Солнечногорск - это еще не фронт, вернее, уже не фронт. Немцев оттуда прогнали. Но главное - сдвинуться с точки. И вот сдвинулись. Назначен день перелета - 17 марта 1942 года. Рассчитан маршрут. Общее время полета восемь часов. Два промежуточных аэродрома - для дозаправки горючим, осмотра матчасти и отдыха экипажей. Объявили порядок перелета. Если день будет ясным, безоблачным - в составе полка или по-эскадрильно; если пасмурным, с ограниченной видимостью - одиночными экипажами.
Владимир ждал этого перелета, жил им. И потому что это шаг к фронту, и потому что можно было проверить себя, свою подготовленность. На такие большие расстояния - восемьсот километров - он еще не летал. Он проложил маршрут на двух разномасштабных картах, хотя можно было и на одной. "Десятикилометровку" он решил использовать для ведения общей ориентировки, "пятикилометровку", карту более крупного масштаба, - для ведения детальной ориентировки. Сделал расчет по этапам. Приступил к изучению. К концу второго дня подготовки он знал на память магнитные путевые углы, расстояния и время полета между пунктами. Ясно представлял себе конфигурацию и особенности всех характерных ориентиров, на память мог начертить их на бумаге, знал расположение запасных аэродромов...
- Зачем тебе все это? - удивился Жуков, проверив подготовку своего штурмана по его же просьбе.- Ведь можно лететь и сличать карту с местностью, и все будет видно, понятно. Зачем же на память? Боишься заблудиться?
Владимир признался:
- Дело не в этом, Алеша. Дело в другом. Представь, поднялись мы в составе полка, летим. А погода все хуже и хуже. И вдруг ведущий дает сигнал, требует, чтобы кто-то вышел вперед и встал на его место. Думаешь, это просто, выйти вперед? Не просто, Леша. Не всякий захочет взять на себя такую ответственность. А мы возьмем, мы выйдем...
Ночь. Последняя ночь на старом, обжитом аэродроме. Владимир долго не мог уснуть. Лежал с открытыми глазами, думал. Как-то сложится его фронтовая судьба. Всякое может случиться. И погибнуть можно, и вернуться домой искалеченным. Содрогнулся, представив себя слепым и безногим. Лучше погибнуть...
Проснулся задолго до рассвета. Тишина. Может, товарищи спят, а может, и нет, просто молчат, думают. А вот Бибиков спит. Штурман. А до армии был учителем. Худощавый, живой, остроносый. Ему поручили выпускать стенную газету. Выпускает. Хорошо делает, с душой. И все он делает хорошо, добросовестно. Владимиру захотелось поговорить с Бибиковым, он уже протянул было руку, тронуть хотел. А тот вдруг застонал, и со всхлипами:
- Доченьки мои, родные мои, милые...
Нелегко Бибикову. Как хорошо, что у Владимира ни жены, ни детей. Но есть друзья, целый полк. А полк - это тоже семья. У многих боевых друзей есть жены и дети. Что ж, Владимир будет их защищать, сражаться за них, за их настоящее и будущее. За детей Бурмистрова, Ломовцева, Бибикова, за их семьи. А за семью майора Хороших не будет... Ее уже нет в живых - все погибли при бомбежке. Вот почему командир полка так часто бывает задумчивым, грустным.
Так думал Владимир, не подозревая, что первым в полку погибнет Бибиков. "Значит, он что-то чувствовал, если звал во сне своих девочек", подумает он тогда.
Дана команда на взлет. Идя к самолету, Жуков глядит на синее небо, смеется.
- Мечта не сбылась. В такую погоду даже при отказе компаса Морковкин не уступит нам место ведущего.
- Ничего, - в тон ему отвечает Владимир, - будем ведомыми. Главное, что мы полетим к фронту.
...Летели полком. Временной интервал между эскадрильями - три минуты. Строй эскадрильи - колонна звеньев. В каждом звене вместо штурмана летело по одному технику, чтобы было кому осмотреть и подготовить самолеты на промежуточных точках. В одном из звеньев летел и инженер полка Александр Александрович Федоров. Шли на высоте сто пятьдесят метров. Владимир приподнимался на сиденье, смотрел поверх козырька, хотелось все видеть, запомнить. Сличал карту с местностью. Покрыв трехчасовой путь, приземлились. Заночевали. Спали уже по-фронтовому - в землянках.
Утром взлетели. После трехчасового полета вышли в район аэродрома посадки. А самого аэродрома не видно. Стали искать, просматривать местность: луга, лесные поляны. Кружились около четверти часа, и все бесполезно. И вдруг с окраины леса взмыл истребитель. Оказалось, взлетел специально, чтобы полк увидел наконец, куда ему надо садиться.
- Ну как у нас маскировочка? - спрашивал после посадки летчик, показывая упрятанные в лесу истребители.- Над нами прошли и не увидели. Учтите, на фронте это самое главное. Не спрячешь самолеты, - разбомбят и пожгут.
Высокий, статный, улыбающийся, он стоял окруженный летчиками. Из-под борта летной куртки виднелся орден Красного Знамени. Оказалось, сбил фашистский разведчик, пытавшийся проникнуть к городу Горькому. "Отсюда я и взлетал, - поясняет пилот, - по зрячему, как из засады..."
- Борисов! Ты ли это? - воскликнул подошедший Бушуев.
- Товарищ инструктор!
Аэроклубный инструктор старший сержант Бушуев и бывший его курсант, ныне лейтенант, Борисов крепко обнялись.
- Ну молодец, ну орел! - восторгался Бушуев, похлопывая по плечу Борисова.- Горжусь. И знаешь, не удивлен. Помню, первый раз в зону с тобой пришли и я показал тебе глубокий вираж. Самую сложную фигуру. А ты ведь его ну прямо скопировал! С первого раза! Чувствую, далеко пойдешь!
Прев оказался Бушуев, Владимир услышал потом о 9-м гвардейском полку истребителей, командиром которого был прославленный ас полковник Лев Шестаков, а воевали в нем такие славные воины, как Амет-хан Султан, Алексей Алелюхин, Павел Головачев и многие другие. Среди них был и Иван Борисов, Герой Советского Союза.
Последний отрезок маршрута. Уже видна Москва. Линия пути проходит по северо-восточной окраине города. За Химками видны следы боев: разбитая техника, остовы вагонов на станции, сожженные деревни. Облачность понижается, прижимает самолеты к земле. Пошел снег. К Солнечногорску подошли на высоте сто метров. Справа от полковой колонны промчались два истребителя МиГ-3. Ушли на запад. Мгновение - и нет их. "Видел?" - кричит Владимир пилоту. Жуков кивает, не оборачиваясь. Сердце полнится гордостью. Вот это машины!
Полет закончен. Самолеты укрыли в лесу, тщательно замаскировали ветками. Построились. Командир полка поставил задачу на дальнейшее.
- Осталось немного, - заверил он личный состав, - пройти бомбометание. Каждому экипажу два бомбометания днем и два ночью. А начнем, как и обычно: с изучения района аэродрома, со сдачи зачетов. Неудобство, на мой взгляд, только одно: полигон далеко расположен. Бомбить три минуты, а лететь туда и обратно более часа.
Бомбометание - последний шаг к фронту. "Пора, - думает Владимир, давно пора". Не просто так думает, обоснованно. Зима, полеты в сложных условиях - непогода, морозы, трудность ведения ориентировки - закалили его, многому научили. И его, и командира. Жуков стал опытным летчиком.
Вместе с ними обретал и новые качества их самолет. Конечно, скорость сто километров - не скорость; потолок две тысячи метров - не потолок; фанера вперемежку с перкалью - не броня. Но простейший учебный самолет, небесный тихоход, летающая парта многих довоенных авиаторов постепенно "оброс" оружием - пулеметом и бомбами.
Под крылья У-2 можно подвесить две бомбы весом по сто килограммов, фугасные и осколочные. Вместо бомб можно подвесить кассеты с листовками. Листовки - тоже оружие.
Пулемет установлен на фюзеляже сзади кабины штурмана. Он стреляет только назад и в стороны и предназначен для обороны от вражеских истребителей. Но опыт покажет, что против У-2, летающих ночью, фашисты будут задействовать, в основном, зенитные средства и пулемет переставят на борт задней кабины. И штурман, выполняя боевое задание, будет стрелять по наземным целям: прожекторам, зенитным установкам, по живой силе и технике.
Полигон - поляна в лесу - расположен невдалеке от
железнодорожной станции. Штурман эскадрильи Слепов летал туда с кем-то из летчиков. Походил, посмотрел, составил схему, на ней изобразил расположение целей, направление заходов для бомбометания. Целей всего две: круг диаметром пятнадцать метров и квадрат двадцать на двадцать. Днем круг и квадрат обозначены еловыми ветками, ночью - горящими плошками.
Изучили расположение целей. По шаропилотным данным рассчитали углы прицеливания для скорости сто километров и высоты четыреста метров. Это минимальная безопасная высота бомбометания. Ниже спускаться нельзя, осколки взорвавшейся бомбы могут поразить свой же самолет. Изучили условные знаки-сигналы, разрешающие и запрещающие бомбометание.
Жуков и Константинов летят на задание. Идут правее шоссейной дороги. Справа и слеза, в кюветах, - разбитая техника: легковые и грузовые машины, штабные фургоны, танки и самоходки с черно-белыми крестами на корпусе, пушки. Недавно все это стреляло, извергало огонь, теперь же лежит ржавым ломом.
Вот и Клин. Полуразрушенный, полусгоревший. И опять разбитая техника. И в городе, и на станции. Невдалеке от станции, на пустыре, стоит фашистский танк. Он виден издали.
Еще до прилета сюда, в Подмосковье, Владимир получил письмо из Калинина. "Не узнаешь родного города, - писала мать, - и меня не узнаешь". Владимир не понял тогда страшной сути сказанного, а теперь понимает. Понял после того, как увидел Солнечногорск, походил по нему, поговорил с людьми. Недолго пробыли в городе фашисты, но след оставили страшный. Жгли, убивали, грабили.
Ну а в родном Калинине он побывает в самое ближайшее время, примерно через неделю: майор Хороших отпустит его на денек. Он увидит разбитую станцию, разрушенные фабрики "Пролетарку" и "Вагжановку", сожженные и снесенные с лица земли дома и служебные здания. Увидит больную, надломленную горем и страданиями мать...
Рокочет мотор, свистит встречный ветер. Вот и полигон. Там сейчас находится Слепов, руководитель полетов на полигоне. Смелый человек Слепов. Смелый и находчивый. Во время бомбометания он должен находиться в окопе или каком-то другом укрытии. Для безопасности. Потом, когда экипаж отбомбится, он должен бежать к мишеням, проверять результаты работы. А это немного-немало метров сто пятьдесят. Туда и обратно - триста. По глубокому снегу, да в тяжелых унтах с галошами бегать довольно трудно. Но дело не только в трудности, оно и в потере времени: туда и обратно - десять минут. А чтобы руководитель полетов не попал под бомбы своих же товарищей, временной интервал между самолетами, приходящими на полигон, должен быть не менее десяти минут.
Чтобы сэкономить время, Слепов оборудовал себе не окоп, не укрытие, а наблюдательный пункт. Причем на дереве, высоко от земли. Сделал веревочную лестницу, пристроил у самой вершины сосны щит из крепких досок, а на нем табурет. Помогал ему Константинов. И тоже наверх поднимался. Обзор - лучше не надо. Мишени видны как на ладони. Сиди и записывай, отмечай результаты бомбометаний. А к мишеням, если надо их подновить или подправить, можно ходить на лыжах. Но это не часто, два-три раза в течение дня.
Константинов смотрит вниз. В створе захода на цель, невдалеке от мишеней, на снегу чернеет полотняное "Т", знак, разрешающий работу на полигоне.
- Леша, ты не забыл, что сейчас самое главное? - кричит в переговорную трубку Владимир. - Помнишь, что Троян говорил?
- Помню.
Майор Троян говорил, что основная задача пилота при бомбометании - это выдержать курс в момент приближения к цели. Так называемый боевой курс. Не выдержишь, отклонишься хотя бы на полградуса, бомбы пойдут мимо цели. И работа штурмана - расчет курса, уточнение курса, прицеливание - все насмарку. Но одно дело выдержать курс, высоту и скорость, когда бомбишь на полигоне, и другое - на фронте, когда по тебе бьют зенитки. А идти все равно надо. И ты, летчик, не можешь не только вернуться назад, маневрировать даже не можешь. Права на то не имеешь! И если ты не выдержишь курс, штурман не сбросит бомбы. И тогда начинай все сначала...
Трояну было задано много вопросов, в том числе и вот этот: как учебные бомбометания приблизить к боевым? И, в частности, тот момент, когда самолет находится на боевом курсе. Точнее: как имитировать зенитный огонь?
Майор улыбался:
- Желание приблизить учебу к боевым, реальным условиям фронта - дело похвальное, но зенитный огонь ничем не заменишь. Однако не мешает подумать о том, как усложнить работу летчика на боевом курсе, подумать о каких-то дополнительных трудностях, искусственно создаваемых помехах...
Короче говоря, Троян подсказал идею.
- Леша, - сказал тогда Константинов, - я буду мешать тебе выдерживать курс. Сам буду задавать курс и сам буду с него сбивать. Так, как сбивает взрывная волна. Нажму на педаль управления, отклоню ручку, положу самолет на крыло. А ты его выправляй, быстрее бери заданный курс. Согласен?
- Почему бы и нет, если от этого польза. Такой разговор они вели после беседы Трояна, вспоминали об этом вчера при подготовке к полетам и вернулись к нему теперь, перед бомбометанием, точнее, при заходе на цель.
Минуту спустя после того, как летчик установил заданный курс, штурман накренил самолет влево, дал обратную ногу. Слева снизу ударил тугой воздушный поток...