- Будьте, товарищи, всегда верны своей клятве!
Командир умел воодушевить людей. Патетически произнесенные им слона давали нам высокий боевой настрой, напоминали о той большой ответственности, которую несли советские воины, отстаивая родную землю от немецко-фашистских оккупантов.
- В жестоком бою, в минуты грозной опасности никогда не ослабеет рука и не дрогнет сердце у того, кто верен своей клятве и готов защищать родную страну с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом!
В нашей дивизии было много храбрых летчиков и воздушных стрелков. Любой из них был готов на подвиг, на самопожертвование во имя победы. Но среди них особенно выделялись самые умелые и отважные летчики Михаил Бондаренко, Федор Башкиров, Николай Воздвиженский, Николай Оловянников, Михаил Ступишин, Николай Луньков, Абдуестар Ишанкулов, Анатолий Моисеев, Василий Николаев, Юрий Ивлиев, Вячеслав Туркули, Григорий Светличный, Павел Егоров, Гавриил Русаков, Алексей Панфилов, Константин Брехов, Василий Сергеев, Сергей Василенко и многие другие.
Были они не просто храбрыми и умелыми, а, я бы сказал, хладнокровными и мужественными рыцарями неба. Прекрасная техника пилотирования сочеталась у них с искусством меткой стрельбы и точного штурмового удара. В то же время они обычно невредимыми выходили из самых сложных переделок, потому что воевали не по шаблону. Их неуязвимость и постоянный ратный успех, вероятно, во многом зависели и от высокого морально-боевого, психологического настроя.
Хорошо зная тактику врага, они в совершенстве владели боевыми приемами. Помню, летели мы на штурмовку фашистской переправы. Одну группу возглавлял я, другую вел Алексей Панфилов. Облачность на маршруте была десятибалльной. Но в районе цели в облаках появились небольшие разрывы - окна. Когда мы подошли к одному из просветов, я услышал по радио спокойный голос Панфилова:
- Саня, сейчас справа на нас свалятся "мессеры"!
Сказано это было до того обычным тоном, словно он предупреждал меня при переходе улицы, что справа от нас - лошадь с телегой.
Я осмотрелся. И не зря! В голубом разводье неба мелькнули силуэты "мессершмиттов". Гитлеровцы заходили на нас с задней полусферы. В своей излюбленной манере занимали выгодную позицию, чтобы потом открыть прицельный огонь.
Группа Панфилова летела ближе к фашистам. На нее и направлялась первая атака гитлеровцев. Воздушные стрелки нашей четверки приготовились прикрыть огнем самолеты товарищей. Но Панфилов ловко упредил гитлеровцев. Всей группой он выполнил энергичный разворот в сторону противника, и "мессеры" с разгона наткнулись на плотный залповый огонь восьми пушек штурмовиков. Гитлеровские истребители метнулись словно ошпаренные и скрылись за облаками.
- Что, плоха каша? Не нравится?! - с издевкой протянул Панфилов вслед немецким воякам и развернул группу на прежний курс.
Никто уже больше не мешал нам штурмовать переправу. С первого захода мы подняли ее на воздух ударами стокилограммовых бомб, а потом пулеметно-пушечным огнем обстреляли скопление войск, не успевших переправиться на другой берег.
А ведь мог наш боевой вылет сложиться и по-другому, если бы Панфилов не предупредил группу о возможном появлении "мессеров" и не отразил их атаку. Когда мы произвели посадку, старший лейтенант Бабкин стал с пристрастием допрашивать своего боевого друга:
- Как ты узнал, что на нас "худые" набросятся?
Без всякой рисовки Панфилов объяснил, что немецкие истребители обычно барражируют над своими переправами, прикрывая их от возможных ударов с воздуха. Раз это так, то всегда надо предполагать, что они будут ожидать нас именно на подходах к переправе. У гитлеровцев хорошо была поставлена служба наведения. Фашисты, конечно, видели нашу группу с земли и навели на нас "мессеров".
Проследишь за ходом мыслей Панфилова, все у него получается элементарно просто - как дважды два. Но за этой видимой простотой скрывалось высокое воинское мастерство. У него хватало внимания на все: и на пилотирование самолета, и на выдерживание места в боевом порядке, и на прием и передачу команд по радио, и на постоянную критическую оценку обстановки для мгновенного принятия решения.
Алексей Панфилов никогда не "психовал" в воздухе. Не волновался сам и не нервировал товарищей, потому что знал: паника - самый страшный враг в бою. В воздушном бою с "мессерами" этот летчик оставался невозмутимо спокойным, соблюдал осмотрительность и в то же время действовал напористо, дерзко.
Совместимы ли два этих фактора: дерзость и осмотрительность? Несомненно. Они как бы дополняют друг друга. Быть осмотрительным - значит всегда первым обнаруживать противника и никогда не терять его из виду. В авиации говорят, что у летчика, умеющего осматриваться, голова поворачивается чуть ли не на триста шестьдесят градусов. Шею докрасна натирает воротник. А что сделаешь? Надо видеть не только свою группу, свою цель, но и вести объемное наблюдение за всей воздушной и наземной обстановкой при любом положении самолета. Если все видишь, тогда и действуешь уверенней. Плохая осмотрительность - это серьезная опасность в воздухе, это большой брак в подготовке воздушного бойца.
Осмотрительность очень тесно связана с внезапностью. Первым увидеть противника - значит упредить его в действиях. А это и есть внезапность - залог успеха в бою. Внезапные действия ошеломляют, сковывают вражеских пилотов. У слабонервных внезапность вызывает стрессовое состояние, страх перед неожиданно появившимся противником. Внезапные действия порой выбивают из колеи даже опытных бойцов.
Внезапность предполагает прежде всего быстроту действий. Только стремительность позволяет полностью реализовать преимущества, достигнутые внезапностью. Мгновенное использование своего преимущества для преодоления противодействия противника - это уже дерзость. Она ошеломляет, подавляет волю врага, ведет к дезорганизации планового начала в его действиях.
Дерзость в бою - это не ухарство в общежитейском смысле, это настойчивость в преодолении огня противника, как бы он ни был силен, готовность пробиться к цели во что бы то ни стало, мгновенный и решительный маневр, парализующий противника. Дерзость всегда содержит в себе риск. Но риск особого рода. Он вызван необходимостью и, если можно так выразиться, компенсируется знанием, умением, волей к победе. Дерзости без риска быть не может, как не может ее быть и без смелости.
"Смелого пуля боится, смелого штык не берет!" - поется в песне. Эти емкие и гордые слова относятся и к воздушным бойцам. На фронте мы не раз убеждались в этом на примерах своих товарищей, действовавших смело и умело, сочетавших боевой риск с обоснованным, точным расчетом, влиявшим на ход и исход боя. Мы убедились и в том, что знания, умение, воля к победе, помноженные на хладнокровие и выдержку в борьбе с врагом, являются основой нашей науки побеждать.
Однажды, например, возвращавшаяся с задания четверка капитана Башкирова встретилась с восьмью "фокке-вульфами". Наш летчик летел с молодыми ведомыми без прикрытия истребителей. Он быстро оценил обстановку, развернулся и решительно ринулся в атаку. Со стороны Башкирова это не было каким-то безрассудством, шагом отчаяния. Своей атакой, мощным залпом лобового огня Федор перепутал все планы фашистов. Они, конечно, полагали, что штурмовики будут обороняться, постараются как-то оторваться от преследователей, а тут вдруг сами оказались атакованными. Их ведущий был подбит. Он развернулся и со снижением пошел на запад.
Пока гитлеровцы соображали, как им действовать дальше, еще один "фоккер" попал под огонь штурмовиков. Остальные предпочли уйти восвояси. Так дерзость, внезапность действий помогли капитану Башкирову выиграть этот бой. А ведь до начала его простой арифметический счет в соотношении сил, казалось, никак не предвещал поражения гитлеровцев. Но в данном случае их подвела арифметика. В бою с врагом нередко случалось так, что простое численное превосходство ничего не давало ему, если он вступал в бой с нашими асами.
Не сразу, конечно, стали они такими смелыми и умелыми, не за один день и не за месяц пришло к ним мастерство. За плечами у каждого - десятки и сотни вылетов, трудная школа войны.
Лейтенанта Василия Сергеева сбили на восьмом боевом вылете. Подкараулили летчика гитлеровские зенитчики. Снаряд попал в мотор штурмовика. В лицо Василию ударил густой запах бензина. Летчик попытался спасти машину. Он дослал вперед до упора сектор газа, попробовал задрать нос самолета, но двигатель остановился, и беспорядочно замотались по шкалам стрелки приборов. Штурмовик неудержимо падал. Сергеев сел на лес, крылья его самолета сделали целую просеку. Хоть и силен был удар, но деревья все-таки самортизировали падение.
Летчик пришел в сознание и осмотрелся. Кабина его одноместного штурмовика была изуродована, приборная доска висела на проводах, от крыльев остались одни ланжероны, а в фюзеляже зияли рваные пробоины. Хвостовое оперение валялось отдельно. Василий провел рукой по лицу - кровь. Он выбрался из обломков, достал планшет с картой: "Где же это я упал?"
Несомненно, на территории противника. "До линии фронта километров двадцать", - прикинул летчик. Сориентировался по солнышку и пошел на восток. Сгоряча пошел быстро, но скоро начал уставать. Давали себя знать ушибы, болела рана. Шел напрямик - полями, перелесками. Летчика мучил голод. Но в деревни он заходить не решался: вдруг там фашисты?
Чем дальше шел, тем становился злее. Злость притупляла боль, голод рождал упрямство. "Надо выжить, - думал он, - и за все муки отомстить врагу".
Когда пришел в полк, его уже и ждать перестали. В Ульяновск - родной город летчика поторопились послать похоронную.
- Рано еще мне умирать, - еле слышно сказал Сергеев, - пока идет война, у меня слишком много работы...
Подлечившись, Василий опять стал летать. Воевал он смело, по целям бил беспощадно, искал встречи с врагом. Бомбил и стрелял без промаха, радовался, чувствовал, что отомстил, когда видел, как горят эшелоны гитлеровцев, изуродованные взрывами танки, пушки и автомашины противника.
Однажды наши штурмовики наносили удар по фашистскому аэродрому. Вторую четверку вел Сергеев. Его бомбы попали точно на стоянку немецких самолетов. Взрывы разметали несколько вражеских машин.
- Вот и рассчитался я, братцы, за свой сбитый штурмовик! - сказал Василий своим боевым друзьям.
Далеко в нашем тылу осталась и та сторонка, которой шагал в свой полк, прячась от гитлеровцев, летчик Сергеев. Уже вся советская земля была очищена от гитлеровской нечисти. Теперь нужно было добить раненого фашистского зверя в его собственном логове - в Берлине.
Словно соревнуясь с Сергеевым, отважно воевал и капитан А. Васильев. От долгого сидения в самолете у него появилась привычка сутулиться. Со стороны казалось, что летчик как бы пожимает плечами и удивляется: почему его так долго не посылают на боевое задание?
Всю войну он жил от боя до боя. И если хоть один день не летал - не находил себе места. В бою же был до того хладнокровен и сосредоточен, что казалось - решал тактическую задачу не в воздухе над территорией противника, а в классе, над учебным ящиком с песком. Как будто не по его самолету ведут огонь зенитки, не на него заходит в атаку поджарый "мессер".
- Спокойно, орелики! - ласково ободрял Васильев своих молодых ведомых. Сейчас оприходуем этого бандита. Пономарев - огонь!
Воздушный стрелок старшина Пономарев рос почему-то не вверх, а вширь. Плечи - косая сажень, а сам чуть повыше плеча своему командиру. Настоящий борец. Встанет в стойку - с места не стронешь. И характер - кремень. Стрелял отменно: немало вражеских истребителей сбил, за что имел несколько наград. Этот воздушный стрелок отличался олимпийским спокойствием, выдержкой, которой требовал от нас суровый учитель - война.
- Огонь - Пономарев! - командовал Васильев.
- Есть, огонь! - отвечал Александр и брал "мессера" на мушку. Если не собьет, то уж отгонит обязательно.
- Полетел издыхать! - докладывал в таких случаях стрелок командиру.
Однажды гитлеровские "флигеры" попытались перехитрить нашего Пономарева. В атаку на штурмовик сзади сверху свалились два "мессера". Дали несколько очередей и снова набрали высоту, делая вид, что собираются повторить маневр. Все внимание воздушного стрелка, естественно, было приковано к этой атакующей паре. Однако, помня о коварстве врага, Пономарев не забывал осматриваться. Он заметил, что еще пара таких же стервятников подкрадывается к штурмовику снизу. Мгновенно воздушный стрелок перекинул свою турель. Две секунды ушло на прицеливание. Короткая, но меткая очередь резанула по вражескому истребителю. Противник был сбит.
Экипаж капитана Васильева нередко вылетал на свободную "охоту", на разведку. В самую нелетную погоду дерзко проносился он на малой высоте над линией фронта, выслеживал скопления танков, засекал огневые позиции батарей, уточнял передний край обороны и доставлял в штаб самые свежие сведения о противнике.
Вспоминая прошлые бои и фронтовых друзей, с восхищением думаешь об их мужестве и благородстве, высоком понимании долга, презрении к смерти, о возвышенном чувстве войскового товарищества. "Сам погибай, а товарища выручай" - этого правила всегда придерживались в бою наши лучшие воздушные бойцы. Хорошо сказал о них Александр Твардовский:
У летчиков наших такая порука,
Такое заветное правило есть:
Врага уничтожить - большая заслуга,
Но друга спасти - это высшая честь!