- Как это вырвало? - удивляется летчик.
- А так, ветром. А впереди еще один поворотный пункт и только после него - курс на свою точку. Что будешь делать?
- Накажу тебя, взыскание наложу, - смеется Жуков, разгадав замысел Константинова.
- Согласен, накажешь, но только после посадки. А условно мы пока еще в воздухе, и у меня вырвало карту. Что будешь делать? - не унимается Владимир.
За последнее время летчик Жуков, уверовав в штурмана, перестал прокладывать маршрут на своей карте. Перестал следить за ориентировкой в полете, механически летает по курсам, заданным штурманом, механически вводит поправки в скорость. Только иногда спросит: "Наше место? Далеко ли до поворотного? Сколько находимся в воздухе?"
"Разбаловался. Ох и разбаловался! - подумал однажды Константинов о своем командире. -И чем это кончится? Привыкнув летать по подсказкам в тылу, так же будет летать и на фронте. А это недопустимо. Но как об этом сказать, как упрекнуть? Еще, чего доброго, обидится: не указывай, дескать, начальству. И не возразишь. А отношения испортишь". Так думал Владимир. Может, и правильно думал. А дни шли, совместные полеты все больше и больше сближали пилота и штурмана. "Мы уже друзья, - решил наконец Константинов, а другу можно сказать все, что думаешь, если это нужно для дела". И вот этот разговор.
- Так что будешь делать? - повторяет Владимир.
И Алексей уступает: "Ладно, буду маршрут прокладывать, буду его изучать. Только не ворчи".
Это уже хорошо. Но Владимир старается довести дело до конца.
- Отныне будет так: изучаем маршрут вместе. Путевые углы, расчетное время, поправки на боковые уклонения - все на память. Ты проверяешь меня, я проверяю тебя. Характерные ориентиры тоже на память. И называть, и вычерчивать, понял, Алеша, каждый ориентир чертить на листе бумаги. Схему. Чтобы лучше запомнить. Курс на аэродром знать с любой точки маршрута. Приблизительно. Спрашивать буду в воздухе...
- Ладно, ладно, только не ворчи.
Идут ночные полеты. Самолеты рулят, взлетают, садятся, экипажи ходят в пилотажные зоны, выполняют маршрутные полеты. Хорошо, если бы каждому свой самолет. Тогда летай хоть всю ночь. Но самолетов мало, на один четыре-пять экипажей. И каждый, уйдя в полет, старается прихватить хотя бы пять - десять лишних минут. Командир полка на это не сердится, понимает: для летчика, штурмана дорога каждая минута полета.
- Леша, сходи на стартовый командный пункт, - просит Константинов летчика Жукова, - узнай, за кем мы должны лететь.
- Какая разница, за кем, - упирается Жуков, - мы знаем номер самолета и отведенное нам время...
- Иди, Леша, узнай, - настаивает Владимир.- Если знаешь, за кем летишь, легче следить за очередью. Я бы сходил, но комэск прогонит меня, спроси, скажет, у своего летчика. А тебя не прогонит, ты - командир экипажа. Иди, Леша. А то как вчера получится, тридцать минут на морозе торчали, самолет дожидались.
- Иду, иду. Не ворчи...
Жуков и Константинов идут к самолету.
- Видишь, Леша, как хорошо получается. Экипаж прилетел, нас предупредил, минута - и мы уже у машины. Двадцать минут сэкономили, поговорили, подумали.
- Вижу. Ты всегда прав.
Алексей улыбается. Владимир не видит улыбку, он слышит ее по голосу друга. И чувствует, что "всегда прав" сказано хоть и с улыбкой, но вполне серьезно, и ему это приятно..
- Леша, что надо делать летчику, если он при заходе на цель попал под огонь зениток? - спросил Владимир, когда они, сидя в тепляке, поджидали свою машину.
- Маневрировать надо.
- А что надо делать сейчас, чтобы лучше маневрировать там, на фронте?
- Надо энергичнее пилотировать в зоне. Но ночью пилотаж ограничен.
Действительно, что они делают в зоне? Выполняют мелкие виражи, планирование с малыми углами, выход на заданный курс. Единственной настоящей фигурой можно назвать боевой разворот, но разве по-боевому он выполняется, если допустимый крен всего тридцать градусов? Глубокие виражи, петли, перевороты просто не входят в программу обучения.
- Жаль, Алеша.
- Мне тоже, - сказал Алексей. Он помолчал, подумал и твердо решил: Попрошу командира полка... Мы же воевать готовимся.
Командир полка разрешил, и вот они в воздухе. Набирая высоту, прошли по большому кругу, прибыли в зону, на северную окраину города. "Начинаем!" Поставив в известность штурмана, летчик кладет машину в левый вираж. Рокочет мотор. Выхлопные огни из патрубков мельтешат перед глазами, синими искрами мечутся по плоскостям, серебрят стальные ленты-расчалки. Вираж выполнен.
Теперь вираж в обратную сторону - вправо. Огни наверху - звездное небо. Огни внизу, под крылом, - незатемненный город. А вокруг чернота такая темная ночь. Выхлопные огни ослепляют, мешают смотреть.
Выполнив виражи, летчик увеличил обороты мотора, на снижении разогнал скорость, плавным боевым разворотом снова полез в высоту. Опять снижение, опять набор высоты боевым разворотом. Остались еще два маневра - выход на курс сто сорок и двести семьдесят
... И вдруг:
- Петельнем, Володя?
Нет, разговоры о подготовке к боям не прошли мимо сознания Жукова, он решил пилотировать по-настоящему. Но сам он, бывший летчик-инструктор, привычен к сложному пилотажу, а каково Владимиру? Он же летел в основном на бомбардировщиках, тяжелых непилотажных машинах, и только здесь, в запасном полку, стал привыкать к боевым разворотам, другим энергичным маневрам. Но надо - значит надо.
- Давай, Алеша! - крикнул Владимир и крепко вцепился в боковины сиденья. Знал, что в верхней точке петли перегрузка ослабнет, что его оторвет от холодного жесткого кресла, что какое-то время он будет висеть на ремнях вниз головой...
Потом они выполняли штопор. Вращаясь, самолет снижался на город, Владимира мотало по кабине, прижимало то к одному, то к другому борту. Он терпеливо молчал. Знал: имитируя падение штопором, летчики-фронтовики уходили из-под огня зениток противника, вырывались из цепких лучей прожекторов.
Как это здорово, когда научишься читать карту, сличать ее с местностью, над которой летишь по маршруту. Какое получаешь удовлетворение, когда, выскочив из-за леса, увидишь ожидаемый ориентир: деревню в изгибе речушки, мост через нее, купол церквушки. По условным знакам на карте Владимир заранее знает, что овраг за церквушкой, над которым он полетит, с севера круче, а с юга положе, а за оврагом начнется болото.
Освоив это искусство, он приобщает к нему и летчика Жукова. "Леша, видишь тригонометрический пункт? На бугре, за деревней, видишь?"
- Вижу!
- Хорошо. Теперь ищи его на карте. Нашел? Хорошо. А куда ведет эта дорога, что проходит южнее этого пункта? Правильно, в деревню, но ее не видно за лесом. А чем характерна эта деревня?
- В ней церковь.
- Правильно. Набери высоту, Леша. Как зачем? Чтобы увидеть деревню. Убедиться же надо.
Самолет поднимается. Триста метров. Четыреста. Пятьсот. Вдали, в сине-оранжевой дымке, высится церковь. "Точно, Володя! До чего же все точно, - восторгается Жуков.- Предлагаю, Володя, ты меня делаешь штурманом, я тебя - летчиком".
- Согласен, Алеша. Может, и пригодится. Мало ли что случится на фронте...
После посадки Владимир говорит Алексею:
- Уговор дороже денег. В следующий летный день к маршруту готовимся так, чтобы можно было лететь без карт. На память. Карты, конечно, возьмем, но смотреть в них не будем. От взлета до посадки.
Договориться нетрудно, а вот выполнить... Жуков и Константинов летят по маршруту. Высота сто метров. С малой высоты и так обзор ограничен, а тут вдобавок снегопад. Негустой, неплотный, но видеть мешает. Летчик забеспокоился. То вперед посмотрит, то в стороны, то вниз. А что с такой высоты можно увидеть? Ничего. Снег только да верхушки деревьев. А штурман уверен в себе, спокойно смотрит вперед. Там, невдалеке друг от друга, лежат три деревушки. Одна из них - поворотный пункт маршрута.
- Летим, летим, а поворотного пункта почему-то не видим? -спрашивает Жуков.- Где он, Володя?
- Впереди, - отвечает Владимир.- Одна из трех деревушек.
- Из каких еще трех? Я вижу только одну...- В голосе нотки нетерпения, просьбы: - Посмотри, Володя, на карту.