- Помоги отрулить на стоянку, - просит бежавший вместе со мной инженер эскадрильи.
Залезаем на самолет и не верим глазам. Кабина залита кровью. Пол и приборы, штурвал, парашют, даже на стеклах красные пятна. Местами кровь загустела, засохла, местами свисает свежими каплями.
- Бедный Петро! Как же он прилетел? - схватился за голову инженер Лебедев. - В такую кабину и сесть невозможно. Пойду подгоню со стоянки тягач.
* * *
В знакомом мне кабинете врача Дановича все тот же заваленный снимками стол и широкий диван, на котором он отдыхает не раздеваясь.
- Долго возился я с вашим Петром, - говорит Федор Маркович, устало потирая затылок, - Крупнокалиберной пулей разбиты все кости в коленном суставе. Рана в тридцать сантиметров длиной. Потеря крови неимоверная. Я вообще не способен понять, как он сумел после этого выжить. Главное, видимо, сила характера, воля. Мы, медицина, пожалуй, потом. Нам удалось поддержать эту волю. Кризис, конечно, уже миновал. Но он очень сильно ослаб. Других не пускаю, тебе отказать не могу. Подожди, подпишу назначения...
- Здорово, Петро!
- Здорово, Сашко, - еле шевелит губами Стрелецкий.
Бледная, иссиня-бледная кожа лица. Заострившийся нос. Под глазами мешки. Темно-красные веки. Только глаза, как и раньше, живые.
- Стукнуло в левую ногу на боевом, перед сбросом торпеды. Сначала даже не понял, что ранен. Только когда на педаль надавил, левую сторону пронзило болью. Но сгоряча все равно не дошло. Довернул самолет и прицелился точно. Два сторожевых корабля прикрывали. Били по мне, понимаешь, в упор. Как я из этого пекла убрался?! Голова закружилась, когда разглядел, что из дырки в унте кровь струей, выбегает. Перед глазами туман, и не пойму, что со мной происходит. Тут я собрался и сам себя выругал: "Что ты раскис, как кисейная барышня? Крови своей на ноге испугался? Ну-ка за дело, пока вся не вытекла!" Отстегнул ремешок от планшета и накрепко ногу выше колена перетянул. От этой работы выдохся здорово. Сразу же в сон меня стало клонить. Пришлось сказать Николаю, что ранен.
Стрелецкий умолк, словно что-то припоминая. Глаза у него потихоньку закрылись. Казалось, он сразу уснул. Я тихонько поднялся.
- Трудно, ой трудно мне было, Сашко! - продолжил он вдруг торопливым измученным шепотом. - Бреющим два с половиной часа - и в такую погоду... Все делал будто во сне. Самолет доворачивал триммером. Николай молодец. Всю дорогу что нужно подсказывал и уснуть не давал. Нога онемела, перестала болеть. Под конец я ее и не чувствовал. Перед посадкой взял себя в руки и выполнил все как положено. Сознание потерял на пробеге. Нужно на тормоз давить, а нога не работает. Моторы я выключил, схватился за голень руками и надавил на педаль. Тут болью сознание и вышибло...
Умолкнув, Петро чуть откинул голову. Веки закрылись и не моргали. Данович тронул меня за рукав.
- Видишь, как измотался, уснул. Анна Ивановна, - прошептал он дежурной сестре, - без меня никого не пускайте.
"7 марта. Не вернулся с задания Павел Колесник. Ночью летали на минные постановки. Погода была хорошая. Противник почти не стрелял. Казалось, все обойдется благополучно. Мы ожидали его всю ночь. Утром обзвонили аэродромы, опросили посты наблюдения. Нигде его нет, и никто ничего не видел.
Бедная Галочка сильно переживает. На ней нет лица. Но держится стойко, не плачет".
"23 марта. Не писал потому, что писать почти нечего. Погода не балует, и летаем только на минные постановки и бомбоудары в ближнем районе. На крейсерство прорываются лишь отдельные экипажи".
"26 марта. Погиб Аркадий Чернышов, не вернулся из крейсерского полета. Даже не верится, что я никогда его не увижу.
Проходчик московского метрополитена, он стал замечательным летчиком, верным сыном трудового народа, преданным бойцом коммунистической партии..."
"7 апреля. Сегодня Совинформбюро сообщило: "...В результате атаки самолетом-торпедоносцем потоплен транспорт противника водоизмещением двенадцать тысяч тонн. В Финском заливе потоплен тральщик противника водоизмещением пятьсот тонн".
Транспорт потопил экипаж Ивана Шаманова. Вместе со штурманом Михаилом Лориным он повторил ночную атаку Борзова. И опыт снова удался. Конвой противника был обнаружен на лунной дорожке. Снизившись до боевой высоты, Шаманов и Лорин хорошо видели огромный транспорт, а их самолет оставался невидимым для противника. Атака получилась внезапной и эффективной. Корабли охранения не сделали ни одного выстрела.
А вражеский тральщик уничтожен моим экипажем. Обнаружили его мы уже на рассвете. Исходную позицию для атаки заняли западнее цели, в наиболее темной стороне горизонта. Фашисты заметили нас лишь тогда, когда при ударе торпеды о воду всплеснулась белая пена. Беспорядочный огонь из пулеметов и автоматов их уже не спасал. Взрывом у тральщика оторвало корму, и он сразу же затонул".
"24 апреля. Несколько раз летали на разведку погоды с торпедой, но в Балтику не прорвались. Вчера нам рано дали отбой, и после ужина в помещении школы состоялся концерт полковой самодеятельности. К нему никто не готовился. Перед вечером в эскадрилью зашел майор Калашников и спросил: "Чем вы сегодня людей займете? Народ за последние дни отоспался. Многим безделье уже надоело. Может, концерт организуем? От эскадрильи по пять номеров. Погода такая, что ночью наверняка не поднимут. А мы выявим наши таланты..."
Уже около часа без устали рвет меха баяна начальник связи гвардии лейтенант Иванов. Конферансье, адъютант эскадрильи гвардии старший лейтенант Драпов, выискивает среди зрителей и вызывает на сцену солистов. Летчики, штурманы, техники, торпедисты, радисты и оружейники поют и танцуют, читают и декламируют, играют на струнных инструментах. Концерт проходит с подъемом. Довольны и публика, и артисты.
- А сейчас, - объявляет Константин Драпов, - перед вами выступит замечательный штурман, заслуженный мастер бомбо-торпедных ударов гвардии старший лейтенант Николай Афанасьев. На мотив песенки водовоза из кинокомедии "Волга-Волга" он исполнит собственную пародию под названием "Песенка торпедовоза".
Николай не заставляет себя уговаривать. Картинно раскланявшись, он долго откашливается и наконец начинает:
Над заливом я лечу, блям-блям,
Головой своей верчу, блям-блям,
И вдруг вижу, ой-ой-ой!
Плывут фашисты, как домой.
Подлетел поближе к ним, блям-блям,
В борт торпедой - вижу дым, блям-блям.
Фрицы тонут, ай да ну!
Коль к нам пришли, давай ко дну!..
Провожаемый громом аплодисментов, Николай покидает сцену. Подождав, пока успокоится публика, Костя взглядом находит меня и неожиданно приглашает на сцену. От растерянности немею, а в голове пугливая мысль: "С чем выступить? О Ленинграде писал для себя. "Торпедоносцы" еще сыроваты, не совсем доработаны. Однако для нашей аудитории эти стихи будут самыми близкими..."
Стрелою взмыв в заоблачный простор,
Летит вперед крылатая машина.
Под ней плывут луга, леса, равнины,
Мелькает гладь заливов и озер.
В ее кабинах трое смельчаков,
Подобно витязям из славной русской были,
Они не раз врывались в стан врагов
И далеко от наших берегов
Фашистов в водах Балтики топили.
На крыльях звезды алые горят.
Под фюзеляжем длинная торпеда.
В сердцах пилотов месть за Ленинград.
И нет теперь для них пути назад.
Ведь только впереди их ждет победа.