Начальник штаба 38 армии
генерал-майор Пилипенко"{129} .
Военный совет и штаб армии, весь командный и политический состав соединений и частей тщательнейшим образом планировали и проводили подготовку войск к предстоящему наступлению. Как теперь мне известно, такое мнение сложилось и у генерал-лейтенанта В. С. Голубовского, который возглавлял группу генералов, прибывшую в нашу армию для выполнения задания Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Кстати, о характере этого задания тогда я не знал, да и не спрашивал о нем. Помню, позвонили из штаба фронта, передали распоряжение допустить эту группу к работе с документами, обеспечить ей посещение войск. Приказ я выполнил. Вскоре В. С. Голубовский со своими помощниками уехал, но впоследствии мы встретились вновь. Он командовал 101-м стрелковым корпусом в составе 38-й армии.
После войны, знакомясь с архивными документами, я увидел донесение генерала Голубовского от 19 декабря 1943 г. представителю Ставки Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову. Оказалось, что оно содержит оценку хода подготовки 38-й армии к наступлению. Вот текст этого документа:
"Юрьеву{130} .
Согласно вашему личному указанию по предстоящим наступательным действиям 38 А в течение 17-18 декабря с группой генералов, работающих со мной, проделал следующее:
... Присутствовал на совещании командиров корпусов, дивизий и их командующих артиллерией. Командарм дал полные и исчерпывающие указания по подготовке к проведению предстоящих действий. В развитие указаний командарма начальником штаба армии отдельно проведено совещание с начальниками штабов соединений и командующим артиллерией армии (Лихачев) - с артиллерийскими начальниками.
В период 1-15 декабря части армии получили пополнение, в основном из мобилизованного местного населения освобожденной территории, общим количеством 18000 человек в возрасте 18-45 лет.
Численный состав соединений, проверенный мною на сегодня:
74 ск - дивизии доведены до 6900 человек, 21 ск - состав дивизий 4500-5000 человек и 17 гв. ск - 5000-6000 человек. К доукомплектованию 21 и 17 гв. ск меры приняты... Укомплектованность артиллерийских частей и подготовленность в специальном отношении - благополучно.
В течение ближайших 2-3 дней буду заниматься непосредственно в войсках по проверке всех вопросов, связанных с предстоящей боевой задачей армии".
В том же донесении генерал Голубовский писал: "Зимним обмундированием армия обеспечена на 60%. Остро стоит вопрос с обувью для офицерского состава. Автотранспортом соединения армии обеспечены недостаточно. Требуется оказание помощи за счет фронта..."{131}
Перечитывая эти строки, я с благодарностью подумал об их авторе. Так вот кто помог нам тогда в снабжении! Видимо, его объективная оценка недостатков в снабжении армии немало способствовала тому, что наши довольно обширные заявки не только на обувь и прочие виды довольствия, но и на автотранспорт, вооружение и пополнение личным составом стали удовлетворяться фронтом полностью и по первому требованию.
V
В ходе подготовки к наступлению много внимания мы уделили, как всегда, распределению сил и средств.
В составе армии было три стрелковых корпуса - 17-й гвардейский генерала А. Л. Бондарева, 21-й генерала Е. В. Бедина, а также 74-й генерала Ф. Е. Шевердина, прибывший взамен 52-го, переданного 19 декабря в 18-ю армию вместе с его полосой обороны. Корпуса имели по три стрелковые дивизии каждый и располагались в линию, занимая полосу обороны общей протяженностью 25 км. Главный удар наносили находившиеся справа 74-й и 17-й гвардейский корпуса, которые получили участки прорыва по 3,5 км. Здесь мы сосредоточили основную массу артиллерии и других средств усиления. В 74-м стрелковом корпусе артиллерийская группировка составляла в среднем 193,8 орудий и минометов на 1 км фронта, а в 17-м гвардейском - 176,8. Для непосредственной поддержки пехоты использовались 7-й, 9-й гвардейские и 39-й танковые полки. В полосах этих корпусов после прорыва обороны противника вводилась в бой 1-я танковая армия.
Слева же, где 21-й стрелковый корпус оборонял полосу в 18 км, артиллерийская плотность была небольшая - 17,6 орудий и минометов на 1 км фронта.
В движение были приведены почти все войска армии, за исключением левофланговых. Дивизии 17-го гвардейского стрелкового корпуса рокировались влево, создавая ударную группировку и освобождая участок для прибывших соединений 74-го стрелкового корпуса.
В ближайшем тылу перемещалась к фронту 1-я танковая армия.
Местность в полосе 38-й армии была открытая, и противник мог обнаружить перегруппировку войск и разгадать намерения нашего командования. К счастью, этого не произошло. И в значительной мере потому, что перегруппировка войск, согласно боевому приказу осуществлявшаяся с 20 по 23 декабря, производилась в темное время суток. Кроме того, была установлена жесткая маскировочная дисциплина.
Надо полагать, что все это способствовало скрытности наших приготовлений. И противник на нашем участке продолжал обороняться, а в районе Коростеня и Малина по-прежнему безрезультатно наступал, пытаясь прорваться на восток и окружить части 60-й армии у населенного пункта Мелени.
Ясное подтверждение тому, что передвижения войск фронта у Брусилова не были обнаружены и не насторожили вражеское командование, мы получили уже в ходе наступления. В штаб армии была доставлена разведчиками карта противника, отражавшая его представление о группировке и положений наших войск. Надо сказать, что она отчасти соответствовала действительности, но лишь до перегруппировки. Изменений, происшедших в положении наших войск за последние дни, карта не содержала. Это могло бы показаться маловероятным, но решительный разгром вражеских танковых дивизий и стремительное продвижение войск фронта лучше всего показывали внезапность нашего наступления для противника.
Готовясь к наступлению, мы одновременно с перегруппировкой сил вели разведку боем, осуществлявшуюся по плану штаба фронта одновременно во всех армиях. Она началась 21 декабря в 15 часов. В тот день все дивизии первого эшелона вели разведку боем усиленными стрелковыми ротами на второстепенных направлениях. На следующий день она проводилась уже усиленными стрелковыми батальонами, причем и на второстепенных и на главных направлениях. Так было и 23 декабря, накануне наступления.
Разведка боем подтвердила, что противник продолжает занимать обороняемый рубеж и располагает в тактической глубине подвижными танковыми резервами. Как только наши отряды вклинивались в боевые порядки обороны, он немедленно предпринимал контратаки танками и самоходными орудиями, усиленными небольшим количеством пехоты. Из всего этого мы сделали подтвердившийся вскоре вывод: недостаток пехоты вынудил противника усиливать прочность обороны контратаками из глубины. В ходе разведки боем были уточнены также начертание вражеского переднего края и цели для нашей артиллерии.
У читателя может возникнуть вопрос: неужели даже трехдневная разведка боем не насторожила немецко-фашистское командование и оно не догадалось о готовности советских войск к наступлению?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к материалам, показывающим, как оценивало обстановку вражеское командование.
Напомню, что противостоящими войсками командовал генерал-фельдмаршал Манштейн, о котором другой ведущий гитлеровский генерал, Гудериан, сказал: "Наш самый лучший оперативный ум"{132}. Возможно, в немецко-фашистском генералитете он и был "лучшим", однако ведь оказался бит советскими генералами и под Сталинградом, и под Курском, и на Левобережной Украине, и в районе Киева. И немалую роль здесь играли просчеты гитлеровского "лучшего оперативного ума" в оперативных и стратегических вопросах, в оценке обстановки на фронте.
Так было и на этот раз, о чем можно судить по собственным мемуарам Манштейна. Правда, говоря о положении своей 4-й танковой армии в канун рождества 1943 г., он уверял, будто ему "все же было ясно, что на этом фланге группы армий снова собирается гроза" {133}. Однако это лишь фраза, явно призванная оправдать задним числом ее автора. На самом же деле наше наступление застало его врасплох, причем даже после того как оно уже началось, Манштейн не имел ни малейшего представления о масштабах нашего удара. "Первые донесения о начале наступления противника по обе стороны от шоссе Киев-Житомир, - писал он, - я получил, находясь в 20 мотодивизии, расположенной за угрожаемым участком фронта в резерве. Я хотел присутствовать на рождественском празднике в ее полках. Вначале донесения не содержали особо тревожных сведений"{134}.
Невольно подтвердив таким образом, что наступление началось внезапно как для него лично, так и для войск 4-й танковой армии, он далее, также помимо своей воли, обнаруживает и одну из причин этого.
Известно, что главная ударная группировка наших войск у Брусилова состояла из 1-й гвардейской, 18-й и 38-й общевойсковых, 1-й и 3-й гвардейской танковых армий. Манштейн же считал, что 3-я гвардейская танковая армия находилась севернее, в полосе 13-й армии. Вот что писал он сам: "Особенно опасным было то, что за этой армией, по-видимому, сосредоточивалась 3 гвардейская танковая армия..."{135}
Не знал Манштейн и о том, что в нашу ударную группировку входила и 18-я армия. И хотя она участвовала в наступлении с первого дня, вражескому командованию стало известно о ней с большим опозданием. "Впоследствии, - писал Манштейн, характеризуя обстановку "в последующие дни", т. е. спустя несколько дней после начала нашего наступления в районе Брусилова, - в этой группе стала отмечаться и 18 армия"{136}.
Все это не оставляет сомнений в том, что противник не имел представления о действительных масштабах перегруппировки наших войск, а следовательно, не знал и ее целей. Поэтому не вызывает удивления, что разведка боем, проводившаяся нашими войсками в течение трех дней, не насторожила врага в районе Брусилова. Вероятно, она была расценена как стремление отвлечь внимание от главного направления, где готовился переход в наступление.
Случайно ли так получилось? Нет, это был прямой результат осуществляемой нами дезинформации противника. Я уже говорил о мерах в этой области, предпринятых нашим командованием. Что же касается заблуждений Манштейна относительно группировки правого крыла 1-го Украинского фронта, то они также были вызваны мероприятиями нашего командования по радиодезинформации.
В этом отношении большой интерес представляет следующее распоряжение штаба фронта от 18 декабря:
"Командармам 13, 60.
С целью введения противника в заблуждение в отношении наших намерений командующий войсками фронта приказал: командирам 13 и 60 провести демонстративные действия в районах:
1. Командующему 13 армией в районе Ходаки, Хотиновка, Липляны, Медынова Слобода, Сарновичи.
2. Командарму 60 в районе Перемога, Мелени, Чеповичи, Ксаверов.
3. В этих районах показать: а) подготовку большой операции с ударом на запад и юго-запад, для чего показать сосредоточения крупных войск пехоты, артиллерии и танков; б) показать до 20 дивизионных ложных радиосетей (по 10 на армию); в) показать сосредоточение танковой армии Рыбалко в районе Ходаки, Стремингород, Медынова Слобода. Радиостанции прибудут от Рыбалко в Каленское к утру 19.12.43; г) распустить слухи, что на всем фронте мы перешли к жесткой обороне, а на коростеньском направлении будем наступать; д) вести непрерывную разведку на фронте Коростень, Холоено, Шершни.
4. Эту ложную операцию провести в период с утра 19.12.43 г. до утра 26.12.43 г.
Боголюбов"{137} .
Наряду с этим войскам были даны указания, чтобы при перегруппировке все радиостанции оставались на местах прежней дислокации и продолжали работать с прежним режимом до начала наступления.
Теперь остается лишь сопоставить содержание цитируемого документа с вышеприведенными оценками Манштейна, и становится очевидным, что наше командование ввело в заблуждение противника, навязало ему желаемое для нас ошибочное представление о силах фронта и их намерениях.
А вот еще один штрих, дополняющий картину проводившейся в широких масштабах дезинформации гитлеровцев.
Как отмечалось выше, 19-22 декабря противник осуществлял контрудар юго-восточнее Коростеня, стремясь окружить часть наших войск в районе населенного пункта Мелени и затем наступать на киевском направлении. Встретив решительное сопротивление наших войск, сопровождавшееся контратаками танков и пехоты, вражеское командование пришло к выводу, что в районе Мелени сосредоточены крупные резервы наших войск и что оттуда готовится удар на Житомир. Окончательно убедили гитлеровцев в этом все те же дезинформационные мероприятия нашего командования.
И противник действовал именно так, как нужно было нам: решив, что угрожаемым участком является район Мелени, он и не подумал перебрасывать отсюда войска к Брусилову, где мы готовились нанести главный удар.
"Сопротивление русских, - писал Меллентин, говоря об обстановке в районе Мелени, - становилось все более решительным, а 21 декабря они предприняли неожиданные для нас по своей силе контратаки... Русские оказались значительно сильнее, чем мы предполагали. Днем 21 декабря в наш штаб была доставлена карта, найденная у убитого русского майора (карта была подброшена нашей разведкой. - К. М.). К нашему удивлению, оказалось, что мы пытались окружить у Мелени не менее трех танковых и четырех стрелковых корпусов русских. Видимо, русские сосредоточили свои силы для крупнейшего наступления от района Мелени на Житомир...
В 15. 00 нам стало известно, что у русских созвано большое совещание командиров соединений. Этот факт, а также общая обстановка на нашем фронте свидетельствовали о том, что русские меняют свой план действий. Было вполне вероятно, что они откажутся от первоначального наступления на Житомир, а сосредоточат свои усилия на уничтожении 48-го танкового корпуса. Исходя из такой оценки, мы приняли решение перейти к обороне. 23 декабря мы оттянули назад наши охватывающие противника фланги и вели оборонительные бои на всем фронте..."
Далее писания Меллентина уже не имеют ничего общего с действительностью, ибо он, призвав на помощь свою фантазию, уверяет, будто бы таким путем 48-му танковому корпусу гитлеровцев "удалось упредить и в значительной степени сорвать еще одно крупное наступление..."