции, ибо она была подготовлена на протяжении целого ряда месяцев до октября, во время которых крестьяне по деревням, а рабочие по городам разобрались в самом насущном по тому времени, а именно: может ли февральская революция по своему существу служить символом для этих масс для их дальнейшего освобождения от экономического и политического гнета. И безбоязненно ответили себе: «Нет. Февральская революция в своем процессе приняла вид уродливого детища либеральной буржуазии, и, как таковая, она уже беспомощна стать на широкий путь социального действия, и они перешагнули политические рамки, установленные заправилами февральской революции, и особо заметно начали прерывать всякую связь с псевдореволюционным характером и целями Февраля сейчас же вслед за ним. Правда, прерывание этой связи тружениками с не удовлетворившими их идеалами Февраля на Украине носило двоякий характер. Так, например: в то время, как пролетарии по городам, благодаря слабому идейному влиянию на них анархистов, с одной стороны, и благодаря неосведомленности в главных чисто внутренних задачах политических партий, с другой, считали первым и важнейшим своим долгом в начатой борьбе за развитие революции то, чтобы заменить власть коалиции правых социалистов с буржуазией, новой чисто социалистической властью в лице власти советов на местах; в это самое время по деревням, в особенности в запорожской части Украины, где самодержавие не успело совсем убить вольность духа, революционное трудовое крестьянство считало первым и важнейшим своим делом то, чтобы как можно полнее использовать время прямого революционного действия и скорее освободиться от власти помещика и кулака, считая, что освобождение от помещиков облегчит победу над политической коалицией социалистов с буржуазией.
Поэтому-то на Украине крестьяне начали свое наступательное действие с отобрания у буржуазии (этому много содействовал контрреволюционный поход генерала Корнилова на Петроград в августе 1917 г.), затем с отказа вносить в волостные и уездные земотделы вторую годовую часть арендной платы помещикам и кулакам за землю, которую агенты коалиции с особым усердием выжимали из крестьян и уплачивали помещикам, так как по декрету Временного правительства коалиции земля до решения Учредительного Собрания должна была оставаться неотъемлемой собственностью помещиков и кулаков; а затем они начали с прямого захвата всех кулацко-помещичьих, монастырских и государственных земель, живого и мертвого инвентаря в непосредственное ведение своих местных, наспех реорганизованных земельных комитетов и распределения их между своими сельскими обществами, а последние между их членами.
Во всех тогдашних настроениях трудового революционного украинского крестьянства яркой нитью проходил стихийный анархизм, нескрываемая вражда ко всякой государственной власти и стремление освободиться от нее.
Стремление крестьян к этому было очень велико. По существу своему оно заключалось в том, чтобы избавиться от милицейского института, от присланного из центра судьи и т. п. И оно во многих районах Украины имело свое практическое выражение. Есть много фактов, свидетельствующих о том, как крестьяне Екатеринославской, частей Таврической и Херсонской, Полтавской и Харьковской губерний или изгоняли из своих сел милицию, или лишали ее всяких прав на аресты, когда бы то ни было без ведома крестьянских общественных комитетов и сельских сходов, и часто милиция выполняла роль разносчиков тех или других общественных постановлений и прочее. То же было и с судьями. Крестьяне судили всякие проступки на своих сельских сходах и собраниях, суде же профессиональных, присланных центральной властью, лишали всяких прав судить кого бы то ни было, и сплошь и рядом они попадали под такую опалу революционного населения, что принуждены были сами разбегаться. Такое отношение крестьян к своим индивидуальным и общественным правам естественно заставило их опасаться, как бы лозунг «власть советов» не претворился бы в подлинную государственную власть, опасения эти, быть может, не так ярко проявлялись в городском пролетариате, который больше был под влиянием социал-демократии и большевиков. По-крестьянски «власть советов на местах» значило превратить советы местные в территориально-автономные единицы революционного группирования и хозяйственно-общественного самоуправления трудящихся на пути нового социального строительства. Принимая лозунг «власть советов на местах» в этом смысле, крестьяне восприняли его, развивали и защищали от покушений на него со стороны право-социалистических, конституционно-демократических и монархической контрреволюции.
Когда украинские крестьяне целого ряда губерний отказывались вносить вторую годовую часть арендной платы помещикам и кулакам и захватывали их земли и инвентарь в общественное достояние, когда они из деревень посылали своих делегатов к пролетариям городов, чтобы сговориться с последними о захвате заводов, фабрик и других отраслей производства в свое ведение и устанавливать живую братскую связь с деревней, чтобы совместно и на более прочных организационно-трудовых началах строить и с оружием в руках защищать новое свободное общество тружеников - тогда октября еще не было. Тогда практическое применение идей «Великого октября» только подхватывалось врагами и сторонниками его и живо обсуждалось в группах, организациях, партиях и ЦК последних.
Таким образом, Великий октябрь, в его официальном датированном смысле, является для украинской революционной деревни уже самочинно пройденным этапом. В дни октября петроградский, московский и ряда других городов России пролетариат, а также солдаты и крестьяне прилегающих к городам деревень, под влиянием анархистов, большевиков и левых эсеров только оформили и с политической стороны более четко выразили то, за что украинская революционная деревня многих районов начала активно бороться еще с августа месяца, в условиях далеко неблагоприятных в смысле поддержки ее городским пролетариатом.
Однако отзвуки этих октябрьских выражений пролетарской воли по городам дошли на Украину после октября, через месяца полтора. Дошли они сперва через партийных гонцов и воззвания, а затем посредством декретов Совета Народных Комиссаров, к которому украинские крестьяне, как не участвовавшие в выборах его, отнеслись подозрительно. А потом уже появились на Украине красногвардейские группы и части из России, которые атаковывали всюду узловые станции и города, выбивая из них контрреволюционные и вольного казачества войсковые части Украинской Центральной Рады, которая была заражена шовинизмом настолько, что не могла ни видеть, ни понимать того, с кем украинское трудовое население идеологически роднится, какой революционный дух проявляет в борьбе за свою политическую и социальную независимость.
Давая эту заметку о Великом Октябре в его 10-ую годовщину, мы должны подчеркнуть, что, то, что мы делали на Украине в деревнях, сочеталось через два месяца с действиями революционных тружеников в Петрограде, Москве и других городах. Как чтим мы революционную веру, энтузиазм, проявленные украинской деревней до октября, так же чтим и преклоняемся пред идеями, волей и энергией, проявленными русскими рабочими, крестьянами и солдатами в дни Октября.
Правда, касаясь прошлого, мы не можем пройти молча мимо настоящего, так или иначе связанного с делом Октября. Мы не можем не выразить моральной боли за то, что все идеи, которые 10 лет назад нашли свое выражение в октябре, попраны теми, кто за их счет добрался до власти и теперь правит Россией. Мы выражаем свою боль за тех, кто боролся вместе с нами за торжество октября, и кто теперь гниет по тюрьмам и концлагерям, чей стон от избиений и вопль от голода доносится до нас и обязывает нас выражать вместо радости 10-й годовщине Великого Октября, скорбное терзание души и ума. По долгу революционеров мы еще и еще раз подаем свой голос через все границы в СССР - Свободу, возвратите сынам Октября, права организации и проповеди их идей. Без свободы и прав для трудящихся и революционных борцов СССР задыхается и убивает лучшие идеи в себе. Враги его злорадствуют над этим и во всем мире готовятся всеми путями и при помощи всевозможных средств добить совсем революцию, а с ней и СССР.
«Дело труда», № 29, октябрь 1927 г.
Как известно, за последние 6-7 лет, ненавистники движения революционной махновщины настолько разнуздались в своей лжи против движения, что приходится поражаться, как эти люди хотя бы изредка не краснеют за эту ложь.
И характерно, ложь эта против нас, повстанцев-махновцев и против нашего движения в целом, объединила вокруг себя людей различных социально-политических и антиобщественных лагерей: тут путаются разного рода журналисты, писатели, ученые и просто профаны, путающиеся вокруг ученых, есть и мародеры спекулятивного мира, нередко мнящие себя пионерами передовых, даже революционных идей. Изредка встречаются тут люди, которые называют себя анархистами, вроде Яновского из «Фрае Арбайтер Штиме», - и все эти люди во всех частях старого и нового света хватаются за эту ложь против нас, ложь тех, кому сами не верят, против тех, кого сами не знают. Но все они пополняют ложь эту своими инсинуациями и всюду носятся с нею. Всюду кричат против нас, часто не отдавая себе отчета, на основании чего они кричат. Где те правдивые данные, которые хотя бы когда-либо могли оправдать этот их истерический и морально бессодержательный и временами дикий крик? То, что все эти люди, ни над чем не задумываясь, ничего налету услышанного о нас, махновцах - не проверяя, бесстыдно лгут, нас называя погромщиками, - это побудило меня не так давно обратиться через французскую и русскую анархическую прессу к евреям всех стран с разъяснениями того, на чем этот вздор построен, и с просьбой указать мне определенно те данные, которые действительно могли бы доказывать факты о том, что руководимое мною в свое время революционное освободительное движение украинских тружеников организовало или поощряло еврейские погромы на Украине.
На это мое обращение «к евреям всех стран» отозвался небезызвестный в своем роде в Париже аполитический клуб «Фобур».
Правление этого клуба как-то оповестило в прессе, что на 23-е июня 1927 г. назначено собрание клуба, на котором, дескать, будет обсуждаться вопрос: «был ли "генерал" Махно другом евреев или он участвовал в убийстве их». Далее пояснялось, что на обсуждение этого вопроса вызван в качестве защитника французский анархист т. Лекуан.
Само собой понятно, что как только эти сведения о собрании в клубе «Фобур» дошли до меня, я тотчас же обратился письменно к председателю клуба Польдесу, настаивая на устранении анархиста Лекуана, вызванного без его ведома клубом по касающемуся меня и движения вопросу. Я просил гр. Польдеса предоставить мне возможность лично выступить перед собранием клуба «Фобур». В результате моей переписки с Польдесом я и выступил в этом клубе 23 июня 1927 г.
Однако, по причине своеобразного метода ведения этого собрания в клубе «Фобур», а также по причине того, что затрагивавший меня и движение махновщины вопрос был последним вопросом этого собрания - времени оказалось мало (было около 11 часов ночи, когда мне дали слово), моя речь на нем была не полна. Кроме введения к ней чисто исторического характера, указывающего правильные источники, пути и средства антисемитизма на Украине, я ничего другого положительного не мог сказать этому собранию.
Враги мои пользуются отчасти этим, отчасти тем, что я связан по рукам и ногам. По полицейским законам я не имею права общаться со своими идейными товарищами французами, а, следовательно, не могу организовать своего открытого выступления - и гнусно лгут о каком-то суде надо мной в Париже и т. д. Моим врагам, лицемерным защитникам права и независимости еврейского народа, столь ужасно пострадавшего в русской и украинской действительности за последние 3040 лет, ложная весть о каком-то суде надо мной на руку. Они ее подхватили и раздувают в согласии со своей старой ложью, обличающей меня и движение в организации еврейских погромов.
Но действительно ли это так, как враги наши лгут?
Для украинских тружеников евреев и не евреев известно, что движение, которым я руководил на протяжении ряда лет на Украине, было подлинно трудовым и революционным движением. На своем практическом пути это преследовало не разъединение обманутых, порабощение и угнетение тружеников на их расовые особенности. Оно преследовало объединение их в один мощный дееспособный революционный союз против их угнетателей и, следовательно, противоеврейским погромческим духом деникинщины, петлюровщины и врангелевщены они не питались. Организацией еврейских погромов никогда не занималось и не поощряло ее.
В авангарде его - в революционно-повстанческой армии Украины (махновцев), в целом ряде ее полков была масса еврейских тружеников:
В гуляй-польском пехотном полку имелась рота из более двухсот человек исключительно из еврейских тружеников. Существовала также одна 4-х орудийная батарея, вся прислуга которой с командиром во главе, а также прикрытие, были все еврейские труженики.
Выло много еврейских тружеников в руководимом мною в свое время движении таких, которые по своим личным наклонностям считали для себя удобным вливаться в смешанные революционно-боевые части, и они вступали в них. Но все были свободными бойцами, добровольно влившимися в революционно-повстанческую массу, и вместе с нею и нами боролись за общее дело трудящихся. Эти же безыменные бойцы имели своих представителей в органах хозяйства и снабжения всей армии (что можно проверить в Гуляйпольском районе в селах и еврейских колониях).
Все эти повстанцы труженики-евреи находились в повстанческой армии под моим руководством не дни, не месяцы, а годы. Они и являются прямыми свидетелями того, как я, мой штаб и армия в целом относились к антисемитизму и порождающимся им еврейским погромам.
Всякая попытка к погромам или к грабежу у нас пресекалась в корне. Виновники подобных актов всегда расстреливались на месте их совершения.
Так было в мае 1919 г., когда сменившиеся с фронта на отдых крестьяне-повстанцы из села Ново-Успеновки, найдя под еврейской колонией N (или Горькой) два уже разложившихся человеческих трупа и, приняв их за убитых евреями из этой колонии и повстанцев, убили в ней около 30-ти человек евреев; мой штаб тот же день выслал комиссию в эту колонию, которая нашла следы: из какого села и кто именно участвовал в нападении на эту колонию. Я лично выслал сейчас же особый отряд в это село, чтобы арестовать в нем всех участников нападения. И главари этого нападения на еврейскую колонию, в числе 6 человек, во главе которых был волостной комиссар большевик, были расстреляны 13 мая.
Так было в июле 1919 г., когда я очутился под ударами Деникина и Троцкого, который пророчествовал в то время своей партии, «что лучше отдать всю Украину Деникину, чем дать возможность развиваться махновщине», принужден был переброситься на правый берег Днепра. Здесь со мною встретился пресловутый атаман Херсонщины Григорьев. Этот атаман видимо тоже наслушался разного вздора обо мне лично и о движении революционной махновщины, пожелал заключить с моим штабом условия о совместной борьбе против Деникина и большевиков.
Переговоры по этому вопросу начались при условии с моей стороны, что атаман Григорьев в течение двух недель представит в мой штаб и Совет Революционно-повстанческой армии Украины (махновцев) документальные данные, что все те слухи, которые доносились до меня и на которых я из-за отсутствия времени не мог сосредоточить свое внимание, чтобы проверить - слухи об еврейских погромах в Елисаветграде который занимался два или три раза Григорьевым, и вообще об еврейских погромах при его майском походе на г. Екатеринослав - суть неверные слухи.
Правда, Григорьев над этим условием с моей стороны, было, задумался. Но как военный и хороший стратег, согласился. И в знак того, чтобы заверить меня, что он не мог и не может быть погромщиком, он отрекомендовался мне представителем украинской партии соц. Революционеров. А затем, бросив мне обвинение за выпуск в мае мес. от имени моего штаба и Район. Рев. Совета против него воззвания, как против врага революции, Григорьев представил мне (опять таки в знак доказательства, что он не погромщик) находившихся при нем политических представителей: от Украинской партии соц. Революционеров -Николая Копорницкого, а от Украинской партии соц. демократов - Селянского (он же Горабец) и Колюжного.
Однако это было время, когда я основной своей боевой частью близко подошел к г. Елисаветграду. По долгу революционера я счел для себя нужным поспешить самому и раньше выяснить, что делал атаман Григорьев в г. Елисаветграде, при каждом разе, когда занимал его.
От пойманных в это время деникинских агентов я узнал, что атаман Григорьев тайно от трудящихся Херсонщины работает против большевиков вместе с деникинцами, координируя действия в согласии со ставкой Деникина.
От жителей г. Екатеринослава и прилегающих сел и от рядовых григорьевцев я узнал, что Григорьев все разы занятия этого города своими партизанами, громил в нем евреев. По его распоряжению и в его присутствии его партизаны убили в этом городе около двух тысяч человек евреев, среди которых погиб лучший цвет анархической, большевистской, социалистической и вообще еврейской молодежи. Некоторые из них даже из тюрьмы были забраны и убиты.
Узнав все это, я тотчас же организовал объявление «атамана Херсонщины», «социалиста-революционера» в кавычках - Григорьева агентом деникинщины и прямым погромщиком, ответственным за все деяния его партизан и его самого в еврейских погромах.
Таковым Григорьев был объявлен 27 июля 1919 г. В м. Сентово Александровского уезда Херсонской губ. перед митингом-собранием населения этого местечка и повстанцев, и тут же на площади был расстрелян. Факт убийства, как и мотивы, запротоколированы формулой: «Погромщик Григорьев убит ответственными махновцами - Батькой Махно, Семеном Каретником и Алексеем Чубенко. Движение махновщины берет целиком на себя перед историей ответственность за этот факт».
Протокол подписан кроме всех членов совета армии, и представителем от украинской партии соц.-революционеров - Николаем Копорницким.
Так же я поступал всегда в отношении погромщиков, которых раскрывал при подготовке погромов или после их совершения.
Не было пощады и грабителям, появление их в рядах революционной армии или вне ее.
Так было, например, в августе месяце 1920 г., когда два повстанческих отряда петлюровской национал-шовинистской окраски под командой Левченко и Матьяныша столкнулись с моими частями на реке Орель у Нехворощина и, не выдержав нашего окружения, прислали ко мне гонцов с извещением, что они решили сдаться с условием зачисления их в армию повстанцев-махновцев. Я и мой штаб их приняли. Однако, как только мы заметили, что шовинистический элемент этих отрядов занимается грабежами и противоеврейской погромческой проповедью, прямые виновники в этом в селе Аверески Полтав. губ. были сразу же расстреляны.
А через 4-5 дней после этого за подстрекательство повстанцев против евреев в г. Зиньково Полтавс. губ. был расстрелян и сам командир Матьяныш, а отряд его обезоружен и в большинстве своем удален из армии.
Так было, например, и в декабре мес. 1920 г., когда я со штабом и главными силами армии повстанцев-махновцев, выдержав ряд успешных боев с красной армией Буденного и завершив разгром 11-й дивизии этой армии под местечком Петрово, Александровского уезда, а затем и 14-й кавдивизии этой же армии с пленением начдива и всего его штаба. Тогда из 11-й дивизии было много пленных. Часть из этих пленных буденовцев изъявила желание остаться в рядах армии повстанцев-махновцев, чтобы вместе с повстанцами бороться с диким политическим комиссародержавием, как они выражались. Проходом по Херсонщине через мест. Добровеличковка (оно же Ревутское), население которого наполовину, если не больше, еврейское, - ряд кавалеристов из бывших буденовцев и петлюровцев, наслушавшись в своих прежних армиях разного вздора о махновцах, об их «враждебных отношениях» к «жидам», бросились по дворам грабить евреев этого местечка. И как только они были замечены старыми испытанными бойцами махновцами, а других еврейское население нам указало, то все грабители тут же на глазах еврейского населения были расстреляны.
Итак, весь свой тяжелый многолетний путь революционная махновщина была постоянной в своем непримиримом отношении к антисемитам и погромщикам: ибо она была подлинно трудовым и революционным явлением в жизни и борьбе революции на Украине.
«Дело труда», № 30-34, ноябрь, декабрь 1927г.
Примечание: соц.-демократы - Селянский и Калюжный куда-то спрятались в минуту убийства Григорьева.
Интернациональная группа Анархистов г. Чикаго «Фри Сосаэти» По предложению тов. Максимова на собрании группы было собрано тов. Еленским в пользу больного Нестора Махно 22,00 долл., которые отосланы в Париж через тов. Дубинского.
Жертвовали следующие товарищи: Джо Гольдман - 5,00; Бен Кейпс, Еленский, Вайнберг, А. Сосновская, А.Лившиц, Ротман, М.Коган, М.Олей, Джо Гендман, Джек Левин по одному доллару; Роза Песота - 1,50 и из кассы группы 5,00. ВСЕГО - 22,00.
«Дело труда» № 81, 1934 г.
На заре своей истории крестьянство определилось, как класс тружеников, занятых на земле вырабатыванием сырой продукции. Проследивши историю социальной жизни человечества, не трудно заметить, какую великую роль играл в ней в прошлом и играет в настоящем труд крестьянства. Однако история эта не знает того, чтобы крестьянство, как таковое, составляло из себя единую трудовую классовую целость наподобие городских тружеников-пролетариев.
И это понятно. Крестьянство не едино. Крестьянство в основном делится на две центральные группы. Одна из них находится всегда в ничтожном меньшинстве, но, пользуясь экономическими привилегиями, она обладает через это большой политической силой в повседневной жизни. Вторая группа вмещает, в себя всю остальную большую часть крестьянства. Будучи бесправной политически и стесненной в земельном отношении, эта часть проводит свою жизнь в тяжелой зависимости не только от государства и от помещика, но и от этого ничтожного крестьянского привилегированного меньшинства.
Но и группа большинства в крестьянстве делится на несколько категорий - на крестьян имущих, малоимущих, бедняков и батраков.
Здесь мы дадим определение крестьянства, каким оно было в дореволюционное время и каким после десяти лет революции большевики вновь его делают.
Под богачами понимаются крестьяне, кот. помимо того, что получили себе из общественно-земельного фонда подушный или подворный надел земли, приобретают таковую обыкновенно еще в аренду или совсем покупают в собственность и обрабатывают ее с помощью или совсем за счет наемного труда батраков. Эта группа крестьян-богачей считается в остальной крестьянской массе людьми, развращенными буржуазным стремлением наживаться за счет чужого труда и она зовется «кулаками» или буржуями (смотря в какой местности и какое из этих двух слов ранее начало употребляться).
Под имущими (середняками) понимаются крестьяне, которые получили себе из общественного земельного фонда подушный или надворный надел земли и, не прибегая к чужому наемному труду, обрабатывают ее самостоятельно силами своей семьи, своими лошадьми или быками и своим сельскохозяйственным орудием.
Под малоимущими понимаются крестьяне, которые получили себе из общественного фонда подушный или подворный надел земли, на который не имеют у себя в наличии достаточного количества лошадей или быков, а также своего сельскохозяйственного инвентаря - и потому не могущие сами самостоятельно ее обрабатывать. Они обыкновенно засевают свои наделы и скашивают посевы с них со своими супрягами соседями.
Под бедняками понимаются крестьяне, которые получили себе из общественного фонда надел земли, но обрабатывать его самостоятельно своими силами и средствами или со своими соседями супрягами не могут. У них или не было лошадей или были и подохли, а купить их до следующего урожая не за что. Или прошедший год был неурожайный, что делает общественную помощь для них уже недостаточной, чтобы понести новые посевы. А это последнее обстоятельство в жизни хлебопашцев принуждает их продавать последнюю лошаденку-другую, землю отдавать в аренду богачу-кулаку за деньги или с половины и идти к помещику или к тому же кулаку на известные сроки в батраки.
Под батраками понимаются крестьяне, которые получили себе из общественного фонда надел земли, но сами его, обыкновенно не обрабатывают, а сдают в аренду за деньги или с половины или даже с третьего снопа крестьянам-кулакам, а сами служат у помещиков или из года в год всегда, или же подобно крестьянам-беднякам - известные сроки в году.
Правда, в русско-украинской действительности встречаются и такие крестьяне-батраки, которые сами не обрабатывают своих наделов, а предпочитают отдавать их в аренду, а самим проводить свою жизнь в батрачестве; они в процентном отношении не значительны. Их поддерживает на этом ложном пути не только нужда, но и невежество, в силу которого они, по примеру своих предков, мало когда даже думают о том, чтобы освободиться когда-либо от своего позорного батрацкого положения. Они остаются в нем из года в год и так всю жизнь свою, приучая и приспосабливая себя и своих детей к положению батрацкой жизни, считая ее в рамках настоящего времени наиболее надежным в смысле обеспечения своего лично и своей семьи существования. В борьбе крестьянства за землю, за хлеб и волю эта категория батраков не играет значительной роли; несмотря на то, что она в особо острые моменты этой борьбы склонна менять свою рабскую психологию и как будто сознавать то, кто ее прямой враг, в пользу кого и против кого она должна действовать, однако, и при таком состоянии она чаще всего остается нейтральной, не проявляя своей активности вплоть до определенного торжества какой-либо из борющихся сторон.
Вековая борьба крестьянства, таким образом, ведется в действительности силами упомянутых выше категорий, т. е. она ведется крестьянами имущими, малоимущими, бедняками и батраками. Эти труженики земли осознали причины своего неравенства и бесправия, причины того, что помещик и кулак, осев на всенародной земле, присвоили ее в свою собственность и благодаря этому пользуются трудом малоимущих и батраков. Эта группа крестьянства экономически и психологически объединена в своих вековых чаяниях освободиться от власти имущего буржуазного класса и стать полноправными членами свободного общества тружеников.
И с этой стороны, на этом пути крестьянство всегда, считало своим союзником тружеников города. Отношение к труженикам города у крестьянства менялось тогда, когда городские рабочие подпадали под влияние политических партий, натравливавших их на крестьян, как на «буржуев», и когда труженики города принимали эту травлю политиканов за основу своих отношений к крестьянству.
Как известно, все почти соц. партии отождествляют крестьянство с мелкой буржуазией и на этом основании стремятся пролетаризировать его.
Более неверного положения, как подобное определение крестьянства, и более неумного стремления, как желание сделать его бедняком, - представить себе трудно. Но, нужно сказать правду, многие социалисты государственники его все-таки желают, а большевики пытались даже практически осуществить это положение в ходе русской революции, и, основываясь на нем, создать мыслимый ими казарменный коммунизм. Мы знаем, что их попытки привели революцию в тупик и хозяйственно задушили ее и усилили батрачество.
В самом деле, батраки крестьяне существовали в России и на Украине и при царско-помещичьем самодержавии, существуют они там и теперь при самодержавии Ц.К. большевиков. Десять лет политического, духовного, физического и всякого иного господства большевиков вместе с их усердными спецами не только не упразднили там батрачества, но наоборот, возродили его - после заметного падения его в первые месяцы октябрьской революции, сделали основой нэпа в деревне. Царско-помещичье государство держалось на политике расслоения крестьянства и поощряло его. Этой же политике расслоения крестьянства держатся и большевики. Для сохранения своей власти они нуждаются в кулаках и в батраках. Вот почему они все время боролись и борются с тенденциями крестьянства изжить расслоения, дабы установить общее трудовое равноправие и независимость.
Эта политика большевистской партии, которая ложно выдает свою власть за диктатуру пролетариата, все время терпит крах. Теперь, после провалившегося опыта этой власти организовать без крестьянства, через диктатуру пролетариата - социализм в стране, должно стать ясным, что к крестьянской проблеме относиться легкомысленно нельзя, что нельзя пользоваться крестьянством в разрушительном фазисе революции в то же время не признавать за ним политических и экономических прав в строительстве нового общества. Это не оправдывается не только моральными, но и хозяйственными целями коммунизма, даже казарменного, большевистского. Правда, большевики не хотят сознать того, что государство и диктатура в революции убивают творческие силы крестьянства, без которых нет пути для утверждения социализма, - глубоко осознать это важно и для большевиков и для всех других социалистов и революционеров. Крестьянство не думает внемлить вождям большевистской партии и идти в сторону «самоликвидации». Оно самоутверждается в жизни нашего времени, - это факт довольно внушительный. Оно в аграрных странах не сегодня-завтра приведет крестьянство на первое место среди равных тружеников, именно, среди равных, ибо у крестьянства нет стремления к властвованию над городом. Крестьянство этим ядом не отравлено еще. В большинстве своем крестьянство экономически и социально стремилось в прошлом и стремится и теперь к тому, чтобы стать в своей жизни свободным и независимым от каких бы то ни было властников. Этим отчасти и объясняется его вражда к властнически относящемуся к нему городу, - с одной стороны, и его любовь к земле, чтобы земля в подлинном смысле, не на словах, а на деле была общественным достоянием. Когда земля будет принадлежать всему народу и никому в отдельности, - по мнению крестьянства, это явится лучшим охранителем их прав от всякого рода собственников земли и слуг этих последних - чиновников государства.
Но это то, чего большевики, следующие за мало убедительными для нашего времени доктринерскими формулами Маркса и Энгельса о концентрации капитала и земли - не могут признать. Они боятся крестьянства с той стороны, что торжество его в практической жизни естественно потребует упразднения государства и только поэтому они ложно отыскивают в этом стремлении крестьянства, то контрреволюционность, то не согласованность с задачами революции и их «миссией» в ней. А это привело их к тому, что они сознательно уж не делают в своем царстве того, чтобы крестьянство изжило в своей среде антисоциальные буржуазные тенденции кулацкой группы. Они, большевики, в интересах сохранения государства и своей партийной власти в нем, пошли в крестьянском вопросе против интересов революции. Они группу кулаков в крестьянстве приняли за «крепких мужичков» и, начиная с начала 1921 года, всячески поощряют ее рост разными льготами - вплоть до назначений премий (см. дополнительную инструкцию по земельному вопросу, изд. сов. правительством за два месяца до введения НЭПа, в марте 1921 г.), не задумавшись над тем, насколько этакое их отношение к решению крестьянской проблемы вредно для организации коммунистического хозяйства. Грандиозное дело построения свободного общества трудящихся требует напряжения социальных и умственных сил всех слоев городского и деревенского пролетариата, как тружеников фабрики, так и тружеников земли, тружеников, работающих под землей, тружеников транспорта, не исключая и персонала особенно квалифицированного умственного труда. Но эта классовая самодеятельность трудящихся исключает власть партийной диктатуры, во имя которой большевики заменили цели мыслимого ими социализма средствами государства привилегиями, олицетворяющего его меньшинства.
Это обстоятельство в жизни и царствовании большевиков и поставило их, мысливших, хотя и не серьезно, когда-то о коммунизме, на антикоммунистический путь. Отсюда они логически дошли до поворота к капитализму. И они начали этот свой поворот к нему организованно, делая вид, будто они принуждены это делать силою внешних условий и обстоятельств. И начали это свое антиреволюционное дело за счет революции, объявляя всякое самостоятельное революционное начинание крестьян и рабочих контрреволюцией и стремясь при этом скорее покончить не только с этими самостоятельными начинаниями крестьян и рабочих, но с идеями Октября вообще.
И нужно сказать правду, успехи большевиков в развитии своей партийной контрреволюции были велики и «положительны»: практическую связь с идеями Октября они порвали. Революционных крестьян и рабочих, противившихся этому их делу, объявили контрреволюционерами, сами, закрепившись на рельсах самими же созданной контрреволюции, покатились по ним прямо к капитализму.
То обстоятельство, что большевики взялись старыми государственическими методами и средствами создавать новые формы социально-общественной жизни, переродило их революционную психологию в контрреволюционную, убило в них сознание революционной ответственности за судьбу революции, социальный характер которой особо ярко выявлялся самими массами в октябре 17 г. с повторением его в ряде лет.
Встав на путь властнического и капиталистического строительства, неоднократно обманув и предав массы, доверившиеся им, большевики отрезали себе всякую возможность служения социальной революции и скоро стали ее фактическими палачами. Они воспрепятствовали тому, чтобы массы взяли своевременно судьбу революции в свои руки и произвели полную коммунизацию земли, индустрии и ее продукции. Это последнее не только усилило бы мощь русских рабочих и крестьян, но и укрепила бы самый путь развития и защиты социальной революции во всеевропейском масштабе.
Но вместо этого большевики силою власти прервали естественный ход революции и этим поставили два основных класса - рабочих и особенно крестьян - во враждебное к себе отношение.
Крестьянство, сыгравшее столь красивую роль в разрушительном фазисе революции, впало в недоверие к официальному ее вождю -партии большевиков и в следующих фазах революции находилось во враждебных отношениях с этим «вождем» и даже в борьбе с ним, не взирая на свою недостаточную организованность для такого акта, ни на чрезмерную усталость от борьбы с внешними контрреволюционными силами, ни даже на то, что всякая неудача его в этом революционном намерении будет объявлена контрреволюционным выступлением и всячески будет клеймиться.
Революционное крестьянство оказалось разбитым государственным аппаратом большевиков. Но разве мы не видим, какими жалкими и ничтожными оказались, на ряду со всякого рода государственниками и большевики, которые в бюрократическом порядке взялись за разрешение социальной проблемы в жизни трудящихся? Они на всех парах катятся теперь к капитализму и тянут к нему всю революционную Россию, лицемерно уверяя всех, что социализм невозможен в России благодаря контрреволюционности крестьянства. Ложь! Большевики погубили русскую революцию как раз тем, что сознательно и организованно раздавили революционное крестьянство, которое стремилось к классовой свободе, независимости и безвластию.
«Дело труда», № З3-34, февраль-март 1928 г.
Совершенно верно, что в день 10-й годовщины Октября посетил доклад большевиков. Но прямой ложью являются появившиеся в вашей среде сведения, что я в этот день был приглашен большевистским посольством в Париже на его банкет.
Доклад на тему о 10-й годовщине Октября организован был союзом семеновеховцев или так называемым Союзом возвращения на родину и большевиками 6-го ноября 1927 года в интернациональном зале одного из массонских обществ в Париже на улице Каде № 16. Он был организован исключительно для «своих», по выражению большевиков, людей.
Тема доклада о Великом Октябре через 10 лет революции, в борьбе которой и за которую я не один раз истекал кровью, в которой и за которую я потерял лучшие свои силы и остался на всю жизнь инвалидом, не могла не привлечь к себе моего внимания. Тем более, что я остаюсь тем же, кем был 10 лет назад, не теряющим веры и надежды на то, что великие идеи Октября в русско-украинской действительности еще и еще раз напомнят о себе своим внутренним и внешним палачам, и войдут реально в жизнь новых борцов для новых битв и побед. И я, пригласив с собою одного из своих болгарских друзей, пошел с ним на этот доклад большевиков с полным, между прочим, сознанием того, что если меня лично большевики пропустят на него, то среди «порядочных» людей, не гнушающихся бороться против меня провокаторскими методами, начнутся разного рода кривотолки. Я отдавал себе отчет в том, что «порядочных» людей, которые относились всегда и относятся теперь к делам Великой Русской Революции по авантюристически и авантюристическими целями, большевистские доклады никогда не интересовали, и не мог интересовать их доклад об Октябре, но они на нем будут, и они, эти «порядочные» люди, должны были, по-моему, заняться делом клеветы на меня за мое посещение этого доклада.
Но я все-таки пошел на него. Пошел я на него потому, что он меня интересовал, во-первых, как революционера, стоявшего на боевых постах революции в рядах миллионного украинского крестьянства, которое бок о бок с большевиками боролось против внутренней и внешней контрреволюции и, в результате побед, было подло ими обмануто и организованно разбито. Во-вторых, я знал, что на этом докладе будут говорить об Октябре не сменовеховцы и не спецы из буржуазных лагерей, которым свойственно всегда идеологически пресмыкаться и перед самими большевиками и перед какою угодно лживостью и уродством теперешнего их строя, а будут говорить на нем люди, которые долгие годы известны мне по их революционной деятельности в прошлом в рядах той партии, которая силою политического коварства и власти своей партийной интеллигенции приостановила революционный процесс Октября во имя своего политического господства, чтобы по-своему и в своих партийных интересах управлять и повелевать великими классами труда - классом крестьян и классом рабочих.
Вот почему я считал и считаю своей обязанностью знать, что пишут или говорят на докладах ответственные представители этой партии. Поэтому же я хотел знать, что они говорят через 10 лет революции о революции, в которой я сам принимал непосредственное участие.
Буржуазные газеты: рижская «Сегодня», варшавская «За Свободу» и другие истолковывали это мое посещение доклада большевиков, как приглашение меня на него самим большевистским посольством в Париже. А чикагский «Рассвет» пошел еще дальше: он сообщил своим читателям, что я, по непроверенным, дескать, им еще сведениям, перешел на сторону большевиков.
Заявляю, что все эти и им подобные сообщения есть ложь наемников буржуазии и провокаторов, скрывающихся под тем или другим партийным или групповым флагом.
Я, правда, и как человек политический и как революционер, ориентирующийся в своей скромной эмигрантской деятельности на повторную в России революцию и роль в ней организованного анархического движения, не могу, подобно многим эмигрантам, поддерживать всякого рода действия авантюристов против большевизма. Я знаю пределы, где начинаются и где кончаются цели большевизма и его врагов справа. Но это еще не говорит ничего за то, что я перешел на сторону большевизма. Это говорит лишь о том, что анархо-махновщина в устах и действиях непосредственных и преданнейших своих представителей не нуждалась никогда, не нуждается теперь и впредь не будет нуждаться ни в какой гнусности и лжи на своем пути борьбы с большевизмом.
«Дело труда», № 35, апрель 1928 г.
День первого мая в социалистическом мире принято считать праздником труда. Это неверное определение, 1-ое мая настолько всосалось в жизнь трудящихся, что они во многих странах действительно этот день празднуют. А между тем день первого мая для трудящихся далеко не праздничный день. Да, трудящиеся не должны оставаться в этот день у фабричных станков и на поле. В этот день все трудящиеся во всех странах, в каждом селе и городе должны собираться, должны устраивать свои массовые встречи, но не для празднества, понимаемого социалистами государственниками и, в частности, большевиками из них, а для учета своих сил, для определения возможностей к открытому вооруженному выступлению против подлого, рабством прогнившего строя, основанного на насилии и лжи. В этот исторически уже установившийся день всем трудящимся легче собираться и на этих собраниях легче и удобнее всего проявить свою коллективную волю и коллективный разум в области определения прямых своих задач на сегодня и на завтра.
Сорок с лишним лет назад американские труженики города Чикаго и окрестностей собрались первого мая. Они на этих собраниях слушали много речей разных социалистов, но больше всего прислушивались они к анархистам. Более этого, они воодушевлялись идеями анархизма и искренно становились на сторону анархистов. 40 с лишним лет тому назад американские труженики пытались организованно выразить свой протест против подлого строя власть и капитал имущих. На этом пути американских тружеников анархисты Спис, Нарсонс и другие в своих речах формулировали положения этого их протеста. Тогда протест наших братьев - американских тружеников был спровоцирован наемниками буржуазии и закончился уличной бойней безоружных тружеников, арестом и впоследствии казнью анархистов Списа, Нарсонса и других.
Труженики Чикаго и окрестностей собирались не для празднества в день 1-го мая. Они собирались для общей работы своим коллективным умом над терзавшими их вопросами их жизни и борьбы.
И по сие время всюду, где труженики освободились или пытаются освободиться от опеки либеральной буржуазии путающейся с нею социал-демократии (безразлично, меньшевистского или большевистского направления) и относятся к первому мая, как ко дню своих непосредственных деловых встреч и прямых забот о своем освобождении, они во всех своих настроениях выражают свою солидарность и уважение к памяти чикагских мучеников и остро чувствуют, что для них в день 1-го мая нет и не может быть праздника. И это понятно. 1 мая, вопреки утверждениям вождей социализма, что он есть праздник труда, не является для сознательных тружеников праздником.
1-ое мая - символ новой эры в жизни и борьбе трудящихся, эры, в которой трудящимся с каждым годом предстоят новые, более трудные и решительные битвы с буржуазией за отнятые у них свободу и независимость, за их общественные идеалы.
«Дело труда», № 36, май, 1928 г.
Как Ц.К. известно, в конце мая и начале июня с. г. в одесской большевистской прессе и в «Вечерней Москве» начались печататься воспоминания бывшего секретаря Бела-Куна - некоего Леглера. Выдержки из этих воспоминаний, уснащенных толстым слоем лжи, подхвачены и русской белой эмигрантской прессой. Редакция милюковской газеты «Последние Новости» поместила их под заглавием «Махно и Бела-Кунъ». На лживость Леглера я не могу не обратить своего внимания, как не допускаю мысли, чтобы эта его лживость, извращая исторические факты соглашения махновцев с большевиками, являлась безразличным делом и для Ц.К.В.К.П. и для всей ВКП. Ибо ею, этой ложью, большевистская пресса отравляет тружеников, так или иначе ее читающих.
А почему?
Ц.К.В.К.П. ведь известно, что переговоры между нами, махновцами, и большевиками о заключении военно-революционного соглашения о совместной борьбе против генерала Врангеля начались со стороны большевиков предсовнаркомом Украины Хр. Раковским из Харькова, а со стороны моего штаба из Беловодска (Старобельского уезда Харьковск. Губерн.).
Ц.К.В.К.П. хорошо известно и то, что переговоры эти между нами начались по телеграфу и что, когда Хр. Раковский вызвал меня лично к аппарату, чтобы вести с ним переговоры непосредственно, а я вследствие тяжелого ранения к аппарату не подошел и уполномочил замещать меня у него своих помощников - Семена Каретника, Виктора Белаша и Виктора Попова, то Хр. Раковский в свою очередь уполномочил Манцева замещать его, Раковского, у аппарата.
Переговоры начались 28-го сентября 1920 года в 4 часа дня и, как известно, привели они обе договаривавшиеся стороны к тому, что и в Харькове и в штабе революционно-повстанческой армии Украины (Махновцев) были выделены отдельные люди, которые и занимались уже специально этим делом.
Условия нашего соглашения, как известно, были выработаны и те пункты из него, которые были связаны с моментом действия, были подписаны 13-го октября 1920 года, - со стороны партии большевиков и ее Украинского «советского» правительства Командармом Фрунзе, Я.Яковлевым, Гусевым и Бела-Куном, а со стороны повстанческого движения и его руководящих органов - Куриленко и Поповым.
А между тем, прошло около 8-ми лет, как это соглашение между нами было достигнуто и, к месту отметим, красными спецами-военруками преступно спровоцировано и разорвано, - Ц.К.В.К.П., который претендует на выразителя исторической правды о Великой Русской Революции и всех носителях ее, - многочисленных революционных групп и организаций, - этот Ц.К. позволяет себе проводить свои взоры молча мимо обнародования (см. газ. «Вечернюю Москву» от 2-го июня с. г.) о военно-политическом соглашении махновцев с большевиками лживых документов, состряпанных пресловутым секретарем Бела-Куна - Леглером. Это ясно говорит, что Ц.К. разделяет точку зрения Белакуновского секретаря Леглера и компрометации уже не только меня и славных крестьян - партизан-махновцев (которых большевистской партии выгодно чернить по чисто иезуитски политическим соображениям своей власти в стране), но и того, хотя и незначительного, но положительного прошлого своей партии в Русской Революции, которое, как известно, позволило такому низовому революционно-освободительному движению, как махновщина, идти с партией большевиков единым фронтом в борьбе трудящихся против врагов социальной революции и вызывающих ее к жизни многогранных и всесторонних революционных идеалов. Да и не следует ли из молчания Ц.К.В.К.П. перед ложью Леглера, что он согласен с ними и в том выставлении самого Бела-Куна прямым бандитом в поведении его при встрече и разговорах со мною.
Я же знаю Бела-Куна более порядочным именно в держании себя при встрече и разговорах со мной.
Итак, что в воспоминаниях пресловутого секретаря более преступного и ложного, которое Ц.К.В.К.П., по-моему, должен презреть, как я его презираю, и изъять его, как авантюристическую подлость, из употребления в борьбе своей партии против Махно и махновщины?
Ложно в этих документах секретаря, главным образом, то утверждение, что, как будто бы, я, находясь со своим штабом в с. Ульяновке Павлоградского уезда, вызвал к себе из Павлограда Бела-Куна, что бы сговориться с ним о заключении договора против генерала Врангеля. Преступно ложно само описание приезда к нам Бела-Куна, допущения его ко мне, встречи, тем наших разговоров и т. д., и т. п. Ведь Ц.К. большевиков известно, а если нет, то должно быть известно, что Бела-Кун с рядом ответственных лиц большевистской партии приезжал ко мне в Ульяновку в 20-х числах октября, когда соглашения между нами, за исключением одного 4 пункта, были уже подписаны обеими сторонами, и при моем штабе находились представители украинского сов-правительства и соответствующих других партийных большевистских органов во главе с тов. Васильевым.
Бела-Кун же приехал ко мне с особого характера поручениями от центральных органов большевистской партии и ее государственной власти. И одно из этих поручений выразилось во вручении мне Бела-Куном лично пакета-подарка с более стами фотографических карточек и портретов от Исполкома III-го интернационала, на котором была подчеркнута надпись: «борцу за Рабоче-Крестъянскую Революцию тов. Батько Махно».
Пакет с подарком и этой надписью Бела-Кун вручил мне не распечатанным и с особой почтительностью.
Другое поручение выразилось в том совершенно искреннем и благородном, по-моему, старании Бела-Куна выяснить непосредственно у меня лично о состоянии моего здоровья, о том, удачно ли сделана присланным Раковским из Харькова хирургом мне операция, не нужно ли снова прислать для консультации хорошего профессионала и т. д.
Был разговор между мною и Бела-Куном и о более серьезных делах, касательно Красной Руси и Венгрии. Но этот разговор при настоящем положении самого Бела-Куна и вообще революционных дел более широкого масштаба, я, как анархист-революционер, считаю для себя неуместным выяснять, считая, что на это будет свое особое время...
И, наконец, четвертое поручение выразилось в особом старании Бела-Куна добиться от меня, как от полководца революционных партизан, мнения о действиях командования сводного корпуса красной армии (если не ошибаюсь, то корпуса под общим командованием Гайя), который перед этим за несколько месяцев, будучи отрезан на противопольском фронте внезапным и решительным польским контрнаступлением, не нашел, как известно, выхода из окружения его частями польских армий и перешел границу Пруссии, где и сложил, по требованию прусских властей, свое оружие. На этот вопрос Бела-Кун как-то особенно добивался от меня моего мнения и на ломанном в его выражениях русском языке и при помощи переводчика - на немецком.
Конкретно, Бела-Кун ставил мне тогда так свой вопрос: - Что, если бы Вы, батько Махно, со своим командным составом были на месте командиров этого корпуса, - сложили бы вы свое оружие по требованию контрреволюционных прусских властей?
Я ему ответил на это - нет! Имея хорошо вооруженный, да еще сводный (конно-пехотный) корпус или, скажем, одну дивизию, я, как командир-революционер над этой единицей, сознающий, что и я и составляющие ее бойцы ведем борьбу против контрреволюционного мира, - я этого не сделал бы. Тем более, что я, очевидно, знал бы, как, должно быть, знало и командование сводного корпуса, что, кроме сил моей единицы, есть еще силы красной армии, которые от временного поражения могут быстро оправиться и снова перейти на своих боевых участках в наступление против сил неприятеля.
- А что бы Вы делали на территории Пруссии? - заинтересованно Бела-Кун спрашивал меня.
Я ему сказал, что на прусской территории я и часу не задержался бы, а расчленил бы вверенную мне единицу на особые ударные группы и пошел бы глубокими тылами польской армии, уничтожая все пути и средства их снабжения и вооружения.
По этому вопросу мы много говорили, и на нем наш разговор с Бела-Куном был закончен.
После, Бела-Кун говорил с моими помощниками и так близкими мне в повстанчестве товарищами. Говорил он с ними о многих делах, касался и подписанного соглашения и выдвигавшегося нами, как раз в это время, добавления к этому соглашению, которое после выразилось, в 4-м пункте и подлежало, после предварительного совещания Украинских большевистских властей с Москвой, обсуждению и подписанию с нами. Но и с моими помощниками, как и со мной, Бела-Кун держал себя совсем не по-бандитски, как это его выставляет его бывший секретарь Леглер в своих воспоминаниях, печатаемых в газ. «Вечерняя Москва» и одесских газетах, т. е. ни бандитами, ни сволочью Бела-Кун никого из нас, будучи между нами, не называл.
Да и мог ли позволить себе Бела-Кун вести себя так со мною, да еще в присутствии моих революционных помощников?! Лучше всего на это могут ответить сами же большевики, начиная от Антонова-Овсеенко, Льва Каменева, Межлаука, Ворошилова, Дышлового, Бела-Куна, и кончая менее заметными большевистскими величинами, встречавшимися со мною на боевом посту революции.
Я же лично, - вопреки всякого рода проходимцам, вроде бывшего деникинско-врангельского, теперь большевистского генерала Слащова и французского коммуниста-большевика Барбюса, клевещущих на меня, обзывая меня агентом Антанты; или хорошо присосавшимся к большевистской власти писателям Вересаева, А.Толстого и Пильняка, позорно выводящим меня в своих побасенках, написанных под тон и в унисон диктаторов, антисемитом-погромщиком, - вопреки всей наглости этих и им подобных проходимцев, которой все мои враги пользуются в своей клевете на меня и на связанное с моим именем движение украинских тружеников, - я считаю себя вправе перед прошлым, настоящим и будущим трудящихся СССР и мира, чтобы сказать Всесоюзной большевистской партии и ее Ц.К., - почему партия поощряет в своих рядах авантюристам измышлять всякую, какая только взбредет им в голову ложь, против идейных противников партии, - в данном случае, против меня и связанного с моим именем движения? Почему партия большевиков, добившись, за счет общих усилий всех революционных групп и организаций господствующего политического положения в стране, так обанкротилась идейно и так опошлела тактически по отношению своих противников, что не находит иных средств для борьбы с ними, кроме лжи? Почему партией допускаются искажения таких исторических фактов и связанных с ними неопровержимых истин, которых история наших будущих поколений не пройдет молча, но которые партия или от имени партии этой истории преподносятся искаженными, ложными?
Разве Всесоюзная партия коммунистов-большевиков и ее районные, областные и центральные руководящие органы, обанкротившись на своих властнических государственных постах, пришли уже окончательно к тому, чтобы для настоящего и будущего партии революционная честь больше не нужна, а потому, дескать, давай в ее ряды всякую нечисть, поощряй этой нечисти всякую подлость, какую только она может измышлять против противников партии, лишь бы нечисть эта подчинялась общим партийным директивам партии и ее центральных органов?
Если это так, тогда совсем другое дело. Тогда нужно только, не лицемеря открыто сознаться в этом.
Тогда и широкие массы беспартийных тружеников поймут и самое партию и цели ее иезуитски предательских вывихов по отношению их прямого дела освобождения.
Правда, для властнической партии не выгодно, чтобы широкие массы тружеников поняли ее полностью, да еще за иезуитским ее отношением к их делу. За этим ведь скрываются для широких трудовых масс в СССР пути ликвидации политического безумия партии. Но это необходимо, крайне важно - и большевистская партия в целом должна это понять - для трудящихся СССР и для трудящихся мира, которые должны предостеречь себя и свое новое поколение от большевистской партийной школы лжи, с которой партия за 10 лет своего царствования в стране над правом и жизнями трудящихся не только что не смогла расстаться, порвать связи, но еще более сроднилась и продолжает родниться, как с чем-то будто бы исторически сросшимся с самой идеей большевизма.
Если бы не было видно, кто руководит партией, можно было бы подумать, что враги большевизма ее умышленно толкают на путь лжи в ее борьбе против вчерашних друзей. Но когда знаешь и видишь, что воспитатели в школе лжи и остервеневшие за ее практикой воспитанники - все партийцы формации старой большевистской гвардии - ведь нельзя же назвать Яковлева, Лебедя, Кубанина, Леглера и других известных мне большевистских писак, клевещущих на Махновщину, большевиками выдвиженческой шеренги, - если все это знаешь и видишь, то становится прямо таки странным, каким образом все это сообщество смогло овладеть революционной психологией трудовых масс и, достигнув полного политического господства над ними, надеется еще быть вождем и вдохновителем Мировой Революции, когда Революция в своей стране опозорена и задушена. Это то, что всегда, еще будучи революционная махновщина другом с большевистской партией на пути борьбы с деникинской, врангелевской и других формаций контрреволюций - лучших представителей махновщины возмущало, против чего я со своими друзьями-повстанцами протестовали, а партия коммунистов-большевиков закусывала свои губы, зарывалась и вызывала нас на отчаянную вооруженную борьбу с нею.
И это же возмущает меня теперь; против всего этого и раскрытого самой партией за 10 лет ее неограниченного, политически дикого царствования, ложного по отношению махновщины и в частности меня самого, как главного вдохновителя и руководителя ее, я протестую теперь!..
Франция. Июль 1928 г.
«Дело труда», № 37-38, июнь-июль 1928 г.
Как известно, черная измена большевистских вождей идеям октябрьской революции привела всю большевистскую партию и ее «пролетарскую, революционную» власть в стране к позорному миру с иностранными царями - с Вильгельмом II-м Немецким и Карлом Австрийским, а затем к еще более позорной вооруженной борьбе внутри страны, сперва с анархизмом, потом с левым народничеством и социализмом вообще. Правда, в июне месяце 1918 года, когда я, пользуясь своим положением по документам (я был главным руководителем Комитета Защиты революции в известном районе на Украине) забрел в Кремль, где по настоянию Председателя Всероссийского Центр. Исполн. Комитета Совета Свердлова был сведен с Лениным, (на чем и останавливаюсь подробно во второй книге своих записок) и информировал его, Ленина, о неравной тяжелой борьбе революционных сил на Украине против нашествия немецко-австрийских контрреволюционных армий и таких же отрядов Украинской Центральной Рады, а также о неудачах этой борьбы и тяжелом отступлении революционных сил из Украины. Тогда Ленин, разговорившись со мною и заметив, очевидно, во мне мой крестьянско-анархический фанатизм в отношении Революции и наших анархических идей в ней, заверял меня, что, де, советская власть начала борьбу в центрах революции не с самим анархизмом, а с поселившимся в его рядах бандитизмом. - «С такими анархистами, - говорил мне Ленин, - об организованности и революционных действиях которых вы мне повествуете сейчас, у меня лично и нашей большевистской партии найдется всегда общий язык для восстановления единого революционного фронта... Другое дело социал-предатели -они враги подлинного освобождения пролетариата и беднейшего крестьянства и мое отношение к ним непримиримо. Я им враг...
Большей неискренности и лицемерия, какие в данном случае проявил Ленин, особенно в отношении анархизма, трудно найти у кого-либо другого из политических дел мастеров. Большевистская власть организовала уже в это время свои походы против анархизма со строго продуманным замыслом дискредитации анархистского движения в стране, где большевизм Ленина поставил крест над всякой свободой революционных организаций и где только анархизм был и оставался опасным для большевизма; ибо только анархизм, если бы только он научился организованно, со строжайшей последовательностью в действиях входить в широкие рабочие и крестьянские массы и политически и стратегически направлять их к победам, может поднять на восстание в стране все здоровое, беззаветно преданное Революции, чтобы на этом пути бороться и утверждать практически в жизнь идеи свободы, равенства и вольного труда.
Да и в отношении социалистов у Ленина звучал иногда улично-залихватский тон...
Поход большевистской власти против анархизма и социализма оказал тогда большую услугу внешним контрреволюционным вооруженным силам вступить безболезненно на революционную территорию Украины и сравнительно быстро и легко вытеснить из нее революционно-боевые силы широких трудовых масс под руководством анархистов, левых социалистов-революционеров и самих же большевиков, поскольку эти последние имели под своим идейным влиянием вооруженные силы украинских тружеников в этот трагический для Революции период.
Благодаря этой черной измене большевистских вождей революции, контрреволюция сравнительно быстро парализовала все революционные связи на Украине села с селом, города с городом и занялась безбоязненно своей гнусной кровавой расправой над широкими революционно-настроенными трудовыми массами украинского села и города и революция на Украине предстала совершенно неожиданно перед эшафотом своих палачей и в первой стадии своего развития была казнена...
Это были тяжелые, полные кровавых ужасов дни. Вожди большевизма по договору с немецкими и австро-венгерскими царями оттягивали из Украины свои из русских тружеников скомплектованные вооруженные силы, а украинские труженики, плохо вооруженные и наспех скомплектованные в боевые отряды, принуждены были отступить вслед за своими русскими братьями, расплачиваясь своими жизнями за измену вождей с одной стороны перед наседавшими сзади хорошо вооруженными и дисциплинированными врагами революции - в лице немецко-австро-венгерских экспедиционных армий, а с другой - перед большевистской властью, не желавшей пропуска их вооруженными на территорию России и с боями разоружавшей их. Вот в эти, казалось, ничего уже хорошего не предвещавшие дни, - крестьяне-революционеры Гуляй-Польской группы анархистов-коммунистов, многочисленными мелкими группами и отрядами оставили свой район и отступали также в направлении России, где - как всем почему-то казалось, - революция идет своим руслом и в нем, в этом русле, эти революционные группы и отряды обретут свои силы и снова станут лицом к лицу с врагами, чтоб преодолеть их физическую и духовную силу, во имя нового свободного общества... К сожалению, у большевистских вождей уже в этот период Революции замечался перелом в сторону охаивания всего здорового и революционно-выдержанного в трудовых массах в угоду своих партийных привилегий в стране и за ними скрывавшейся явной контрреволюции. На подходах к г. Таганрогу большевистская власть уже устраивала засады на независимые революционные боевые группы и отряды и предательски их разоружала. Это обстоятельство побудило силы гордого революционного Гуляй-Польского района распылиться на еще более мелкие группы и частью возвратиться нелегальными путями в свой район, частью же, и тоже нелегально, пробраться в Таганрог с целью собраться в нем и обсудить, что дальше делать...
В г. Таганроге группа съехавшихся товарищей сразу же поручила мне и Веретельнику организовать конференцию. Таковая состоялась. Решения ее были кратки, но положительными в том смысле, что дальше Таганрога ни один член группы не двинется. Все, за исключением меня, Веретельника и еще троих товарищей, возвращаются на фронт и постепенно с особой осторожностью во имя намеченного конференцией дела пробираются в свой район для нелегальной работы среди крестьянства. Мы же пятеро человек получили от конференции назначение побывать в течение полутора - двух месяцев в Москве, Петрограде и Кронштадте, ознакомиться с ходом революционных дел в этих центрах Революции и к первым числам июля месяца возвратиться на Украину, в местности, где группа решила снова возродить идею организации вольных батальонов защиты Революции со строго взвешенным замыслом не только бороться, но и побеждать.
На похождениях по России в течение этих двух месяцев я подробно остановлюсь во второй книге своих записок - «Под ударами контрреволюции». Здесь же скажу, что из нас пяти я один лишь возвратился вовремя на Украину, на которой безответственно царил политический и экономический произвол немецко-австро-венгерского контрреволюционного юнкерства и его ставленника - пресловутого гетмана «всея Украины» - Павла Скоропадского. На Украине я теперь уже мало встретил своих старых друзей, преданных крестьян революционеров. Многие из них попали в лапы контрреволюции и одни были убиты, другие посажены в тюрьму и ожидали той же участи. Но, живя эти дни глубокой верой в то, что намеченное дело на Таганрогской конференции нужно начинать, я всем своим существом отдался тому, чтобы непосредственно связаться с крестьянами, выбрать из их среды людей, готовых на самопожертвование.
На этом пути в поисках новых и стойких революционных бойцов я встретил ряд преданнейших проповедуемым мною идеям крестьян и крестьянок. Через них я скоро разыскал своих старых друзей, спасшихся от арестов и расстрелов немецко-австрийских и гайдамацких палачей и революционно, не смотря ни на какие невзгоды, уцелевших, т. е. не примирившихся с гетманским строем, думавших и готовившихся к серьезной борьбе с ним. И мы, не ожидая, когда съедутся рассеявшиеся после отступления где-то по России остальные наши товарищи в район, не взирая на все те тяжелые затруднения для нашего пребывания в селах, которые переплетались с частыми арестами и расстрелами из наших активных рядов, взялись за живое дело и как-то скоро - в сравнении со всеми затруднениями - мы поставили снова на ноги дело нашей организации по подготовке революционного восстания широких трудовых крестьянских масс против Гетмана, его феодально-помещичьего строя и их защиты в лице немецко-австро-венгерских царских армий. Тогда мы говорили массам: «Крестьяне, рабочие и вы, трудовая интеллигенция! За возрождение и развитие Революции, как наиболее верного средства борьбы с капиталом и властью государства; за создание и закрепление в вашей жизни свободного общества тружеников, как нашей ближайшей цели, вы должны организоваться, создать из своих рядов грозные революционно-боевые партизанского рода вольные батальоны и восстать, пойти штурмом против Гетмана и немецкого и австро-венгерского царей, приславших на наши земли свои дикие контрреволюционные армии, и победить этих палачей Революции и Свободы!.. »
И широкие трудовые массы прислушивались к нашему голосу. Из далеких сел и деревень, от Гуляй-Поля они присылали к нам своих делегатов, стараясь разыскать группу анархистов и взять - кого она из своих членов может откомандировать им, чтоб они могли его секретно перевезти в свой район для собеседований и содействуя им в делах подготовки масс к восстанию.
И мы переезжали тогда в одиночку, иногда группой в 3-5 человек и вели на нужные темы в строго законспирированных местах беседы с крестьянами в этих селах и районах. А через месяц-два этой тяжелой, но упорной наше пропагандистской и организационной работы по обширнейшим районам среди крестьян - наша Гуляй-Польская крестьянская группа анархистов-коммунистов увидела, что за ней идут широкие массы тружеников, среди которых было много вооруженных и готовых во всякое время, на какое угодно самопожертвование во имя идеи восстания против германского и немецко-австрийского юнкерства, политического и экономического произвола.
Помню, как делегаты от этих, нами уже сорганизованных крестьянских революционных сил около недели ездили по району из деревни в деревню, чтобы настичь меня, ненавистного буржуазии и немецко-австрийскому командованию. Я так же, как и они, передвигался со своими двумя-тремя товарищами из деревни в деревню с целью агитационно-организационной. Помню, как они, эти делегаты, настигнув нас в одной из деревень, просили меня от имени пославших их ко мне на совещание не откладывать нашего общего вооруженного выступления против врагов революции до удобного момента, начинать его теперь же. Делегаты тогда мне говорили: «...Вы, Нестор Иванович, возвращайтесь в Гуляй-Поле и подымите Гуляй-Польцев. Если Гуляй-Поле восстанет, за ним последуют все другие волости и районы. Вы с группой своих товарищей агитаторов своей упрямой работой еще до гетманщины и немцев и австрийцев подняли Гуляй-Поле перед трудящимися других волостей и других районов на необыкновенную высоту революционной стойкости и преданности делу трудящихся. Общий ваш зов к другим волостям из рядов восставшего Гуляй-Поля сделает больше для дела восстания, к которому мы все готовимся, чем все эти недели, что вы разъезжаете по деревням с большим риском для жизни и ведете и подготовляете это дело непосредственно с помощью устной агитации...»
Я лично этим доверием и уважением ко мне и нашей группе широких масс и их делегаций не увлекался. Я был чужд поддельного революционного духа, и я старался, чтобы им не заражались ни мои друзья, ни широкие массы, среди которых мы работали, с которыми нашли общий язык, объединивший нас на пути дела возрождения, расширения и углубления казненной палачами Революции, чтобы через нее обрести право, средства и твердость убеждений, для построения нового свободного общества тружеников.
Моя поездка по России, через ее революционные центры и мои наблюдения за всем и вся, с чем встречался, кое-чему меня научили. Поэтому я и все мои друзья по группе, кто взялся за дело организации крестьянского восстания против врагов Революции, были слишком осторожны, т. е. мы не могли ни перед каким уважением таять настолько, чтобы забывать, кто мы и какая перед нами стоит задача в связи с этим нашим самосознанием. На все настаивания перед нами, как инициативным и руководящим ядром восстания, я все время отвечал крестьянам: - «А все ли ваши силы достаточно прочно связались с нашей группой? Усвоили ли они и хорошо ли усвоили себе то, что начало восстания наших сил практически должно выразиться повсеместным, т. е. в одно и то же время, хотя в известном ряде волостей?
Если всеми это хорошо понятно и усвоено - то всем нам не мешает лишний раз подумать и о том, с чего же, наиболее плодотворного, мы должны начинать нашу открытую вооруженную борьбу. Подумать над этим лишний раз тем более важно, необходимо, ибо технически мы далеко не равны с врагами. Наши первые удары по вооруженным силам врагов наших должны принести нам и винтовок и орудий, и к тем и другим лишний - десяток-два патронов и снарядов. Такая удача при первой нашей атаке врага даст двоякое удовлетворение и нам и широким трудовым массам. И мы и широкие массы сразу же станем более решительны, как в идейно-политическом, так и в организационно-боевом отношениях. После первого нашего успеха в дни общего нашего выступления все наши партизанские отряды обрушатся на врага со всех сторон. Этим самым мы поставим в неожиданное замешательство и гетманское правительство и немецко-австрийские военные штабы, по крайней мере, в нашем Приазовско-Днепровском и Донецком Крае. В лето выяснится характер событий, и мы все силы свои напрягаем тогда на то, чтобы отдать себя полностью служению этим событиям...»
Так подходили мы, крестьяне-анархисты к трудовым широким массам и в столь трудный момент для революции и идей нашего движения в ней в те на 10 лет оставшиеся позади мрачные политические времена. Спрашивается - почему мы проявляли такую чрезмерную осторожность в своем влиянии на широкие массы, когда последние чуть не первые подавали свой голос за восстание против угнетателей? - Почему мы, будучи по духу бунтарями, просто не воспользовались случаем и не пошли во главе масс, увлекаясь одной лишь стихией той подлинно революционной бури, которая назревала в украинской деревне и которую во всей ее положительности и красоте, неподдающихся политическим уродствам, может творить только анархическая деревня?.. Кажется странным, а между тем это диктовалось многими условиями момента, условиями, которых многие, о как многие в наших рядах особенно, никогда не признавали. Это был момент для революционно действовавшего авангарда по подготовке вооруженного восстания крестьян, чрезвычайно тяжелый своими требованиями. Этим авангардом была наша Гуляй-Польская крестьянская группа анархистов-коммунистов. Перед ней развертывавшиеся события ставили вопрос: возьмет ли она в свои руки полностью руководство широкими трудовыми массами в надвигавшихся бурных событиях, или же она уступит все ею подготовленные массы к открытой вооруженной борьбе какой-либо из политических других партий, имеющей свою программу и надеющейся на прямую поддержку со стороны большевистского «революционного» правительства со стороны Москвы.
Вопрос этот делал трудным положение нашей группы еще и тем в этот период нашей деятельности, что она часто прислушивалась к абстрактным положениям анархизма, согласно которым анархист отрицает организацию дисциплинированных сил революции и часто оказывается в моменты революции одиноким маньяком, словно самой жизнью отвергнутым от своей плодотворной творческой роли среди широких трудовых масс. При всей нашей революционной страсти использовать все средства для победы над контрреволюцией, какими располагали массы и какими нас наделил революционный опыт, мы все же были анархистами, и хотя сознавали, что дезорганизационные начала в жизни нашего движения принесли анархизму непоправимый вред, что анархизму уже трудно выровнять свои силы настолько, чтобы успеть поравняться своими силами с зарывавшимися на пути революции большевизмом и левым народничеством; что дезорганизаторский навык, все анархисты так хорошо усвоили, как ни одного из положений в области положительной деятельности анархизма и что, следовательно, покуда анархисты будут дорожить этим своим навыком, наше движение массами полностью не будет понято и целиком поддерживаемо из-за боязни не делать ничего, что связано со смертью вслепую. Но повторяю, мы анархистами были, и мы жили анархическими чаяниями. Готовясь сами, подготовляя широкие трудовые массы к открытому восстанию против тех, кто казнил революцию, кем со всех сторон были окружены, как пленники беспомощные, мы теперь были уже свободными от самого главного, - от того, чтобы думать, что на нас со стороны наши же идейные товарищи набросятся, скажут: это не по анархически растворяться среди масс и руководить их боевым авангардом. От этой пустой, часто для анархизма вредной болтовни мы были в это время уже свободны и думали мы лишь об одном - о борьбе и победе!
Но борьба и победа, по-нашему, требуют от революционного анархизма, сознательно находящего свое должное место и активную роль в современных революциях, громадных организационного характера напряжений и в области оформления его партийных радов и в области выявления его прямых положительных задач, особенно в первый и второй дни революции, к которым широкие трудовые массы подходят обыкновенно ощупью и как бы с неполной уверенностью в то, что они в них найдут простор для полного выражения своих подлинных требований. Таким образом, сознавая, что ряды анархизма раздроблены, движение находится чуть не в полулегальном положении, по городам в особенности, где власть большевистской партии все делала для того, чтобы или сделать из него «большевистско-анархическое движение» и подчинить своим интересам, или же совсем загнать в подполье, не допустить до того, чтобы оно оформило свои ряды и заняло организационно надлежащие ему боевые позиции в авангарде большевистской властью уже удушаемой Революции. Мы - крестьяне-анархисты действовали в деревне и в этой области, чтобы возвысить голос нашего анархического движения из деревни и этим самым привлечь в деревню все лучшее и здоровое из городов; так как в это время на Украине деревня подымалась первой против гетманского строя и ревностно охранявших его немецко-австрийский контрреволюционных армий.
В этом духе, под черными анархическими знаменами нашей группою воспитывалось трудовое крестьянство. Ни на шаг не отступая от анархических положений, группа намечала идейно-политическую и военно-революционную программу повстанческого движения, определившегося сразу под именем «повстанческих войск Батьки Махно».
Влияние группы и в частности мое личное было так велико и плодотворно в широких крестьянских восставших под знаменем анархизма массах, что сбить их с этого пути не могли никакие силы враждебных анархизму политических и социалистических партий. Массы не прислушивались к их голосу, не останавливались перед речами их ораторов. Слово Гуляй-Польской крестьянской группы анархистов-коммунистов и слово Махно о свободе и независимости трудящихся от власти капитала и его слуги - государства, о том, что государство, как организация буржуазно-капиталистического общества, вредна, должна быть заменена организацией свободной общественности трудящихся и т. д. и т. д., воспринимались массами за основы их жизни и борьбы.
Во имя этих основ нового общества тружеников крестьянские массы доселе порабощенной деревни создали могучую военно-революционную силу и, передав эту силу под непосредственное руководство организованному группой штабу движения, всегда тесно держались этой силы, т. е. никогда не порывали с нею своей духовной и хозяйственной связи - всегда пополняли ее свежими силами в самые трудные моменты для себя и этой передовой силы, снабжали ее продовольствием.
Таким образом, Гуляй-Польский район скоро превратился в особого рода страну, чуждую государственнических тенденций в своем внутреннем самоуправлении; страну, население которой со всех сторон атаковывали немецко-австрийские полчища, которые до этого времени не знали никаких границ в своем произволе над населением, и разоружало их и их вооружением тут же снабжало свои отряды.
Немецко-австрийские войска скоро начали покидать этот район. Гетманские власти были частью перевешаны, частью разбежались. Гордый революционный район был замечен большевистским правительством из Москвы. Наряду с этим были замечены анархисты за революционным делом. Имя Махно все центральные большевистские газеты не снимали со своих первых страниц. С каждым днем большевики писали что-либо новое об успехах революционной борьбы повстанчества под руководством анархиста Махно...
Но движение революционного повстанчества шло своими анархическими путями. Оно, растрепав хорошо войска немцев и австрийцев, разогнав гетманцев в целом ряде уездов и губерний Украины, своевременно заметило народившуюся и спешно организовавшуюся деникинщину и оно под руководством преданнейших сынов революции -крестьян-анархистов направило все свои силы, всю их энергию против деникинщины, а в скором времени и против Украинской Директории, наиболее известной (после своей реорганизации) под именем «атамании», пресловутой «петлюровщины».
Против деникинщины и Украинской Директории движение махновщины заняло, - как и против немецко-австрийских армий - обширнейший фронт и также героически производило на нем революционно-боевые операции в интересах Революции и выдвигаемых ею начал нового свободного общества тружеников.
Так в действительности было организовано крестьянами-анархистами и начало свои исторические действия революционно-повстанческое движение украинских трудовых масс - движение махновщины.
Из этого обзора, правда, далеко не полного, но глубоко верного, я думаю, станет понятным для всех, прочитавших его, что все небылицы врагов и даже некоторых друзей Махновщины о том, что это низовое массовое движение тружеников своей идеологии почти что не имело, что идейно-политическая пища, как и вообще политическо-стратегическое подсказывание то в том, то в другом политическом деле приносились ему извне - глубоко не верны.
Для прямых руководителей движения так же, как и для широких трудовых крестьянских масс, поддерживавших его, хорошо известно, что движение махновщины было организовано Гуляй-Польской группой анархистов-коммунистов и носило оно в себе анархические силы от начала и до конца, при том силы, не испорченные ни словесным революционным профессионализмом, ни городской хаотичностью и безответственной отсебятиной. Все организаторы и вдохновители движения - как-то: братья Каретники, Алексей Марченко, братья Семенюты, Лютый, Зуйченко, братья Домашенко, Коростелев, Троян, Данилов, Тыхенко, Мощенко, А.Чубенко, братья Махно и многие другие - все они были анархистами. Многие из них самостоятельно работали среди крестьян от 1906-7 г.г. и из них многие являются прямыми пионерами движения махновщины... Этими и многими уже в движении выросшими своими внутренними силами движение махновщины питалось и в идейно-политическом и в военно-стратегическом отношениях. Всякая помощь со стороны от родственных ему анархических организаций была лишь желательной, но ее, к сожалению, в прямом и организационном смысле никогда не было. В течение 8-9 месяцев после открытого вооруженного действия против врагов революции и анархизма, движение махновщины не видело в своих рядах почти что ни одного из прежних со стороны своих друзей. По истечение 8-9 месяцев в ряды движения приехал ряд товарищей в индивидуальном порядке, - некоторых движение освободило из цепких вражеских лап на своих путях действия, - Ивано-Вознесенская группа анархо-коммунистов во главе с т.т. Макуева и А.Чернякова, прибыла в организованном порядке. Эти товарищи оказали ему нужную, посильную помощь, но, к сожалению, временно. И, в общем, все годы неравной, тяжелой и исторически и морально ответственной борьбы, движение махновщины питалось своими внутренними идейно-политическими и тем более военно-стратегическими силами. И это, по моему глубокому убеждению, и является главной причиной того, что движение махновщины от начала и до конца, долгие годы было стойким борцом на революционном посту, - долгие годы, не смотря на вечное окружение врагами и беспрерывные бои с ними, не шло никогда и ни на какие соблазны других, анархизму и социальной революции чуждых социально-политических группировок.
Оставаясь верным своим анархическим идеям в требованиях от государства и его властей не мешать труженикам села и города самоорганизоваться и стать прямыми выразителями своей подлинной революционной воли на путях революции, в преодолении устоев старого и построении и защите нового свободного общества, движение махновщины естественно не могло надеяться на помощь на этом пути в этих его требованиях со стороны государственных социально-политических группировок. Оно вправе было ожидать себе прямой организованной помощи от родственных ему анархических организаций из городов. Но такой, к сожалению, не было. Дезорганизаторский навык у большинства анархистов в это время был так силен, что он заслонил перед ними то, что делается в деревнях. Они не смогли ни заметить, ни почувствовать современного анархического настроения революционной деревни и поспешить ей на помощь организацией городских тружеников и прямым воздействием на ход ненормально складывавшихся революционных событий по городам. Не видя этой помощи от тех, от кого она должна была бы быть и именно в духе организационного прямого воздействия на ход событий там, где события эти уродуются укоренившимися властелинами под всевозможными предлогами, -движение махновщины естественно не могло восхищаться прочностью положения родственных ему организаций по городам.
Именно отсюда рождалась в движении махновщины вера в правильность позиции своих внутренних сил в делах революции. И движение цепко держалось этих своих внутренних сил и того, что им было признано за цель и написано на своих черных знаменах, в начале своей организации, что всколыхнуло, подняло широкие массы тружеников и увлекло их на борьбу против всякого сорта угнетателей и, наконец, от чего движение махновщины все годы своей борьбы не отступало, за что мужественно боролось часто с неравными, во много раз превосходящими силами врагов своих и революции и анархических идей в ней.
На этом тяжелом и ответственном революционном посту движение махновщины совершило одну тяжелую ошибку: в союзе с большевизмом против общего врага - врангелевщины и антанты. В период этого морально и практически для революции ценного союза, движение махновщины ошиблось в большевистском революционизме - и вовремя не оградило себя от измены. Большевики со своими спецами предательски обошли его и хотя с трудом, но на время разбили.
«Дело труда», № 44-45, январь-февраль 1929 г.
Многие, даже политические деятели, из левого крыла, в особенности, склонны рассматривать советскую власть, как особенную власть от других властей, при том, особенность эта рисуется с лучшей стороны.
«Советская власть, дескать, рабоче-крестьянская власть и она хранит за собой великое будущее... »
Нет более нелепого утверждения, чем это, выше приведенное. Советская власть ни лучше, ни хуже всяких других властей. И настоящее советской власти такое же шатающееся, нелепое, как и всякой власти, вообще. А в некоторых отношениях, у советской власти оно еще более нелепое. Но это потому, что советская власть, достигнув своею полного политического господства в стране и, сделавшись неограниченным хозяином ее экономических и сельскохозяйственных ресурсов, не ограничилась только этим своим грубо-властническим положением она за короткое бесконтрольное свое господство в стране развила в самой себе обманчивое чувство и ложно почувствовала в себе (без всяких, между прочим, на то оснований) духовное «совершенство» перед всем трудовым и революционным народом страны. Это сделало ее пролетарский дух менее революционным, но более наглым. Благодаря чему, теперешняя советская власть, набравшись свойственного для всякой неограниченной и безответственной власти нахальства, утвердила себя за счет обманутого народа, но без его воли и согласия, его духовным учителем. Но не является секретом то, что «совершенство» советской власти, - это «совершенство» ее матери - партии коммунистов-большевиков. Но «совершенство» и теперешней советской власти и породившей ее партии суть ложное «совершенство», оно светит мерзостным двуличием и наглым преступлением в отношении тех трудящихся масс, силами которых и во имя освобождения которых совершалась Великая Русская Революция, ныне казненная властью в угоду привилегий породившей ее партии и того пролетарского меньшинства, которое, под влиянием большевистской партии воодушевилось заманчивыми для невежд положениями «пролетарского» государства и диктатуры «пролетарской» власти и молчаливо плетется на узде этой же партии, - плетется без права решающего голоса, без права точного осведомления о том, что гнусного палаческого приготовляло вчера и приготовляется сегодня этой властью и партией против его же братьев-пролетариев, не желающих быть слепым молчаливым орудием и у власти и у партии, и не исповедывающие пролетарностью замаскированной партийной лжи.
Спрашивается, как же все-таки по-большевистски может случиться, что все то мерзостное двуличие и наглое преступление теперешней советской власти и партии коммунистов-большевиков, которое ими совершается в отношении трудящихся масс на путях политического управления, может быть другим в отношении этих масс на путях духовного воспитания. Мне кажется, что другим все это сделаться не может. Оно должно остаться и на этих путях тем, чем оно есть на самом деле. А что это так, об этом довольно определенно говорит нам то, что трудовой народ в СССР до сих пор не спокоен за свою революционную совесть, которую власть и партия коммунистов-большевиков силою уродует, стараясь заменить ее своею по программе выработанною партийною совестью.
От этого положение власти еще более ухудшается, т. е. становится более глупым, чем оно было ранее, при ее начальном выявлении своего деспотического существа, когда советская власть, под стратегическим и организационным водительством партии коммунистов-большевиков только подготовлялась к духовному воспитанию политически и экономически ею же порабощенною трудового народа.
Естественно, что это положение теперешней советской власти обусловливает и ее будущее. А это говорит о том, что будущего у власти нет; ибо для того, чтобы иметь будущее, нужно иметь на лицо благоприятное настоящее. А у власти настоящее настолько неблагоприятное для жизни миллионов тружеников, что из-за него можно ожидать чуть не каждый год новых народных кровавых восстаний и революции именно против советской власти, против партии коммунистов-большевиков и установленного ими в стране правопорядка. Несомненно, что этот дух восстаний и революций в трудовом народе в СССР должен быть поддержан каждым революционером, каждым революционно-настроенным пролетарием, однако, не для того, чтобы этой поддержкой могли воспользоваться контрреволюционеры и враги трудящегося люда. Дух восстаний и революции в трудовом народе в СССР должен поддержан быть для того, чтобы сменить тот безответственный в отношении революции и безумный в отношении трудящихся правопорядок, который установила власть, под водительством партии коммунистов-большевиков и при котором жить свободно и независимо могут только члены этой партии и наемные защитники этой власти.
Безумие теперешней советской власти и партии коммунистов-большевиков должно быть устранено с пути революционной страны так, чтобы оно больше не смогло мешать угнетенным труженикам объединиться и положить начало своей жизни во всех ее областях на основах солидарности, свободы и равенства мнений всех и каждого, заинтересованного своим, как и других, подлинным освобождением. Это проблема общереволюционная. О ней должны, по-моему, активно заботиться и здесь - в эмиграции и там - внутри СССР все революционеры, все, решительно все сознательные и революционно-настроенные пролетарии и интеллигенция; и я сказал бы, что и все искренние невозвращенцы и оппозиционеры которые слетались невозвращенцами и оппозиционерами на эмиграции, по революционно-идейным соображениям.
Таким, поистине является и настоящее положение советской власти и ее будущее. И такова, по-моему, общая проблема в отношении советской власти и партии коммунистов-большевиков должна стоять перед всеми революционерами, независимо от их управления. Подменивать эту проблему чем-то другим, революционеры не могут. Они должны, по-моему, отдавать себе отчет в том, что для того, чтобы бороться с теперешней советской властью и партией коммунистов-большевиков, нужно иметь у себя все лучшее из того, что эти власти и партия имели у себя, провозгласили и, утверждая, защищают. В противном случае борьба их явилась бы, если не контрреволюционной, то, во всяком случае, бесполезной для тех миллионов тружеников, которых советская власть и партия коммунистов-большевиков, обманув, поработили и угнетают и которым революционеры должны помочь высвободиться из окружения этого обмана и угнетателей.
«Борьба», № 19-20,25 октября 1931 г.
Прошло уже много времени с тех пор, когда передовая социалистическая интеллигенция формулировала в более-менее определенных формах цели исторической борьбы пролетариата с буржуазией и когда пролетариат, приняв эту формулировку интеллигенции без поправок, вступил под ее руководительством в эту борьбу. То был своего рода триумф для интеллигенции, желавшей вести пролетариат к полному освобождению от буржуазии через разрушение буржуазного государства и власти и создание на их место пролетарского государства и пролетарской власти.
На этом пути естественно никто - ни интеллигенция, ни пролетариат, не щадили своих сил и знаний на представление перед широкими человеческими массами всегда того зла, которое творится властью буржуазного государства. Это помогало им развивать и укреплять в массах идеи пролетарской власти. В пролетарском государстве и власти пролетариат - по наговорам своих руководителей - видел сам и старался навязать другим средство для избавления себя от власти буржуазии и водружения свободного равенственного начала во всех житейских взаимоотношениях между людьми. Такое предназначение пролетарской власти нам, анархистам, казалось грубо-ошибочным. И наши товарищи прошедших времен восставали против этого, доказывая все то заблуждение государственников, благодаря которому они делали коренное различие между властью вообще и пролетарской властью, возлагая на эту последнюю чуждую ей миссию.
Социалисты-государственники оставались верны своей властнической школе. Со своей идеей пролетарской власти они вступили в русло еще небывалой по глубине и широте своих социальных требований Великой Русской Революции. И теперь уже нам, анархистам настоящего времени, пришлось с ними спорить против ложного предназначения пролетарской власти. В этом нашем споре мы государственникам доказывали, что всякая власть - будь она буржуазная или пролетарская - одинакова по своим внутренним, от народа скрытым, замыслам порабощать и угнетать человека, разрушать в отдельном человеке, как и в обществе, в целом народе все те лучшие естественные духовные свойства, толкающие их (человека, его общество, целый народ) к свободе и основывающейся на ней солидарности.
Государственники-социалисты возненавидели нас за это еще более. Между тем жизнь и деятельность пролетарской власти в России с каждым лишним годом своего существования и укрепления поддерживали нашу точку зрения о ней. С каждым годом пролетарская власть донага выдавала самое себя в том, что пролетарность ее - это фикция, которую самому пролетариату в первые годы революции заметить трудно было, тем более, когда он сам содействовал ее созданию. Однако то, что пролетарская власть в самом своем зарождении воспитывалась интересами власти вообще, было неоспоримым, и это ей не всегда позволяло умело скрывать свое существо на путях своей практики.
По прошествии ряда лет, ей пришлось самыми своими действиями показать, что ее цели и цели Великой Русской Революции - не одно и то же. Это прошедшие годы лицемерия этой власти не только что не помогли ей подчинить мирным путем цели Революции своим целям, но создали открытые фронты против нее и угрожают смертью. И пролетарской власти пришлось представиться перед Революцией во всей своей наготе и подлости, т. е. она открыла свое внутреннее существо, которое представляет с себя сплошную гнойную язву на теле Революции, при том язву, ядовитые бациллы которой несут смерть и разрушение для всех без исключения, кто дерзает без санкции пролетарской власти быть самостоятельным, свободно и независимо думающим о судьбах революции, о завоевании ею свободы своей и других, о том грандиозном строительстве нового свободного общества тружеников, которое может быть построено только тружениками у себя на местах, самостоятельно, без опеки власти.
Спрашивается: почему все это так случилось? Ведь по Марксу и Ленину пролетарская власть не должна быть похожа ни в чем на власть буржуазии, а тем более, не должна родниться с нею? Не виновна ли за это и известная часть передового пролетариата?
Многие анархисты склонны утверждать, что пролетариат здесь не причем, его, дескать, обманула социалистическая интеллигентская каста, которая в силу целого ряда число исторических явлений и логике неизбежных государственных преобразований стремится в этом процессе заменить власть буржуазии своею и которая старается руководить борьбою пролетариата против буржуазно-капиталистического мира.
По-моему, это утверждение не совсем точно и звучит несколько пристрастно. Русская Революция, нашедшая свое завершение, к великому сожалению, в создании пролетарской власти под водительством социал-демократической большевистской партии развертывает перед нами несравненно полнее и объективнее данные об этом. А опыт Революции иллюстрирует перед нами неопровержимые факты о том, что пролетариат во время революции не был единым. Городская часть пролетариата в целом ряде городов, низвергая общего классового врага - буржуазию по городам, первое время колебалась в выборе между путями февральской и октябрьской революции. И лишь через известный промежуток времени, после чисто военной победы октября над февралем известная часть городского пролетариата заметно начала сливаться с частью своих братьев - прямых участников в октябрьских достижениях. И вскоре слившаяся пролетарская часть по городам забыла о прямой непосредственной защите этих достижений, а заодно с властнической партией поспешила максимум проявить своей любви к своим классовым политическим, экономическим и правовым привилегиям. От чрезмерной любви к своим классовым привилегиям в этой части пролетариата загорелась такая же чрезмерная любовь к своему пролетарски-классовому государству.
Социал-демократическая большевистская партия его в этом целиком поддерживала. На путях к созданию классового пролетарского государства и в самом государстве для этой партии открывалась арена для полного выявления своих сил в делах применения своей программы в открытой практической революционной борьбе пролетариата, так как в этом заключались возможности для этой партии полностью подчинить себе пролетариат и захватить его именем государственную власть в свои руки. На этом пути социал-демократическая большевистская партия превратилась в партию коммунистов-большевиков. Она не стеснялась в злостной демагогии, не брезговала средствами, если ей трудно было, она воровала чужие программы и, апеллируя ими к революционному пролетариату, обещая ему во всем лишь свою помощь, но шла к своей цели. В этом партия эта проявила поистине полностью исторические чаяния интеллигентской касты - заменить буржуазную власть своей и властвовать самой во что бы то ни стало. И известная часть пролетариата этому не противилась, наоборот, к действиям партии большевиков-коммунистов она относилась как к своим.
Эта часть пролетариата воспитывалась ведь из поколения в поколение - что пролетариат тогда лишь освободится от эксплуатации и власти буржуазии, когда сумеет разбить буржуазию, разрушить ее государственную организацию и создаст свою пролетарскую. И этот пролетариат пошел за партией большевиков-коммунистов. Вместе с этой партией пролетариат занялся организацией «своей» пролетарской власти и построением своего классового государства.
Самый путь, да и средства их быстро сделали с них таких же, как и низвергнутая буржуазия наглых невежд-властелинов, которым, чтобы закрепить свое господство в революционной стране над народом и революцией, понадобилось жестокое насилие.
Само собою разумеется, что партийной интеллигентской касте насилие это было присуще, она к нему готовилась долгие годы, и она им упивалась. Пролетариату же - вчерашнему безмолвному рабу - насилие над подобными себе чуждо. Однако, путь классового государства, власти и привилегий соблазнял его на это насилие. В пролетариате, занявшемся построением своего классового государства, насилие это породило, в конце концов, нетерпимость, омерзительное отношение к свободе личности, к свободе слова и печати, к свободе каких бы то ни было революционных организации, расходящихся с наглостью пролетарской власти. Таким образом, известная часть пролетариата под водительством партии большевиков-коммунистов заняла место низвергнутых деспотов-тиранов из буржуазного класса и сделалась сама властелином-деспотом, которому силою вещей пришлось заняться на своем посту гнусным насилием, притом без разбора в отношении левых и правых, маскируя это и подкупившей его партии дело делом защиты революции.
В действительности же насилие это было создано в России на теле революции в интересах утверждения и поддержания узко классового, в союзе с партией, господства над всеми другими даже трудовыми классами. И в этом нельзя усматривать временного пролетарского заблуждения. В этом лишь с особой четкостью и беспредельной наглостью проявляется существо власти вообще, показывающей то, что слово «пролетарская» ее не меняет.
Вот почему, по-моему, нашим заграничным товарищам всех стран, где пролетарской власти еще не существует, нужно хорошо знать все этапы Русской Революции, а также и роли в них партии большевиков-коммунистов и увлеченного ею пролетариата, чтобы они могли легко справляться с делом предупреждения пролетариата своих стран от всевозможного его увлечения большевистской злостной демагогией о полезности пролетарской власти. Правда, действуя в этом направлении против большевистского обмана, в настоящее время все наши товарищи, все организации должны быть вооружены серьезным знанием того, что они могут предложить широким массам вместо организации пролетарской власти: так как для того, чтобы бороться и побеждать своего врага - буржуазию, одних красивых лозунгов недостаточно. Широкая масса к лозунгам не всегда бывает чуткой. Она реальна и потому богата всевозможными злободневными в своей жизни и борьбе вопросами; она сразу перед анархистами поставит вопрос: а какими же иными путями и при помощи, каких именно более устойчивых положительных средств социального действия следовало бы угнетенным и трудовым массам идти в настоящее время к своему полному освобождению?
На подобного рода вопросы нужно отвечать прямо и с особой ясностью. Это крайне необходимо, важно не только для судеб назревающей активной революционной борьбы трудящихся классов с буржуазно-капиталистическим миром, но и для нашего анархического движения, так как от этого в известной степени будет зависеть влияние наших идей на начала и исход этой борьбы. А это значит, что пролетариат не повторит той ошибки, которую совершили его братья в Русской Революции, и займется не организацией пролетарской власти под науськиванием какой-либо из пролетарских партий, а организацией довольства для всех и защиты революций от всяких властей.
«Пробуждение», № 18, январь 1932г.
Анархизм есть свободная жизнь и независимое творчество человека.
- Разрушение и отстранение от здоровой, свободной жизни человека всего нечеловеческого или человеческого, но тоже направленного против человека.
Анархизм - учение не теории и по ней искусственно создаваемых программ, пытающихся вмещать в себе полностью жизнь человека.
Анархизм - учение жизни во всех ее здоровых проявлениях, - жизни реальной, перерастающей всякие искусственные нормы, - жизни, не вмещающейся в эти последние.
Социально-политическая физиономия анархизма - свободное, безвластное общество, свобода, равенство и солидарность в жизни его сочленов.
Право анархизма - свободная ответственность человека, ответственность одинаковая во всем и во все времена пройденного им пути, как и пути намеченного дальнейшим его шествием, т. е. ответственность, родящая собою истинное обеспечение свободы и социальной справедливости всегда и в равной мере для всех и каждого человека.
Отсюда родится коммунизм.
Анархизм вносится в человеческую жизнь природой человека; коммунизм - логическим развитием анархизма.
Отсюда исходит необходимость теоретически, с помощью научного анализа и фактического материала, формулировать все новые постулаты анархизма, необходимость, приведшая одних, - а именно врагов свободы, равенства и солидарности в жизни сочленов человеческого общества, - к затушевыванию природы анархизма и клевете на этот великий идеал, а других, - поборников права каждого человека на человеческую жизнь, - к всестороннему развитию и освещению этого общечеловеческого идеала.
Годвин, Прудон, Бакунин, Мост, Кропоткин, Малатеста, С.Фор и многие другие титаны на этом пути, как я полагаю, - вовсе не думали и не думают своим теоретическим развитием анархизма замыкать его в рамки неизменных научных догм.
Научные догмы анархизма - это стремление доказать его естественность в природе человека, ответственность, с которой человек, внутри себя, во все времена и во всяком своем творческом достижении не расстается.
Неизменное в научном анархизме это - его естественная сущность, которая в своих основных чертах выражается в отрицании всяких цепей, всякого порабощения человека. Вместо цепей и рабства, которые царят над жизнью человека и которых и социализм не уничтожает, - анархизм сеет свободу и безграничное право на нее человека.
Как анархист-революционер, участвуя в практических действиях революционного народа Украины, - народа, инстинктивно чувствовавшего и в своих действиях выражавшего жизненные требования анархистских идей, народа, на этом тяжелом пути несшего неисчислимые жертвы и все же не перестававшего твердить о своей свободе и свободе и безвластии своей социально-общественной жизни, - я нес все тяжести на этом пути вместе с ним упорно и неизменно. Часто, будучи слаб и бессилен все и вовремя на этом пути схватывать и формулировать - я спотыкался. Но, верно понимая цель, к которой шел сам и звал окружавших своих братьев, я видел в жизни естественное влияние анархизма на массы в их борьбе за свободу и независимость человека и всего человечества.
Опытом практической борьбы я подкреплял убеждение, что анархизм - учитель жизни человека, - он революционен так же, как и жизнь человека, так же разнообразен и могуч в своих проявлениях, как и творческая жизнь человека: ибо анархизм есть свободная творческая жизнь человека.
Как анархист-революционер, пока я хотя на один волос имею духовную связь с призваниями анархиста-революционера, я буду всегда звать тебя, брат униженный, к борьбе за идеал анархизма.
Только борясь и утверждая в жизни идеал свободы, равенства и солидарности в семье человека, - в человечестве, ты поймешь анархизм.
Итак, анархизм порожден природой человека. Коммунизм - развитием анархизма.
Следовательно, анархизм естественно живет в человеке. Исторически освобождая его от психического рабства, насажденного в нем искусственно, анархизм этим самым вырабатывает из него сознательного борца против всякого рабства.
И в том и в другом смысле анархизм революционен.
Чем человек сознательнее в области мышления о своем рабском положении, тем глубже он погружается в самого себя, сознавая за позор несущее на себе, навязанное ему рабство, - тем революционнее проявляется в нем анархический дух воли, мысли, а подчас и действий, связанных с этими мыслями.
Это относится к каждому человеку - мужчине и женщине - хотя бы они даже ничего не знали и не слышали о слове «анархизм».
Природа человека анархистична: она противится всему, что ее стесняет.
Эта сущность природы человека, по-моему, и выражается в научно подобранном термине - анархизм.
Анархизм, как идеал жизни человека, играет уже заметную роль в развитии человеческой жизни. И угнетатели и угнетенные мало-помалу начинают эту роль замечать, и одни, - именно первые, - стремятся всеми путями, не брезгая никакими средствами, исказить этот идеал; вторые же яснее постичь и развить его.
Тому, что идеал анархизма становится все более заметным и для господина и для раба современного общества, много помогает цивилизация последнего. Цивилизация эта вопреки своим целям (она ведь направлялась на то, чтобы совсем усыпить и затереть протест человеческой природы за свое поругание) не смогла сыграть в этом черном призвании своей роли, чтобы забить этот протест и замолчать то, чему противилась. Она не смогла затереть в своем круговороте независимые умы науки, которые вскрыли перед человеком его происхождение, доказали отсутствие Бога (на которого ссылались, как на творца человека, создавшие ему соответствующих земных богов) и т. д. С установлением этих истин, естественно, было легко и неопровержимо доказать искусственность насаждения на земле «божьих» помазанников и порожденных этими последними позорных взаимоотношений между людьми.
Все эти явления в значительной мере содействовали развитию сознательного анархизма. Правда, рядом с развитием анархизма создавались новые искусственные идеи: либерализм и так называемый «научный» государственный социализм, в том числе коммунизм-большевизм. Но эти учения, несмотря на мощное влияние их на психику современного общества или, по крайней мере, значительной части его, а также несмотря на приближение их с одной стороны к торжеству над реакцией, а с другой - над свободно развивающейся и крепнущей человеческой личностью, - эти учения, как искусственные, недоразвившись на своем пути, скатываются по наклонной плоскости к отжившим житейским формам.
Свободный человек, - осознавший себя и постигающий окружающее, уже хоронит и, безусловно, похоронит, вместе с навязанным ему грубой силой и обманом, вместе с отвратительной гнилью и мерзким рабством старого, все позорящее человеческий дух прошлое. Похоронит он и эти учения.
Человек уже в массе мало-помалу освобождается от удара лжи и подлости, в которые его закабалили с самого рождения земные боги с помощью грубой силы штыка, рубля и «правосудия» с одной стороны, лицемерной науки - науки кудесников, с другой стороны.
Освобождаясь же от этого позора, человек постигает себя, а, постигши себя, человек раскрывает перед собой карту жизни, на которой в первую очередь, на первом ее плане замечает свою прошлую, отвратительно-пошлую, подлую подневольную жизнь, - жизнь, которая, будучи загнана в искусственные рамки, убила в нем все чистое, светлое и непорочное, с которым он родился; жизнь, которая превратила его в одно и то же время во вьючного осла, раба для одних, и - господина для других, притом господина - дурака, который рвет и топчет все, что есть лучшего в человеке, рвет и топчет в самом себе и в других и все по приказу других. И тут только в человеке просыпается свобода от подлинной природы, ни от кого независимой, повергающей в прах все искусственное, - все, что нарушает пленительную чистоту и красоту его природы, проявляющейся и развивающейся в независимом творчестве.
Тут только человек приходит в себя и выносит убийственный приговор своему позорному прошлому, порывая с ним всякую и, в первую очередь, психическую связь, на которой до сих пор зиждилась унаследованная его предками, в частности и им самим, искусственно развившаяся в утверждениях шаманов науки, его несправедливая - как индивидуальная, так и общественная жизнь.
Так человек, - раньше из поколения в поколение, сейчас из года в год, - движется в процессе своего развития к высоконравственной цели: не быть самому шаманом, прорицателем власти над другими и не допускать властвования над собой этих идолов.
Свободный человек, свободный от земных и «небесных» богов и всех их предписании, свободный от «нравственности» и «морали», исходящих из этих предписаний, возвышает свой голос и словом, и делом против порабощения человека и извращения его природы, сущность которой остается всегда неизменной в своем стремлении к простору и воле, вперед - к полноте и совершенству.
Этот протестующий человек, осознавший себя и видящий открытыми глазами, стремящийся так видеть вокруг себя своих угнетенных и оскорбленных братьев: этот человек, ясно отражающий своим умом, в своем сердце, оскорбленного человека вообще; этот человек - анархист-революционер, этот одинокий свободный человек, жаждущий свободы, полноты и совершенства в жизни для себя и своего рода, попирающий рабство и общественный идиотизм, который исторически в разбоях и насилии созревал и оформился в государстве, в этом наемном, организованном разбойнике и убийце, - этот человек, побуждаемый своей глубокой верой и самопожертвованием, на указанном пути создает группы свободных людей, спаянных идеей цели и действий за эту цель. Такие группы в своем развитии крепнут идейно и ширятся организационно, принимая истинно-коммунистическое направление во всех творческих достижениях на этом столь тяжелом великом пути.
Люди, входящие в эти группы, освобождаются от групп, и в большинстве случаев преступной опеки над собой другого человека, поскольку человек, как личность, в этих группах становится самим собою, т. е. человеком, осуждающим свое лакейство перед другим человеком: поскольку он, этот обыкновенный человек, вошедший в группу от плуга или от фабричного станка, или со скамьи университета, или из кабинета ученого, сознает, что быть лакеем перед другими, влачить на себе изо дня в день ношу осла, раба, лишенного, если он рабочий, всего, что даже сам производит, если же он ученый, то того, чтобы быть свободным, не превратиться в чиновника и не производить все свое учение по казенному, за деньги, что быть лакеем для одних и господином-дураком, продавшим себя в таковые, для других, - не есть удел жизни человека...
Поскольку же человек, как личность, приближается к подлинной личности, встающей перед человечеством в подлинном своем виде, отбрасывая, повергая в прах искусственные идеи жизни, идеи, поправшие личности права; идеи, какими вынужденно живут господин и раб современного общества, поскольку же человек выдвигает чистые и светлые начала своей свободы, через которую должно родиться новое в человеческом смысле: свободное человечество. И именно постольку этот человек становится сознательным анархистом-революционером и коммунистом.
Таким образом, анархизм, как идеал жизни человека, уже сознательно обретается человеком в самом себе, т. е. свободный человек постигает его таким, каков он в действительности: глубоким, чистым и светлым в человеческом смысле, во всем сочетающимся со свободной жизнью, с творчеством человека, с самой человеческой природой, идейно определившимся и свободно, на счастье свое и других, воспринимаемым собственным идеалом.
Анархическое общество или общество общечеловеческой гармонии уже в наш век в здоровом общественном мышлении не является сказочным. Но как само это мышление, так и устройство в согласии с ним практической жизни, в силу высших условий, оказываются все еще слабо выявленными.
Сама идея анархизма, как учение о новой жизни человека в его индивидуальном и общественном развитии и творчестве, как идея, теоретически обосновывающая несокрушимую правду природы человека и на неопровержимых, не поддающихся разрушению фактах вскрывающая всю язву несправедливости по отношению человека современного общества, находится в рамках жизни этого последнего - в большинстве случаев на нелегальном, но реже на полулегальном положении. Вполне же легально идея анархизма нигде не живет.
Это объясняется тем, что в данный период развития человеческой жизни общество в человеческом смысле не живет своей жизнью, а живет жизнью своего слуги и господина - государства. Даже более того, - общество совсем обезличилось. Его нет в действительности. Все функции его, все сознание и творчество в области общественных дел перешло в ведение государства. Последнее и считается теперь обществом. Группа людей, выползшая на шее всего человечества и искусно создавшая «законы» жизни для этого последнего, является теперь человеческим обществом. Человек в одиночку в своей многомиллионной массе - ничто по сравнению с этой группой бездельников, носящей имя правителей и хозяев, эксплуататоров и насильников.
Вот этим-то шакалам мира сего, одурачившим мир и держащим его в своем подчинении - правителям справа и правителям слева - буржуа и социалистам-государственникам и не нравится великая идея анархизма.
Первые, т. е. буржуа открыто (следовательно, менее лицемеря), а социалисты-государственники всех направлений, не исключая и коллективистов, ныне присвоивших в жизни не оправдавшееся имя коммунистов-большевиков, лицемерно прикрываясь лозунгами «братства и равенства», готовы тысячу раз перекрашивать современное общество, готовы тысячу раз менять названия систем господства одних и рабства других в этом обществе, меняя эти названия согласно своим программам, но оставляя нетронутой сущность и пытаясь в искусственной стройности этих своих глупых программ найти примирение естественным противоречиям в соединении господства и рабства. И хотя они знают, что противоречия непримиримы, - они их поддерживают, дабы не допустить к практической жизни великого правдивого идеала - анархизма-коммунизма.
Социалисты и коммунисты-государственники решили по своим глупым программам, что «социально» человека необходимо допустить освободиться; можно в этой области допустить и развитие его социально-общественной жизни. Но допустить человека до духовного освобождения полностью, чтобы человек в человеческом смысле стал свободным и подвластным только своей совести, только естественным законам своей человеческой природы. На этот счет они хотя и не говорят, что до этого человека допускать нельзя, но всюду и сами, и вместе с буржуа делают так, чтобы такое освобождение человека, в особенности без опеки их власти, отвратительной, политической власти над людьми, - ни в коем случае не произошло.
А «освобождение» под предводительством всякой власти, - в особенности власти политической, - нам уже известно, какое может быть.
Буржуа, который никогда не затрачивает подлинного труда на дело производства всего полезного и прекрасного, которым пользуется все человечество, по обыкновению говорит о тружениках: раб должен оставаться рабом. Не можем мы, имеющие в своем распоряжении такие колоссальные капиталы в индустрии и сельском хозяйстве, устраивать какие-то новые начала для общественной жизни. Для нас вполне хороша настоящая жизнь. Перед нами все сгибаются: и цари, и президенты, и правительство, и большая часть ученых, а рабы ведь подвластны им...
«Слуга! Отдай рабам рабское, себе возьми за верную службу, а остальное охраняй для нас!»... Хороша для нас жизнь настоящего общества!..
Нет, - говорят в противовес буржуа, социалисты и коммунисты-государственники: - мы в этом с вами, буржуа, не согласны! И обращают они свой голос к труженикам, и организовывают их в партии, и зовут их к бунту, восстанию - говоря: гоните от власти буржуазию и дайте нам, социалистам и коммунистам-государственникам, власть в наши руки: мы за вас постоим, мы вас освободим.
И труженики, будучи ненавистниками власти по природе своей сильнее, чем бездельники, эту ненависть к власти чувствуют в себе. Они восстают, делают революции, разрушают власть, изгоняют ее выразителей. И местами по наивности, местами по недосмотру, допускают к власти социалистов; в России допустили коммунистов-государственников.
И режут, стреляют, даже сонных давят людей эти подлые иезуиты, изверги и палачи свободы человека, стреляют всех и всюду они в царстве своей власти, стреляют так же, как и буржуа, местами еще хуже.
Стреляют они людей, чтобы подчинить инакомыслящего человека в одиночку и в массе своей власти; чтобы навсегда убить в человеке дух свободы и воли творчества; чтобы сделать из него духовно раба и физически лакея для группы негодяев, воссевшей на трон изгнанной власти и без зазрения совести нанимающей для себя охранителей, а для свободы человека - убийц. И с помощью убийц подчиняют они себе жизнь человека и управляют ею.
И стонет человек под тяжестью цепей своей социалистической рабочей власти в России. Стонет он в других странах под игом социалистов, объединенных с буржуазией, и стонет под игом самой буржуазии. Стонет всюду, стонет в одиночку и в своей многомиллионной массе.
Стонет весь человеческий род под гнетом власти и ее политических и хозяйственных безумий.
Он стонет, но стонам его мало кто бескорыстно внемлет. Новые, как и старые, его палачи сильны, сильны они духовно, сильны и физически, да и средства для поддержания этих сил у них более действительны. Они все и во время подавляют на противном для них пути.
И человек, на миг проявивший свою творческую волю, рванувшийся отстоять свои права на жизнь, на свободное и счастливое ее процветание, снова погружается в омут насилия и порожденной этим последним безнадежности, и опускают руки перед палачом даже тогда, когда палач надевает ему петлю на шею, даже тогда, когда палач от одного его смелого взора дрогнул бы, побоявшись как бы человек не возненавидел его так, как свободный человек должен его ненавидеть, и как бы от этого не порвалась петля и не погибло все то, что нужно для палачей и не нужно для свободного человека, для всего человеческого рода. И человек рабски закрывает глаза, когда палач для прочности своего торжества над ним оставляет на нем петлю на всю жизнь.
Лишь свободный человек, человек, выковавший из тяжелых условий своей личной жизни и из наблюдений над ужасной развертывающейся перед ним жизнью человеческого рода убеждение, что другой человек для него - брат, что свобода человека неприкосновенна так же, как и жизнь. Лишь человек, готовый эту свободу завоевать и защищать, готовый всякого властелина и палача убить (если последние не бросают добровольно своей подлой профессии, казнящей жизнь): лишь человек, ставящий целью своей борьбы со злом современного общества не замену власти палача - буржуазии властью другого палача - Социалистической или коммунистической «рабочей» (как эта подлость величается в большевизме) республики, а установление подлинно свободного общества, организовывающегося на началах личной ответственности человека и обеспечивающего всем истинную свободу и социальную справедливость в равной степени, - лишь такой человек - анархист-революционер. Он без боязни смотрит на действия палача - государства и также без боязни и открыто выносит ему свой приговор говоря: Нет, так не должно быть! Бунтуй, восставай, угнетенный брат! Восставай против всякой власти! Разрушай власть буржуазии и не допускай к жизни власти социалистов и большевиков-коммунистов. Разрушай всякую власть, и гони от себя ее выразителей, ибо среди них нет твоих друзей.
Власть социалистов или государственных коммунистов так же подла, как и власть буржуазии. Бывают даже моменты, когда власть социалистов, или государственных коммунистов подлее власти буржуазии, ибо бывают моменты, когда она, как власть должна делать на крови и жизни человека свои, этой власти только нужные, эксперименты. Тогда она порывает связь с идеей жизни человека. Тогда она топчет и собственную идею государственного социализма и коммунизма. Она открывается от всякой здоровой мысли и тогда втайне хватается за основные предпосылки власти буржуазии.
И потому, что она хватается за них тайно, она не хочет показать этого массам, которые ею управляются. И лжет и обманывает хуже всякой другой власти. А массы это замечают и возмущаются. Тогда власть эта набрасывается на них со всей разнузданностью своей безответственности и режет, бьет, душит их во имя якобы своей идеи, идеи социализма или государственного коммунизма (как например, в России). Но в действительности она свою идею давно отбросила в мусорный ящик; она, как власть, в эту минуту хватается за что угодно, но только не за идею тех, за счет которых пришла к власти и против которых направляет эту власть с помощью старых изуродованных средств буржуазии. В эту минуту власть социалистов или большевиков-коммунистов и бывает подлее власти буржуазии, ибо она в такие минуты не имеет своего собственного русла, и в то же время, когда власть буржуазии вешает не признающего ее революционера, власть социалистов или большевиков-коммунистов убивает его из-за угла или душит. В самом акте они обе подлы, но в подходе к нему - более власть последних.
Наилучшим подтверждением вышесказанному может служить каждая политическая революция, когда буржуазия, социалисты или государственные коммунисты ведут между собою отчаянную борьбу за свое политическое господство в стране, втягивая в этот путь и народные массы.
Но самым выразительным и поучительным подтверждением сказанному о власти могут служить последствия деятельности социалистов и коммунистов-государственников в двух - февральской и октябрьской - русских революциях.
Когда трудовые массы, населявшие имперскую Россию, почувствовали себя политически наполовину освобожденными от царско-помещичьей реакции, они стремились к совершенному и полному освобождению. Они проявляли это свое стремление местами в форме отобрания от помещиков и монастырей земли и передают этой последней в пользование тем, кто хочет ее обрабатывать без наемного труда; местами - в виде провозглашения заводов, фабрик, типографий и других общественных предприятий достоянием тех, кто в них работает, пытаясь при этом создать свободные братские взаимоотношения села с городом. И, конечно, они в своем здоровом стремлении, в своих чистых и светлых намерениях, совсем не хотели даже и замечать, что где-то в Киеве, Харькове или Петрограде существуют какие-то правительства.
Самостоятельно, через свои трудовые организации, народ стремится закладывать фундамент нового свободного общества, которое должно в глазах народа своим дальнейшем развитием изжить из общественного тела паразитизм и власть, - глупую, труженикам своим ненужную власть одних над другими.
Такое здоровое начинание народа в особенности резко проявилось на Украине, на Урале и в Сибири. Чувствовалось оно и в самом сердце умиравших и рождавшихся властей: в Петрограде и Москве, в Киеве и Тифлисе. Но везде и всюду, как социалисты, так и большевики-коммунисты имели и имеют в своем распоряжении многих сторонников идеи власти и наемных убийц. К сожалению, приходится констатировать, что имели они у себя наемных убийц не только по профессии, но и из наших трудовых рядов, и, главным образом, с помощью таких наемных убийц они пресекали в корне свободное начинание народа.
И как еще пресекали, и какими средствами! Сама средневековая инквизиция может позавидовать им. Мы же, зная природу всякой власти, говорили вождям социализма и большевизма-коммунизма: стыдно! Вы так много писали и спорили с буржуазией о ее зверствах над угнетенными. С таким бешенством отстаивали чистоту и преданность труженикам на их освободительном пути. А, придя к власти, оказываетесь такими подлыми лакеями - в одних случаях прямо буржуазии, а в других - ее средств, сами превращаясь в буржуазию, что даже сама буржуазия удивляется и часто смеется.
Впрочем, за последние годы, глядя на опыты большевизма-коммунизма, буржуазия поняла, что эта своеобразная химера научного государственного социализма никогда не обойдется без ее средств и даже без нее самой. Она поняла, что смеяться над своими питомцами ей не к лицу. Она поняла, что в системе этого социализма - эксплуатации и насилия над трудовым большинством человеческих масс разгульная жизнь и разврат бездельников не упраздняются, а меняют только свои названия и слова, крепнут и развиваются.
И действительно это так. Взгляните на мародерства большевизма и его монополии на прямые народные революционные завоевания в Русской Революции, на его сыск, институты полиции и судов, на тюрьмы и армию тюремщиков, направленных против Революции. А постоянная силой рекрутированная «красная армия»! Все то же, только переименованные функции, те же, подчас еще более безответственные и, следовательно, более развратные.
Либерализм, социализм и государственный коммунизм - три брата, разными путями идущие к власти над человеком, - власти, не допускающей человека к полному совершенству, развивающемуся в свободе и независимости и творящему новое, здоровое и подлинное начало в общественном идеале всего человеческого рода.
Бунтуй же! - говорит анархист-революционер - угнетенному человеку: бунтуй, восставай и разрушай всякую власть над собой и в себе. И не способствуй закреплять ее торжества над другими. Будь сам свободен и отстаивай свободу других от власти!
Власть вызывается к жизни в человеческом обществе теми людьми, кто никогда не жил, или жил, но сейчас не живет, или живет, но не хочет в будущем жить своим трудом и здоровой жизнью, которой человеческое общество могло бы жить, но развитие которой всякая власть уродует, тормозит, останавливает. Власть не дает свободному трудовому обществу и впредь, какая бы она ни была, свободно выйти на путь своего свободного, в счастье и радости, расцвета.
Власть создана бездельниками для их грабежа и насилий, а иногда и убийства над теми и тех, кто своим трудом, волей и энергией мускулов и ума производят все полезное и прекрасное в жизни человечества.
Будь власть буржуазная, социалистическая, коммунистическо-большевистская, рабочая или крестьянская, - все одно: она подла для здоровой и счастливой личной и общественной жизни человека. Природа всякой власти одна и та же: убивать свободу человека, превращать его духовно в раба, физически в лакея для себя и всех своих, черных по отношению здоровой жизни человека, дел.
Нет власти безрогой. Всякая власть с рогами, и бодает она всякого человека, стремящегося к свободной и справедливой жизни.
Изгоняй, брат угнетенный, власть в самом себе и не допускай ее господства над собой и своим братом - близко и вдали от тебя живущим человеком.
Настоящая - здоровая и радостная - личная и общественная жизнь человека строится не при помощи программ и власти, пытающихся вместить в искусственные формулы писаных законов всю ширь и глубину этой мысли: она строится через свободу человека, через его творчество и независимость на пути разрушения и созидания.
Свобода каждого отдельного человека родит свободное, законченное в своей децентрализованной целости, совершенное в общей цели, безвластное общество.
Это - анархический коммунизм.
В наших представлениях анархический коммунизм - это грандиозное общество общечеловеческой гармонии. Его состояние - свободные индивидуумы, добровольно группирующиеся в свободные ассоциации, группирующиеся согласно своим наклонностям, интересам и общественным надобностям, которые обеспечивают свободу и социальную справедливость в равной степени всем и каждому человеку на земле. В федерации и конфедерации.
Анархический коммунизм - это общество, полагающее свободную жизнь человека, право этого последнего на безграничное свое развитие первоосновой уничтожения всяких зол и несправедливостей на земле, какие окутали человечество и двигают его прогресс и совершенствование по ложному пути, разделивши человечество на сословия, классы, жизнь которых строится искусственно и, что еще позорнее, на началах эксплуатации и насилия одних за счет других.
Общество - свободное, безвластное общество, - ставящее своей целью украсить и осчастливить свою жизнь своим трудом, умом и волей: осчастливить всем, что дает человеку природа, что человек может из ее неисчерпаемых богатств брать сам, и что вообще свободный человек, член свободного общества, упоенный красотами мира и одухотворенный своей свободной жизнью, разумом, воспитанным в этой жизни, может свободно творить полезного и прекрасного для себя и других, - это общество и есть анархический коммунизм.
Анархический коммунизм зиждется на всесторонне развитой, творчески независимой и абсолютно свободной жизни человека. Поэтому члены его являются свободными и радостными в своей жизни людьми.
Труд, братское взаимоотношение между собой, любовь к жизни и страсть к творческому созиданию, красота и свобода в этом созидании руководят жизнью и деятельностью таких людей. Поэтому им не нужны тюрьмы, палачи, шпионы, провокаторы (к жизни которых вызвала буржуазия, а социалисты-государственники перехватили и, воспитывая, разводят). И не нужен им больше организованный наемный разбойник и убийца, имя которому - государство. Готовься к созданию этого общества, брат угнетенный!
Готовься к нему идейно, готовься и организационно. Но помни при этом, что твоя организация должна быть прочна и устойчива в своих социальных средствах.
Враг твоего полного освобождения - это государство. Оно олицетворяется в лице союза «пяти»: собственника, воина, судьи, священника и прислуживающей им той части науки, которая, извращая истинную сущность естественных законов природы человека, основываясь на «исторических законах» и правовых нормах, нормах, написанных искусной рукой за деньги и для преступных целей, - пытается доказать права первых «четырех» в своих санкциях, преступных, позорящих весь человеческий род, санкциях - на нормирование жизни человека во всех его личных и общественных делах.
Враг силен; ибо он на протяжении тысячелетий ведет свою жизнь в опыте грабежа и насилий - в разбоях и убийствах. Он уже опытен, он пережил в себе внутренний кризис и сейчас видоизменяет свою физиономию внешне, и то постольку, поскольку угрожает ему смертью нарождающаяся и развивающаяся новая наука, пробуждающая человека от тяжелой его вековой спячки, освобождающая человека от предрассудков, порожденных кудесниками науки из союза «пяти» и дающая человеку в руки оружие для того, чтобы познавать себя и находить подлинное свое место в жизни.
Такое видоизменение во внешнем облике нашего врага, брат униженный, можем мы замечать во всем, что исходит из кабинета ученого реформатора в государственном деле.
Еще более выразительно можем мы видеть это приспособление во всех революциях, в которых уже сами участвовали. В последнем случае наш прямой враг - «союз пяти», или государство, как будто совсем смывается с лица земли, не только по внешности, но и в своей внутренней сущности, но это только «как будто»...
В действительности же, наш враг в данном случае меняет только свою физиономию, свою внешность, и приобретает себе новых союзников, которые менее значительны в своих преступных в отношении нас злодеяниях, но которые также приобщаются преступлением к жизни преступной и действующей против нас. (Поучителен в данном случае урок большевизма-коммунизма в России, на Украине, в Грузии и среди многих племен части Азии; этот урок история борьбы человека за свое освобождение никогда не забудет, как что-то кошмарное и убийственное для этой борьбы).
Единственным и верным социальным средством для угнетенного человека в его борьбе со злом, заковавшим его в цепи рабства и добровольно не освобождающим, служит Социальная Революция, как глубокий, подлинный сдвиг человеческих масс в сторону человеческой эволюции.
Социальная революция развивается стихийно: но организация в этом направлении расчищает ей путь, облегчает порывы искусственно построенных против нее плотин и в этом ускоряет ее выявление.
В этом направлении анархист-революционер уже работает. И каждый угнетенный человек, чувствующий на себе гнет и сознающий, что этот позор давит жизнь всего человеческого рода, должен прийти ему, анархисту, на помощь. Каждый человек должен почувствовать в себе ответственность перед жизнью всего человеческого рода и отстоять ее перед казнью, какую совершает над нею палач из союза «пяти»: отстоять в том смысле, чтобы упразднить в своем человеческом обществе этого палача, дав возможность человеческому обществу свободно и полной грудью дышать.
Но при этом каждый человек и, в особенности, анархист-революционер, как застрельщик на этом пути, зовущий всех и каждого человека к борьбе за идеал свободы, равенства и солидарности в человеческой семье, должен помнить, что социальная революция требует для своего творческого развития соответствующих средств. В особенности требует социальная революция организационных и устойчивых средств в тот период, когда она в своем стихийном порыве разрушает рабство и сеет свободу, утверждая право каждого на безграничное развитие в условиях свободы и отвергая всякое ограничение свободы.
Именно в этот период, когда человек в одиночку и в массе, почувствовавши истинную свободу под собой и вокруг себя, дерзнет практически воплощать в жизнь завоевания Социальной Революции, тогда Революция остро ощутит необходимость в этих средствах и потребует их.
В русской революции революционные анархисты играли особо заметную роль; но, не пользуясь надлежащими средствами действия, не могли исторически закончить своей роли. Революция исчерпывающе вскрывает над нами ту истину, что человеческие массы, сорвавшись с цепи рабства, совсем не намерены поддерживать его в новых формах и проявлениях. В революционные моменты массы, разбивая цепи рабства, определенно ищут новых и свободных объединений, которые смогли бы отвечать не только их чисто анархическим порывам в строении новой социально общественной жизни, но которые смогли бы отстаивать эти их новые начинания, когда на них обрушивается враг.
Наблюдая за этим процессом, всегда приходишь к убеждению, что такими объединениями, самыми наиверными и плодотворными, могут оказаться только свободные союзы-общины, социальные средства, для которых сама жизнь выдвигает - Вольные Советы. Основываясь на этом убеждении, анархист-революционер, самоотверженно подымаясь сам, зовет угнетенных к борьбе за свободное объединение, веря, что Социальная Революция, разрушая рабство, сеет свободу и для всех свободу; и что человек должен творчески выявить ее организационные начала для создания новой свободной и радостной жизни, -и предохранить эти начала от враждебных сил. Практика показывает, что сама эта вера должна быть поддерживаема и охраняема так же, как и все то, что исходит из нее в практической деятельности человека, а такое охранение может быть прочным и верным, если оно будет выражаться на местах и непосредственно самими массами.
Массы, творящие революцию и отождествляющие ее принципы с жизнью, смогут только создать соответствующие средства поддержания и охранения своей веры и всего вытекающего из нее.
Творя революцию, человеческие массы ищут свободных объединений. На это их толкает естественно живущий в них анархизм. На этом пути массы вырабатывают для своих действий соответствующие социальные средства и всегда с особой симпатией останавливаются на свободных совещаниях. Это то, что анархизм стремится выработать и освободить их от гнета властнических учреждений. Массы, творя революцию, сами к этому подходят. Анархист-революционер должен помочь им формулировать эти положения. Хозяйственная проблема свободных союзов-общин найдет свое полное выражение через производственно-потребительские кооперативы, объединителем и выразителем ясности в развитии творческой плодотворности, у которых явятся вольные советы, сущность которых в развитии Социальной Революции должна будет заключаться в том, что с их помощью восставшие массы берут непосредственно в свои руки все свое наследие: землю, фабрики, заводы, рудники, угольные копи, железнодорожный и водный транспорт, леса и другие богатства, и, группируясь согласно своим интересам, наклонностям, идеалу, во имя которого они способствовали разразиться подлинной Социальной Революцией, дали возможность ей выявиться во всех ее разветвлениях и вышли во всех этих разветвлениях победителями, они будут строить всю свою разнообразную социально-общественную жизнь совершенно свободно и самостоятельно у себя на местах, в своей среде.
Несомненно, борьба на этом пути потребует колоссальных жертв со стороны человека, так как это будет последняя борьба свободного или почти свободного человека с человеком рабом и насильником, даже палачом его свободы.
В этой борьбе не может быть места ни колебаниям, ни сентиментальностям. Или жизнь, или смерть! - должен встать вопрос перед каждым человеком, чтящим свои права и права всего человеческого рода на жизнь не вьючного осла, раба, как он силой принужден жить сейчас, а на человеческую жизнь в чистом смысле этого слова.
Итак, - как здоровое чутье человека возьмет перевес в нем за жизнь и любовь к себе и к своим братьям, то он и выйдет творцом-победителем на этом пути.
Организуйся, брат угнетенный, зови к себе всех и каждого человека, зови его от плуга и заводского станка, от скамьи ученика гимназии и университета, не пропускай и ученого. Зови и его; пусть выйдет из своего кабинета и поможет, в чем ты нуждаешься на твоем тяжелом пути.
Девять из ученых могут не выйти к тебе, или, если выйдут, то с целью, чтобы обмануть тебя: ибо они слуги «союза пяти». Но десятый выйдет, и он будет твой друг, и он поможет тебе преодолеть обман девяти. А силу, грубую силу, правителей-законодателей ты преодолеешь своей силой.
Организуйся, зови всех и каждого человека в свои ряды и требуй от всех правителей отказаться добровольно от своей подлой профессии -управлять жизнью человека.
Если он не захочет отказаться от своей подлой профессии, - восставай, обезоруживай участки полиции, милицию и другие институты охраны союза «пяти». Арестовывай на время всех правителей, рви, сжигай их законы. Разрушай тюрьмы, уничтожай в них палачей, как позор человечества, разрушай власть.
Зови в свои ряды силой рекрутированную армию. В армии есть много убийц специально против тебя собранных и церковью подкупленных, чтобы убивать тебя. Но там есть и твои друзья; они разложат твоих убийц и поспешат к тебе на помощь.
Объединившись в одну общую семью, мы все, как братья, дружной семьей пойдем по пути к свету и знанию, против тьмы и невежества, за общий идеал человечества: жизнь в братстве, свободно, не быть ни от кого и ни перед чем рабски зависимым и униженным.
На грубую силу врагов свободы человека, мы ответим силой свободно скомплектованной нашей революционно повстанческой армии.
На идейное несогласие наших врагов с нами мы ответим справедливым отношением к строительству своей новой жизни на началах ответственности каждого из нас, ответственности, родящей истинное обеспечение свободы и социальной справедливости в личной и общественной жизни человека. Распространяющихся в равной степени для всех и каждого человека на земле.
И только кровожадные преступники из союза «пяти» не пожелают найти себе места на этом пути новой жизни, новой плодотворной деятельности для украшения и счастья вольной и радостной жизни.
Они, эти преступники, попытаются сразиться с нами за свои господские привилегии, тогда они должны будут умереть.
Да живет это ясное и твердое убеждение в борьбе человека за идеал общечеловеческой гармонии - Анархическое Общество.
«Пробуждение», № 18, январь 1932г., № 19, февраль-март 1932г.
Дорогие товарищи Карбо и Пестаня!
Передайте от меня нашим испанским друзьям и товарищам, а через них и всем трудящимся вообще, чтобы не ослабляли своей бдительности на путях начавшейся революции и спешили объединиться на определенной практической программе определенного идейного направления. Нельзя допустить замедлять темпы революционного действия масс. Нужно поспешить помочь народным массам принудить силой (если иных путей и средств нет) образовавшееся временное республиканское правительство отказаться от своей роли взнуздывать революцию своими нелепыми декретами.
Трудящиеся Испании - рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция - должны объединиться и максимум приложить энергии на путях революции и создать в стране такое состояние, при котором буржуазия лишилась бы всякой возможности сопротивляться революции и народу, а завоевание земли, хлеба и воли явилось бы наименее болезненным, полным и окончательным. Необходимо приложить все усилия к тому, чтобы все трудящиеся Испании учли это и поняли момент, пропустить который в бездействии, ограничиваясь лишь словесными резолюциями, значит косвенно содействовать врагам революции опомниться, прийти в себя и перейти в наступление на революцию и задушить ее.
Для этого необходимо объединение анархических сил, создание Крестьянского Союза и федерирование его с Национальной Федерацией Труда, в которых анархисты должны работать, не покладая рук своих. Необходимо помочь трудящимся заняться у себя на местах непосредственно созданием своих местных хозяйственных и общественных самоуправлений или Вольных Советов и боевых отрядов для защиты тех социально-революционных мероприятий, которые трудящимся, осознавшим себя и порывающим цепи своего рабского положения, угодно претворить в жизнь. Так как, идя только этим путем и действуя при помощи этих средств социального действия, революционные массы трудящихся смогут своевременно оказывать свое плодотворное воздействие на изменение той или другой нарождающейся в стране новой эксплуататорской общественной системы и победоносно развить и творчески закончить революцию.
Об этом должны, по моему, позаботиться федерация анархистов и Национальная Федерация Труда. Для этого они должны иметь свои инициативные группы в каждом городе и в каждом селе. Они не должны бояться взять в свои руки идейное, организационное и революционно-стратегическое водительство всенародным движением на этих путях. Конечно, избегая при этом всякого союза с политическими партиями вообще и, в особенности с коммунистическими большевиками, потому что испанские коммунисты-большевики, я думаю такие же, как и их друзья - русские. Они пойдут по стопам иезуита Ленина или даже Сталина; они, чтобы утвердить свою партийную власть в стране и тот русский позор, который известен под именем лишения свободы революционных идей и исповедующих их организаций, не замедлят объявить свою монополию на все достижения революции, ибо они мнят себя, что только они могут и должны пользоваться свободой и правами на путях революции, и они предадут и союзников и самое дело революции.
А ведь дело испанской революции в тех формах и по тому характеру, в какие она должна вылиться при нашем, анархистов и синдикалистов, содействии, есть дело трудящихся мира, и к этому делу недопустимо подходить вместе с той партией, которая, во имя утверждения диктатуры в стране, завтра же обманет народ, захватит в свои руки все его революционные достижения и станет худшим из деспотов свободы и прав народа.
Русский опыт должен предостеречь вас от этого. И пусть русский коммунистическо-большевистский позор не найдет себе примера на испанской революционной ниве.
Да здравствует союз рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции всей Испании!
Да здравствует испанская революция в новом свете на путях своего развития к новым более полным освободительным достижением под знаменем анархизма!
С братским приветом, Нестор Махно
29/4/1931 г.
«Пробуждение», № 23-27, июнь-октябрь 1932 г.
Когда вспыхивает революция, независимо от того, какого она характера - политического или социального (в данном случае важно, чтобы в ней приняли участие широкие массы труда), и когда вожди ее в лице ли хорошо спаянных коллективов, или в лице особо авторитетных широких массах отдельных лиц, зазнаются перед массами, не идут вместе с массами, как бы не доверяют массам, чего-то выжидают, или что еще хуже - стремятся со стороны казаться друзьями этих лиц указывать им пути борьбы, - тогда революция не достигает в своем развитии надлежащих своих высот, потому что она не справляется, теряет правильную оценку моментов и своевременную формулировку связанных с ними своих задач, которые она во время должна выполнить. И это не дает революции во время обретать себе дополнительные, отвечающие моменту и силе врага, средства социального действия. Это обрекает ее спускаться на неопределенные пути и путаться на их губительных зигзагах. Тогда именно революция или гибнет под ударами тех, против кого она направляла свои удары, или же меняет свое направление, суживает свои русла и заканчивается по рецептам своих врагов.
В силу этих причин так было во многих революциях нашего времени и в Европе и в Америке. То же самое случилось и с революцией в Испании. Правда, испанская революция отличается от ряда других современных революций своими своеобразными особенностями. Она началась не посредством революционной бури на улицах городов и сел, она началась посредством выборного бюллетеня у урн. Но она в своем последующем процессе, благодаря действиям левых, оторвалась, было, от своих начальных корней и пробивалась на широкие просторы социального действия за социальное раскрепощение трудящихся. И если испанская революция заканчивается все-таки под властническим руководительством и по рецептам ее врагов, заканчивается трагично для судеб трудящихся, многих революционеров и того, что они создавали, - то ответственность за то ложится в большей мере на левые испанские группировки. За такой исход народного освободительного дела ответственность ложится и на социалистов-государственников и на социалистов-антигосударственников, т. е. на наших товарищей - анархистов-коммунистов и анархо-синдикалистов.
На правых социалистов-государственников ответственность ложится потому, что они с первых дней революции не были с революцией, а были с партией Алкала-Замора, и его класс, представляемый буржуазным классом. Правда, рядовые и особенно рабочие-социалисты этого не хотели, они этого даже не замечали, потому что верхи их партии скрыто, всеми путями, ценою самой революции стремились к тому, чтобы вместе с буржуазией прийти к власти над страной, а открыто и то не всегда, иногда только, когда рабочие социалисты, находясь в среде широкой трудовой массы, не находили, что отвечать этим массам за поведение их партии, они становились лицемерно в индючью позу в отношении буржуазии и тихонько пугали ее представителей, что они, дескать, готовы сами взять власть в свои руки, они, дескать, представители трудящихся и для этого найдут себе много союзников в их классах. Эта двойственная роль социалистических верхов в отношении революции, - хотя иногда и заставляла партию Алкала-Замора оглядываться при своих действиях по взнузданию широких трудовых масс, прислушивавшихся к другим революционно-социальным организациям; но она, эта роль, вносила дезорганизацию в самые понятия трудящихся своих задач и начавшейся революции, и вытесняла из их стремлений все наилучшее, наиболее отвечавшее их жизни и борьбе, во имя которого они с энтузиазмом встретили даже одну голую победу партии Алкала-Замора над королевской партией и самим королем. Трудящиеся Испании инстинктивно предчувствовали и начинали верить, что продвигается время новых свободных общественных форм жизни, а правые социалистические верхи внешне как будто восторгались этим, а тайно работали, как изменники, вместе с Алкала-Замора против этого, чем и нанесли величайший удар революции в самом ее начале.
На «коммунистов»-большевиков - на этих, так сказать, «самых левых из левых» социалистов-государственников ответственность ложится потому, что они работали не во имя подлинных освободительных дел трудящихся, а во имя своих грязных властнических целей. Они встретили революцию, как средство, с помощью которого, с одной стороны, можно более развязно дурачить всевозможными неосуществимыми, ложными обещаниями пролетарские головы и прибирать их к своим властным рукам, чтобы с их физической помощью утвердить в стране свою черную партийную диктатуру, а с другой, - когда широкие трудовые массы не так уж легко поддавались их демагогической лжи, коммунисты-большевики занимались тем, что подкупали и обманывали отдельных выходцев из рядов трудовых масс и всякого рода каст и с их помощью устраивали на улицах городов по духу, по содержанию хотя и легкие, но кровавые демонстрации, зовя к этому и совершенно безоружные широкие массы. Демонстрации этого рода им иногда удавались. Кровь лилась без расчета с заранее предрешенной неудачей того, что из далекого далека кем-то что-то задумывалось...
Все это только укрепляло коалицию правых социалистов-государственников с партией Алкала-Замора и с буржуазией вообще и усиливало ее мощь не только против неразборчивых пошлых диктаторов слева, сколько против революции вообще.
«Коммунисты»-большевики русской марксо-ленинской школы - это иезуиты и предатели всего, что не ими обыкновенно начинается и развивается вообще на путях борьбы за освобождение труда от власти капитала. В испанской революции они не так сильны были и есть в настоящее время, чтобы выявить эту свою подлость полностью; но и в Испании они прибегали к провокации и к подлой клевете, при том менее всего в отношении буржуазии, а главным образом в отношении своих идейных противников. Это обстоятельство также сыграло известную роль в том, что революция в своем процессе развития едва успевала отрываться от своих начальных корней и высвобождаться из-под влияния буржуазных идей и руководителей, как ей наносился моральный удар - именно этими предателями «слева». И все - во имя власти и угнетения, а не свободы. Во имя диктатуры, а не свободной общественности, где солидарность, свобода и равенство мнений всех граждан, искренне порывающих с подлым эксплуататорским прошлым и действующих во имя настоящего и будущего, являются главным основанием борьбы за новый мир идей и новое общество.
На анархистов-коммунистов и анархо-синдикалистов ответственность ложится, главным образом, потому, что они совершенно разошлись со временем, приняв самое активное участие в революции как будто с целью отнятия у либеральной буржуазии инициативы и прав определять с ее классово-паразитической точки зрения характер и формы революции, они совершенно игнорировали требования нашего времени и значение тех средств, которыми буржуазия была вооружена и бдительно подстерегала и революцию и их самих, как революционеров, имевших наибольшие шансы увлечь широкие трудовые массы за собой и расчистить пути перехода революции с буржуазно-республиканских путей на путь трудовой и социальный.
Каковы же были причины, предрешившие то, что анархисты и в испанской революции оказались беспомощными определить и выявить свою практическую политику на путях борьбы за превращение буржуазно-республиканской революции в антиреспубликанскую - социальную революцию?
Главными причинами является - во-первых, отсутствие у анархистов программы, без которой при наипреданнейшем отношении революции работники анархизма никогда не могли ни в одной стране, не смогли и в Испании, найти путь для единства своих действий, от которого всегда и особенно в моменты революции зависит и рост движения, и его влияние на все окружающее. Во-первых, наши испанские товарищи, как и товарищи во многих других странах, во многих случаях придерживаются все еще того мнения, что анархизм есть бездомная странствующая церковь свободы... Это обстоятельство во многих случаях мешало им своевременно и четко конкретизировать и для себя и особенно для широких масс главные элементы анархических утверждений сегодняшнего и завтрашнего дня, которые сотнями нитей связаны и переплетаются с повседневной жизнью и борьбой трудящихся вообще. И это же обстоятельство не позволило им справиться с исторической миссией анархического революционизма в момент революции.
Испанские анархисты-коммунисты и анархо-синдикалисты, несмотря на весь их идейный авторитет в стране, не сумели полностью и серьезно, по-революционному, овладеть психологией широких масс, сочувственно лишь встретивших начало революции, но остававшихся еще на путях обывательского колебания, чтобы сделать из них активных борцов за развитие и защиту революции. Ощутив относительную свободу, анархисты, как и обыватели, увлеклись свободо-говорением. Они много свободно говорили и писали, о чем угодно, много провозглашали каких угодно деклараций, особенно на митингах. Но почти при всех этих случаях упускали из виду то, кто пришел на место королевской власти к управлению страной, чем пришедший к этому управлению опутывает пробудившуюся и готовую к лучшим из дерзаний за свое обновление страну, и так, с какими именно средствами нужно поспешить, чтобы противопоставить все свои и революционных тружеников силы против этого опутывания.
Но в этом направлении, к сожалению, своевременно и в широком организационном масштабе ничего предпринято не было, хотя это нужно было и должно было быть предпринято: для этого и момент был подходящий, да и силы были. Это ведь был момент в испанской революции, когда революционные анархисты имели шансы больше, чем какие бы то ни было другие испанские революционные группировки, чтобы определить в практике свою революционную политику и стратегию этой последней по выявлению нового этапа в революции. В это самое время Национальная Конфедерация Труда, руководимая анархистами, росла членским трудовым комплектованием с поразительной быстротой и становилась почти для всей трудовой страны своего рода трибуном, вселявшим в себе искреннее и глубокое доверие широких масс страны и отражавшим их вековые чаяния - во что бы то ни стало освободиться от власти капитала, стал независимым от буржуазно-капиталистического общества, разрушить его во имя общества равных -безвластного трудового общества!..
На максимальное выявление роли нашего движения ими в этом направлении обязывало анархистов и то, чтобы разбить козни буржуазии, отстранить ее от руководства начавшейся политической революцией, не допустить закончить революцию по ее, буржуазии, рецептам, и то, чтобы расчистить в русле этой уже начавшейся, революции пути идеям революции социальной, о которой, что она в Испании идет ускоренными темпами на смену политической революции так много пророчествовалось нашими товарищами даже такими меньшевиками в нашем движении, каким оказался впоследствии товарищ Пестаня.
Значит ли это, что анархисты-коммунисты и анархо-синдикалисты в испанской революции 1931 года ничего не делали для того, чтобы наше движение не осталось, как оно, к сожалению, осталось у разбитого корыта, а выбило бы буржуазию из руководящей линии фронта революцию и повело трудовые массы на борьбу за новый мир, идеи свободы и вольного труда? - Я думаю, что нет!!. Наши испанские товарищи самоотверженно шли на все, чтобы политическую революцию превратить в социальную. Они много понесли на этом пути жертв и некоторые из них несут их сейчас, когда революция совсем уже задушена. Но жертвы их были напрасными жертвами, потому что они их несли и несут нецелесообразно.
Благодаря тому, что анархизм - повторяю, не имеет определенной программы, благодаря тому, что анархические действия строились и строятся все еще и теперь на принципе распыленности, а не на единой тактике, определяемой и направляемой единой идеологией, единой целью, благодаря именно этому анархисты Испании не могли справиться с этим делом и более духом слабые из них под знаком «глубокого сознания своей ответственности», сменил свое оружие на известный всем уже, тактически неуместный в ходе революции, так называемый «Манифест Тридцати». Более смелые, темпераментные люди, могущие не только говорить, но и умирать за свои идеи, изнемогают в душных казематах, изнемогают на пароходах в пути высылки на далекие дикие острова, изнемогают на этих островах.
Таковы, в общем, основные черты тех упущений, ошибок, гибельных для революции действий, совершенных левыми испанскими группировками во время решительных, редко когда повторяющихся, моментов пробуждения и дерзания за лучшее страны, и таковы же те элементы ответственности всех левых группировок, из которых она по силе и значению всех упущений, ошибок и действий, слагалась и целиком ложится на все эти группировки за такие результаты революции.
Не знаю, какие выводы из этого, пожелают сделать социалисты-государственники, одни из которых к лучшему не смогли дойти на путях испанской революции, как только к лакейству перед буржуазией, а другие к тому, чтобы сделать других лакеями. Но мне кажется, что революционным анархистам есть над чем подумать, чтобы предостеречь себя и свое движение на будущее и в той же Испании и во многих других странах, чтобы больше не только не повторять испанских ошибок, но и не оставаться на постах современных революций без таких средств, которые действительно отвечали бы защите того, что анархистами может утверждаться в практике революции и за что современным революциям так, где анархисты идут в авангарде масс, приходится выдерживать ожесточенные атаки и со стороны буржуазии и со стороны социалистов-государственников.
Конечно, это не значит, что революционные анархисты должны искать таких средств в большевизме и на путях тесного контакта с большевистским государством СССР. Революционным анархистам искать в большевизме нечего. Они имеют свою мировую революционную философию и основанную на ней школу с совершенно противоположными большевизму задачами на путях жизни и борьбы трудящихся классов. И они, революционные анархисты, не могут согласовать своих целей с целями панбольшевизма, столь дико посредством рубля и штыка утверждающего себя в жизнь трудящихся в СССР, игнорируя всякие права этих же трудящихся, делая из них ему целиком во всем послушных рабов, не смеющих самостоятельно ни мыслить, ни рассуждать ни о своем, ни о других благополучии, ни о сегодняшнем, ни о завтрашнем дне его.
Ни одно лицо, ни одна из групп анархических, как бы они ни были преданы движению, не в состоянии выполнить эту задачу. Это свидетельствуют все попытки, какие известны нам до сего дня. И это понятно почему. Ни одно лицо, ни одна группа не объединяют и не могут объединить все наше движение в его национальном, не говоря уже о международном, масштабе. Выполнить такую грандиозную и ответственную задачу посильно только коллективному анархическому уму. Об этом я говорил 7 лет тому назад т.т. Рудольфу Рокеру и Александру Беркману, будучи еще в Берлине, об этом же я особенно подчеркиваю теперь, когда после целого ряда попыток многими анархистами что-то создать в практическом направлении, прямо говорят за то, что иного пути к созданию определенной программы, к разработке и утверждению соответствующих времени и силе наших врагов средств анархического движения, нет, как только того, что активные теоретики анархизма, вместе с активными и преданными движению практиками должны устроить предварительную международную свою Конференцию и на ней наметить общие тезисы по указанным вопросам и с ними явиться на Международный Анархический Конгресс. Конгресс эти тезисы разовьет и пополнит. Из конгресса они, эти тезисы, выйдут в законченном программном виде и явятся духовным авторитетом для нашего движения в каждой стране. Это избавит наше движение от уродливых наростов, и придаст ему то могущество, которое так необходимо для него, когда оно становится в авангарде современных революций.
Правда, работа в этом направлении не из легких, но желание и солидарность тех, кто может и хочет осуществить это, может облегчить ее. Пусть только эта работа начинается. От этого наше движение только выиграет.
Да здравствует дружное единое устремление всех работников анархизма к осуществлению этого великого дела - дела нашего движения и мыслимой Социальной Революции!
Нестор Махно. 1931 г.
«Пробуждение», № 31-32, январь-февраль 1933 г.
Товарищи, прежде чем поделиться с вами воспоминаниями о товарище Николае Рогдаеве, я позволю себе уклониться на одну минутку в сторону и скажу несколько слов о тяжелых наших потерях вообще за последние 12-15 лет.
Хотя об этом тяжело вспоминать, почти нет сил удержаться от душащих чувств скорби, чисто товарищеской сердечной боли и слез за смерть целого ряда серьезных и, по степени своей преданности нашему движению, славных и искренних товарищей. Ведь нелегко говорить об этом, а тем более чувствовать - переживать то, что видишь, и быть беспомощным, чтобы предотвратить его.
Для всех вас известно, что прошла всего лишь одна неделя, как мы похоронили старого, для всех нас дорогого и незабвенного товарища -Марию Иссидоровну Гольдсмит, она же Мария Корн и она же Изидин - по псевдонимам в нашей революционной прессе. Стоя у могилы этого товарища, недолго тому назад, большинство из нас, - я в этом убежден, чувствовало себя какими-то сиротами без нее; ибо это большинство отдавало себе ясно отчет в том, кого оно в лице этого товарища потеряло и хоронит. Правда, это чувство было еще и потому, что мы, если не все, то опять таки большинство не только уважали Марию Иссидоровну, как одного из первых среди нас товарищей и друзей по идее, которая вместе с Кропоткиным, Элизе Реклю, Черкезовым и другими пионерами анархического революционного учения, намечала его вехи и на протяжении 35-ти с лишним лет развивала и проповедовала его.
Но - повторяю - за последние 12-15 лет мы получили целый ряд подобных страшных физических и моральных ударов. За это время над рядами Российского анархического движения, словно какой-то рок, витает и вырывает из них лучшие практические и теоретические силы. Это мы чувствуем и переживаем с такой очевидностью и с такой болью, как не пережил и не переживает никто из наших товарищей других стран.
В самые отчаянные дни борьбы нашего движения и Русской Революции за свое существование мы потеряли П.А. Кропоткина и одного из выдающихся популяризаторов идеи профессиональных союзов и славного полемиста с врагами анархизма - т. Гогели. А подошел 1925 год мы потеряли т. Черкезова, в 1926 году мы потеряли Карелина, в 1931 году мы потеряли т. Раевского, в 1932 году мы потеряли в большевистской ссылке т. Николае Рогдаева, а в начале этого рокового своими катастрофическими политическими и социальными предзнаменованиями года мы потеряли Марию Иссидоровну Гольдсмит -Корн - Изидин.
Все эти имена росли на почве Российского революционного бунтарства, выросли в гигантов-анархистов, теоретиков и практиков, и играли не последние роли в международном анархизме. Обо всех их, беря каждого в отдельности, можно много сказать хорошего и поучительного, не только для нашего молодого поколения, но и для тех из нас, кто мнит себя чересчур старыми и испытанными стражами нашего движения, при этом, не краснея и не стыдясь, совершенно безответственно и вопреки учению этого движения, заявляют: «мы личности не признаем, мы против личности, против ее начал...»
И если мы, русские анархисты, могли в свое время относительно мириться со смертью Кропоткина, Черкезова и Карелина, как со смертью почти естественной - их старческий возраст естественно парализовал их физические силы, и этим самым отымал их от нас и нашего движения, сознательно предупреждая и нас и их самих о приближении их смерти, - то мы не можем примириться со смертью других вышеперечисленных наших товарищей: и особенно мы все (или почти все), здесь присутствующие, не можем примириться с преждевременной, для нас совершенно неожиданной, и я сказал бы неразумной смертью, товарища и друга - Марии Иссидоровны Гольдсмит - Корн -Изидин. Но мертвых не осуждают. Да и на мою долю выпало говорить в сегодняшний вечер об этом нашем товарище. Я коснусь в данном случае имени Марии Иссидоровны лишь постольку, поскольку этого от меня требует вообще характер сегодняшнего нашего собрания. Мы собрались ведь для того, чтобы почтить память т.т. Николая Рогдаева и М.Гольдсмит - Корн - Изидин, и я думаю, что памяти Марии Иссидоровны будет посвящен особый доклад кем-то другим из товарищей сделанный. Лично же мне поручено говорить о т. Рогдаеве, и я считаю приятным для себя долгом сделать вам, товарищи, этот доклад, об этом неутомимом и славном революционно-анархическом борце подпольной России.
Кто такой т. Рогдаев?
Товарищ Николай Рогдаев выходец из интеллигентской семьи из Вяземской губернии. С молодых лет увлекся народовольческими идеями и был преследуем сатрапами царско-помещицкой России. В 1900-х годах он очутился заграницей, где познакомился с П.А. Кропоткиным, Э.Реклю, Марией Корн, тогда еще молодой, не активной анархисткой. Встречи его с этими товарищами, а также то, что он был уже тогда знаком с двумя иностранными языками, помогли ему разобраться в идее анархизма шире, чем он был с ней знаком по российскому бунтарству бакунинского толка 70-80 гг., и Рогдаев из западной Европы переезжает в Галицию. Здесь в городах Станиславове и Львове, он завязывает связи с революционной анархистской молодежью, создает маленькую в 7-10 человек группу анархистов-коммунистов, при помощи этой группы добывает себе документ и нелегально возвращается в конце 1902 года в Россию.
По дороге на север к своим знакомым краям он задерживается у одного из своих знакомых по Парижу и Женеве учителя из г. Брянска, Орловской губернии. Вместе с этим своим знакомым они создали в Брянске тоже группу анархо-коммунистов, и тут Рогдаев задержался довольно долго - Брянск его приковал к пропагандистской работе среди рабочих и средней интеллигенции. Но поскольку группа росла и развивала свою деятельность в области пропаганды посредством прокламаций и кружковой, постольку и полиция не спала. Полиции удалось арестовать один кружок и раскрыть приезжего пропагандиста. И Рогдаев бежит из Брянска в г. Нежин, Черниговской губернии. В г. Нежине Рогдаев встречает несколько человек ему знакомых по Брянску, тоже бежавших от полицейского преследования, но имевших родственные связи в г. Нежине. По просьбе этих своих друзей Рогдаев остается с ними в Нежине, и они создают нежинскую группу анархо-коммунистов.
Из этой нежинской группы вышло ряд хороших рабочих пропагандистов - прямых учеников «учителя» Рогдаева (в Брянске и Нежине т. Рогдаев был известен как учитель). Отсюда же из этих двух городов Нежина и Брянска был занесен анархизм на брянские заводы города Екатеринослава.
Летом 1903 года Николай Рогдаев, по поручению товарищей, перебрался снова заграницу с целью установления постоянной связи и регулярного получения анархической литературы и оружия. По возвращении из России заграницу Рогдаев встречается в Львове с членами первой своей группы и узнает, что она разрослась и создала в целом ряде городов Галиции маленькие боевые анархо-коммунистические группы и имеет прочную связь с австрийской группой анархо-коммунистов г. Вены. У т. Рогдаева рождается мысль объединить все эти группы в одну организацию. Но после первой же конференции убеждается, что «славянский дух не совместим с немецким», и он отказался от своего предложения. Но посетил Вену и венских товарищей, кое-что перенял у них для себя, кое-что передал им из своего. И отсюда направляется в Женеву, Париж, Брюссель и Лондон. Здесь он снова встречается со старыми анархистами, насобирал всякой литературы, но слишком мало анархической, и все направил через галичан в Россию. Оружие же он провез сам в город Нежин. Однако на сей раз Рогдаев не задержался в городе Нежине. Он устремляет свой взор в город Екатеринослав, где по данным нежинских и брянских товарищей была большая нужда в хорошем анархисте-пропагандисте... и неутомимый революционный боец Николай Рогдаев быстро переезжает в город Екатеринослав. В этом городе среди рабочих Брянского завода Рогдаев быстро завоевывает должную для революционно-анархического пропагандиста репутацию, и он организовывает в лице Рублевского, Яна, Олика, бросившегося впоследствии из парохода в Днепр при обстреле и погибшего в пучине днепровских бунтующих волн, и ряда других самоотверженных анархических борцов первую екатеринославскую группу анархистов-коммунистов. А через два-три месяца наш Николай создает группу в поселке Амур (близ Екатеринослава) исключительно из интеллигентов, которую после возглавлял старший Озерский - Моисей Озерский. Эта группа занялась исключительно терроризмом и была школой террористов. На этом поприще Николай Рогдаев проявил себя особенно стойким и примерным вдохновителем группы. Однако, как приезжий, он скоро принужден был покинуть город Екатеринослав и его предместье. В начале 1904 года т. Н.Рогдаев с подавленным чувством революционной боли был препровожден лично Моисеем Озерским к австрийской границе и оставил пределы России.
С этого времени т. Рогдаева нет в России. О его заграничном местопребывании знали лишь некоторые товарищи из города Нежина да Моисей Озерский из г. Екатеринослава. Так длилось больше года. Но вот наступила осень 1905 года. Вскрылось полное поражение царско-помещицкой авантюры на Дальнем Востоке в борьбе с авантюристической Японией. Внутри России вспыхивают бунты революционных тружеников. В больших городах строятся и упорно защищаются баррикады. Т. Николай Рогдаев быстро несется из-за границы в Россию. Но теперь Рогдаев уже не останавливается в местностях ранее им созданных анархо-коммунистических групп. Он посещает их лишь мимоходом, как бы с предупреждением, что он жив и не сегодня-завтра они его увидят в авангарде своих боевых колонн путях анархической практики: но в данный час он стремится в Москву. Он глубоко и беззаветно верит в то, что Москва должна явиться тем центром, откуда должен исходить импульс анархической практики и морального вдохновения для всех анархических групп на путях социальной Революции - так как в это время российской действительности только мы, анархо-коммунисты, выдвигали лозунги Социальной Революции, и только мы защищали их до издыхания...
В Москву т. Рогдаев прибыл, когда в отчаянной борьбе Революции местами перевес брала уже реакция. К этому еще он, по полученным связям в гор. Нежине, в Москве никого не нашел и принужден был искать связи на улицах, на подходах и баррикадах, в народной толпе. И он, как истый анархист-революционер, к тому же обладавший даром ораторского слова и нужной страстью борца для таких моментов, быстро находит себе нужную связь в толпе революционного народа и через все пробирается к баррикадам у Красных ворот, где и узнает точно о районах, в каких были сооружены и героически защищались баррикады анархистов и революционных тружеников, шедших за ними. На эти баррикады т. Рогдаев перебрался спустя два-три дня и под псевдонимом (если не ошибаюсь) «Непримиримый», приступил со свойственным ему революционным энтузиазмом к деятельности на баррикадах и в этих районах. Но на Московских баррикадах т. Рогдаев не успел выявить своих революционно-анархических сил полностью. Через неделю революционные силы Москвы были разбиты. В городе и окрестностях его воцарилась снова черная реакция царско-помещицкого строя. Над Москвой прокатились повальные обыски, аресты и расстрелы. Буржуазия изуверски мстила революции и носителям ее идей. И т. Рогдаев с особым трудом пробирается из Москвы в деревню и бежит на далекий революционный юг - в город Екатеринослав. То было время, когда юг еще не сдавался - по городам и крупным селам революционные труженики еще отчаянно сопротивлялись атакам реакции. Здесь Николай Рогдаев с двумя-тремя товарищами такими же, как и он, энтузиастами, закладывает основание, из ранее созданных групп, екатеринославской организации анархистов-коммунистов. По его же инициативе и при непосредственном его участии эта организация совершает экспроприацию почтового поезда по Екатеринославской ж. дороге и открывает на суммы, взятые при экспроприации, нелегальную типографию у самой резиденции царя - близ г. Ялты, в Ливадии.
Выпуск своей, отвечающей моменту, литературы, в особенности листовок с призывом помочь организации, сравнительно скоро завоевал должные симпатии среди рабочих, крестьян и революционно настроенной интеллигенции. Товарищ Рогдаев умело подобрал и подготовил внутри этой организации кадр хороших пропагандистов и организаторов, что и содействовало тому, что екатеринославская организация выпустила из своего нутра ряд хороших работников анархизма, некоторые из них долгие годы вдохновляли и направляли всю работу екатеринославской организации анархистов-коммунистов и сохранились до сих пор, несмотря на все козни большевицкой диктатуры, которая, то и дело, гоняет их из одной ссылки в другую.
И именно отсюда, из Екатеринослава, т. Николай Рогдаев под псевдонимом «Дяди Вани» становится известным для всей России, в особенности знаменитого по своей самоотверженной отваге отбоя смертников из-под конвоя, только что получивших в суде смертные приговоры и по дороге из суда в тюрьму, в камеры смертников, получивших свободу...
Но таких смелых и дерзких, по отваге и частых по своему идейному замыслу актов, за Екатеринославской организацией под идейным и организационным водительством «Дяди Вани» числится немало, и непримиримый «Дядя Ваня» в них играл первенствующую роль.
Ему же, Рогдаеву - «Дяде Ване» принадлежит инициатива и организация раскола эсеровской организации в г. Севастополе в начале 1907 г., когда 50 человек, виднейших работников севастопольской организации партии социалистов-революционеров, во главе с т. Митрофаном, приняли идеи анархического коммунизма и оформили свою организацию под девизом «Свобода внутри нас». Правда, «Дядя Ваня» этим своим делом меньше всего кичился, тем более что официальным виновником этого эсеровского раскола был лидер интернациональной группы анархистов-коммунистов тов. Сергей Борисов; но т. Борисов и шагу не сделал в этом направлении без «Дяди Вани»: даже больше этого, во всех переговорах и диспутах с эсеровской группой Митрофана главную роль играл «Дядя Ваня». При его же непосредственном участии т. С.Борисов сделал в своей квартире ловушку для виднейших чиновников севастопольских жандармов и охранного отделения с их начальниками во главе, следствие которой явилось то, что они почти все были взорваны специально приготовленной бомбой-македонкой.
В области диспутов с противниками идей анархизма «Дядя Ваня» также не оставлял никогда наших пропагандистов в обиде. Всегда, где только не вызывали их наши враги на этот диспут, товарищи призывали «Дядю Ваню» к себе на помощь. И противные стороны всегда несли поражения, следствием которых их ряды очень часто редели, а наши пополнялись, ибо рабочие и революционно настроенная интеллигенция их покидали и переходили к нам.
В 1907 году «дядя Ваня» представлял российский анархизм на международном конгрессе анархистов в г. Амстердаме (Голландия).
На Амстердамском конгрессе «Дядя Ваня» также занимал достойное место первого среди равных представителей Российского анархо-коммунистического движения.
Присутствовавшие на этом конгрессе представители анархистских движений других стран говорят и теперь, что Николай Рогдаев - «Дядя Ваня» - своей серьезно продуманной, полной глубины анархической мысли и революционного пафоса речью окрылил конгрессистов: один из самых спокойных из них - Эрико Малатеста с особым энтузиазмом восторгался этой речью, а т. Луджи Фабри и сейчас вспоминает этот момент с особым чувством восхищения. Но нужно ли ссылаться на все это при воспоминании о славном революционно-анархическом борце - Николае Рогдаеве - «Дяде Ване» или просто о «дядьке», как его называли на юге России - в украинской крестьянской и рабочей анархической среде, - пусть лучше наши молодые товарищи прочтут конспект этой его речи на Амстердамском конгрессе в журнале «Буревестник» за 1907 год, и в особенности - «Приложение русских анархистов-коммунистов к амстердамскому конгрессу», распространенное в России особой брошюрой, выдержавшей несколько изданий и послужившей в свое время большим подспорьем для роста и деятельности наших групп. По этим документам товарищи сами могут составить свое мнение о том, кто был т. Рогдаев для нашего движения и какую роль он сыграл в былое время для его развития...
В начале 1908 года Николай Рогдаев снова появился в России. Это было время, когда Екатеринославская организация, пережив целый ряд счастливых своих удач на путях террора против царских сатрапов, а также отбоя смертников из-под конвоя и тюрем, в частности, знаменитого отбоя из севастопольской тюрьмы (посредством взрыва ее ограды) т.т. Тата и Шуры Мудрова 21 июня 1907 года, готовилась к организации побегов нашим товарищам из Екатеринославской и Симферопольской тюрем, и Рогдаев - «дядя Ваня» целиком погрузился в дело организации этих побегов. Правда, из этих двух побегов удачным был симферопольский побег. В Екатеринославе он не удался, и наши лучшие товарищи вместе с некоторыми социалистами-революционерами пострелялись на крыше заднего тюремного строения, и многих перестреляли тюремная администрация и солдаты по распоряжению губернатора. Но это случилось по причинам, исходящим из тюрьмы.
За это деяние губернатора организация, при участии «Дяди Вани», организовала убийство его и ряда других высших чинов городской и губернской администрации.
В начале лета «Дядя Ваня» провел целый ряд диспутов с социал-демократами и социалистами-революционерами под Екатеринославом и в Александровске, под с. Вознесенка. Эти диспуты проводились в поле, на зеленых полянках и по ночам. Каждая из спорящих сторон приводила своих членов и друзей, поэтому часто на них собиралось народу по несколько сот человек, что усиливало работу для наших боевиков, так как в таких случаях посты охранения местности диспутов занимали исключительно наши товарищи, им верили все и социал-демократы и социалисты-революционеры.
В результате этих серьезных и затяжных диспутов, социал-демократы, правда, пострадали мало, но социалисты-революционеры и под Екатеринославом и в особенности в Александровске - под Вознесенкой были разгромлены совершенно. Лучшие члены, даже комитетов эсеровских организаций, такие как Борисов, Яценко, Чайка перешли в наши ряды.
После этого в селах, на заводах по городам имя «Дяди Вани» передавалось из уст в уста, как великого и непримиримого борца за правду. Массы рабочих и крестьян, связавшись с анархистами, то и дело, что просили их устроить им еще и еще собрания, где бы говорил «Дядя Ваня». Но за «Дядей Ваней» полиция рыскала по следам, и он принужден был быстро менять свое местопребывание, глубоко веря и надеясь, что в местах, где он потрудился, достаточно остается в волевом отношении сильных и преданных делу анархизма товарищей. А наступила осень, «Дядя Ваня» переехал в город Хотич, Бессарабской губернии, и затем через Австрию - в Женеву-Париж, где у него также затягивались диспуты по несколько месяцев с пресловутым «вождем» мирового пролетариата - Владимиром Лениным.
В 1909 году «Дядя Ваня» опять в России принимает непосредственно активнейшее участие по созданию Южной федерации Анархистов и в подготовке, для оформления этой федерации, анархического съезда и т. д.
В это самое время члены Гуляй-Польской, Амурской и Хотинской анархо-коммунистических групп совершают экспроприацию Хотинской почты под Хотиным в 89 000 рублей, и часть из этой суммы передают на открытие третьей типографии (ибо за это время вторая типография нашей организации была уже раскрыта полицией), а другую организация определяет на оружие, на издание специального сборника по истории анархического движения в России и, вообще, на литературу. Это дело организация поручает т. Рогдаеву - «Дяде Ване», и немедленно возвращает его заграницу.
«Дядя Ваня» все это поручение выполнил со свойственной ему чистотой и аккуратностью. Он переправил в наши группы два или три транспорта оружия, разного калибра, и патронов, и неисчислимые транспорты литературы. Одновременно занимался организацией дела издания «Альманаха» по истории нашего движения в России и издал его тоже со свойственной ему честностью и аккуратностью к преданности нашему движению.
С этого именно времени наш славный «Дядя Ваня» не возвращался в Россию, кажется, ни разу до самой Революции 1917 года. Но, оставаясь заграницей, «Дядя Ваня» держал тесную связь с российским анархо-коммунистическим практическим движением и заметно оказывал на него свое влияние. Это сказывалось в целом ряде анархических дел на бывшем юге России (теперешней Украины) и особо выпукло подтвердилось, когда Гуляй-Польская группа почти вся попала в тюрьму и он, «Дядя Ваня» писал неуловимому в то время бесстрашному и славному нашему террористу - герою Александре Семенюте: «Гуляй-польцев во что бы то ни стало нужно отбить...», и когда А.Семенюта связался со мной и выяснил, как наибезболезненней для нас, узников, произвести нападение на тюрьму и отбить нас, тогда, мне помнится, многие наши боевики для выполнения этого дела прибыли из-за границы по сигналу именно «Дяди Вани».
Так в неустанной борьбе «Дядя Ваня» вел свою жизнь и заграницей, издали от бунтарского юга России, за это его враги наши не любили, иногда и в наших рядах, в особенности, из кочевников, перекочевавших в наши ряды из рядов политических партий, пытались вырвать у Рогдаева - «дяди Вани» - пальму первенства под черным знаменем анархизма подпольной России, но это им не удавалось, несмотря даже на то, что они одно время создали за кулисами грязный по подлости вымысел против него, на основании которого начали, было, подозревать его, как Азефа, в делах провокации, но Рогдаев - «Дядя Ваня» был всю жизнь неподкупной личностью и стойко и гордо шел своими кристальными путями бунтаря анархиста.
Заграницей, в годы мировой войны, «Дядя Ваня» остался непоколебимым антимилитаристом, при всем его личном уважении к Кропоткину, Граву и другим теоретикам анархизма, он не пошел с ними в вопросах войны, он шел своими путями непосредственного анархиста-коммуниста пропагандиста и практика. Это диктовало ему то, что он еще с большей энергией бичевал войну и ее защитников. С этой целью и во имя поддержания духа в рядах, устоявших наших товарищей, на анархических антимилитаристических позициях он создал орган «Набат», и всю свою энергию и силы отдавал этому органу.
Но зато, когда вспыхнула Российская Революция 1917 года и когда одни «русские революционеры» поспешили воспользоваться услугами немецкого генерального штаба, а другие, будучи менее заметными своею ненавистью к войне, на правах русских граждан, «обывателей и патриотов» могли беспрепятственно возвращаться и возвращались из стран Антанты в революционную Россию, «Дяде Ване» в это время пути выезда из Швейцарии были отрезаны. Политиканы-патриоты все сделали для того, чтобы этого бунтаря-анархиста как можно дольше задержать за пределами Российской Революции. Таким образом, тот, кто был прямым и непосредственным пионером на путях создания и укрепления анархо-коммунистического движения в России, кто не щадил ни себя, ни за ним шедших сил на посту этого движения, долгие месяцы оставался, словно в мешке, отрезанным от этого движения, как раз в тот момент, когда оно легализировалось и выходило на широкие и свободные просторы своего массового социально-революционного оформления, и он не мог его непосредственно поддерживать и вдохновлять своим мощным природным ораторским словом и организаторским делом.
Для того, чтобы Рогдаев - «Дядя Ваня» мог выбраться из провокаторского окружения патриотов-врагов и Российской революции и нашего движения в ней, понадобилось вмешательство Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Лишь протест этого в тогдашнее время революционного органа Российских тружеников помог «Дяде Ване» выбраться из этого подлого окружения и приехать в Россию.
Но приезд его в Россию был несколько запоздалым: у дел нашего движения стояли уже люди в большинстве своем новые, подпольный дух российского анархизма знавшие мало, лишь по тем временам, когда они работали в нем, да и не все на путях нашего движения, до своей эмиграции.
И «Дядя Ваня» им не мешал. Наоборот, со свойственным ему энтузиазмом и тем неподдельным революционным пафосом, каким он всегда и всюду жизнерадостно горел, он отдался пропаганде идей анархического коммунизма, никогда не брезгал черной работой, от которой «барчуки» в анархизме всегда бегали, считая, что они призваны только сидеть в федерациях и конференциях или в редакциях их журналов и только заниматься маранием бумаги.
В Петрограде - теперешнем Ленинграде - вряд ли остались заводы и фабрики, где бы «Дядя Ваня» не выступал по приезде из заграницы, со словом пропаганды идей анархизма. А, переехав в Москву весной 1918 года, он от имени Московской Федерации Анархистов то и дело что занимался этой пропагандой, и тут он снова по несколько раз сталкивался в диспутах с главковерхами большевиков - Лениным, Троцким и другими, и блестяще их разбивал, переводя аудиторию на свою сторону, на за большевиками-главковерхами в это время была уже мощная полицейская сила - ВЧКа, и в результате, право оставалось за ними, и они постыдно рвали и топтали тело революции...
В эту же весну «Бюро анархистов Донецкого Бассейна» афишировало в своем органе «Анархист» и отдельной афишей по всем городам и большим селам, что в ближайшее время в Екатеринослав прибывают анархисты - Юда Гросман-Рощин и «Дядя Ваня» с целью пропаганды идей анархо-коммунизма, и сделают турне по всей Екатеринославщине. И нужно было наблюдать, как заволновались в наших краях социалисты государственники, знавшие «Дядю Ваню» по его диспутам в былые времена с ними, и то, с какой радостью и нетерпением ожидали его крестьяне, рабочие и шедшая с ними трудовая интеллигенция, не говоря уже о том, какой подъем эта афиша сделала во всех наших группах и какую они готовили ему, «Дяде Ване», радостную встречу.
Но приезд этих двух титанов-анархистов (по тому времени) не сбылся и не сбылся потому, что в это время по всей Украине двигались уже железные полчища немецко-австрийских армий и были уже на подходах к Екатеринославу. А крестьяне и рабочие все еще надеялись и ждали, то и дело осаждая пишущего эти строки и на съездах и на многочисленных митингах своими запросами «Когда же приедет "Дядько"»?
В начале 1919 года, когда я стоял уже во главе Революционного повстанческого движения (махновцев) «Дядя Ваня» переехал из Москвы в Самару и работал в Самарской федерации анархистов-коммунистов.
Руководимое мною движение разрасталось и очищало великую территорию от деникинских контрреволюционных погромщицких орд. Все лучшие силы нашей Гуляй-Польской группы анархистов-коммунистов были брошены в повстанчество на фронт. Приезжих анархистов было мало и большинство из них выходцы из семьи еврейского народа, плохо ориентировавшиеся в крестьянской обстановке, Аршинов был занят возле меня в качестве моего личного секретаря и много уделял времени на создание повстанческой газеты «Путь к свободе».
Прибывшая группа анархистов-коммунистов в 35 человек из Ивано-Вознесенска тоже мало насчитывала в своих рядах пропагандистов. Чувствовал, что еще месяц-два, и мы окажемся беспомощными идейно обслуживать освобожденные районы. Здесь «Дядя Ваня» был необходим и я, посоветовавшись с Аршиновым, затем, со штабом и советом повстанчества, снабдил гонца надлежащими документами, нужными средствами и отправил его в Самару за «Дядей Ваней». Но большевики гонца на полпути к Самаре арестовали, и прошло несколько дней, пока я настоял на его освобождении. Также несколько дней взяла подготовка другого гонца. Но пока этот другой гонец добрался до Самары и пока «Дядя Ваня» со своей подругой собрались к отъезду в наши края, Ленин и Троцкий объявили меня и повстанчество вне закона и двинули своих рабов против нас и революции. И «Дядя Ваня» и гонец остались в Самаре и сразу же выпустили пламенную прокламацию-протест и разъяснения трудящимся той черной измены большевиков, с которой они подошли к своим рабам-красноармейцам и бросили их против нас...
После этого я один почти остался со славными повстанцами-крестьянами и рабочими. В это время Аршинов испарился из повстанчества, но я не переставал думать - и болеть из-за того, что возле меня не было «Дяди Вани».
Но вот наступили счастливые месяцы и для меня. Я со своими повстанцами жестоко громлю на Украине деникинские корпуса, очищаю 11 уездных и 2 губернских города от деникинских войск и власти. Ко мне снова начался слет наших товарищей: но теперь я был уже менее наивен в отношении их. Мой взор устремляется в Самару, к «Дяде Ване». И я при первом же удобном для меня моменте, снова посылаю за ним гонца. И что же я получаю от моего любимого «Дяди Вани»? Он мне пишет через моего человека: «Я получил сведения (быть может, и не верные), что у вас Михайлович (читай Волин Н.М.) играет большую и главенствующую роль. Личных отношений у меня с ним не было, но то, что он проделал, было ножом в спину и никогда не забывается...» (Примечание. Это было время, когда Михайлович, он же Волин «работал у В.Л. Бурцева», а сам Бурцев пожинал плоды начальника Всероссийского департамента полиции гр. Лопухина, открывшего ему Азефа как провокатора, работавшего и для партии социалистов-революционеров и для Всероссийской царской полиции). Это было время, когда Российская эмиграционная революционная среда смотрела на В.Л. Бурцева как на «незаменимого» спеца по раскрытию провокаторов и возводила его до небес. От этого триумфального славослования В.Л. Бурцева не отставала и наша анархическая эмигрантская среда, и она, наша среда, почему-то видела в лице Бурцева прорицателя и часто нужно и не нужно с большими и малыми своими делами обращалась к нему, и просила его расследовать эти дела и сказать о них свое «прорицательское» мнение. Отсюда именно грязные люди возвели подлую клевету на т. Николая Рогдаева, пустив шепотком, не за кулисами молву о нем, как о провокаторе. А случилось это так: на путях российской анархической эмигрантской деятельности - деятельности в направлении России свершился провал: один из активных работников был схвачен полицией. Наша среда сразу же бросилась к В.Л. Бурцеву за его мнением. Но Бурцев высказал только свое предположение, что, дескать, эта провокация видимо исходит от видного анархического деятеля и что самым виднейшим анархическим деятелем является
Рогдаев. Это именно и дало козырь в руки грязным людям, старавшимся вырвать первенство пионерства Н.Рогдаева в подпольном российском анархизме, и они пустили против него подлые слухи, из-за которых ряд старых работников анархизма создали товарищеский суд над Рогдаевым в лице т.т. Оргеани, М.Корн и других, и суд навел все справки об этом подло вымышленном деле и категорически опроверг его.
Вот поэтому именно, что Волин был в Махновском движении (хотя Волина в нашем движении в это время уже не было) он, Рогдаев, -«Дядя Ваня» - на сей раз отказался приехать по моему повторному зову в движение Махновщины. И я, конечно, замолчал. У меня в это время не было ни сил, ни времени переубеждать его в том, что Волина давно в движении нет...
Однако я знал, что «Дядя Ваня» не переставал интересоваться судьбой руководимого мною движения. Об этом говорили мне его многочисленные письма, главным образом, следующее его заявление Ленину:
- Как известно, в 1920 году Владимир Ульянов-Ленин, будучи хорошим личным другом «Дяди Вани» еще из эмиграции вызвал его к себе в Москву, в Кремль, и предложил ему, как знающему европейские языки, видный пост при штабе главнокомандующего на Западном фронте. Одновременно просил его, «Дядю Ваню» посетить штаб Махно и уговорить самого Махно подчиниться «советской» власти.
Тогда «Дядя Ваня» ответил Ленину: «С вашего, Владимир, согласия ведомо:
советская власть под водительством руководимой вами партии разгромила все анархические организации; и это мне, старому революционеру-анархисту, не дает права принять предлагаемый вами пост...
- Что же касается уговаривания Махно, то это совсем невозможно. Вы все сделали для того, чтобы Махно выступил против чинимого советской властью произвола над тем трудовым населением, которое создало революционное повстанчество и признало Махно своим вождем». На эту тему Ленин много говорил с «Дядей Ваней», но ни к чему не договорился - «Дядя Ваня» возвратился снова в Самару. Однако скоро почувствовал, что откровенная его беседа с Лениным была излишней - В.Ч.К. взяла его после этой беседы с Лениным в такие щупальца, что он не только не мог выступить где-либо на митингах, но не мог свободно передвигаться с места на место. После этого все как-то предупредительно связывалось с надсмотром и разрешением В.Ч.К., и этим самым и именно с этого времени жизнь сводится к прислушиванию и к присматриванию к тому, что готовит для него В.Ч.К. Отсюда начинается, так можно выразиться, новая революционная анархическая ориентация Рогдаева. Он задумывается над тем, чтобы перейти в подполье и служить более активно, как всегда ранее служил нашему движению. Для этого он начал, было, подбирать стойких товарищей среди молодых энергичных наших друзей. Но много препон становилось ему на этом пути. В это время уже целый ряд старых работников российского анархизма и анархо-синдикализма, одни из коих, будучи истерзаны голодом, другие просто по своим лоялистским наклонностям пошли на службу в различные учреждения советской власти. Большевицкие сановники, знавшие хорошо Рогдаева, то и дело ставили ему всех служивших у них наших товарищей в пример, упрекая его в скрытой враждебности к сов. власти и на этом основании берут его под еще большую полицейскую бдительность В.Ч.К. Под влиянием этих и им подобных произвольно сложившихся условий жизни т. Рогдаева, окружавшие его наши младшие товарищи, естественно, заколебались над переходом в подполье, и он на пути к подполью остался одиноким.
Так наш славный Николай, терзаясь душевно, изнемогая физически, метался в этих проклятых щупальцах В.Ч.К. из стороны в сторону, решительно голодая несколько месяцев подряд. И в результате принимает пост в просветительном отделе Комиссариата Просвещения, вскорости переводится на пост генерального секретаря отдела по Восстановлению при Кавказском Исполнительном Комитете Советов в г. Тифлисе. Здесь он создает для этого отдела атлас и алфавит Востоковедения и выдвигается в первые ряды научных работников в этой области; одновременно налаживает связи с анархистами заграницей, в частности с нашей группой в Париже, пишет статьи, поддерживает материально журнал «Дело Труда». Высшие большевицкие сановники по просвещению замечают в лице т. Н.Рогдаева выдающуюся силу и переводят его из Кавказа в Москву.
В Москве Рогдаев встречается с нашими старыми выдающимися и с теоретической и с практической стороны носителями идеи революционного анархизма, находит с ними общий язык и занимается чтением рефератов, докладов по анархизму в Западной Европе, об анархистах - Малатесте, Ф.Домеле Нювенгейсе и других, дела и писания которых заслуживают нашего особого внимания... И принимает активное участие в проработке анархических положений нашего российского движения. Но скоро замечает, что при условиях Г.П.У. далеко такой ответственной работы не продвинешь, Рогдаев обращается к нам в «Группу русских анархистов в Париже». Просит позаботиться о типографии, о средствах, чтобы приступить к изданию «Альманаха» по истории анархического движения в России до и во время Революции. Обещает все материалы для «Альманаха» заготовлять там, в России, с тамошними нашими друзьями, при этом, глубоко надеясь и веря, что такой «Альманах» явится большим и серьезнейшим подспорьем для идейного воспитания к практической деятельности нашего молодого анархического поколения.
Увы, это не сбылось! Аршинов в это время был занят разработкой «теоретических» основ (если можно так выразиться) нового направления в анархизме, и, видимо, не мог уделить нужного внимания этому великому делу т. Николая Рогдаева и окружавших его наших друзей, или же просто не интересовался им. Я же лично в это время уже вышел из группы и подходящих людей для такого дела в стороне от группы не находил. А осаждать американских друзей в связи с этим вопросом не мог, так как большинство из них в это время еще крепко держалось за Аршинова, меньшинство же было слабо. К этому же у меня лично наметился с большинством моих американских друзей к этому времени, частью по моей вине, частью же по вине их самих разрыв. К «Пробужденческой» же группировке я не мог обращаться с вопросами касательно «Альманаха», потому что некоторые товарищи этой группировки в своем выступлении против отрицательного отношения наших московских товарищей к поведению газеты «Рассвет», не позаботились разъяснить им, что «Рассвет» не есть орган анархистов, а орган русской трудовой колониальной общественности, и поспешили назвать их агентами сов. власти и даже чуть не Г.П.У. В то время, когда эта же самая сов. власть с этим же своим Г.П.У. терзали и продолжают терзать душу и тело этих товарищей.
Правда, это мало имеет отношения к нашим воспоминаниям о т. Николае Рогдаеве. Но обо всем этом вспомянуть теперь тем более уместно, ибо благодаря именно таким причинам совершались наши ошибки за ошибками, и мы губили великое общее дело здесь на эмиграции, а Г.П.У. постепенно, но верно убивало жизнь великого пионера Российского революционного анархизма - славного бунтаря анархиста-коммуниста - Николая Рогдаева. И теперь этого бунтаря нет ни возле нас, ни вдали от нас. Он умер в лишении свободы и нормальной пищи и лежит на далеких закаспийских степях... Но пусть все это послужит и для нас, и для нашего молодого поколения уроком в будущем.
А ты, дорогой друг, товарищ и брат наш, спи хотя и тяжелым и беспросыпным сном, но спи спокойно. Твое дело - наше дело. Оно не умрет никогда. Обновленным, светлым, здоровым для жизни и последующей борьбы трудового человечества, она «отзовется на поколениях живых»...
Вечная память тебе, друг!
Позор и проклятье тем, кто на тебя подло клеветал и кто тебя с мелочной, трусливой расчетливостью, медленно, но систематически, терзая твою душу и сердце, так долго терзал и убил.
Франция, 1933 г.
От редакционной коллегии:
Эта статья т. Махно была найдена в бумагах покойного. Приславшая ее Г.Кузьменко сообщает, что она не была переслана своевременно в «Пробуждение», так как у автора не было денег на пересылку. Потом же он опасно заболел и очутился в госпитале.
«Пробуждение», № 52-53, ноябрь-декабрь 1934 г.