- Может, еще не поздно связаться с летчиком по радио и вернуть его домой? - одновременно и умолял, и спрашивал он старшего начальника, надеясь услышать утешительный ответ.
Приказание о возвращении экипажа на свой аэродром было тотчас отдано в эфир, и скоро на горизонте показался знакомый силуэт штурмовика. Когда наконец самолет коснулся колесами посадочной полосы и покатился по летному полю, сержант Винниченко без сил опустился на землю. Слезы радости текли по его лицу.
- А теперь, - сказал он, - теперь я готов понести самое строгое наказание.
Командир посмотрел сержанту в глаза и с грустью в голосе ответил:
- За честность я должен благодарить вас, а за промах придется отвечать.
Второй случай мне вспоминается, как пример мужества и отваги. Этот рассказ о моем друге Алексее Карлове. Потрясение, вызванное потерей боевых друзей при нанесении штурмового удара по аэродрому противника, долго не проходило у старшего лейтенанта Карлова. Лишь после беседы с майором Карякиным он как бы заново обрел уверенность. Упоенный собственной силой и счастьем полета, воодушевленный командирским доверием, Леша вновь стал воевать смело и дерзко. Презирая смерть, он шел к цели сквозь огненный заслон фашистских зениток и атаки вражеских истребителей. Командир не раз посылал его ведущим пары на сложные задания, и всегда летчик с честью выполнял их.
Два боевых ордена уже заслужил Карлов. И вдруг он не вернулся из полета на разведку. Никто не знал, что случилось с этим боевым летчиком. И только месяц спустя, во время наступления, когда наш полк перебазировался на аэродром Дедюрово, что севернее Вязьмы, удалось установить подробности гибели Леши Карлова.
Как-то вечером, когда полетам уже был дан отбой, возвращались мы с аэродрома в село. На его окраине в просторном доме хозяйка предоставила нам светлую и уютную комнату. Дорога к дому проходила мимо большого дуба. Возле него летчики невольно замедлили шаг. Их внимание привлекла свежая, убранная цветами могила. К деревянному столбику, врытому в холмик, прибита жестяная пластинка. На ней желтой краской выведены слова: "Здесь покоится прах храброго русского летчика А. Карлова, уроженца Орловской области".
Так вот, оказывается, где обрел вечный покой наш отважный товарищ, весельчак и балагур Леша Карлов. В тот же вечер от местных: жителей, свидетелей неравного воздушного поединка, мы узнали все подробности героической гибели нашего боевого друга.
В полдень на аэродром села большая группа фашистских бомбардировщиков. Он и так был забит самолетами-истребителями, а тут еще прилетели бомбардировщики. На опушке леса крыло к крылу выстроились серые машины с черными крестами на крыльях и фюзеляжах.
Не зря сели гитлеровцы поближе к. линии фронта. Наверное, задумали подальше летать к нам в тыл. А под вечер на аэродром прибыло какое-то большое начальство. Значит, нужно ожидать удара фашистов по нашим объектам.
На летное поле перестали пускать местных жителей, хотя днем раньше полицаи пригоняли их сюда на различные работы. Вокруг аэродрома теперь ходила охрана с собаками. В небе постоянно патрулировали истребители. Погода была ненастная. Сквозь редкие разводья облаков просматривалось голубое небо.
Вдруг над самыми крышами с грохотом пронесся краснозвездный самолет. Он круто взмыл над летным полем, а затем в стремительном пикировании пошел на стоянки фашистских самолетов, расстреливая их из пушек и пулеметов. Пролетев аэродром из конца в конец, самолет выполнил боевой разворот и с другого направления снова устремился на цель. На аэродроме вспыхнул пожар. Опасаясь взрывов, гитлеровцы врассыпную бросились от горящих самолетов. А пламя уже перебросилось на соседние машины.
Все жители села высыпали на улицу и оцепенели от изумления. До чего же отважно действовал советский летчик! Два "мессера", прикрывавшие аэродром, безуспешно пытались сбить краснозвездную машину. Описывая в воздухе сложные фигуры, штурмовик вел атаку за атакой. Завершающий удар реактивными снарядами поднял на воздух бензосклад. Огненный смерч пронесся по лесу и над селом. За ним катилась обжигающая волна горячего воздуха.
Краснозвездный штурмовик снова взмыл ввысь и как бы замер на долю секунды в верхней точке. Бензин горел на земле, но ни капли его не осталось в баках нашего самолета. Остановился мотор. Словно нехотя, Ил-2 накренился и стал снижаться. Вот он пронесся над окраиной села и свалился в сторону аэродрома, стремясь дотянуть до фашистских самолетов. Дотянул или нет - никто не видел.
Всю ночь на аэродроме бушевал пожар, рвались боеприпасы, горели бочки с бензином, горели самолеты... И непрерывно сновали санитарные машины, вывозя с аэродрома раненых и убитых гитлеровцев. Только на второй день жителям разрешили подойти к искореженному советскому самолету. Под обломками его лежал летчик Алексей Карлов, до конца выполнивший свой воинский долг. Хоронить его на кладбище гитлеровцы запретили. Тогда и нашли для Леши место на окраине села, под самым высоким дубом, чтобы видел эту могилу каждый, кто проходил или проезжал по большаку мимо Дедюрово.
Притихшие, стояли мы у могилы Алексея Карлова. Нам не верилось, что нет в живых нашего друга. Сколько выдержки, мастерства и мужества потребовалось ему, чтобы одному вести такой тяжелый, неравный бой с армадой гитлеровцев. Да, безумству храбрых поем мы песню!..
Сражаясь в одиночку, Алексей Карлов не мог не понимать, что в случае гибели вряд ли кто узнает о его подвиге. Ведь только случайно натолкнулись мы на могилу своего однополчанина и выяснили подробности этого беспримерного подвига...
Когда я думаю о друге моей боевой молодости Алексее Карлове, мне приходят на память слова А. С. Макаренко. "Надо, - писал он, - чтобы человек поступал правильно не только когда его видят все, когда его могут похвалить. Ведь на миру, говорят, и смерть красна... Очень трудно поступать правильно тогда, когда никто не услышит, не увидит никогда и навечно не узнает, а надо поступить правильно для себя, для Правды". Может быть, в свои двадцать лет Алексей Карлов не успел прочесть этих слов о честности и ответственности, о мужестве и исполнительности, но в самую суровую минуту своей жизни он поступил так, как подсказали комсомольское сердце и воинский долг.
Глава третья. Курс на запад
Праздничным было для нас утро 23 февраля 1943 года. В рассветный час до начала боевых полетов перед строем полка личному составу был зачитан приказ Верховного Главнокомандующего. В этом документе кратко подводились итоги величайшего в истории войн сражения у стен Сталинграда, длившегося двести дней и ночей и закончившегося окружением и ликвидацией группировки немцев численностью 330 тысяч.
В приказе говорилосъ, что в условиях тяжелой зимы наши войска наступают по фронту 1500 километров и почти везде достигают успеха. В начале 1943 года советские войска перешли в наступление и на нашем направлении, в районах Ржева и Вязьмы. Началось массовое изгнание врага из пределов Советской страны.
Наш 198-й штурмовой авиационный полк продолжал вести боевые действия. По приказу командующего 1-й воздушной армией мы "работали" в интересах сухопутных войск, нанося штурмовые удары по переднему краю обороны противника, его резервам, артиллерийским и минометным батареям, громили воинские эшелоны на участках железной дороги Ржев - Сычевка - Ново-Дугино - Вязьма. Штурмовали полевые штабы, узлы сопротивления, склады в районах городов Букань, Жиздра, Людиново, Спасс-Деменск...
В то солнечное утро первым на боевое задание увел четверку штурмовиков капитан Малинкин. За ним со своими ведомыми взлетел командир второй эскадрильи. Следующим должно было идти наше звено.
Взлетать с полевого аэродрома Рысня было затруднительно. С самого начала зимних полетов при расчистке взлетно-посадочной полосы снег отбрасывался в стороны. Справа и слева от нее образовались высокие снежные валы. Разбег и пробег самолета проходили как бы по дну широкой снежной траншеи.
В феврале начались оттепели. Днем под лучами солнца взлетно-посадочная полоса слегка подтаивала, на ней образовывались наледи. Их счищали, посыпали песком, золой, угольной крошкой. Но в тот день одну такую наледь среди многих не заметили ни руководитель полетов, осматривавший полосу, ни комендант аэродрома. Первые взлетавшие самолеты прошли левее этой ледяной "лысины". Однако поднятые их винтами снежные вихри еще больше запорошили наледь.
За эту небрежность в подготовке аэродрома к полетам расплачиваться пришлось мне. На взлете, когда штурмовик уже почти достиг скорости отрыва, колеса его вдруг пошли юзом. Самолет перестал слушаться рулей. Правой консолью он задел за снежную кромку, развернулся, врезался в обледеневший вал, встал на нос и опрокинулся на спину. Все это произошло за несколько секунд.
Несмотря ни на какие попытки, мне не удалось удержать тяжело загруженный бомбами и топливом штурмовик. Единственное, что успел сделать, выключил зажигание. В тот же миг сила инерции приподняла меня с сиденья и бросила сначала вперед, а затем в угол кабины. Лопнули привязные ремни. Ручка управления с силой ударила в грудь и переломилась. Остекление фонаря разлетелось вдребезги. Полный капот!
Удар был настолько силен, что мне не сразу удалось осмыслить происшедшее. Я повис в кабине вниз головой, но сознание не потерял. Моей щеки коснулось что-то мягкое. Это же мои меховые унты! А где ноги? Не пойму! На шее, что ли? Слышно было, как скрипит снег. Под тяжестью многотонного самолета он начинал оседать, вдавливая меня в кабину. Перед глазами снежный ком, и на нем пятна и капельки крови. Одна, вторая... Значит, моя? Но что со мной, не могу понять. И так меня зажало, что нельзя пошевелить ни руками, ни ногами и голову не повернуть...
До слуха донесся рокот моторов. Это полк уходил на задание. А я? Нахожусь вверх ногами в перевернутом самолете...
Пока разобрался, что же произошло, к самолету кто-то подъехал. По голосу слышу - командир полка майор Карякин.
- Ефимов, жив?
- Кажется, жив! - по возможности бодро ответил я, в горячке не чувствуя боли.
Следом за командиром к месту происшествия подъехали летчики, техники, механики и санитарная машина с врачом. Слышно было, как вокруг меня суетились однополчане, пытаясь приподнять самолет. Но не так-то просто это сделать, если он с бомбами лежит на спине. А врач торопил, беспокоясь за мою жизнь.
И вот уже солдаты подкопали снег под одной плоскостью, накренили самолет, и сильные руки друзей вытащили меня из снежного плена. В момент удара на мне лопнул ремень, слетели унты... В таком виде я перебрался в санитарную машину и попал в распоряжение полковых медиков. "Ну все, - думаю, - теперь не скоро от них вырвешься".
Пока я делал приседания перед командиром и врачом Михаилом Боймелем, стараясь убедить их, что никаких повреждений у меня нет, техники и механики поставили самолет "на ноги". У него был погнут винт и основательно помят фонарь кабины.
Расследование происшествия не заняло много времени. Оставленный моим самолетом след показывал, что причиной происшествия оказалась та самая припорошенная снежной пылью наледь. Не думали отрицать свою причастность к происшествию ни комендант аэродрома, ни командир аэродромной роты.
На всю жизнь запомнился мне этот неудавшийся взлет... Досадно было сознавать, что пострадал я даже не в бою, а у себя дома. Мне, можно сказать, повезло, потому что отделался всего-навсего легким испугом. А ведь могло закончиться это ЧП куда хуже. В тот день еще три самолета выкатились за пределы расчищенной полосы и тоже получили повреждения. Недаром говорят, что одна беда не приходит.
Тысячу раз был прав мой первый инструктор аэроклуба Филипп Баутин. Он часто повторял нам, курсантам, старую авиационную истину: "Предусмотри перед полетом все, в авиации мелочей не бывает".
Одной такой вот "мелочью" я пренебрег и тотчас был наказан. Ведь сами же видели, что в последние дни февраля на аэродроме из-за оттепелей образуются наледь. Надо было не стесняться и как-то напомнить об этом командиру. Но ложное понимание смелости, героизма, боязнь, что, чего доброго, сочтут за слишком осторожного летчика, помешали доложить старшему начальнику о своих предположениях.
К большому сожалению, неприятности в тот день в нашем полку не закончились. Из-за низкой облачности в районе цели вернулись, не выполнив задания, летчики Жаров и Правдивцев. Они совершили посадку, имея на борту бомбовые связки. При грубой посадке эти связки могли взорваться под самолетами. Опасения эти подтвердились.
В момент приземления на самолете А. Правдивцева действительно оторвалась одна такая связка, состоящая из четырех двадцатипятикилограммовых осколочных бомб. Как мячики, запрыгали они вслед за самолетом, а затем зарылись в снег.
Бомбы не взорвались. Очевидно, потому, что упали в глубокий снег.
На вопрос командира, почему летчики не сбросили бомбы в поле, ведущий Алексей Правдивцев вздохнул и доложил:
- Жаль было зазря бросать их, товарищ майор. Еще придет час, упадут эти бомбы на головы фашистов!
Майор Карякин только рукой махнул. Конечно же, он и политработник призывали всех летчиков каждую бомбу бросать обязательно в цель, но нельзя же производить посадку с таким опасным грузом. Это было запрещено инструкцией и в данной ситуации могло привести к тяжелым последствиям.
Да, инструкции - плод многолетнего опыта. Для того они и пишутся, чтобы их выполнять. А у нас порой случалось так: прочитают важный документ на построении, подошьют его в дело и забудут о нем. И лишь когда что-то случится, вспоминают: "Ах да, было же по этому поводу указание, да мы запамятовали".
Именно так произошло и у нас в полку. В паре с Анатолием Васильевым мы должны были вылететь на разведку войск противника. Получив задачу, бегом направляемся к самолетам. Механик помогает надеть парашют. Сажусь в кабину. Начинаю запуск.
Но что это? Винт проворачивается, а мотор не запускается. Несколько попыток ничего не дали. Механик открывает лючки, начинает проверять зажигание. Все впустую. Вылезаю из кабины. Делаю знак рукой начальнику штаба, даю знать, что самолет неисправен. Васильев тем временем выруливает на старт. Значит, придется ему лететь одному. Но и его поджидала неудача.