Конца и края нет поверхности морской.
Минуты поиска здесь кажутся часами.
Но вот пред воспаленными глазами
На горизонте вражеский конвой...
Перед глазами темнеющие корпуса транспортов, секунды полета у самой воды, томительные минуты сближения...
И грянул бой!.. Задергались стволы,
Огонь и сталь лавиной изрыгая,
Хвостами трасс все небо заполняя,
То в битву ринулись балтийские орлы.
Рука не дрогнет! Глаз не подведет!
И сердце не забьется от испуга...
Так бьют врагов три витязя, три друга.
Их самолет стрелой летит вперед.
Неловко кивнув головой, ухожу за кулисы. Спуститься со сцены в зал не могу. Нужно, пожалуй, чуть-чуть переждать.
- А сейчас, - кричит Костя Драпов, - выступает молодой балтийский пилот гвардии лейтенант Вадим Евграфов! Под аккомпанемент Анатолия Иванова он исполнит матросское "Яблочко".
...Концерт длится долго. Все от души веселятся. Такого удовольствия мы давно не испытывали. Да, сколько у нас способной молодежи!..
"28 апреля. Погода налаживается, дает нам возможность привлекать к крейсерским полетам молодых пилотов и штурманов. О наших победах все чаще и чаще сообщается в печати. Сегодня мы с радостью прочитали очередное короткое сообщение о потоплении в Финском заливе танкера и тральщика противника.
Танкер торпедировал экипаж Михаила Шишкова. Вместе со штурманом лейтенантом Бабановым Михаил уже несколько раз летал на охоту в Финский залив, но пока безуспешно. То они ничего не найдут, то торпеда пройдет мимо цели. Наконец молодой экипаж добился успеха. Пронесшись бреющим над посадочной полосой, Шишков сделал горку и возвестил о победе салютом из пушек и пулеметов. Шесть длинных оглушительных очередей. По одной на каждую тысячу тонн потопленного тоннажа. Хоть победа досталась им не легко, Шишков и Бабанов вышли из самолета довольными. Подумаешь, свыше сотни пробоин. Технический экипаж во главе с лейтенантом технической службы Пичугиным их моментально заделает. Зато фашистские танки, машины и самоходные пушки будут на фронте стоять без горючего.
С тральщиком расправился старший лейтенант Гепттнер. Он атаковал его сразу за Гогландом и потопил. Корабль не сделал ни единого выстрела".
"6 мая. Коротко еще об одном сообщении.
"5 мая наш самолет-торпедоносец обнаружил в Финском заливе вражеский транспорт. Летчик лейтенант Кливцов и штурман лейтенант Герахин торпедой потопили транспорт противника водоизмещением три тысячи тонн".
Это сообщение Совинформбюро мы написали красивыми буквами на большом листе ватмана, обвели траурной рамкой и поместили в столовой. Экипаж гвардии лейтенанта Кливцова не вернулся с задания. При перелете линии фронта его сбили зенитки..."
"21 мая. Сегодня впервые летали в ночное крейсерство. Задание выполнено успешно..."
Такие задания гвардии подполковник Борзов доверяет наиболее подготовленным экипажам. Ночь была ясная, звездная. На исходе второго часа полета в устье Финского залива обнаружили транспорт противника в охранении двух сторожевых кораблей. Маневром в темную часть горизонта заняли позицию, удобную для атаки. Перед нами скособоченный диск луны. От него по воде в направлении самолета тянется светлая полоса, которую мы называем лунной дорожкой. На ее поверхности огромный транспорт кажется темной бесформенной глыбой. Осторожно снижаемся до боевой высоты и атакуем противника, удерживая его на светящейся полосе. Мы в темноте, и фашисты пока нас не видят. Сближаемся быстро. Волны под самолетом искрятся пурпурными блестками. Дистанция - шестьсот метров. Упреждение - треть длины судна. Палец давит на кнопку.
- Торпеда пошла! - кричит Иванов.
...Отсыпались весь день. Разбудил нас дневальный уже перед ужином. Побрившись, почистившись, заходим в столовую. Боевые друзья вручают здоровенное блюдо с растянувшимся во всю длину поросенком. Улыбаясь, майор Калашников просит прослушать вечернюю сводку. Все замолкают. "От Советского информбюро..." - доносится из репродуктора знакомый голос Левитана. В течение трех долгих лет мы слушаем каждое его сообщение и, затаив дыхание, стараемся уловить каждый штрих, каждую новую нотку. Сегодня его голос ровный, спокойный. В нем нет той тревоги и скорби, как в сорок первом и сорок втором. Звоном металла он возвещает о наших победах. Вот диктор заговорил и о нас: "В ночь на двадцать первое мая самолет-торпедоносец Краснознаменного Балтийского флота атаковал и потопил в Финском заливе транспорт противника водоизмещением шесть тысяч тонн".
Поднимаем бокалы. Под руками повара Яши ножик с хрустом врезается в нежную кожицу обжаренного поросенка.
- С победой, дорогие друзья! - поздравляет Борзов. - За нашу Советскую Родину!
"25 мая. На рассвете вернулись с задания и взвились в небо с победным салютом сразу два самолета. Тремя громовыми очередями возвещал о потоплении транспорта Михаил Шишков, четырьмя - Вадим Евграфов.
На самолете Шишкова снова масса пробоин. Серьезно ранен штурман Бабанов. Но боевые друзья держатся стойко. Рана наверняка заживет. Самолет восстановят. А фашисты уже не всплывут со дна Балтики.
Начальник штаба полка майор Люкшин доложил подполковнику Борзову, что боевой счет полка доведен до девяноста девяти потопленных и поврежденных транспортов и кораблей противника.
- Добро! - ответил Борзов, потирая ладони. - Завтра организуем охоту за юбилейным. Эскадрильям поставить боевую задачу".
За сотым
Белая ленинградская ночь. Сотрясая воздух громоподобным гулом, в небо взлетают "бостоны" Евграфова, Гептнера, Пучкова, Тарасова, Большакова, Шишкова, Смолькова... Тяжело отрываясь от полосы, машины одна за другой скрываются за сереющим горизонтом.
Подходит и наша очередь. Перегруженный самолет, неуклюже покачиваясь, медленно катится к полосе. Он подготовлен к дальнему крейсерству. Баки по пробки залиты бензином. Под фюзеляжем торпеда. В патронных ящиках полный боекомплект. И дополнительный человек в экипаже.
Машину нам дали новую, с передней кабиной для штурмана. Теперь мой навигатор Николай Иванов снова сидит впереди, на законном штурманском месте. А сзади, в хвосте, рядом со старшиной Скляренко, у нижнего пулемета, расположился воздушный стрелок младший сержант Лепехин.
Отруливаю в самый конец полосы. Точно по курсу взлета сверкающей тонкой иглой в небо вонзается луч прожектора. На затемненном аэродроме только этот ориентир поможет нам выдержать направление.
На тормозах прожигаю моторы и даю полный газ. Вздрогнув, машина будто бы нехотя начинает разбег. Стрелка прибора скорости, стронувшись с места, медленно убыстряет движение. Поднимаю переднее колесо. Самолет отрывается и зависает во тьме. Под нами чернеют макушки леса. Установив обороты моторам, перевожу машину в горизонтальный полет. Над сушей мы будем лететь только бреющим.
В полете находимся час. Мелькают под крыльями поля, перелески, овраги Эстонии. Быстро проносятся деревушки и хутора. Нигде ни единого огонька. Фронт уже рядом. Снова война подкатилась к эстонским границам, укутала землю траурным покрывалом, дохнула зловещим смертельным холодом. Мысленно представляю, как там, внизу, днем и ночью кричат офицеры, надрываются полицаи, подгоняют военнопленных, солдат, мобилизованное население. Там роют окопы, эскарпы и рвы, блиндажи и землянки, бетонируют доты, готовят "непреодолимые" рубежи обороны. Но дни врага сочтены. Уже грохочут орудия под Нарвой и Псковом, рвутся в смертельную схватку с фашистами эстонские полки и дивизии. В боях за свободу родной земли их не удержат никакие преграды.
...Под самолетом колышутся темные волны. Третий час на исходе. Хочется встряхнуть онемевшее от однообразного положения тело. От напряжения слезятся глаза. Пуст горизонт. Море будто вымерло.
- Не везет нам сегодня, - устало говорит Иванов. - Придется домой возвращаться с торпедой. Скляренко! - кричит он сердито. - Посмотри хорошенько! У тебя глава, как у рыси. Неужели мы ничего не найдем?
- Кажется, я уже в филина превратился, даже моргать перестал, - хрипло смеется Скляренко. - По-моему, левее, на зорьке, виднеются дымки у самой воды. Но в глазах мельтешит. Боюсь ошибиться.
Довернули к востоку. Впереди полыхает кумачовое зарево. От блеска воды в глазах действительно мельтешит. Однако на горизонте, над розовым с золотыми прожилками фоном воды, поднимаются дымные струйки.
- Конвой... В самом деле конвой! - Голос у Иванова с шепота переходит на выкрик. - Сереженька! Там же сотый дымит. Гляделочки твои золотые. Понимаешь ты это?!
На горизонте четыре транспорта. Самый крупный - третий от головного. Водоизмещение не меньше пяти тысяч тонн. Перед ним, чуть правее, фашистский сторожевик. Других кораблей охранения пока не видим. Возможно, они замаскированы сизой предутренней дымкой.
- Ударим по третьему, - говорит Иванов рассудительно. - Только ты поспокойней, не торопись. Это же юбилейный утопленник будет.
...Цель приближается. Сторожевик остается правее, метрах в трехстах. У него под кормой вскипает белая пена. В небо взлетает ракета. Повиснув на парашюте, она освещает нас белым мерцающим светом. Дистанция полтора километра. На корме сторожевика сверкнули огни пушечных выстрелов. Трассы снарядов огненно-красного цвета роем проносятся впереди, исчезают в темнеющих волнах. От палубы транспорта нам навстречу летят разноцветные искорки. Рывком поднимаю машину метров на двадцать. Веер сверкающих пуль пролетает под самолетом. Дистанция - восемьсот. Небольшой доворот. Трассы мелькают справа и слева. Нажимаю гашетку и нажимом ноги на педаль провожу нос машины над палубой судна. Треск пулеметов вплетается в гул моторов. Над транспортом вихрем проносятся белые трассы.
Толчком штурвала прижимаю машину к воде. Высота тридцать метров. Нос транспорта проецируется чуть левее обреза кабины. Горизонтальный полет. Дистанция пятьсот метров...
- Бросил! - кричит Иванов.