У Виктора заблестели глаза. Еще секунда - и с его губ сорвется веселая, а может, и острая реплика...
- Студентам приятного аппетита! Не притупились ли зубки? Науки у нас мудреные, фронтовым огнем прокаленные. Раскусить с ходу трудно.
Повесив реглан на вешалку, штурман полка капитан Хохлов направляется к нашему столику.
- За беспокойство спасибо, но мы из породы клыкастых, - отвечает раскрасневшийся Чванов. - Нашими зубами не ваши науки, а фашистские глотки рвать можно.
- Ух какой кровожадный! - отшучивается Хохлов.
- Пожалуй, освирепеешь, - не унимается Виктор. - Из боевых самолетов нас вытряхнули. За парты, как школьников, усадили. И не на день, не на два, а на целых три месяца. Разве сюда мы за этим приехали?..
Облокотившись на спинку стула, Хохлов внимательно смотрит на нас. Над нагрудным карманом его гимнастерки, переливаясь выпуклыми гранями, четко вырисовывается золотая звездочка Героя. Впервые я вижу ее так близко.
- И вы, лейтенант, так же думаете? - обращается он к Колеснику.
- Угу, - кивком головы соглашается Павел. - Мать и отец у фашистов, под Винницей. Сына-освободителя ждут. Наверное, до слез глаза проглядели.
- Чего ж вы хотите? - говорит удивленно Хохлов. - Получить самолеты - и в бой? А как же без знаний летать? Как воевать, не освоив тактику их применения?
- Мы не из тыла приехали, - продолжает упорствовать Чванов. - До этого каждый за сотню вылетов сделал. Поймите, пока мы сидим на земле, сколько фашистов в живых останется? У него родные под Винницей, - указал он на Павла, - у меня остались на Брянщине. Не можем мы терять ни минуты. Летчики пусть полетают чуть-чуть, а тактику и потом одолеем.
- Выходит, у тебя душа изболелась, потому что родные за фронтом. Поэтому тактику - в сторону и вперед на врага!..
Придвинув стул, Хохлов подсаживается вплотную.
- Война и до нас в первый день докатилась. И не просто прогромыхала, перекатом прошла, а до самого сердца, на полную выкладку завернула. Про Мемель вы знаете? Это военно-морская база. Ее можно сравнить с волчьей пастью. Зениток там тьма. Сила огня ураганная. Истребители в полной готовности. Сигнал - и они над объектом. А двадцать второго июня средь белого дня мы этот Мемель бомбили и вернулись целехонькими. Комэски Плоткин и Гречишников тогда отличились. Они ведущими были. В чем же секрет? Кому мы успехом обязаны? Может, чудо какое свершилось?
Привычным жестом Хохлов поправляет нависшие над глазами русые волосы.
- Чуда здесь не было. Фашисты нас просто не ждали. Они не могли и подумать, что в первый же день войны после удара по нашим аэродромам мы прилетим к ним с ответным визитом. Свою территорию они неуязвимой считали. И просчитались. Визит состоялся. Только мы прилетели не с суши, а с моря, ударили с ходу и снова в сторону моря ушли. Внезапность и быстрота оказались сильнее зениток и истребителей. Вот что такое тактика.
Вздохнув и расправив плечи, он снова поправил свисающий чуб. В его глазах заблестели смешливые искорки.
- Разве мы против тактики? - тяжко вздыхает Колесник. - Страшно три месяца по тылам околачиваться. Совестно людям в глаза смотреть. Они же за нас надрываются...
"12 февраля. Наши переживания, кажется, были напрасными. За партой держать нас не собираются. Сегодня до обеда сдавали зачеты по самолету, мотору и приборному оборудованию. За отличные знания объявил нам Кузнецов благодарность, подготовку к полетам провел и приказал отдыхать. Завтра у нас вывозные по кругу и в зовну. Настроение замечательное. Однако новый самолет немного пугает. Старики говорят, очень сложный, а на взлете особенно. Во время разбега его ведет вправо так сильно, что рулем поворота не удержать, моторами нужно жонглировать.
Мы всю жизнь на одном моторе летали и навыков этих не отрабатывали.
...В столовой официантка одна (зовут ее Машенькой) мне очень нравится. Фигурка стройная. Личико светлое. Брови вразлет как углем нарисованы. Глаза большие, серые и всегда грустные. Муж ее летчиком был. Под Двинском сгорел. Они перед самой войной поженились. Значит, сильно любила его, если забыть не может..."
"13 февраля. Сегодня впервые поднялся в воздух на новой машине. Такого удовольствия я еще не испытывал. На взлете она сложновата, но уклонение вправо легко парируется опережением оборотов на правом моторе. А в воздухе мечта! Высоту набирает, как истребитель. Чуть заглядишься, а скорость за третью сотню переваливает. Со старой "эмбээрухой" никакого сравнения.
Сергей Иванович Кузнецов - молодец. В управление совершенно не вмешивается. Дает прочувствовать машину на всех режимах от взлета и до посадки. Если заметит, что зевать начинаешь, ударит по штурвалу легонечко или голосом предупредит. Говорит неторопливо, спокойно, как мой бывший инструктор Седов..."
Первый ознакомительный полет сделал тогда Кузнецов. Пилотировал Сергей Иванович классически. Говорят, на Ут-2 он пролетел под двумя мостами, переброшенными через речушку Мологу около станции Пестово. И мостики-то невзрачные. Под ними на лодке проплыть и то страшно. А он на "утенке" промчался, взвился в небесную синь, иммельманчиком перевернулся и снова под них как пуля. Ох и склонял его комиссар бригады! По косточкам разложил. А ему хоть бы что. Улыбается и твердит: "Я проверить хотел: получится, как у Чкалова, или нет. Теперь вот знаю, что получилось... Больше не буду".
После ознакомительного мы поменялись кабинами. Я сделал один полет в зону и два - по кругу. А дальше конфуз получился...
Подрулили мы к месту, где пересадка назначена. Вылез я из кабины, посадил в нее Кудряшова, помог ему пристегнуться и спрыгнул с крыла. Самолет порулил на старт, а я к ребятам направился. Гляжу, около них командир бригады и командир полка. Комбриг в тот момент спиной повернулся, а Преображенский глядит на меня и украдкой в его сторону показывает. Дескать, доложи, не забудь...
Я, как положено, зашел к командиру бригады с фронта, принял положение "смирно" и согласно уставу:
- Товарищ полковник! Лейтенант Пресняков совершил три провозных полета. Замечаний от инструктора не имею.
Посмотрел полковник Логинов на меня, подумал и спрашивает:
- Ну как машина, понравилась? Когда самостоятельно вылетать думаете?
Вопросы, конечно, стандартные. Их курсантам всегда задают. Поэтому и отвечаю неторопливо:
- Машина отличная. А вылетать готов хоть сейчас. Вот тут-то конфуз и вышел. То ли комбриг был не в духе, то ли еще почему, только он вдруг рассердился и начал стружку снимать.
- Я, - говорит, - думал, что с серьезным летчиком дело имею. А вы еще мальчишка. На такую строгую машину как на велосипед смотрите. Придется вас отчислить отсюда немедленно, пока по легкомыслию вы ничего не сломали.
Простругал он меня изрядно. Но это были цветочки. Ягодки Преображенский поднес:
- Завтра тебя сам проверю. Если действительно сможешь лететь, выпущу самостоятельно. Не сможешь - уберу из полка, чтоб другим неповадно было язык распускать.
После полетов доложил об этом Сергею Ивановичу Кузнецову. Почесал он затылок, подумал и подвел резюме:
- Если Преображенский сказал, то проверит. Он своему слову хозяин. Вылетать тебе рановато... И уходить из полка с позором тоже вроде бы не резон.
Прервавшись, задумался. Потом на губах заиграла улыбка:
- Ну, раз беда навалилась, возьму грех на душу, совру разочек. Другого выхода нет. Завтра тебя провезу прямо с утречка первым. И ты уходи немедленно. Если Преображенский придет, скажу, что отпустил по болезни. А послезавтра посмотрим. Может, и сам тебя выпущу.
В общем, положение у меня незавидное. Теперь вся надежда на Кузнецова.
"14 февраля. Ура!.. Я летаю! На новой машине, самостоятельно!..
Получилось все хорошо, но не так, как мы с Кузнецовым задумали.
Из дома мы вышли, когда рассвет заниматься начал. Идем по тропинке. Снег похрустывает, мороз за щеки хватает. У Кузнецова брови нахмурены. Ни слова не говорит, - наверное, совесть его мучает. И у меня на душе неспокойно.
Подходим к самолетной стоянке. Около кустов легковая машина, а рядом Преображенский со шлемом в руке похаживает. Увидел нас и смеется:
- Идете, голубчики? Я вас уже минут десять подкарауливаю. Знал, что ни свет ни заря приплететесь. Только и у меня сегодня времени нет. В Богослово комбриг вызывает. Так что давайте быстрее...
Сажусь я в кабину, чувствую, коленки дрожат. Ну, думаю, отлетался ты, парень, на хорошей машине. Турнут тебя из полка, чтобы впредь не трепался, когда умные люди с тобой разговаривают.
Успокоился только тогда, когда запустил моторы и в наушниках голос Преображенского услышал:
- Задание: один полет в зону. Возьми себя в руки, не дрейфь. Думай, что летишь сам, один. Я до управления не дотронусь. Выруливай.
Полет я выполнил словно во сне. Делал все механически. Только когда на посадку зашел, сосредоточился и притер машину у "Т" на три точки. На пробеге Преображенский опять рассмеялся: