Первым делом, как случалось всегда после обращения, я почувствовал запахи. Всё те же: их набор на городской площади почти не изменился. Но многократно усилился. Я едва не задохнулся от окружавшего меня смрада. Не удержался — чихнул. Сделал попытку заткнуть себе ноздри — неудачную: не смог пошевелить… лапами. И тут же едва не оглох от шквала человеческих голосов.
«Зверь! Зверь! Зверь!»
Разлепил веки — с высоты эшафота вновь увидел заполненную разномастной толпой городскую площадь. Почудилось, что людей на ней стало ещё больше. Они прижимались друг к другу, не позволяя протиснуться торговцам. Прятали под капюшонами головы — защищались от поднявшегося над крышами солнца. Пожирали меня пропитанными страхом и совсем уж детским восторгом взглядами.
«Зверь! Зверь! Зверь!» — скандировали горожане.
— Вот его истинное лицо! — ревел усиленный артефактом голос глашатая. — Вот кто прятался под обликом милого мальчика! Нравится ли вам его настоящее лицо, сиеры и сиериты?! Остались ли у вас сомнения в том, что воины императора схватили настоящего врага?!
Он вспугнул стаи голубей — те сорвались с крыш и карнизов домов, закружили над площадью.
— Теперь вы верите, что враги человечества полны коварства?! — продолжил глашатай. — Что они норовят проникнуть в ваши города! В ваши дома! Что они мечтают вцепиться в ваши глотки! Попробовать вашей крови! Вы понимаете, кто может вас от них защитить?!
Толстяк прервался, слушая выкрики из толпы.
«Армия!» — кричали одни.
«Кланы!» — вопили другие.
Тут кто-то выкрикнул: «Император!»
— Правильно! — сказал глашатай.
Я снова мог вертеть головой, но двинуть лапами не получалось: не иначе как опять был под воздействием заклинания. Верёвки удерживали меня, не позволяя стать на четвереньки. Шерсть на загривке вздыбилась, из груди непроизвольно вырывалось глухое рычание.
Стражники на меня почти не смотрели — больше поглядывали на толпу. Точно внешность охотника совсем не вызывала у стражей порядка интереса. А вот старый магик разглядывал меня с любопытством, хотя я и не почувствовал в его взгляде страха.
— Сиеры и сиериты! — орал в артефакт толстяк. — Помните, что клан Ортон стоит на страже вашего покоя! Его солдаты сдерживают врагов на границах нашей империи! А отряды городской стражи защищают вас и ваших детей от клыков и когтей ужасных тварей! Таких, как эта!
Он указал на меня.
Вновь повернулся к толпе и истерично заорал:
— Да здравствует император!
Горожане поддержали его возглас восторженным рёвом: «Император!»
— Покажем твари, что мы её не боимся! — закричал глашатай.
«Не боимся!» — взвыли горожане.
Я не сдержался: испустил угрожающий рык. Как и просила вчера принцесса. Стражники и толстяк отшатнулись, магик недовольно поморщился, глаза палача одобрительно блеснули.
Толпа всколыхнулась, заволновалась, словно поверхность воды при сильном ветре. Послышались выкрики: угрозы, оскорбления. В меня полетели гнилые овощи, камни, лошадиный навоз.
Досталось и стоявшим на помосте эшафота глашатаю и палачу — те отпрянули в сторону, уходя из-под обстрела. Парочка комков тухлятины угодила в стражников — я не уверен в случайности этих попаданий.
— Мы не боимся тебя, злобная тварь! — повторил толстяк.
«Не боимся!»
Что будет дальше, я знал из рассказа Нормы. «Тебе не нужно долго находиться в образе зверя, — говорила принцесса. — Люди тебя увидят — это главное. После первого обращения не стоит затягивать. Ждать новые удары плетью ни к чему. А они последуют, если ты станешь упрямиться. Голову будут рубить человеку — не зверю. Так что дай на себя немного посмотреть, мальчик. И снова обращайся. Не вздумай тянуть».
«Тянуть» я и не собирался. Стоять перед людьми в образе хищника мне нравилось даже меньше, чем терпеть удары семихвосткой.
«Не переживай мальчик, медлить с завершением казни никто не станет, — говорила Норма. — Наша задача: предъявить тебя толпе. Тебя, вар Астина кит Ятош. И тебя — оборотня. Горожане убедятся в торжестве справедливости. Кланы — в непричастности к твоему появлению императора и к его неприязни к оборотням. Всё. На этом представление закончится».
Пока всё шло по плану деда, озвученному мне рыжей. «Надеюсь, что так пойдёт и дальше», — подумал я, начиная новое обращение.
Обоняние и слух в образе человека значительно притупились. Сейчас меня это порадовало. Особенно ослабление запахов. Человеческий город — то место, где лучше и вовсе не иметь звериного нюха. Он совсем не подходил для обитания охотников. Это не Лес с его слабыми и приятными ароматами. И пусть запахи не исчезли полностью. Но мириться с их присутствием мне стало значительно легче.
— Вот и наш зверь очнулся! — произнёс в артефакт глашатай.
Реакция толпы на его слова показалась мне вялой. Я разлепил веки и тут же зажмурился. Людей на площади не стало меньше. Но толпа притихла. Не молчала: слышал выкрики, смех, ругань. Но её общий голос уже не походил на рёв урагана. Как и предсказывала принцесса, жара сделала своё дело: притупила чувства людей. Увидел лица горожан — не заметил на них прежних ярких эмоций.
Руки и ноги мне по-прежнему не повиновались: маг не забыл обновить заклинание. От боли после ударов плетью остались лишь воспоминания. Солнце, всё выше поднималось над площадью, припекало кожу. По вискам скользили капли пота. Зудели обмотанные верёвками запястья. Попахивали разбросанные на эшафоте овощи. Над ними и над пропитанными моей кровью досками кружили мухи.
— Сиеры и сиериты! — сказал толстяк. — Думаю, вам, как и мне было бы интересно вновь посмотреть на чудовище! А не на ничем не примечательного юнца! Но время близится к полудню! И ждать под палящими лучами солнца, пока наш зверь осмелится вновь показать своё истинное лицо, лично я не намерен! Почти всё, что хотел, я уже увидел!
Он виновато развёл руками.
— Уверен, вы помните, сколько пришлось скучать в прошлый раз, пока наш мастер заплечных дел уговаривал этого монстра принять настоящий облик! Слишком долго! Да уже и не интересно ждать! Думаю, сиеры и сиериты: вы тоже так считаете! Сейчас бы я не отказался от кружки холодного пива, да порции горячих рёбрышек! Я предлагаю больше не затягивать и перейти к казни! Что вы об этом думаете?!
Горожане нестройным хором согласились с ним.
«Рубите ему башку!» — послышались голоса.
«Несите холодное пиво!» — кричали в толпе.
Даже я хотел пить. Хотя обычно после обращения голод и жажда появлялись далеко не сразу. Но это там, на севере. Здесь же, в Селене, солнце делало это «не сразу» очень коротким промежутком, промчавшимся за считанные мгновения. Вот и сейчас оно всё сильнее нагревало на голове волосы. Пот стекал по телу уже не каплями, а настоящими ручейками.
— Но прежде, чем мы перейдём к главному, — сказал глашатай, — к отсечению головы!.. Позвольте мне вам признаться! Сиеры и сиериты, уверен, что многие из вас меня поймут и поддержат! Ведь мы с вами люди, а не дикие мохнатые монстры!
Он скривился.
— Посмотрите на него! — сказал толстяк. — Меня ужасно напрягает смазливое личико нашего зверя!
Он снова взгромоздил ногу на деревянную плаху.
— Разве можно сейчас поверить, что перед нами то самое существо, что ещё недавно угрожало нам своими клыками?! Тот монстр, от чьего рычания нас бросало в жар! Та самая тварь, что ещё долго будет являться к нам в ночных кошмарах?!
Глашатай покачал головой.
— Нет, сиеры и сиериты! — сказал он. — Сейчас оборотень слишком похож на нас с вами! На человека! Кто-то, возможно, узнает в нём черты своих знакомых! Кто-то усомнится в том, что мы собираемся поступить правильно! А некоторые чувствительные дамочки ещё и станут уговаривать нас пожалеть этого монстра!
Толпа с ним не согласилась.
Но толстяк не обратил на это внимание.
— Я попросил бы нашего уважаемого мастера, — продолжил он, — немного подправить нашему юному монстру его излишне милое личико! Сделайте же с этим что-нибудь, мастер! Порадуйте этим меня и уважаемых жителей нашей столицы! Мы вас очень просим!
Палач словно только и ждал этих слов: поправил перчатки, решительно подошёл ко мне, ударил почти без замаха. Неожиданностью его действия для меня не стали: помнил, что это лишь очередной пункт в озвученном мне Нормой плане. Но и приятных ощущений я не испытал. Прикрытый жёсткой кожей перчатки кулак раз за разом врезался в моё лицо, порождал звон в ушах, на мгновения отправлял меня во тьму.
«Твоё лицо должно стать неузнаваемым, — твердила принцесса. — Это обязательное условие. Твою мордашку превратят в кровавое месиво. Тебе ли, оборотню, бояться этого? Терпи, мальчик! Забудь о своей непомерной детской гордыне и терпи. Не вздумай учудить какой-нибудь фокус, тупица! Помни: оборотни не владеют магией. Не дай повода людишкам усомниться в этом».
Кровь из рассечённых бровей залила мне глаза. Из сломанного носа и порванной губы на грудь и на доски падали похожие на спелые ягоды капли. Палач попятился, рассматривал творение своих рук. Толпа за его спиной восторженно ревела, обретя второе дыхание. Толстяк подбадривал её — не уставал орать в артефакт, осыпая меня оскорбительными эпитетами.
— Вот так-то лучше! — кричал он. — Совсем другое дело! Сиеры и сиериты! Полюбуйтесь! Кровавая маска нашему зверю идёт больше, чем личико милашки-парня! Теперь он стал похож на себя настоящего — на монстра в человеческом обличии!
Кровавая пелена лишила меня обзора. Скрыла лица горожан. Я не видел ни палача, ни толстяка. Лишь яркие лучи солнца пробивались сквозь кровь и веки, убеждая, что я окончательно не ослеп.
— Вы помните, какие у него клыки?! — говорил глашатай. — А эти ужасные когти?! Сиеры и сиериты, я помогу вам их забыть! Я помогу вам не испытывать страх перед чудовищем! Вспомните известное изречение мудреца: тот кошмар перестаёт быть страшным, что становится смешным! Я знаю, как сделать смешным и нашего зверя! Мастер, приступайте!
Мне не понадобилось зрение, чтобы понять, о чём говорил толстяк. Достаточно было только вспомнить вчерашние слова Нормы, почувствовать запах дёгтя, ощутить хлынувшую мне на голову мощную струю жидкости.
— Ну а теперь добавим пёрышек! — кричал глашатай. — Много! Много пёрышек! Вы посмотрите, каким он стал красавцем! Пушистым! И пахучим! Уже и не вспомнишь о том, что он страшилище! Запомните его таким, сиеры и сиериты! Жалким! И бессильным! Он больше не зверь! А обыкновенный цыплёнок!
Сердце билось ровно. Выровнялось дыхание. Не обращал внимания ни на окутавшее меня зловоние, ни на крики толпы. Потому что почувствовал приближение того самого момента, к которому ещё вчера сам себе обещал подготовиться. Губы зашевелились, беззвучно бормоча текст заклинания. Невидимые глазу плетения божественных букв торопливо сплетались в слова.
Я сам удивился своему спокойствию. Действия палача, облившего меня липкой жидкостью и осыпавшего перьями, смех и слова толпы, обидные речи глашатая — всё это не могло оскорбить и унизить меня сильнее, чем обращение в охотника на глазах у людей. А потому я смирил свою ярость, прогнал обиду. Готовился к бою. Потому что полностью доверял только Тилье. И больше — никому.
— Сиеры и сиериты! — вещал толстяк.
Мне удалось разлепить правое веко — взгляд скользнул по небу, по толпе, опустился на деревянный настил эшафота.
— Ну вот и настало время сделать то, ради чего мы здесь собрались!
Я разглядывал доски пола, силясь отыскать на них то место, помеченное белой полосой, о котором говорила вчера Норма.
— В соответствии с указом императора, — говорил глашатай, — оборотням запрещено появляться в нашей столице!
Никакой полосы я не увидел.
Готовое заклинание разрушения дожидалось, когда я укажу ему цель. Если меня обманули, первым умрёт палач — так я вчера решил. И, несмотря на скопившуюся во мне ненависть к глашатаю, решение не изменил.
— … А потому, существо, ранее именовавшееся сиером вар Астином кит Ятош, приговорено к смертной казни посредством отсечения головы! Исполнение приговора назначено на утро сегодняшнего дня!
Я почувствовал, как мои руки высвободили из верёвочных петель. Ноги подогнулись. Но упасть мне не позволили. Стражники подхватили меня под руки и потащили к плахе. По странному маршруту: в обход ведра с остатками вонючей жидкости, оставленного палачом на пути к деревянной колоде.
— Да свершится правосудие! — воскликнул глашатай.
Его призыв поддержали горожане: я услышал восторженный рёв толпы…
…Который заглушил треск древесины под ногами стражников.
В голове промелькнула мысль: «Почему я не заметил белую полосу?». Я услышал справа и слева от себя почти искренние удивлённые возгласы. И почувствовал, что падаю.
Перед моим единственным открытым глазом мелькнули лица толпы и глашатая, яркий диск солнца и сломанные доски пола.
Смягчить падение я не смог. Успел заметить, что стражники ловко приземлились на ноги. И тут же удар о землю вышиб из моей груди воздух.
На миг я скользнул в темноту, как после ударов палача. Потом почувствовал, как чьи-то руки отшвырнули меня в сторону, заставив пробороздить ухом камни площади.
Вновь приоткрыл глаз — увидел, как стражники подхватили под руки испачканное тёмной жижей и перьями тело, потащили его к маленькой дверце в деревянной стене.
Спины стражников и голого мужчину заслонила склонившаяся надо мной голова Нормы. Рыжую я узнал сразу, несмотря на то, что её волосы со вчерашнего дня успели сменить цвет на чёрный.
— Хватит валяться, тупица! — прошипела принцесса. — Обращайся!
Пришёл в себя от тычка по рёбрам — не болезненного, но унизительного. Вскинул морду, увидел стоявшую надо мной черноволосую Норму. Вернулись воспоминания о том, где я и что произошло. Откатился в сторону, избежав очередного удара твёрдым краем подошвы сандалии. Вскочил на лапы; оскалил клыки, недовольно зарычал.
Первым делом отметил, что исчезло уже приготовленное к использованию плетение. Заклинание разрушения развеялось при обращении. Оно именно развеялось, а не сработало. Потому что я чувствовал: мана вернулась обратно в ауру. Интересный опыт. Обращаться, удерживая полностью готовое плетение, мне ещё не доводилось.
Огляделся. Меня окружали деревянные стены — под эшафотом соорудили настоящую комнату без окон, но с маленькой, сейчас плотно прикрытой дверью. Тесное помещение пронизывали лучи света: просачивались сквозь узкие щели. Мощная струя света шла сверху — оттуда, где в потолке заметил дыру: в неё я недавно провалился.
Знал заранее, что доски пола подпилены в помеченном белой полосой месте. Об этом предупредила принцесса. Саму полосу так и не разглядел — это меня насторожило. Однако о ней помнили и стражники — не случайно они повели меня к плахе столь странным маршрутом. И всё же падение стало для меня неожиданностью.
Я прижался животом к земле, наблюдал за принцессой. Запах рыжей не изменился, в отличие от цвета и длины её волос. Невзрачная одежда делала Норму похожей на бандитку, а не на принцессу — потёртый бежевый халат без эмблем клана, простые сандалии. Да и её клинок не походил на украшение — выглядел грозно, но просто.
— Хватит валяться, мальчик, — сказала Норма.
Говорила она тихо, едва ли не шёпотом. Хотя из-за шума, что доносился снаружи, вряд ли бы её услышал кто-то, кроме меня. Люди на площади словно обезумели: от их оглушительных воплей дрожали доски эшафота и камни пола. Я невольно прислушивался. Принцесса заметила это — подняла вверх указательный палец, ухмыльнулась.
— Слышишь, как орут? — спросила она. — Капец. Это в твою честь они так надрываются. Сумел ты порадовать людишек. Лучше любого менестреля. Не делай такую удивлённую морду. Не догадываешься, что произошло? Тебя, мальчик, только что казнили. А твою отрубленную голову предъявили народу. С чем тебя и поздравляю!
Я посмотрел сквозь пролом в потолке на яркое голубое небо. Что происходило на эшафоте понять не смог. Увидел летавших над площадью испуганных птиц, кружившие в воздухе мелкие перья. Зловоние дёгтя заглушало прочие запахи. Многие. Но не все. Я отчётливо чувствовал свежий аромат крови — не только своей, но и чужой.
Падение в эту комнатушку было неслучайным. Оно понадобилось для того, чтобы меня на эшафоте подменили человеком; чтобы моя голова осталась на плечах. Но чью-то голову только что всё же срубили. Вчера принцесса долго доказывала, что иначе поступить нельзя. И что заменивший меня на плахе человек заслужил свою участь.
«Не веришь мне, поверь деду, — говорила она. — Дед прекрасно знал, что у тебя начнутся муки совести, что ты опять вспомнишь об этих своих глупых принципах. Так вот, мальчик: вместо тебя обезглавят настоящего мерзавца. Со дня на день его ждала петля на тюремном дворе. Прилюдная казнь станет для него незаслуженной наградой».
— Не ждал, что людишки так обрадуются твоей смерти? — спросила принцесса. — Не расстраивайся, мальчик. Ведь ты же, говорят, выступал на Арене. Должен помнить, что толпа безжалостна. И обожает кровавые зрелища. Они орут не потому, что ненавидели тебя. Они всего лишь радуются виду твоей отрубленной головы.
Норма проигнорировала моё рычание, шагнула к стене. Заглянула в узкую дыру. Хмыкнула.
— Капец, — сказала она. — Всё ещё стоит. Наматывает на кулак сопли.
Повернулась ко мне.
— Хочешь, я подниму тебе настроение?
Махнула рукой.
— Иди-ка сюда, мальчик. Взгляни.
Указала пальцем на щель между досками. Посторонилась.
Мне было непривычно смотреть на её лицо снизу вверх. Под таким углом принцесса выглядела старше — едва ли не ровесницей Тильи: больше походила на взрослую женщину. Царапая камни (не видел нужды прятать когти), я подошёл к стене. Фыркнул, почувствовав неприятный запах ванили. Прижал морду к тёплой доске.
Сразу сообразил, на кого мне указывала Норма: в десятке шагов от эшафота я увидел сиеру вар Вега кит Марен. Белина куталась в неприметный халат (раньше в таком не мог её и представить), но всё же сильно выделялась из толпы. Не мигая, она смотрела в сторону плахи — словно не замечала, что по её лицу скользят слёзы.
Похожее лицо я видел у Белины после смерти Исона — когда явился к ней в поисках своего приятеля. Тогда она вот так же сжимала челюсти, выгибала радугой губы. Судорожно всхлипывала и лила слёзы. Невольно захотел поинтересоваться, что случилось. Но тут же сообразил: сиера вар Вега кит Марен оплакивала меня.
— Интересно, как твоя старушка сюда пробралась? — проворчала Норма. — Объясняли же семейке Вега, что в городе Белине появляться не стоит. Рассказали, чем это может обернуться. И вот, гляди-ка, пришла, старая кляча, не испугалась. Явилась… проводить тебя. Молодец.
Дёрнула плечом.
— Плачет. Даже не верится. Не ожидала от неё… такого. А ведь она знала, кто ты на самом деле, мальчик. Она видела, как ты обернулся около Академии. И всё равно ради тебя рисковала и рискует. Что ж ты с нею сделал? Неужто и она в тебя втюрилась?
Ответить я не смог — только коротко рыкнул.
Сиера вар Вега словно почувствовала мой взгляд: размазала по щекам влагу, завертела головой. Я отпрянул от щели. Припал к земле, прижал к голове уши. С удивлением понял, что буду скучать по беседам с Белиной. Хотя ещё несколько дней назад едкие замечания сиеры кит Марен вызывали во мне только недовольство.
— Вот видишь, мальчик, — сказала принцесса, — не всех порадовал вид твоей срубленной башки. Кому-то он не понравился. Кто-то даже всплакнул из-за того, что ты подох. Но ты не расстраивайся: ничего плохого с твоей Белиной не случится. Сам говорил, что ей не нравилась учёба в Академии. Теперь зубрить магию вар Веге точно не придётся.
Усмехнулась, сморщила посыпанный веснушками нос.
— Отправится твоя старушка в провинцию — дед проследит за этим, можешь быть уверен. Не переживай за неё. Я слышала, что у вар Веги есть родственники… то ли в Ориселике, то ли в Барике. Подыщет себе там муженька — человека. Будет растить его детишек… и наставлять ему рога. Вот увидишь: уже через пять-шесть месяцев она о тебе и не вспомнит.
Норма попыталась погладить меня по голове — я вновь оскалился, отстранился. В образе зверя я позволил бы ласкать себя только Тилье. Если бы та, конечно, пожелала. Отошёл от принцессы, стараясь держаться подальше и от дыры в потолке: не хотел попасться на глаза тем, кто топал ногами по доскам у нас над головой.
Норма вздохнула. Скрестила руки на груди — разглядывала меня исподлобья. Понял, что обидел её. Снова пренебрежительно фыркнул. Пусть обижается, сколько хочет.
Мне показалось, что принцесса решила бросить в мой адрес одну из своих шуточек. Но не успела. Потому что в трёх шагах от неё в воздухе раскрылся диск портала.
— Ну вот и всё, — сказала Норма. — Наконец-то. Думала, придётся ждать дольше. Что, уставился на меня, тупица? Думаешь, приятно было торчать в этой раскалённой клетке? Сидела тут, как в печи. Сам бы попробовал! Надоела мне и эта столица, и эта площадь набитая вонючими людишками. Запарилась чихать от ваших перьев.
Демонстративно сняла перо с рукава халата — отшвырнула в сторону. Сплюнула на землю. Вновь посмотрела на меня. Указала на диск.
— Пошли, мальчик, — сказала она. — Радуйся: закончились наши столичные приключения. Никаких больше тебе тюрем и казней. Никаких дворцовых приёмов и липких улыбочек женишков. И эта дурацкая жара для нас тоже закончилась. Всё. Возвращаемся домой.
Махнула рукой.
— Обернёшься уже там. В нормальной обстановке.
Не стал спорить с Нормой.
Сделал короткий разбег. И первым прыгнул сквозь портал.