58452.fb2
Но, спрашивается, что же происходило на сталинградском направлении между 12 и 17 июля? Неужто на всем пространстве от упомянутой условной линии до р. Чир не было войск Красной Армии и противник двигался здесь беспрепятственно, не встречая никакого сопротивления?
В том-то и дело, что это было совсем не так. В частности, 38-я армия, которой я тогда командовал, отступая в глубь излучины, все эти дни вела ожесточенные бои с 6-й немецкой армией, устремившейся к Сталинграду. Наша армия не имела сплошного фронта, соседей, резервов, но сражалась с врагом. О ее исключительно упорном сопротивлении можно судить по тому, что вражеским войскам при всем их натиске потребовалось целых пять дней, чтобы преодолеть расстояние от Калитвы до Чира.
Значение боев в западной части большой излучины Дона состоит также и в том, что в ходе их противнику был нанесен чувствительный урон. Кроме того, ему не удалось осуществить одну из наиболее существенных частей своего плана летней кампании - окружение и уничтожение советских армий "между Донцом и Доном". Бывший первый адъютант штаба 6-й немецкой армии полковник Адам, ведавший вопросами потерь и пополнения, писал:
"Если бы мы одержали победу, то на таком огромном фронте это выразилось бы в сотнях тысяч пленных, поля сражений были бы усеяны убитыми и ранеными, мы имели бы горы трофейного оружия и разного военного снаряжения. В действительности же картина была совсем иная... На поле боя мы обнаружили мало убитых и раненых бойцов Красной Армии. А тяжелое оружие и транспорт советские войска увели с собой..." И далее - о боях в большой излучине Дона, от 23 июля: "...Некоторые роты потеряли треть своего боевого состава... Боевая численность пехоты резко снизилась. В среднем рота насчитывала 60 человек... Армия выбилась из сил, измотана и очень ослаблена потерями"{89}.
Интересно и свидетельство бывшего гитлеровского генерала Г. Дёрра о боях этого периода. "Потери русской армии с 28 июня по 25 июля,- писал он,- были, пожалуй, меньшими в сравнении с потерями наших сил... Управление войсками на русской стороне, как это мы могли наблюдать с начала летней кампании, свидетельствовало о том, что противник стремится сохранить свои силы. Можно было предположить, что они будут использованы тогда, когда германская армия распылит свои силы в русских просторах и окажется в тяжелом положении в отношении снабжения"{90}.
Возвращаясь к рассказу о 38-й армии, следует отметить, что наш отход не был стихийным, неорганизованным. Отходили не группы воинов, а батальоны, полки, дивизии, т. е. армия, управляемая командирами и штабами, поддерживавшими между собой связь. Армия вышла из многодневных неравных боев в большой излучине Дона в составе всех своих восьми стрелковых дивизий и других частей, ослабленных в результате значительных потерь, но сохранивших боеспособность и готовых выполнять боевые задачи, поставленные командованием Сталинградского фронта, в состав которого армия вошла 16 июля.
В тот день, продолжая отходить на северо-восток, мы подошли к Дону в районе г. Серафимович. Здесь впервые связались со штабом Сталинградского фронта. По его приказанию армия была отведена на левый берег Дона... Многим из нас с болью подумалось тогда: "Почти год назад мы уходили за Днепр, неся в сердцах жгучую ненависть к врагу и горячую веру в то, что скоро вернемся... И ведь, казалось, начинала сбываться надежда. Это было зимой и весной, когда мы наступали. Увы, мы вновь отступаем, теперь уже за Дон..."
Думы жгли душу. Но чувства бессилия или обреченности не было и в помине. Жила, как и прежде, твердая, непоколебимая вера в разгром врага, в нашу победу. Ведь уже в битве под Москвой Красная Армия не только похоронила планы "блицкрига", но и развеяла миф о непобедимости немецко-фашистского вермахта. И не было сомнений, что наступит, не может не наступить день, когда враг испытает на себе еще более сокрушительные удары.
...С небольшой высотки хорошо видны переправы, по которым уходят за Дон войска 38-й армии. В памяти оживают жаркие схватки с врагом, почти не прекращавшиеся тяжелые бои. Вспоминается каждая высотка и рощица, каждый речной бережок, за которы0 бились, оказывая фашистам ожесточенное сопротивление.
В конце концов противник, обладавший многократным превосходством, вынуждал нас отступать все дальше на восток - широкими донскими степями, полями с налитой золотом пшеницей, которую некому было убрать, опустевшими, покинутыми станицами.
Немало советских воинов полегло в боях на просторах донской степи, отдав жизнь за Родину, во имя грядущей победы над врагом. Их подвиг довершат оставшиеся в строю. Вот они идут, запыленные, с почерневшими от усталости лицами. Идут не на отдых, а на новый боевой рубеж...
38-й армии была поставлена задача занять оборону по левому берегу Дона в полосе устье р. Медведица - станица Новогригорьевская.
Справа оборонялась - тоже по левому берегу Дона - 63-я армия генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова. От Клетской тянулся к югу рубеж 62-й армии, которой тогда командовал генерал-майор В. Я. Колпакчи, а дальше, до Верхне-Курмоярской - 64-й армии генерал-майора М. С. Шумилова.
Вскоре на просторах донских и приволжских степей и развернулось одно из величайших сражений в истории войн - Сталинградская битва.
Глава VIII. Сталинград: контрудар первой танковой армии
I
В Сталинградской битве мне довелось участвовать уже не с 38-й армией. В оборонительный период этого грандиозного многомесячного сражения я командовал 1-й танковой, затем 1-й гвардейской армиями. Обе они сыграли существенную роль на разных этапах ожесточенной борьбы за Сталинград, но их боевые действия, к сожалению, должным образом не освещены. Поэтому представляется целесообразным рассказать здесь хотя бы то, что запомнилось.
Прошло шесть дней с тех пор, как 38-я армия в ходе тяжелых оборонительных боев с превосходящими силами противника отошла к Дону в районе Серафимович, Клетская. Переправившись на левый берег, войска армии начали приводить себя в порядок, строили оборону, а также создавали предмостные укрепления на удерживаемых небольших плацдармах на правом берегу.
Штаб армии расположился в населенном пункте Клетско-Почтовском. Я там бывал редко, почти все время проводил в частях и соединениях, помогая их командованию в организации обороны.
22 июля меня неожиданно вызвали в штаб Сталинградского фронта. В тот же день я отправился в Сталинград. Вместе со мною поехал член Военного совета 38-й армии бригадный комиссар В. М. Лайок. В пути мы, разумеется, строили всевозможные догадки о причинах вызова. В конце концов решили, что предстоит совещание, на котором нужно будет присутствовать, а возможно и докладывать об обстановке на нашем участке обороны.
Прибыв в Сталинград, мы первым долгом отправились в домик командующего фронтом. И тут начались неожиданности. Прежде всего оказалось, что в домике новый хозяин-генерал-лейтенант В. Н. Гордов. До этого он командовал 21-й армией, а теперь был назначен командующим Сталинградским фронтом вместо маршала С, К. Тимошенко. Замена не казалась мне равноценной. В. Н. Гордов не обладал тогда опытом крупного военачальника. К сожалению, это представление подтвердилось в дальнейшем. Ведь обстановка на сталинградском направлении начала усложняться с каждым днем и даже с каждым часом. И именно в тот чрезвычайно острый и напряженный период командование фронта оказалось ослабленным, что не могло не отразиться на руководстве боевыми действиями, в особенности в условиях многократного превосходства сил противника. Генерал-лейтенант Гордов, конечно, старался сделать все, что мог. Но задача была ему не по силам.
Штабу фронта и тем более командованию и штабам армий неизвестна была причина ухода маршала С. К. Тимошенко с поста командующего. Все мы хорошо знали и глубоко уважали Семена Константиновича. Он был участником гражданской войны и активным организатором Красной Армии в мирное время: командовал 3-м кавалерийским корпусом и войсками Киевского Особого военного округа. Большой вклад был внесен им в дело разгрома белофиннов в 1939-1940 гг. Став народным комиссаром обороны, он в короткий срок, до нападения фашистской Германии на Советский Союз, добился резкого повышения дисциплины в войсках, устранил ошибки в подготовке личного состава, что способствовало быстрому росту боевой мощи Красной Армии. Несмотря на тяжелые неудачи войск Юго-Западного направления в 1941 г. и в первой половине 1942 г., приведшие к отходу войск за р. Дон, мы верили в способность Семена Константиновича успешно руководить фронтовым объединением.
Перемены в командовании фронта были не единственной неожиданностью для меня. Второй - о ней сообщил мне генерал-лейтенант Гордов - был приказ Ставки Верховного Главнокомандования о моем назначении командующим 1-й танковой армией. Далее выяснилось, что этой армии пока еще не существовало. Ее предстояло сформировать на западном берегу Дона в районе Качалин, Рычковский, Калач. И задача эта возлагалась на управление 38-й армии, которое преобразовывалось в управление 1-й танковой армии и должно было немедленно передислоцироваться из Клетско-Почтовского в район Калача. Войска же 38-й армии было приказано передать в состав 21-й армии.
Кстати отмечу, что 21-я армия собственно и должна была занять оборону в полосе устья р. Медведицы - станица Новогригорьевская. Так гласила директива Ставки Верховного Главнокомандования от 12 июля. Но в ходе отступления остатки этой армии отошли не на левый фланг 63-й армии, а на ее правый фланг, в район, находившийся в 250 км к западу от отведенной им полосы. Вот почему 16 июля эту полосу было приказано занять вышедшим к ней войскам 38-й армии. Теперь же они передавались в состав 21-й армии, и ее полевое управление должно было занять наше место в Клетско-Почтовском.
Итак, эта сторона дела была ясна. Я тотчас же связался по телефону с Клетско-Почтовским и отдал необходимые распоряжения: своему заместителю генерал-майору Г. И. Шерстюку приказал возглавить комиссию по передаче войск с их участками обороны, а штабу под начальством полковника С. П. Иванова прибыть в район Калача.
Теперь можно было приступить к выполнению задач, связанных с формированием 1-й танковой армии.
Приказ Ставки требовал сформировать армию к 24 часам 28 июля. В связи с ухудшением обстановки к западу от Дона командующий фронтом сократил этот срок на двое суток. Таким образом, армии предстояло быть готовой к ведению боевых действий не позднее 24 часов 26 июля. Иначе говоря, в нашем распоряжении для формирования и сколачивания 4-й танковой армии оставалось всего четверо суток. Но и это было не все.
В состав армии должны были войти два танковых корпуса, три стрелковые дивизии, четыре артиллерийских (два противотанковых и два ПВО) и один гвардейский минометный полки. Фактически к началу формирования ей были переданы 13-й и 28-й танковые корпуса, 131-я стрелковая дивизия, два артиллерийских полка противовоздушной обороны и один противотанковый. Вместо недостающих двух стрелковых дивизий, артиллерийского и гвардейского минометного полков армии была придана 158-я тяжелая танковая бригада.
II
К утру 23 июля мы с В. М. Лайоком были уже в районе Калача. Начали с поисков места для устройства командного пункта армии. Нашли его на берегу Дона, к северу от Калача. На другой день прибыл и полковник С. П. Иванов со штабом бывшей 38-й армии, а теперь уже 1-й танковой армии. Не теряя ни минуты, мы приступили к формированию последней.
К тому времени обстановка на фронте резко обострилась.
Напомню, что еще к середине июля противник, разорвав фронт советских войск и оттеснив их в ходе боев в большой излучине Дона частью к северу и частью к югу, достиг линии р. Чир. Здесь 17 июня он встретил сильное сопротивление передовых отрядов 62-й армии. Действуя при активной поддержке авиации, передовые отряды в труднейших условиях в течение шести дней сдерживали натиск превосходящих сил врага.
К исходу 22 июля вражеским войскам удалось выйти к переднему краю главной полосы обороны 62-й армии, простиравшейся, как упоминалось, от Клетской до Суровикино. Несколько часов спустя враг нанес удар на ее правом фланге в районе Клетской.
Наступавшая на Сталинград 6-я немецкая армия имела тогда в своем составе восемнадцать дивизий, в том числе три танковые и две моторизованные. Она насчитывала почти четверть миллиона солдат и офицеров, имела до 7,5 тыс. орудий и минометов, около 740 танков, располагала мощной поддержкой с воздуха (до 1200 боевых самолетов).
Противостоявшие им советские войска 62-й и правого фланга 64-й армий на фронте Клетская - Суворовский имели восемь стрелковых дивизий, танковую бригаду, семь отдельных танковых батальонов и два батальона пехотных училищ. Соотношение в людях было 1,5:1, в артиллерии-2,6:1, в танках-2:1, в самолетах-3,6:1 в пользу врага. На направлении главного удара-к югу от Клетской - немецко-фашистское командование создало еще большее превосходство сил. Оборонявшиеся там правофланговые соединения 62-й армии - 192-я, 184-я и 33-я гвардейская стрелковые дивизии - уступали сосредоточенным против них войскам неприятеля как в численности личного состава (в 4-5 раз), так и в количестве орудий и минометов (в 9-10 раз). Противник здесь имел и абсолютное превосходство в танках и авиации.
С утра 23 июля правофланговый полк 33-й гвардейской стрелковой дивизии был атакован 113-й пехотной и 16-й танковой дивизиями врага. Несколько позднее противник нанес удар и на правом фланге 192-й стрелковой дивизии. Используя многократное превосходство в силах и средствах, в особенности в авиации, вражеские войска прорвали главную полосу обороны 62-й армии К исходу дня они продвинулись в глубину до 20 км.
С утра 24 июля гитлеровцы на этом направлении дополнительно ввели в сражение свежую моторизованную дивизию. Совместно с 60-й моторизованной дивизией они прорвались в район Верхне-Бузиновка, где разгромили штабы 192-й и 184-й стрелковых дивизий.
Контрудар, предпринятый силами 62-й армии, успеха не имел. Задержать продвижение противника не удалось.
К исходу дня обе группировки врага прорвались к р. Дон в район Каменский. Оказались окруженными части 184-й и 192-й стрелковых дивизий, 40-я танковая бригада и отдельный танковый батальон.
В штабе фронта, куда к этому времени прибыл начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский, по его инициативе было принято решение нанести контрудар с целью разгрома вражеской группировки, прорвавшейся к Дону, и восстановления положения в полосе 62-й армии. Осуществить контрудар должны были 1-я и одновременно с ней начавшая формирование 4-я танковые армии.
К утру 24 июля соединения и части формирующейся 1-й танковой армии были еще разбросаны на значительном пространстве. 13-й танковый корпус под командованием полковника Т. И. Танасчишина, не успевший завершить укомплектование своих бригад, вел бои на западном берегу Дона в районе Манойлина. Три его бригады -163, 166-я и 169-я - имели всего 123 танка, в том числе Т-34-74, Т-70-49.
У 28-го танкового корпуса полковника Г. С. Родина танков имелось больше-178 (88-Т-34, 60 - Т-70 и З0-Т-60). Но получены они были буквально накануне выдвижения в район Калача. Тогда же прибыл и личный состав. Словом, корпус только-только начал формироваться.
Далее, 158-я тяжелая танковая бригада (командир полковник А. В. Егоров) еще не была полностью оснащена боевыми машинами. Она получала их на ст. Кривомузгинская, куда прибыл эшелон с танками КВ. Что касается 131-й стрелковой дивизии, то она в это время вела оборонительные работы на восточном берегу Дона севернее Калача.
Ко всему этому надо добавить, что к утру 25 июля противник оказался в непосредственной близости к району формирования 1-й танковой армии. Ее войска сосредоточивались на восточном берегу Дона, севернее Калача, а к западному берегу подошли вражеские дивизии. Они приблизились к переправе и обрушили на нее артиллерийский и минометный огонь.
Я привожу здесь данные об обстановке, сложившейся к утру 25 июля, по очень простой причине: именно в это утро, согласно приказу командования фронта, наносился контрудар, в котором 1-й танковой армии отводилась главная роль. Ей предписывалось переправиться через Дон в районе Калача и наступать в направлении населенного пункта Майоровского. Ближайшая задача - уничтожить противостоящего врага и к исходу дня овладеть рубежом Верхне-Бузиновка Манойлин. В последующем мы должны были развивать наступление в направлении Перелазовского и там соединиться с 4-й танковой армией. Ее войска не успевали сосредоточиться на исходных позициях к 25 июля, поэтому им предписывалось начать боевые действия 27 июля, наступая из района Трехостровской в направлении Перелазовского.
Сказанное означает, что контрудар наносился неодновременно, причем силами двух танковых армий, еще не закончивших формирование и не получивших всех предназначенных для них средств усиления. Насколько оправданным было такое решение представителя Ставки? Этот вопрос фигурирует в целом ряде военно-исторических исследований и воспоминаний. Ответы на него даются разные. Некоторые авторы считают, что это решение было ошибочным. Полагаю, что мне как бывшему командующему 1-й танковой армией, выполнявшей главную роль в нанесении контрудара, также следует ответить на этот вопрос.
Прежде всего замечу, что авторы, которые исходят из того, что 1-я и 4-я танковые армии не были готовы к контрудару, поскольку еще только формировались, высказывают мнение, что ввиду этого следовало подождать с контрударом.
Сторонникам подобной точки зрения уже ответил Маршал Советского Союза А. М. Василевский. В статье, опубликованной несколько лет назад, он писал: "Будучи одним из наиболее ответственных инициаторов этого события, лицом, которое вело все переговоры с Верховным Главнокомандующим по этому вопросу, а также непосредственным очевидцем всей серьезности создавшейся обстановки, я считал и считаю, что решение на проведение контрудара даже далеко не полностью готовой к боевым действиям 1-й танковой армии в тех условиях было единственно правильным и что оно, как показал дальнейший ход событий, с учетом контрудара столь же неготовой 4-й танковой армии, в значительной степени себя оправдало.