Оказывается, нежданно-негаданно на "небесном тихоходе" к нам снова нагрянул наш командир 233-й штурмовой авиационной дивизии полковник Валентин Иванович Смоловик. Как только он смог в такой снежной кутерьме найти нашу точку и произвести посадку? Это всех нас удивило. Мы сразу прониклись уважением к такому опытному летчику.
- Постройте полк! - приказал он майору Карякину. На построение ушло около пяти минут, но полковник Смоловик остался недоволен.
- Долго строились! - сердито произнес он так, чтобы слышали все. - А каков ваш внешний вид, товарищи?
Выглядели мы в самом деле не блестяще. Кто был в летном обмундировании, кто в шинели, обуты - кто в унты, кто в валенки или сапоги. Не лучше обстояло дело и с головными уборами. У большинства - авиационные шлемы, но тут же пестрели шапки, фуражки...
При проверке планшетов не у всех на месте оказались полетные карты. У многих пилотов не было карандашей, линеек. Иные носили в планшетах личные вещи.
После проведенного смотра полковник Смоловик собрал командиров эскадрилий, звеньев, офицеров штаба полка и авиационно-технического батальона и выразил сожаление, что те, кому положено, плохо следят за внешним видом авиаторов, строевой выправкой, допускают много послаблений по службе. Командир дивизии потребовал в кратчайший срок навести строгий порядок, чтобы и на фронте жизнь воинов проходила в соответствии с положениями уставов и наставлений.
- Вот наведете настоящий воинский порядок, - сказал полковник Смоловик, потом сами убедитесь, насколько легче будет вести боевую работу.
Комдив сделал небольшую паузу и, обратившись к заместителю командира полка, спросил:
- Правильно я говорю?
- На полетах-то у нас порядок, - попытался оправдаться тот. - А если и случаются нарушения, так они не связаны с боевыми заданиями.
Лицо полковника Смоловика посуровело:
- Заслуженный боевой летчик, а делите дисциплину на наземную и летную. Есть одна дисциплина - воинская, и выполнять ее требования на земле и в воздухе следует одинаково строго!
В дивизии все любили требовательного командира. Летать он начал на самолете-разведчике в эскадрилье имени В. И. Ленина. Перед началом Великой Отечественной войны Валентин Иванович Смоловик командовал полком скоростных бомбардировщиков, затем пришел заместителем командира в штурмовую авиационную дивизию и вскоре был назначен ее командиром.
Вся семья В. И. Смоловика так или иначе была связана с авиацией. Отец работал токарем на самолетостроительном заводе, брат был летчиком-испытателем, жена - Анна Викторовна Малявкина - тоже проходила службу на аэродроме.
Большой патриот военной авиации, полковник Смоловик ни при каких обстоятельствах не мирился со всякими недостатками, которые могли помешать воспитанию и обучению летного состава или нанести ущерб боеготовности эскадрилий. У него высоко было развито чувство ответственности. И эту ответственность он всячески воспитывал у подчиненных. Все свои знания и опыт Валентин Иванович старался передать молодому поколению.
Стремление командиров навести в частях дивизии образцовый порядок всегда поддерживали и наши политработники. Обычно тех, кто иногда подменял подлинную требовательность окриком, они обязательно поправляли, поправляли тактично, без назидательности. Помню, как однажды помощник по комсомолу капитан Копейкин отозвал в сторонку техника-лейтенанта Сергеева, разносившего за что-то моториста и механика, и спросил:
- У вас есть время, Иван Федосеевич?
- Есть, а что? - насторожился тот.
- Тогда ступайте за стоянку и там отчертыхайтесь вволю. А когда сойдет пыл, спокойно объясните подчиненным, в чем они провинились. Ясно?
- Так точно!
Пожалуй, у нас не было в полку командира, который бы не понимал, какое значение имеет дисциплина в жизни воинского коллектива и его боевой работе. Но беда у нас была одна: не все умели требовать. Особенно этим грешили молодые командиры. Иные из них из-за отсутствия организаторского опыта скатывались к панибратству, старались таким путем завоевать авторитет у подчиненных. "Вот, дескать, какой я хороший, свойский командир. Другой же строгую уставную требовательность подменял грубостью и бранью.
Были у нас среди молодых товарищи, которые строго требовали четкого исполнения своих приказов, однако сами порой с прохладцей выполняли распоряжения старших начальников. Такие командиры плохо усвоили истину, что требовательность и исполнительность - это, так сказать, две стороны одной медали, альфа и омега воинской дисциплины.
Бывало и так, что на тех, кто допустил какую-то промашку по службе, упреки и укоры сыпались со всех сторон. Ну чем, кажется, не требовательность? Однако не все мы понимали тогда, что взыскания - это, скорее, удары по хвостам происшествий. В процессе боевой работы нам пришлось учиться не только требовать, но и убеждать людей. Это тоже немалое искусство. Ведь когда человек поймет, что он не прав, он сам будет переживать допущенный промах, а это главное.
Мне запомнилась лекция по воинскому воспитанию, которую прочитал наш начальник штаба, ставший к тому времени майором, Поляков. Начал он ее с тезиса, что приказ командира должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок. Для нас тогда прозвучало ново то, что искусство требовать основывается на командирской воле, на его умении прежде всего строго спросить с себя. Это совсем не просто - всегда и во всем подавать пример подчиненным, вести их за собой, ни в большом, ни в малом не отступать от уставных положений.
Но одна примерность сама по себе еще не решала дела. Ее надо было обязательно подкреплять планомерной организаторской и воспитательной работой. В полку у нас немало было подлинных мастеров штурмовых ударов, смелых воздушных бойцов, но в экипаже, звене, эскадрилье не каждый и не всегда мог навести должный порядок, потому что часто не знал, как это сделать.
Многие из нас не обращали внимания на то, что нарушение уставного порядка начинается обычно с незначительного. Ну какая, скажем, разница, если механик выйдет на самолетную стоянку не в комбинезоне, как все, а в раздобытой на складе старой шинели? "Работает товарищ хорошо, - рассуждал командир, - а раз так, то чего еще надо?" И прощал сержанту нарушение формы одежды. За этим, так сказать, мелким нарушением могло последовать и более серьезное.
Требовательность как важнейшая черта командирской деятельности сама собой не приходит. Ее нужно развивать в себе повседневно, в процессе всей службы, каким бы делом ни занимался. А у нас порой как получалось? Сегодня в небе жарко, вылеты следуют один за другим, и командир никому не даст поблажки: он распорядителен, точен и строг. А завтра нет полетов, и от вчерашней требовательности командира не остается следа. Ни от кого он уже не ждет доклада о выполненной работе, не обращает внимания на то, что его подчиненные неопрятно одеты, не в ногу идут в строю и т. д. Разумеется, такого командира надо учить, помогать, терпеливо прививать ему требовательность не только к подчиненным, но и к себе, чтобы она вошла в плоть и кровь офицера.
Может быть, кто-то скажет, что ни к чему на фронте эти мелочи? Надо хорошо воевать, а не каблуками щелкать. Но как участник войны должен заметить, что отважно и умело сражались с врагом те, кто в большом и малом выполнял уставы, кто умел повиноваться и мог потребовать от других.
...До прилета в полк полковника Смоловика мы сами видели те недостатки, за которые он выговаривал нам. Видели и считали это пустяками, ссылаясь на более важные дела. Правда, командир полка майор Карякин с большой ответственностью относился к указаниям, которые получал от вышестоящего командования, и принимал все меры, чтобы их выполнить. Он не давал себе поблажки в боевой работе, выбирал задания потруднее и поопаснее. Видя, что командир в любом деле прежде всего строг к себе, все прониклись уважением к нему. Ровная, без окрика, неотступная требовательность Карякина хорошо влияла на подчиненных, воспитывала у них точность, аккуратность, исполнительность.
- Хотите летать долго и хорошо, - говорил он пилотам, - строго соблюдайте летные законы, будьте честны перед ними и учите этому подчиненных.
Два случая, на первый взгляд непохожих один на другой, произошли в нашем полку в течение недели. Один касался авиационного механика, другой - летчика. В первом случае летное происшествие удалось предотвратить, второй закончился трагически. Оба эти факта вызвали у сослуживцев бурную реакцию. Коротко расскажу о. них.
...Авиационный механик сержант Владимир Винниченко считался в полку добросовестным специалистом. Он всегда образцово готовил к боевым вылетам свой грозный штурмовик. И вдруг приключилась с ним очень неприятная история.
Ранним утром техники и механики пришли на аэродром. Винниченко снял чехлы с самолета, аккуратно сложил их и отнес на свое место. Следуя по привычному маршруту, специалист принялся за осмотр машины. Труднодоступные узлы и агрегаты он подсвечивал карманным фонариком, а кое-где работал на ощупь, тщательно контролируя исправность различных механизмов, сочленений и трубопроводов. Винниченко осмотрел мотор, органы управления, шасси. Самолет был исправен. Двигатель запустился легко. Механик опробовал его и выключил.
В это время к самолету подъехал бензозаправщик.
- Держи пистолет! - весело крикнул механику водитель и подал до блеска отшлифованный медный наконечник заправочного шланга.
Винниченко совсем забыл в эти минуты, что вчера, при послеполетном осмотре, латая многочисленные пробоины на теле штурмовика, он обнаружил течь в дополнительном бензобаке. Пробитую осколком емкость нужно было или отремонтировать, или заменить, но вечером механик не успел все сделать. Он просто временно отсоединил бак от топливной системы и сдал самолет под охрану.
В полетах на небольшие расстояния вполне можно было обойтись без заправки этого бака. Но сегодня предстоял боевой вылет на полный радиус.
Опустив пистолет в горловину, механик с удовлетворением ощутил, как бьется в его руках шланг, а в баках самолета шумит тугая струя бензина. Через несколько минут к самолету подошел водомаслозаправщик. И вскоре заправка машины была окончена.
Оставалось доделать самые пустяки, когда товарищ с соседнего самолета позвал механика.
- Володя, помоги!
- Сей-ча-с! - отозвался не привыкший никому отказывать сержант Винниченко и поспешил закрыть капот своего самолета.
Около часа провозились они с упорно "не желавшим" запускаться мотором соседнего самолета. Уже летчики прибыли на аэродром, когда наконец басовито загудел двигатель, словно жалуясь людям на зимнюю стужу.
- Теперь действуй сам, - прокричал другу на ухо Володя, - а я пошел!
Возле своего штурмовика авиационный механик встретил рапортом летчика, доложил, что самолет к полету готов. Сержант помог командиру застегнуть карабины парашюта, подняться на крыло и забраться в кабину.
- От винта! - последовала команда.
Хорошо прогретый мотор заработал ровно. Летчик немного погонял его на разных режимах и, убедившись, что все в порядке, дал команду убрать из-под колес колодки.
Самолет вырулил на старт. Сколько бы раз ни провожал механик самолет на задание, для него всегда впечатляюща картина взлета. Не удержался Владимир и в этот раз, чтобы не махнуть летчику рукой: счастливого полета, командир.
И лишь когда штурмовики скрылись в небе, механик, перебирая в уме все рабочие операции, вдруг вспомнил, что он ничего не предпринял для того, чтобы заменить или запаять топливный бак. Это означало, что, когда горючее из основных емкостей самолета будет выработано, двигатель может внезапно остановиться. Такое могло произойти над территорией, занятой противником. Летчику придется либо совершать вынужденную посадку, либо прыгать с парашютом.
Если командир воспользуется парашютом и бросит Maшину, то от самолета останется лишь груда исковерканного металла. И никто не сможет установить причину отказа мотора. Если даже штурмовик приземлится на вынужденную, то у летчика, наверное, не останется времени выяснять неисправность. Скорее всего, командир и воздушный стрелок подожгут самолет и постараются уйти от врага. И тогда?.. Тогда доброе имя механика сержанта Владимира Винниченко не будет запятнано. Никто ничего не узнает о его ужасной ошибке. Но какой ценой!