Двадцатая вернулась в свою комнату на рассвете.
Перед уходом поцеловала меня в щеку. Улыбнулась, заметив, как заворочался на своей кровати Гор. Набросила халат, ушла.
Я задремал.
Слышал, как встал Гор. Сквозь сон слушал, как он бухтел и нарочно громко гремел пятками по полу, скрипел ставнями.
Потом приоткрыл глаза, понаблюдал за тем, как мой сосед по комнате делает зарядку — с ножом в руке. Удивился странным движениям: невидимых противников Гор не колол клинком, а наносил им порезы лезвием. У него это здорово получалось! Он не обманул Двадцатую, когда сказал, что умеет драться.
Когда Гор спрятал нож, я спросил:
— Ты чего не спишь?
— Поспишь тут с вами. Как же!
— Мы сильно шумели?
— Да пошел ты!.. друг Вжик. Пойду, ополоснусь холодной водой. После вашего представления у меня огонь в теле и без всякого ритуала.
В следующий раз я открыл глаза, когда почувствовал запах дыма.
Принюхался.
В комнату зашёл Гор. С мокрым полотенцем на плече.
— Один из наших инициированных поджег под собой тюфяк, — сказал он. — Едва успели потушить. Весь дым пошел к нам на этаж.
— Не обгорел?
— Нет. Он в комнате с Первым живёт. Тот успел залить кровать водой. Ты… это… Друг Вжик, после завтрака, думаю, придет моя очередь идти на ритуал. Внизу стоят ведра. Сейчас сам наберу воды, принесу к нам. Очень тебя прошу, друг Вжик: присматривай за мной, когда вернусь! Ладно? Не дай мне самому себя поджарить.
До завтрака я забрасывал Гора вопросами, чтобы отвлечь его от тревожных мыслей. Узнал пять способов правильного сворачивания сигарет. Какая бывает трава для курения, её названия и внешний вид, как правильно её выбрать и каким способом лучше просушить.
И ещё:
— Мне понравился твой танец с ножом, Гор. Тот, который ты исполнял утром. Но кое-что в нём мне показалось странным. Почему ты врагов только резал? Я всегда считал, что в драке лучше колоть — в ту же печень. А порезы… — как-то не серьёзно. Какой от них толк?
— Скажешь тоже! — ответил Гор. — Колоть можно, если дерёшься один на один. Да и то не всегда. А представь, что ты столкнулся с бандой из соседнего квартала. В ней человек пять. Тогда против тебя будут драться сразу несколько противников, друг Вжик, и если нож — единственное твоё оружие — то колоть им опасно. Для тебя. Почему? Клинок может остаться в теле врага, друг Вжик. Видел я такое. Парень оказался безоружным, и его попросту запинали. Застрянет и замедлит твои движения: будешь высвобождать его, и сам получишь укол или порез. Моему приятелю так бочину пропороли. А можешь и сломать нож! В этом случае тоже останешься с пустыми руками. Нет, друг Вжик. Колоть — ненадёжная техника. Точно тебе говорю. Скорость и точные порезы — вот в чём залог успеха. Так меня учил дед. А он в этом деле разбирается.
— И где нужно резать? — спросил я. — Горло? А если до него не добраться?
— Есть и пара других мест, друг Вжик. В них тоже можно хорошо пустить кровь. Вот здесь, на руке. Видишь вены? Но только нужно резать вдоль. Вот так. Еще на ноге. Вот здесь.
— На самом деле таких мест много, — сказала Двадцатая. — И не все они очевидны.
— Откуда ты знаешь?
Я обернулся. Услышал её шаги, еще когда женщина вышла в коридор. А когда она вошла к нам в комнату — уловил её запах. Теперь я отличу его от любого другого.
— Ты кое-что позабыл, друг Вжик, — сказал Гор. — Она ведь любит отрезать мужикам головы. Должно быть, раньше своих мужчин и ножичком щекотала.
— Я изучала человеческую анатомию, мальчики, — сказала Двадцатая. — Знаете, что это? Наука о том, как устроено наше с вами тело. И могу вам показать на нём много мест, в которых можно не только легко пустить кровь, но и лишить подвижности, причинить боль. Даже таким тупым лезвием, как у ножа Первого.
— Надеюсь, ты не станешь опробовать свои знания на мне и моём друге Вжике, — сказал Гор. — Теперь мы знаем, что ты умеешь… многое. Ты интересный собеседник, подруга Двадцатая. С тобой есть о чём поболтать. Обязательно с тобой пообщаюсь. И о том, как резать мужчин. Но в следующий раз. А пока схожу за водой, чтобы друг Вжик поливал меня в обед, как грядку. Могу и для тебя ведерко захватить.
— Была бы тебе признательна, Гор.
— Ладно. Воркуйте.
Когда Гор ушел, я спросил Двадцатую:
— Почему ты пришла ко мне ночью? Ведь ты не готова… Ты меня не любишь.
Женщина шагнула ко мне, погладила по плечу. От её прикосновения по моему телу пробежала волна тепла. Захотелось зажмуриться.
— Врать тебе я не буду, — сказала она. — Не люблю. Прости. Меня учили ни в кого не влюбляться, Вжик. Я хорошо усвоила этот урок, как и прочие.
— Тогда зачем всё это было?
— Тебе не понравилось?
— Очень понравилось!
— Я старалась, — сказала Двадцатая. — Видишь ли, Вжик, я — женщина. Думаю, ты не задумывался о том, что это сейчас означает. Но я хорошо понимаю, что в отряде, где восемнадцать мужчин и всего четыре женщины, мне не позволят спать в одиночестве. Понимаешь, о чем я говорю?
— Только из-за этого?
— Не только. Ну же, не обижайся! Ты хороший парень, Вжик. Смелый и с добрым сердцем. Ты мне симпатичен. Очень. Правда. Я выбрала тебя не только потому, что вчера ты пришёл мне на помощь. И не только из-за твоего кровожадного взгляда, которым ты распугиваешь всех желающих попользоваться моим телом. Право не думала, что подросток сможет так запугать мужчин.
— Я взрослый!
— Конечно, Вжик, конечно, — сказала Двадцатая. — Если бы считала иначе, то не пришла бы сюда ночью. Ты настоящий мужчина! Ты это доказал и в постели! Настоящий самец! Хотя пока и неумелый. Вот только я никак не могу понять, кто ты, Вжик.
— Что это значит? — спросил я.
Женщина положила руки мне на талию, заглянула в глаза.
— Сколько тебе лет, Вжик? Семнадцать? Восемнадцать? Это заметно лишь по твоему лицу. Оно юное — ни одной морщинки. А тело у тебя совсем не детское, крепкое, как у бойца. Не думаю, что кто-либо в нашем отряде смог бы потягаться с тобой в силе. Или в ловкости. Я видела, как ты дрался с Первым. В схватке с тобой у него не было ни единого шанса на победу. И даже если бы он взял меч — расклад сил не изменился бы. Но посмотри на свою кожу.
— Что с ней не так?
— Она великолепна! — сказала Двадцатая, — Чтобы добиться похожего результата нас, роз, натирают маслами и целебными мазями — ежедневно! А руки! Они у тебя сильные, ночью я почувствовала. Но это руки не воина; знаю, как те выглядят, и какой след оставляет на них оружие. Не ремесленника. И не крестьянина. Даже не мага! Такие бывают у юношей, чьё ремесло схоже с моим. Но нет. В кровати ты горяч и энергичен, однако опыта интимных встреч с женщинами тебе пока недостаёт. Что ты так покраснел, мой мужчина? Это дело поправимое, если приложить усилия. У всех когда-то бывает первый раз. Стесняться тут нечего!
— Почему ты решила, что у меня был первый? — спросил я.
— Предположила. И думаю, что не ошиблась. Ведь так? Можешь не отвечать. Твой взгляд сделал это за тебя. Так кем же ты был, Вжик, до того, как попал в этот отряд? Чем занимался в своем северном королевстве?
— Я…
Замолчал.
— Знаю, что не можешь рассказать. Тебе запретили. Жаль. Но я постараюсь разгадать твою загадку, мой грозный мужчина. Ладно? Докопаюсь до истины. Обязательно. Ведь ты же позволишь мне быть рядом с тобой, Вжик? Пусть не днём, но приходить к тебе по ночам?
— Конечно.
— Спасибо, — сказала Двадцатая. — Гор возвращается. Он сегодня много ворчит. Мы не позволили ему выспаться, вот он и злится. Не обращай внимания, Вжик. Он хороший. Не обидчивый. Заберу у него свою воду и пойду к себе. Дам наставления соседке. Скоро мой ритуал — ей придется за мной присматривать.
На утреннем построении мужчины провожали меня завистливыми взглядами, когда я шел к своему месту в шеренге. Похоже, они были в курсе того, как мы с Двадцатой провели эту ночь. Я делал вид, что не замечаю их внимания. Пытался состроить на лице ту же мину, что и охотник из старшей стаи, который как-то в одиночку добыл большого ночного зверя — изображал из себя бесстрашного хищника.
Вар Брен заявил, что инициация нашего отряда началась успешно. Первые огоньки хорошо перенесли ритуал, и уже готовы к тренировкам. Но занятия начнутся только после инициации всего отряда — завтра. Вторая группа (шестеро, в том числе Гор и Двадцатая) отправится в зал ритуалов после завтрака.
В столовой все поглядывали на пятерых наших огоньков. Те ели неохотно, выглядели вялыми, точно перенесли тяжелую болезнь и впервые за долгое время встали с постели. Их поведение заставляло нервничать остальной отряд. Ведь нам только предстояло пройти всё то, что вчера вечером и сегодня ночью испытала эта пятерка.
Теперь волновался даже я.
Но не за себя.
После завтрака, вернувшись в свой корпус, я пожелал Гору и Двадцатой удачи.
— Друг Вжик, надеюсь на тебя, — сказал Гор. — Воды я натаскал аж три ведра. Хватит, чтобы пару раз меня потушить.
— Успокойся, — сказала Двадцатая. — Ничего с тобой не случится. Если переживешь сам ритуал. Убери с его кровати тюфяк, Вжик. Когда вернется, уложишь его на доски. Потерпит. Уверена: ему будет не до удобств.
— Я опасаюсь, что сожгу весь корпус, подруга Двадцатая. Боюсь проснуться внутри большого костра. Буду запекаться в нем, как те съедобные клубни. Вот будет весело! Какой это умник додумался построить наш дом из дерева? Пожадничали? Не знали, кто здесь будет жить?
— Знали, Гор. И знатно потратились. В этом случае язык не поворачивается обвинить Лизран в жадности. Хотели бы сэкономить — не строили бы наш корпус из орнийского тополя. Здесь даже мебель из него! Вам разве не говорили? К вашему сведению, мальчики, наши невзрачные кровати стоят, как пять коров. Или как двадцать овец. С чем еще сравнить, чтобы вы представили ее примерную стоимость? Поджечь орнийский тополь можно, разве что бросив в его жерло вулкана. Наверное. Проверить это до сих пор никто не удосужился.
— Так вся эта древесина не горит? — спросил я, показал на стены.
— Нет, — сказала женщина. — И даже наша одежда из треточной ткани лишь плавится при очень высокой температуре. И то — плохо. Лизран бережет свои активы. Ведь огоньки приносят едва ли не половину от всего совокупного дохода клана! Так что в нашу безопасность вложили немалые деньги. И если мы от чего-то пострадаем, то не от безалаберности клановских.
— Сово… что? Тьфу! Откуда ты берешь такие слова, подруга Двадцатая?! Их даже выговорить не получается! А понимать, что они обозначают, даже не пытаюсь. Неужели не можешь разговаривать, как все люди? О. Вон, командир идет. Наконец-то. Пошли, что ли? Исполним нашу мечту, подруга, станем огоньками. Я не прощаюсь, друг Вжик! Скоро увидимся.
Я смотрел в окно на то, как Гор, Двадцатая и еще четверо шагали вслед за вар Бреном. Когда они зашли за столовую (зал для ритуалов находился в одном из тех дальних строений), я вернулся в комнату. Прикрыл ставни, несколько раз прошелся от стены до стены.
Потом свернул тюфяк Гора, бросил его на пол у тумбы. Чихнул, очутившись в облаке пыли. Попятился. На оголившихся досках кровати увидел нож.
Взял его в руку, взвесил на ладони. Провел пальцем по короткому клинку. Действительно, такой вполне может остаться у противника в ребрах. Хлипкий.
Взмахнул ножом, представив, что полоснул по горлу врага. Увернулся от воображаемого ответного удара. Чиркнул лезвием по невидимой руке, сместился в сторону… замер.
В своих действиях чувствовал неправильность.
Чего-то не хватает.
Прикрыл глаза. Попытался вернуть промелькнувшую в голове мысль.
Сообразил, что мне нужно: второй нож. Привык работать двумя руками. Представил в левой руке тяжесть второй рукояти. Да.
Просмотрел в памяти тот боевой танец, которому научил меня отец. Понял, что меня в нём всегда смущало. Удары кажутся в его рисунке… корявыми заплатками, посторонними, надуманными вставками. Словно кто-то забыл слова песни и подменил их другими, подходящими по смыслу, но полностью менявшими её мотив. И не в лучшую сторону!
Удары замедляли танец. Заставляли делать паузы, задерживаться на месте. Делали меня легкой мишенью.
То же самое было бы и с уколами: задержки.
Я посмотрел на нож.
Воображение тут же расставило по комнате полдесятка противников.
И я пустился в пляс.
Использовал отцовские движения и ту манеру боя с ножом, что подсмотрел у Гора.
Когда сумел остановиться, не смог сдержать эмоций.
— Ух ты! — сказал я.
По-новому взглянул на добытое в схватке с Первым оружие. Нож больше не казался мне никчемной безделушкой. Он стал выглядеть по-другому, хотя и не изменился внешне.
Мне захотелось поделиться своим открытием с друзьями — теми, что остались в поселке. Опробовать нож в тренировочной схватке. Чтобы в ушах шумел ветер, под ногами шуршала трава, в стороны разлеталась кровь соперников и их отрезанные пальцы!
Вот это было бы развлечение!
Я представил, как охотники из младшей стаи кружат в боевом танце и с радостными воплями полосуют друг друга ножами. Покачал головой, усмехнулся. И напомнил себе: «Я уже не в младшей стае».
У меня сейчас нет стаи.
От этой мысли вновь стало грустно.
Я напомнил себе, что не должен унывать. Что скоро вернутся Гор и Двадцатая. Я должен буду за ними присматривать. А значит нужно успокоиться. И ждать.
Благо я придумал, как убить время до их возвращения.
Прикрыл глаза, сжал в руках ножи (настоящий и воображаемый) и вновь заметался по комнате, рассекая клинками воздух.
Вар Брен сообщил нам, что следующие пять человек отправятся в зал ритуалов после обеда. А значит, я пойду на инициацию вечером.
Стану огоньком. Боевым магом.
Я этого хочу.
Когда, интересно, вернутся Гор и Двадцатая?
На дневном построении рядом со мной стояла Девятнадцатая.
Она же занимала место Гора в столовой.
После танцев с ножом я проголодался. Кашу съел одним из первых. Даже допил кофе. Но сытости не почувствовал.
Лепешку положил в карман.
Едва зашел в корпус, как почувствовал запахи Гора и Двадцатой. Они смешивались с прочими, но были совсем свежими, я без труда выделил их из общего букета.
Ускорил шаг. По лестнице бежал.
Гора застал сидящим на кровати. Мой приятель держался за её край руками. Увидел меня — отшатнулся, словно не узнал. Но потом присмотрелся и сказал:
— А, друг Вжик… Что-то мне совсем хреново. Полежу пока. Ладно?
Он приподнял руку и вдруг покачнулся вперед и вбок. Я подхватил его, не позволил упасть на пол. Помог лечь на кровать. Снял с Гора сандалии.
— Всё плывет перед глазами. Еле добрался сюда. Твоя подружка помогла. Она ничо, нормально шла. А вот я… ооо! До такого состояния я никогда не укуривался, друг Вжик. Дааа. Как жарко-то! Внутри.
— Что там было? — спросил я.
— Ооо! В меня запихнули эту хрень! Этого… сало…мудра. Я кричал. Я так орал, друг Вжик! Смешно. Я не вопил так даже когда в детстве прижег себе язык бычком от своей первой сигареты. Ааа! Я стал огоньком, друг Вжик! Представляешь? Ведь я мечтал об этом! И вот. Стал. Правда, здорово? Если наблюю на пол, друг Вжик, ведь ты не заставишь меня убирать… сразу?
Гор говорил, лежа с закрытыми глазами. Каждое слово произносил все тише.
Засыпает? Или умирает?
Я потряс его за плечо, спросил, когда он приоткрыл глаза:
— Хочешь пить?
— Огонь, друг Вжик, — сказал Гор. — Много огня!
Закатил глаза, опустил веки.
Я прислушался, поднес к его носу ладонь, пытаясь ощутить ветерок дыхания.
Не почувствовал. Но увидел, как мой приятель приоткрыл рот и захрапел.
Я прикоснулся к его лбу. Теплый. Но не горячий.
— Спи, Гор, — сказал я. — Ненадолго покину тебя, но скоро вернусь.
Двадцатая уже лежала на кровати.
— Спит, — сказала мне ее соседка.
Я подошел к спящей женщине, погладил её по щеке.
— Поздравь меня, Вжик, — сказала Двадцатая, не открыв глаза. — Отсчет моих дней начался. Осталось двести сорок.
Я следил за состоянием Гора и Двадцатой, прохаживаясь из одной комнаты в другую. Пожаров за это время не случилось. Хотя пару раз я все же почувствовал запах горелого.
Гор спал беспокойно. Бормотал во сне. Не на имперском. Я изредка смачивал его губы, он слизывал капли. Но разбудить его, чтобы напоить водой, не сумел.
А вот Двадцатую — смог. Один раз. Кружку я не нашел, поил из своей горсти. Воду она глотала жадно, смотрела на меня мутным взглядом. Потом улыбнулась. И вновь уснула.
Ни Гор, ни Двадцатая не проснулись от сигнала, созывавшего на ужин. Будить их я не стал. Раз этого не сделали их знаки подчинения, значит, спят мои приятели очень крепко. Пусть отсыпаются.
На построении выслушал короткую речь вар Брена. Тот сообщил, что меня и еще пятерых (последних неинициированных) поведёт в зал для ритуалов после ужина.
Мне сразу вспомнились слова Гора: «В меня запихнули эту хрень! Я так орал, друг Вжик!». Теперь запихнут и в меня. Интересно, каким образом? Поору.
Но все эти мысли тут же затмила другая: «Я стану огоньком!»
Из столовой я ушёл первым. Проглотил несколько ложек каши, залпом выпил привычный кофе. Запихнул в карман лепёшку и поспешил в свой корпус.
Гор и Двадцатая спали в тех же положениях, что и до моего ухода. Напоить их опять не смог. Смочил им губы, положил каждому в изголовье по лепёшке.
И спустился на первый этаж дожидаться вар Брена.
Командир шел впереди. Я — сразу за ним. Остальные пятеро растянулись в колонну за моей спиной: мужчины и одна женщина — Девятнадцатая, моя соседка.
Замершее у горизонта солнце светило нам в глаза, заставляло жмуриться.
Обогнули здание столовой, подошли к деревянному одноэтажному строению (тоже из орнийского тополя, я научился распознавать его древесину). Вар Брен распахнул дверь и первым вошел внутрь. Мы последовали за ним.
Оказались в темном помещении. Свет сюда проникал из единственного узкого окна, похожего на щель. Мне пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем глаза привыкли к освещению.
В нос ударили многочисленные ароматы; я узнал запахи людей, расплавленного воска и свежей крови.
Девятнадцатая, замыкавшая нашу колонну, переступила порог.
— Ждите здесь, — сказал вар Брен.
Не останавливаясь, проследовал дальше, в следующую комнату, более просторную. Я успел заглянуть в неё, пока командир не прикрыл за собой дверь. Мы, шестеро, замерли, повинуясь его приказу, приготовились к долгому ожиданию.
Но вар Брен вернулся почти сразу, повел нас дальше, в помещение с лавками у стен. Тоже едва освещённое. Запах крови здесь стал более отчётливым.
— Рассаживайтесь, — сказал командир. — Когда скажу, будете входить туда по одному.
Он указал на высокую двустворчатую дверь. Добавил:
— Не шумите.
Вар Брен ушёл (через ту самую двустворчатую, за которой я успел заметить мерцание свечей).
Четверо мужчин уселись вдоль стены со щелями-окнами. Мы с Девятнадцатой — у противоположной. Не смотрели друг на друга. Прислушивались.
До возвращения командира никто из нас не произнёс ни слова.
А когда вар Брен вернулся, то указал на меня.
— Ты! — сказал он. — Иди первым. Одежду оставь здесь.
Командир придержал дверь, пропустил меня вперед.
Я вошёл в просторный зал. И увидел яркое пламя. Оно висело в воздухе над круглым бассейном, до краев заполненным тёмной жидкостью (уверен — кровью!), не касалось его поверхности, дрожало. То расширялось, то вытягивалось вверх, под самый потолок.
«В меня запихнули эту хрень!»
Это?
Саламандр?
Я остановился.
Заметил стоящих вокруг бассейна людей в красных халатах. Пятерых неподвижных, обращенных лицом к огню, застывших с закрытыми глазами. И еще двоих с короткими палками в руках. Те смотрели в мою сторону, явно дожидались пока я подойду ближе.
Вар Брен подтолкнул меня в спину, сказал:
— Подойди к бассейну, боец! Не задень свечи!
Свечи стояли в местах пересечений темных линий на полу; по краям бассейна; на стенах, в железных подсвечниках. Здесь их было много! Десятки! Огонь на их фитилях вздрагивал, в точности повторял все движения зависшего над кровью пламени.
Ни одного окна, даже узкого.
От запахов у меня закружилась голова.
Дошел до края бассейна. Почувствовал идущий от саламандра (?) жар.
Почему не закипает в бассейне кровь? Странно. Магия?
— Стой, — произнес голос вар Брена. — Выпей эликсир.
Мне протянули склянку, маленькую, такую можно спрятать в кулаке. Я откупорил ее, и одним глотком опустошил до дна (терпимый вкус, чуть горчит). Вытряхнул в рот последние капли. Вернул пустой сосуд.
Тот, кто его у меня взял, сказал:
— Стой, не шевелись. Закрой глаза! Откроешь, когда очнешься.
Я охотно опустил веки. Пламя над бассейном казалось уже слишком ярким!
Замер.
— Начинайте, — скомандовал мужчина.
Я услышал шаги: те, кто стоял радом со мной, отходили в стороны.
Насторожился.
Тишина. Слышал лишь дыхание людей; и своё. Слушал, как сердце отсчитывает время.
Ничего не происходило. Долго. Так казалось. Я стоял, оглушенный запахами, в лицо мне дышало жаром парившее над бассейном пламя.
А потом жар усилился. Словно пламя приблизилось.
Захотелось взглянуть на него. Но я не смел открыть глаза, нарушить приказ.
Жарко. По лицу заскользили капли пота.
Горячий воздух обжигал кожу и в груди при каждом вдохе.
«Я так орал, друг Вжик!»
От чего?
Отец говорил, что стерпит боль лишь тот, кто полюбит ее. Я научился ее любить — не терпеть, а наслаждаться ею.
Запах горящей плоти. Моей?
Я улыбнулся.
Горю?
«Стану огоньком!» — пронеслась в голове мысль.
Увидел вспышку…
И успел подумать: «Не закричал».