58451.fb2
VI
В целом о подготовке к наступлению надо сказать, что она велась в не менее сложных условиях, чем перегруппировка. Это станет понятно, если учесть, что перегруппировку мы закончили 14 апреля, а наступать предстояло уже на следующее утро. Но важным залогом успеха было уже то, что переброска и сосредоточение войск прошли скрытно, незаметно для врага. Столь же успешно осуществили все подготовительные мероприятия.
В частности, в течение двух дней, предшествовавших наступлению, мы вели разведку боем силами от стрелковой роты до батальона при поддержке артиллерии и минометов. Все это время командиры дивизий, полков, батальонов, дивизионов, батарей и артиллерийские наблюдатели находились на своих наблюдательных пунктах. Следя за боем, они заседали огневые точки врага. Много ценных сведений доставили разведчики. Их данные дополнил опрос захваченных пленных. В результате этих мер удалось вскрыть систему огня противника, установить его группировку, определить передний край обороны.
В тех же целях широко проводилась инженерная разведка. Она помогла также определить наиболее удобные места для переправ через Опаву и Одру. Кроме того, инженерные части укомплектовали штурмовые группы для блокировки дотов, заготовили в лесах элементы мостов для последующей сборки скоростными методами. Наконец, ими были созданы группы разграждения, которым предстояло сопровождать войска, команды минеров для пропуска своих частей через минные поля и подвижные отряды заграждения, сосредоточившиеся на танкоопасных направлениях.
Были, разумеется, и недостатки в подготовке наступления. Наиболее существенный из них - слабая обеспеченность боеприпасами 76-мм дивизионных пушек и 122-мм гаубиц. Я понимал, что виною тому - трудности снабжения войск по еще не полностью восстановленным железным дорогам. Но все же и я и А. А. Епишев сочли себя обязанными обратиться к Военному совету фронта за содействием, надеясь, что он найдет возможность лучше обеспечить нас боеприпасами. По этому вопросу было послано следующее донесение:
"Военному совету фронта.
Из общего количества орудийных стволов, участвующих в артиллерийской подготовке в предстоящей операции, 50 процентов составляют 76-мм пушки и 122-мм гаубицы.
Боеприпасов на них отпущено 0,6 боекомплекта. Из них планируется 0,3 боекомплекта на артиллерийскую подготовку, на сопровождение - 0,1 и на бой в глубине - 0,2.
Такая голодная норма для прорыва сильной обороны противника слишком слабая. Прошу пересмотреть график отпуска боеприпасов для указанных калибров в сторону увеличения, чтобы иметь максимум 0,6-0,7 боекомплекта на артиллерийскую подготовку и 0,3 - на сопровождение и бой в глубине.
11.4.1945 г.
Епишев
Москаленко"{336}
К сожалению, трудности в снабжении боеприпасами, а также всем прочим испытывал и фронт в целом. Наряду с недостаточной пропускной способностью действовавших железных дорог была и другая тому причина. В то время главные усилия Красной Армии, ее ведущих фронтов были направлены на подготовку Берлинской операции. Там предстояло нанести последний сокрушающий удар по гитлеровской Германии. Поэтому снабженцы, естественно, и стремились в первую очередь полностью обеспечить всем необходимым войска, действовавшие на главном стратегическом направлении.
Что же касается нашего фронта, то ему явно не хватало нескольких дней для решения и этой проблемы, так как боеприпасы находились в пути. Но на просьбу генерала армии А. И. Еременко несколько отсрочить наше наступление Ставка ответила отказом. Это было вызвано ее решением нанести удар по Моравской Остраве на день раньше начала Берлинской операции, намеченной на 16 апреля. Следовательно, нам нужно было начать 15-го, и времени для полного завершения подготовки не осталось. Вероятно, поэтому и ответ А. И. Еременко на нашу просьбу о боеприпаеах гласил: "Такого количества снарядов не будет"{337}.
Мы сочли этот краткий ответ достаточно выразительным. Оставалось спланировать артиллерийскую подготовку в соответствии с имевшимися запасами снарядов, что мы и сделали. Задача несколько облегчалась тем, что боеприпасов к артиллерийским орудиям других калибров и к минометам у нас было достаточно.
Итак, мы едва закончили подготовку, как наступил день нанесения удара.
С утра 15 апреля ударная группировка фронта перешла в наступление. После артиллерийской подготовки, которая прошла вполне успешно, корпуса генералов М. И. Запорожченко и А. Л. Бондарева совместно с левофланговыми частями 60-й армии прорвали передний край обороны противника на фронте до 15 км и, преодолевая сопротивление гитлеровцев, продвинулись в глубину на 7 км. При этом они овладели 13 населенными пунктами. Части 60-й армии продвинулись на такую же глубину. Хорошо помогла нам 8-я воздушная армия. Ее части произвели в тот день 960 самолето-вылетов, громя врага с воздуха.
Нужно сказать, что уже тогда мы смогли отдать должное глубоко продуманному требованию Ставки не откладывать наше наступление. Оно, как уже отмечено, лишь на сутки предшествовало удару на Берлин и потому, с одной стороны, здесь сковало все имеющиеся войска противника, не позволив ему перебросить отсюда ни одного солдата, танка или орудия, а с другой - вражеское командование уже на следующий день лишилось возможности направлять сюда подкрепления.
Наступление наших войск развивалось медленно, но безостановочно. Противник стремился преградить им путь к Опаве, но тщетно. 17 апреля наш 11-й стрелковый корпус прорвался к этой реке. ЕГО 271-я стрелковая дивизия полковника И. ф. Хомича, взаимодействуя с 30-й стрелковой дивизией генерал-майора В. П. Янковского, овладела крупным населенным пунктом Краверже. Во взятии его западной окраины участвовала также левофланговая 322-я стрелковая дивизия 60-й армии под командованием генерала П. И. Зубова. Все они передовыми отрядами с ходу форсировали Опаву. Этот успех обеспечили воины приданной нашей армии 4-й горной инженерно-саперной бригады, которые под огнем противника в течение трех часов навели мост через Опаву.
В тот же день на южном ее берегу один из полков дивизии полковника Хомича занял селение Дворишко. А дивизия генерал-майора Янковского также силами полка овладела плацдармом к северу от Ститина.
В последующие два дня войска 38-й армии продолжали форсирование Опавы и увеличение плацдарма. Отражая многочисленные контратаки, мы расширили его до 10 км по фронту и 5 км в глубину. Переправились на южный берег также две стрелковые дивизии и 31-й танковый корпус 60-й армии. Вместе с их участком плацдарм был равен 15 км по фронту. Дальнейшему его расширению препятствовал долговременный рубеж обороны, проходивший по северным высотам горного хребта, вдоль бывшей границы между Чехословакией и Германией.
VII
Так мы вновь оказались перед мощными укреплениями, рассчитанными на длительное упорное сопротивление. И опять нам предстояло прорывать линию обороны. Причем по сравнению с ней прежняя была, как говорят, цветочками, а ягодки ожидали нас теперь.
Существовала лишь одна возможность: подавить вражеский огонь из долговременных сооружений путем их захвата или разрушения. Иного не было дано. Причем успех не мог быть достигнут разрушением лишь части дотов. Ибо все они имели общую систему огня и овладение одним или несколькими оборонительными сооружениями могло только несколько ослабить ее, но не решить задачу прорыва полосы обороны. Следовательно, предстояло ее "прогрызать" - методично, упорно и настойчиво.
Когда стала очевидной неизбежность такого "прогрызания", возник вопрос о его методах. Ведь доты имели амбразуры лишь в боковых и тыловых стенах. Подступы же к ним с фронта прикрывались плотным огнем соседних долговременных сооружений. В этих условиях были явно непригодны применявшиеся обычно формы и методы ведения боя. Они соответствовали требованиям наступления на полевую оборону. Здесь же нужно было иное.
В поисках решения данной проблемы мы пришли к выводу о необходимости действовать штурмовыми группами. И тут же приступили к их созданию. В каждой дивизии было сформировано по 4-5 таких групп. В их состав входили стрелковая рота, отделение саперов с запасом взрывчатки, 2-3 противотанковых орудия и несколько химиков с дымовыми гранатами или шашками.
Разумеется, была пущена в ход и вся наша артиллерия. А так как даже снаряды крупных калибров при стрельбе с закрытых позиций не давали нужного результата, то все орудия были использованы для ведения огня прямой наводкой.
Любопытно, что и это не всегда действовало - так прочны были стены дотов.
Например, по 9-амбразурному доту в районе населенного пункта Козмице с дистанции 1000 м было выпущено 28 снарядов 152-мм пушки-гаубицы. Мы насчитали 11 прямых попаданий. Но ни одно из них не пробило метровую стену дота, и его гарнизон продолжал оказывать упорное огневое сопротивление. Тут-то и вступила в действие одна из наших штурмовых групп. Причем сопровождал ее младший командир - чех, ранее служивший в этом укрепленном районе и знавший непростреливаемые участки перед дотом. Благодаря этому группа подобралась почти вплотную к стенам сооружения и с помощью огнеметов изгнала гитлеровцев.
Так шло "прогрызание". За три дня - с 19 по 21 апреля - наши части разрушили 10 дотов и 18 бетонированных пулеметных точек, захватили соответственно 10 и 8.
Столь же медленно продвигались мы вперед и в последующие два дня. Но подобные незначительные темпы прорыва не отвечали задачам разгрома группировки противника. Поэтому 24 апреля генерал армии А. И. Еременко принял новое решение. Ударным группировкам 60, 38 и 1-й гвардейской армий были определены еще более узкие участки фронта севернее, северо-западнее и западнее Моравской Остравы. Здесь надлежало нанести сосредоточенные удары с целью расчленения и уничтожения группировки противника и овладения городом.
Нашей 38-й армии предписывалось прорвать оборону в южном направлении. После этого мы должны были повернуть на восток, вновь форсировать Одру и. во взаимодействии с 1-й гвардейской армией овладеть Моравской Остравой, а затем наступать в западном направлении - на Оломоуц.
26 апреля войска армии возобновили наступление. Прорвав оборону противника, мы преодолели горный хребет южнее р. Опава.
При прорыве обороны был ранен член Военного совета армии Ф. И. Олейник. Помнится, 27 апреля я поехал днем на наблюдательный пункт 101-го стрелкового корпуса, расположенный в 400-500 м от переднего края. По дороге машина попала под артиллерийско-минометный огонь, который усиливался по мере нашего приближения к цели, но благодаря искусству водителя И. Тарасенко нам удалось подъехать к НП на 20-25 м, их я преодолел стремительным броском и скрылся в окопе. Вскоре позвонил Ф. И. Олейник и сообщил, что намеревается приехать ко мне. Ввиду обстрела противником дороги я настоятельно рекомендовал ему не приезжать, но вскоре увидел мчавшуюся машину, лавирующую между разрывами мин и снарядов. Оказалось, что это ехал Ф. И. Олейник. Он был ранен в тот момент, когда делал перебежку от машины до окопа, в котором мы находились.
Федор Иванович отказался тогда уезжать в стационарный госпиталь, а проходил курс лечения в медико-санитарном батальоне, с которым он и передвигался последние дни войны.
Накануне освобождения Моравской Остравы состоялась встреча с моим старым боевым товарищем генералом Л. Свободой. Он приехал в штаб нашей армии вместе с Клементом Готвальдом и другими руководителями Чехословацкого правительства. Незадолго до этого Л. Свобода сдал командование 1-м Чехословацким армейским корпусом и занял в правительстве своей страны пост министра национальной обороны. Но по-прежнему жил буднями боев. И это было хорошо видно по тому, с каким вниманием и заинтересованностью он знакомился с обстановкой и действиями наших войск. Нам же доставило огромное удовольствие рассказывать ему и другим членам правительства Чехословакии о мужестве и доблести воинов их страны, сражавшихся вместе с нами.
На следующий день, 30 апреля, войска нашей 38-й армии, продолжая успешное наступление, вышли в район, находившийся в непосредственной близости от западных окраин Моравской Остравы.
Труден был путь к этому городу с множеством заводских труб и силуэтами производственных корпусов. Мы видели: большинство труб дымилось, продолжался выпуск смертоносной продукции войны. Для нас это означало одно: быстрее освободить город, лишить гитлеровцев этого, ставшего для них важнейшим, источника получения оружия, разгромить действующую здесь вражескую группировку.
Теперь, когда позади были все многочисленные долговременные рубежи обороны и мы приблизились вплотную к заводам и жилым корпусам Моравской Остравы, ничто не могло нас остановить.
В тот же день войска 38-й армии прорвали последнюю полосу обороны противника и во взаимодействии с 1-й гвардейской армией, форсировавшей р. Одра севернее города, овладели Моравской Остравой. Вражеские войска, прикрываясь сильными арьергардами, начали общий отход.
В боях на подступах к городу и на улицах плечом к плечу с советскими воинами вела бои и 1-я танковая бригада из состава 1-го Чехословацкого армейского корпуса. Командовал ею отважный сын своей родины Владимир Янко. Бригада дерзко и самоотверженно сражалась на советских тапках за свободу и независимость своей страны. Многих она недосчиталась в своих рядах на трудном пути к Моравской Остраве. Среди павших смертью храбрых был и 23-летний офицер-танкист Стефан Вайда. На его счету было 20 подбитых вражеских танков. 21-й он уничтожил у самого города, на одерском плацдарме. Но для него этот подвиг был последним.
Стефан Вайда посмертно удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
Все чехословацкие воины сражались за освобождение Моравской Остравы с беспредельной храбростью и самоотверженностью. И их появление на улицах города вызвало у жителей непередаваемый восторг. Буквально в каждом квартале, как только он был очищен от гитлеровцев, сотни людей горячо приветствовали чехословацких и советских воинов-освободителей.
Моравско-Остравская наступательная операция длилась 52 дня. Она развивалась не по первоначально составленному плану и потребовала от войск существенных перемещений всего оперативного построения. Тем не менее в конечном итоге операция имела полный успех: противник потерял важнейший промышленный район, снабжавший немецкую армию военной продукцией, и при этом понес большие потери. Оставление города еще глубже подорвало моральный дух солдат и офицеров группы армий "Центр", что ускорило ее разгром.
В результате наших ошибок в подготовительный период и вследствие чрезвычайно сильной обороны, организованной врагом на железобетонных поясах, операция приняла затяжной характер.
Каждый этап представлял собой как бы самостоятельную операцию. Наиболее успешным и значительным как по размаху, так и по результатам действий был последний из них. Он и решил судьбу моравско-остравской немецко-фашистской группировки.
Радостная, восторженная встреча наших бойцов населением Моравской Остравы вновь продемонстрировала братство и дружбу советского и чехословацкого народов. В городе еще шел жестокий бой. Гремела артиллерия, наши танки и автоматчики громили врага. Не утихали ожесточенные бои в воздухе. Но ни град пуль, ни взрывы снарядов и бомб не смогли удержать жителей, выбегавших из домов и подвалов навстречу нашим бойцам. Они несли им ранние цветы и сохранившиеся от прошлого урожая фрукты, спешили утолить жажду разгоряченных боем воинов. Это была неповторимая картина единения, самозабвенной дружбы представителей двух народов, охваченных общими чувствами ненависти к врагу и радости победы.
Когда же город был полностью освобожден, все его население вышло на улицы. Повсюду царило ликование. Каждый житель стремился пожать руки советским воинам, выразить свою благодарность, сказать теплое и ласковое слово.
Весь город с искренней скорбью хоронил воинов, погибших при его освобождении, и этого тоже никогда не забыть. Теперь можно лишь пожалеть, что у нас тогда не было художников, кинооператоров, которые запечатлели бы навек эти волнующие картины. Но они неизгладимо сохранились в сердцах участников событий тех дней.